Отпечатки вен

Если мысли наши - кровь, то сны - отпечатки вен.

Кевин вполоборота сидит на столе, и на нем - только домашний ханбок, спущенный с плеч. Комната освещается настольной лампой, вывернутой к потолку; тени, созданные ей, расчертили худое тело своими узорами. Кевин похож на борзую собаку - поджарую и жилистую, обманчиво тонкую, но сильную. Светлые волосы скользят по плечам, намекая смотрящему, что они не против, чтобы их поправили. Чертов вокалист в принципе был воплощением этого "не против", и это было самым ужасным. Вот он поднимает глаза и улыбается. Пальцы рассеянно поглаживают поверхность стола, кончиками задевая лежащий на ней нож. - Кисоп? Я рад, что ты пришел, - его голос часто сравнивали с журчанием ручья, и были правы. Ручьи могут переходить в реки, а те - оканчиваться водопадами. Такими, что вниз - только насмерть, а повернуть уже не можешь. - Поможешь мне? - и изящная рука берет нож, а Кевин смотрит вопросительно. Кисоп может только нервно сглотнуть и подойти. Вообще-то он хочет ответить, но голосовые связки будто исчезли - он даже напряжения в них не чувствует. - Ты не можешь говорить? - в глазах участие. - Прости, пожалуйста. Но ты ведь поможешь мне? И Кисоп кивает, а Кевин вкладывает нож в его руку. Кладет свою поверх - чтобы не выронил - и ведет, касается лезвием левой стороны собственной шеи, чуть ниже линии подбородка. Кисоп почти чувствует, как сталь царапает кожу. Вокалист улыбается, и рука движется вниз, медленным, но коротким штрихом. Из ранки тут же вытекает ручеек крови, а Кевин даже не вздрагивает. Он смотрит Кисопу прямо в глаза, все так же обезоруживающе улыбаясь, словно не он творит сейчас черте-что. Шепот почти не слышен, но танцор чувствует его всем своим существом. "Еще". *** Кисоп не знал, с какой такой радости на его голову взялись подобные образы. Вообще он склонялся к той же мысли, что и все в их группе: от Кевина словно бы исходило светлое-светлое сияние. И все было им пропитано: волосы, кожа, взгляд, оттенок голоса, походка, характер... Без какого-либо подвоха. Их маленький вокалист просто дарил себя всем и любил как-то безвозмездно: наверное, он был первой из причин, из-за которых ольджан выдержал давление после прихода в группу. Кисоп так не умел, но тянулся к этой любви и грелся ей. Как и вся группа. А потом все полетело к чертям. Кисоп хорошо помнил момент, когда умер в первый раз. Это был их танцевальный зал, где тогда горели не все лампы; Ксандер громко спорил с Донхо о пользе, кажется, бананового молока во время репетиций (долго и аргументированно); лидер и Сухен переговаривались о чем-то более серьезном, Кёндже был погружен в себя и, дойдя до зеркала, стал придумывать себе движения для сольника... а Кевин тогда стремительным вихрем подлетел к магнитофону и включил их "Man man ha ni", отмотав до своей части. Кисоп не знал, почему все переменилось именно в тот момент. Но когда вокалист начал свою связку, он был уже не тем Кевином, которого он знал. Словно разом обнажились все острые углы его души, сломались, оставив на ней кровоточащие порезы; и вот этой кровью Сонхен рисовал свой танец. Каждый раз - как в последний раз в жизни. Нет, Кисоп осознавал, что все они - артисты, перевоплощение было для них основой профессии, но... А что "но"? Он сам не мог себе объяснить. И пришел в себя только тогда, когда обнаружил, что Кевин стоит около него, смотрит своими невинными глазами и спрашивает что-то. - Что, прости? - Кисоп досадливо взъерошил себе волосы. - Я спрашиваю, как тебе? Подойдет такой отыгрыш на этот номер? Я просто долго думал над словами директора насчет концепта... - Сонхен пожевал губу. - Тыыыы... - он сглотнул, пытаясь собраться. - Неплох. Кевин просиял. - Спасибо, - от глаз разошлась сеточка морщинок улыбки. - А что ты так задумался? - Задумался? А... А! Ты ошибся. - Где? - глаза тут же стали серьезными. Кисоп судорожно перебрал моменты танца, с ужасом понимая, что, кажется, ляпнул глупость - младший ошибался редко. - Перед последним припевом момент, после соло Ксандер-хёна, - ответил он, пытаясь выглядеть максимально серьезным. - Разболтанно выглядит. - Тааааак, а ну-ка все построились! Пока хореограф не пришел, чистим, - провозгласил вынырнувший изниоткуда Кибом. - Если уж у Кевина проблемы... давайте, пять-шесть-семь-восемь! Ю-кисс с тяжелым вздохом разбрелись в расстановку. Тут же выяснилось, что ошибка в этом моменте была почти у всех, поэтому Кисоп с облегчением отвлекся на проблемы более насущные, чем чертовщина вокалиста. *** Поле, залитое лунным светом, кажется бескрайним. Когда-то пестрый, но теперь похожий на тонкое белое кружево ковер полевых цветов еле заметно колышется под легкими порывами ночного ветерка. Кисоп, присев, аккуратно проводит кончиками пальцев по цветам клевера, не решаясь сорвать. Он давно мечтал о чем-то таком. Спокойствие и свобода... А еще тут были звезды. Много-много звезд, которых в городе... ну, все так говорят. А еще тут был Кевин. Тонкий, словно сотканный из этих самых полевых цветов, в простой белой одежде. Будто и не айдол, а так, мальчишка из захолустья вышел нарвать чего целебного. Брюки висят - конечно же, Сонхену все размеры велики. Он не отрывает от Кисопа глаз - в этот раз ярких, смеющихся. - Хорошо тут, а? - мечтательно спрашивает Кевин и раскидывает руки, словно желая обнять все поле и небо. - Тебе не холодно? - вместо ответа. - Что ты... Нет, самое то. По-моему, в летнюю ночь только такая погода и должна быть. - Сентиментальный, - улыбается Кисоп. - Прогуляемся? - Тогда обещай, что мы ищем фею, - глаза загораются задорным огнем. - В такие ночи они могут появиться. - Что угодно для нашего Кевина, - он вздрагивает, когда тонкие пальцы переплетаются с его. Прохладные, но сейчас согреются. Сонхен тихо смеется, и Кисоп улыбается в ответ - ну как можно такому чуду не улыбаться? - и они бредут куда-то в сторону горизонта, не забывая внимательно всматриваться в каждый стебелек. Фею они находят, когда выходят к рощице чуть левее: та лежит у ручья, и из хрустальных крыльев выломаны осколки; цел только полупрозрачный остов. Кисопу больно даже просто смотреть на это. У нее роскошные темные волосы и ангельский лик, но она, конечно же, не дышит. Кевин склоняет голову и, видимо, молится. Он нежно проводит пальцами по плечам феи и касается разбитых и порванных крыльев. Ведет линию к лопаткам, к их основанию. Кисопу больно смотреть, и в голове почему-то прокручиваются сцены, где фея - это он, и это его полупрозрачные сухожилия рвутся по нитке. Со стеклянным хрустом ломаются кости...и теперь он не может оторвать взгляда. Кевин доводит до острого края и кладет все пальцы на крыло. А затем сжимает и резко дергает, и болезненный хрустальный звон разносится по роще. *** Кисоп не знал, с чего ему начали сниться такие сны. Это было не первую ночь, это длилось и продолжалось, и в снах обязательно фигурировал обманчиво-невинный, но на самом деле опасный Сонхен. Их Сонхен. Просыпался Кисоп в холодном поту и тяжело дыша - и был в кои-то веки рад, что они с одногруппниками живут порознь. Это его сумасшествие, и оно останется при нем. Но смотреть на Кевина становилось все тяжелее. Проблема снов была еще и в их пугающей реальности, и из-за этого Кисопу иногда казалось, что их маленький вокалист вот-вот сорвет свою ангельскую личину, обнажая под той клыки, с которых капает чья-нибудь кровь. Но Сонхен оставался самим собой: всегда доброжелательным, искренним и старательным. Только образ сценический немного поворачивал картинку. В нем Кевин был словно соткан из темных ниток страсти: гибкий и чувственный. После серии тренировок перед зеркалом он одним взглядом мог зажечь в человеке то запретное пламя, которое в нем таилось под заслонкой повседневности. Он звал, и ему нельзя было не ответить. Как профессионал, Кисоп немного завидовал такому умению вжиться в образ. Все они умели нечто подобное, но только у Кевина выходило не просто вжиться, а зажить. Это был не человек, играющий роль другого, это и был другой человек. ...хорошо, да, это могло бы объяснить его сны. Другой вопрос, что они начались раньше, чем Кевин начал практиковаться в новом образе. *** С крыши фотостудии открывается неплохой вид. Ветер прохладный, но его можно и перетерпеть. Собственно, Кисоп и терпит, проветривая заодно мысли в уставшей от всего голове. На крыше соседнего дома квартируются голуби, и танцор не может сдержать улыбки, разглядывая их. Десятки маленьких илаев курлычут, спят, чистят перья, перелетают с места на место и клюют заботливо рассыпанный кем-то хлеб. Видимо, жильцы решили позаботиться о птичках. До конца фотосессии остается полчаса. Тридцать минут до того, как его официально хватятся. Отойти от съемочного павильона на чуть-чуть - нормально, больше - нельзя, но все деликатно делают вид, что все в порядке, а паниковать начнут минут через десять после конца съемки. Вдруг у него тут где-то девушка. Нет, по идее все они ждут своей судьбы среди киссми, но на практике-то остаются людьми. Не пались перед камерами, следуй графику - и тебя будут прощать. По крайней мере, Кисопа в свое время прощали. А сейчас он и правда вышел проветриться. Потому что в помещении слишком жарко и слишком душно, голова болит от недосыпа (чертовы сны), а виски ломит от противоречий. Каких - да чтобы он сам знал... Донесся скрип двери, ведущей с крыши. Кисоп с трудом заставляет себя не оборачиваться. Ветер захлестывает его, и на секунду он забывает, как дышать. - Кисоп! - доносится сзади. - Ничего себе совпадение. Он оборачивается. Ну да, кто бы сомневался. Кевин подходит к нему, разглядывая с таким вдохновением, словно видит в первый раз. - А ты как тут оказался? - спрашивает он. - Воздухом дышу. Ты разве не меня искал? - Нет... мемберы думали, ты в туалет вышел. А мне просто интересно стало, что здесь на крыше, - Кевин смущенно улыбается. - Ребячество, да? - Ну... у нас фотосессия, - усмехается Кисоп. - А мы тут. - Придется всем нас сегодня простить, - смеется. - Красиво тут, правда? - и переводит взгляд: - О, сколько голубей! Может, Илай тоже среди них прячется от фотографа? Танцор фыркает. Кто бы сомневался, на что Сонхен обратит внимание. - Иди поищи, - выходит чуть грубовато. - Не допрыгну! Несколько минут они просто молчат, рассматривая город с высоты. А может, голубей. А может, друг друга - боковым зрением. Кисоп, по крайней мере, ловит себя на том, что его взгляд сбивается. Он ждет чего-то? - Вообще, если бы у меня была девушка, я бы обязательно привел ее куда-нибудь в похожее место, - задумчиво говорит Кевин. - Люблю небо. А ты? - Я? - Хотел бы провести свидание на крыше? - И это у меня спрашивает самый невинный мембер, - усмехается Кисоп, понимая, что мыслей в голове - ни одной. - Не знаю. Надо подумать. - Ну эй! Я же из любопытства. - Да я понимаю. Ну... может быть. Мне пока некем вдохновляться. - И это говорит самый красивый мембер, - смеется Кевин. - Ты не выспался, что ли? - С чего взял?.. - Я первый спросил! - Может быть, - Кисоп пожимает плечами. Сонхен вздохнул. - Пойдем к остальным? - спрашивает он. - Тут хорошо, но нельзя, чтобы волновались. Ольджан приглашающе взмахивает рукой в сторону двери и чуть кланяется, с абсолютно неподражаемым лицом изображая из себя дворецкого. Сонхен улыбается и идет вперед, в уютную темноту лестничной клетки. Ступив на лестницу, Кисоп понимает, что внутренне замер на том моменте, когда они стояли и смотрели на город, а он чего-то ждал. Впрочем, думать на эту тему сонный мозг отказывается, да и какое думать, черт возьми, если он возвращается к согруппникам... *** Они - на морском берегу. Ноги тонут в тонком и теплом крошеве песка, а бриз приятно обдувает лицо. Волны накатывают на берег, рисуя пеной ведомые только морскому богу письмена. В этот раз он застает Кевина сидящим около линии прибоя. Тот задумчиво перебирает руками крошечные белые ракушки и смотрит куда-то за горизонт. На нем только плавки, да и те сухие. Закатное солнце играет на подтянутых мышцах и точеном лице. - Почему здесь? - стараясь звучать как ни в чем не бывало, спрашивает Кисоп. Сам он полностью одет, и с каждой секундой все больше ощущает все неудобство и глупость этого факта. Кевин вздрагивает и поднимает на него глаза. - А разве плохо? - спрашивает он. - Снимай одежду, поплаваем. - А если я не хочу? - Кисоп садится на песок рядом. Осколки ракушек тут же впиваются в ладони, но это не очень больно. - Ты ведь совсем не знаешь моря, да? - со вздохом. - Только то, что в нем живет Царь Драконов, - усмехнулся танцор. - Спасибо книжкам с мифами. - Я думал сходить к нему, - его пугает сонхенова серьезность, но это ведь сон. А во сне бывает всё. - Но разве мы для этого здесь? Кисоп вздрагивает, уставившись на него. Вопрос обычный, но почему-то пугает. Он вдруг понимает, почему так неудобно оставаться одетым. Но раздеваться при таком раскладе ему не хочется еще больше. И даже думать не хочется, что о нем говорит этот факт. И через секунду ловит себя на том, что все-таки раздевается. Тело двигается само по себе, а Кисоп будто бы смотрит со стороны и ничего не может сделать. Да и хочет ли? Сонхен все так же сидит, не отрывая от него глаз, и закатное солнце греет его скулы. А Кисоп вдруг понимает, как его раздражают эти глаза. Как хочется ударить со всего размаху в этот висок - и впечатать этого манипулятора в песчаную гладь, пропитывая её кровью. А лучше... Бьет в голову адреналин, рождая ярость. Что-то здесь не так. Нет. Здесь всё не так. - Сволочь, - выдыхает он. И таки бьет. В висок, со всего размаху, откидывая не успевшего оказать сопротивления Кевина в море. И еще раз. Вода окрашивается красным, но это замечательно. Впиться пальцами в волосы, намотать их - и вдавить вокалиста под воду, проверяя на прочность легкие. Пусть кашляет, пусть вырывается. Еще удар. Почему он не сопротивляется? Какого черта он не сопротивляется?! Кисоп приходит в себя, когда понимает, что в воде слишком много красного, а сопротивления по-прежнему нет. Что Кевин кашляет и стонет, выламывает руки и ноги - но почему-то ничего не предпринимает. Комедия. - Вставай, - дрожащим от все еще не отступившей ярости голосом говорит Кисоп. - Давай же, я не верю тебе. Сонхен замирает и вскидывается. Лицо его разбито и постепенно набухает отеками. Сочатся, смешиваясь с водой, кровавые ручейки. - Не веришь? - спрашивает он тихо. И вдруг встает в полный рост, а Кисоп понимает, что вокалист намного выше него, и становится еще выше, и что раны на нем затягиваются. Он завороженно смотит, как стекает с подтянутых мышц вода, серебрясь на солнце. Или... нет. Через секунду морской змей серебряной молнией рванулся вперед, одним движением прокусывая ольджану горло и скрываясь с ним в водной глуби. *** Честно говоря, Кисоп вообще не хочет задумываться ни о чем. После репетиций менеджер решает, что сегодня они заслужили пир, и ведет их в традиционный ресторан, а там ольджан понимает, что смотреть не может на морепродукты. Но тем не менее они всей группой сидят за одним столом, жарят мясо, смеются, и все действительно хорошо. Вот только взгляд опять предает, соскальзывая на светлые волосы и рождая внутри странную решимость. Почему Кевин снится ему? Потому что беспокоит. А почему беспокоит?.. Сонхен с Кёндже, перебивая друг друга, рассказывают менеджеру случай с репетиции, который тот внезапно пропустил. Время от времени к ним вклиниваются Ксандер с Кибомом, внося смуту в и без того не очень стройный рассказ. Мясо на время забыто, чем и пользуется маннэ, то и дело таская внеурочные кусочки и переглядываясь с Сухеном и Кисопом, как с соучастниками преступления. Нет, четко говорит себе танцор. Просто нет. Кевин, видимо, почувствовав взгляд, улыбается Кисопу - и тот ловит себя на том, что уголки его губ тут же ответно ползут вверх. Но это нормально. Это сонхенова аура, ей никто не может сопротивляться. Да и зачем? Жить так намного приятнее. Если, конечно, спать без сновидений. После ужина Кисоп возвращается домой все в том же странном состоянии ожидания. Оно раздражает его: ему кажется, он сросся с этим состоянием, и оно, как паразит, мешает ему жить. Еще с той самой фотосессии. Хотя, может и раньше. А спать нельзя. "Не хочешь прогуляться до той крыши, а?" "Кошачья жизнь :)" - приходит ответное сообщение. "Серьезно. Сейчас~". "Мы сошли с ума? :D" Кисоп надолго задумывается, прежде чем ответить. Он-то с ума сошел давно. И, кажется, скоро придется добровольно сдаваться в психиатрическую. Только кем он будет после этого? Компания выбрала его и доверилась ему. Здесь у него любимое дело и любимая группа. Здесь, в конце-концов, этот... ударенный. Нет. Из-за кого он сам стал ударенным. Кисоп бы с радостью забыл свои сны, особенно после того, как понял, что какая-то его часть наслаждается болью в них. И при этом жадно вглядывается в Кевина настоящего, ища в нем хоть одно сходство с тем, находя только общие очертания, а затем спотыкаясь об сценический образ и увязая в нем. Потому что он был воплощением боли. И причиняющего, и принимающего ее в одном лице. И, что хуже, боли сладкой. А потом образ заканчивался, и начиналась полная ему противоположность, но это затягивало еще сильнее. Ожидание. "Давай сойдем", - пишет он. "Сдаюсь под твою ответственность :D" Сердце замирает и продолжает свой ритм. *** Сеул - ночная столица. В это время на улицах тихо только у окраин, центр же продолжает отмерять свой пульс. Люди растекаются по барам и ночным клубам, искать приключений или же просто весело проводить время. Может быть, Кисоп и не прочь сходить в один из ночных клубов. Натанцевался бы. А потом подцепил бы там девчонку и взял, прижимая к стене в каком-нибудь коридорчике. Хотя, конечно, его могли и узнать, но на такой случай были еще закрытые клубы, были гей-клубы... к слову, да, если вместо девчонки подставить какого-нибудь паренька, хуже бы не стало. Или же наоборот, того, кому Кисоп сам мог бы отдаться - может, хоть тогда выветрилось его сумасшествие. Он просто слишком долго был один, вот и поехала крыша. Зазывалы машут ему, но Кисопу не сюда. Ему все-таки ближе к окраинам, просто на другую сторону города. Он чудом успевает запрыгнуть в отходивший уже автобус, чуть ли не до глаз закутавшись в шарф. Люди время от времени косятся, но в холодную погоду и не такое встретишь. Лучше уж быть повернутым на здоровье, чем айдолом Ли Кисопом, хотя он подозревал, что все равно выдает себя чем-то. Но, может, эти люди не смотрят телевизор. Или не запоминают сотню айдолов. Или просто деликатны. В общем, той ночью ему везет, и через двадцать минут Кисоп выходит у здания, где располагалась фотостудия. Большая часть окон не горит, и ему вдруг думается, что крыша может быть закрыта. И что это будет? Два айдола ломают двери, утренняя сенсация... Около здания никого нет, но это еще ничего не значит. Медленно тянутся минуты подъема. Дверь на крышу распахнута настежь - то ли сюда нагрянул безумный самоубийца, то ли кто-то просто включил безалаберность. А за ней - темно-синее небо и тысячи огоньков города. Как выяснилось, Сонхен не только приехал, но и приехал раньше. И притащил термос. - Надо было захватить кимпаб, - вместо приветствия ухмыляется Кисоп. - Был бы пикничок. - Ты еще можешь спуститься за ним, - мило улыбается Кевин. - Я подожду. - Нет уж! Сам спускайся. Они смеются, и Сонхен, отлив немного чая в крышечку термоса, протягивает ольджану. - У тебя холодные руки, - замечает Кисоп, забирая ее. - Долго тут? - Нет, ты что! Просто я по жизни мерзну. - А одежды теплее не захватил. - Не захватил, - улыбается Кевин. - Придется греться! - Кисопа захватывает странная веселость и он, недолго думая, поддается ей. - Давай сюда руку. Сонхен протягивает ему обе, на что ольджан фыркает, якобы недовольно. А затем переплетает пальцы правой руки с сонхеновской левой, вторую положив тому на талию. Кевин, поняв намек (и всё больше походя на любопытного ребенка), кладет руку Кисопу на плечо. - Только вообще-то я мужчина, - он кивает в сторону ладони на талии. - Так удобнее. Но раз уж ты мужчина, давай веди. - Я не очень умею, - смеется. И, прежде чем Кисоп успевает что-то ответить, делает шаг, заставляя того отступить. Поворот. Еще шаг, уже более уверенный. А спустя несколько секунд Кевин ведет так, как будто всю жизнь танцевал только вальсы, и Кисопу остается только следовать, соответствовать и понимать, что не улыбаться невозможно. Дыхание захватывает так, как не захватывало ни на одном из их, Ю-кисс, танцев. Мысли кружатся вместе с небом, а глаза - те прикованы к блестящим озорством и какой-то безумной свободой глазам Сонхена. Он ни разу не видел его таким. Да никто не видел. И пусть так и остается. "Мы сошли с ума?" "Давай сойдем". - У меня голова кружится, - доверительно сообщает Кевин, когда они проходят в опасной близости от края крыши. - Ну обрадовал, - усмехается Кисоп. И перехватывает инициативу, заставляя партнера остановиться. Кевин послушно тормозит - и тут же обнимает его, заставляя вдохнуть воздух чуть более прерывисто. Ольджан не знает, сколько они так стоят, делясь теплом. Голова кружится, мысли все еще в полете, и Кисоп, повинуясь просто порыву, на миг прижимается губами к сонхеновскому плечу. Сердце на мгновение сжимается, то ли от страха, то ли от пьянящей наглости. И, стоит Кевину шевельнуться, он прижимает его к себе сильнее, теряя контроль и зарываясь носом в шею, ловя его запах, скользя по коже губами. Оставляет жадный поцелуй на ключице, выше, еще выше... и замирает, держа ладонями лицо, дыша в губы и чувствуя, как эмоции вот-вот хлестнут через край. И не дай бог, как во сне. Воспоминание о сне подействовало, как пощечина. Может быть, это и есть сон? Кевин, к слову, и сейчас не сопротивляется ни единому его жесту. Только ахнул удивленно и потерялся в судорожном дыхании, сбивающемся от каждого поцелуя. И смотрел прямо в глаза, не отводя взгляда. А взгляд - ошалевший, безумный. - Кисоп... - он пытается позвать, а получается почти как стон. - Что? - дыхание все такое же тяжелое. А какое еще может быть, если, пройдя фильтры сна и реальности, желание распаляет его не хуже натурального огня? - Что ты творишь? - Схожу с ума, кажется. - Ты же понимаешь, что здесь лучше остановиться? - Почему? - Нужно. Ты и так слишком много меня останавливал, кричит сознание Кисопа. Мучал, убивал, заставлял страдать... буквально и фигурально. Не делай этого сейчас, даже если это снова сон. Пожалуйста. - Не могу, - бормочет Кисоп. Поцелуй выходит медленным, отчаянным и сладким. Кевин замирает, но спустя секунду сдается, со стоном скользя языком по чужим губам. Слишком хорошо. Кисоп углубляет поцелуй, руками соскальзывая с шеи Сонхена на талию и спину. Он пытается быть нежным, хотя хочется вот уже сейчас расцарапать тому кожу до крови. И в этот момент понимает, что вот сейчас точно потеряет остатки контроля. И что сделает - неизвестно. Кисоп отстраняется, медленно выдыхая. Кевин на автомате тянется к нему, но тут же берет себя в руки. - Самый невинный мембер, значит, - тихо смеется танцор. И ласково гладит Сонхена пальцем по виску. - Что ты со мной сделал... - Прости, - тот отводит взгляд, пряча глаза за ресницами. - Мне казалось, тебе нравится. - Просто я действительно немного сошел с ума, - Кисоп тоже опускает глаза, к счастью, не пытаясь осмыслить слова Кевина. - Хотя может, и не немного. Он хочет сказать что-то еще, но слова не лезут в горло. Поэтому он просто пытается восстановить дыхание, заставить сердце колотиться чуть медленее (а значит, и кровь будет приливать куда не надо не так быстро), заставить мысли собраться... Не получается. Он пропал. - Мы про термос забыли, - говорит, наконец, Сонхен. И поднимает взгляд, смотря на Кисопа своими лучистыми глазами. *** Домой Кисоп вернуться так и не решается. Ключи от их танцевального зала у него есть, охранник его знает, проблем - никаких. Но Кевин, конечно, остался при уверенности, что ольджан уехал именно туда, куда нужно. В принципе, так и было, только понятие "куда нужно" у них немного не совпало. Замок на двери зала глухо щелкает, открываясь. Кисоп, устало ввалившись вовнутрь, на автомате оглядывается по сторонам. Это была плохая идея. И вон то чуть раньше ночью, и вот это сейчас - очень плохие идеи. Кевин, несмотря на отзывчивость, в первую очередь айдол, который помнит о репутации группы. А в танцевальном зале нельзя сильно шуметь, и нужно свалить до семи утра. А потом быть идеальным на всех репетициях и прочих мероприятиях... но как быть идеальным, когда чувствуешь, что рассыпаешься на части? Кисоп знал, что ошибка была слишком большой. Ночь - странное время суток, и она вдохновляет людей на странные вещи. И да, Кевин отзывчив. Поэтому - можно смело вычеркивать все мысли о значении их танцев на крыше. А утром он по полной огребет. Друга, конечно, не лишится, но все равно жить с ощущением, что открыл свою слабость и болезнь... Кисоп, сжав зубы, втыкает в уши наушники и встает, чуть пошатнувшись, начиная свою безумную импровизацию. Музыка. Много музыки. Вот что спасет его. И жаль, что в нотах нельзя раствориться. *** Он понятия не имеет, где находится. По опыту всех прошлых раз (а он почему-то их помнит, как будто они были реальны), Кисоп понимает, что место должно быть неплохое, и рядом, конечно же, должен обретаться его персональный не очень добрый фей. Но вокруг кромешная темнота, и ольджан запоздало осознает, почему - на глазах туго завязанная черная лента. И снять ее не выходит. Кисоп медленно вдыхает и выдыхает. Нет, он даже танцевал как-то с закрытыми глазами - неплохо развивает координацию. Но сейчас он чувствует себя на краю пропасти, и гарантий, что реальная ситуация чем-то отличается от его предположения, нет никаких. Реальная... Это сон. А значит, ничего хорошего можно не ждать. Кисоп не слышит шагов за спиной и поэтому едва не подскакивает, когда на бедра ему ложатся чьи-то пальцы. С трудом сдерживает инстинкт ударить невидимую угрозу. - Страшно? - негромко говорит незнакомец голосом Сонхена. Это сон. И здесь он другой, не такой, как в реальности. Здесь Сонхен всего лишь воплощение кисоповских страхов и впечатлений от сцены. Его - ладно - желаний. Да и нельзя ли назвать сам страх в некотором роде желанием? Ему хотелось так думать об этом Кевине. Очень. - Ну же, Кисоп, что ты молчишь-то? - Помоги мне, - максимально спокойно говорит тот. - Сможешь? - Как? - Лента, - он стучит по ней указательным пальцем. - Можешь снять? Руки, лежавшие на его бедрах, проскальзывают по животу и обнимают, притягивая к себе. Какое теплое воплощение страхов. Но главное, что Кисоп замечает - абсолютно спокойное, никакого мешающего возбуждения или еще чего. Но это логично и правильно, и почему вообще должно быть иначе?.. А то, что на поцелуй ответил... ну понравилось. Ну захотел, чтобы понравилось и Кисопу. Слишком разные смыслы они вкладывают в эти факты. Одна рука остается на талии, уже с противоположной стороны, а вторая неспешно скользит под шершавую ткань джинс. Кисоп задыхается и закрывает глаза под повязкой. - Так можешь? - повторяет он, чувствуя тонкие сонхеновские губы на своей шее. - Не хочу, - почти мурлычут ему в ответ. - Ты же и так всё понимаешь, зачем тебе еще и видеть. - Не убивай меня, - только и просит танцор. - Сейчас. Его шеи касается чужая усмешка, а через секунду ногти, чуть царапавшие Кисопу нежную кожу в паху, становятся когтями. И замирают, словно ожидая новых слов. Если бы здесь был обрыв, Кисоп сбежал бы прыжком вниз. Сердце полнится болезненным разочарованием и захлебывается в нем. Поэтому Кисоп просто прижимает предостерегающую его руку к себе, протыкая когтями кожу. И медленно ведет ей вверх, оставляя на себе кровоточащие порезы - пять штук. Кровь заливает ему джинсы, но плевать. Так правильнее. *** Просыпается он от ощущения передряги, в которую вот-вот попадет, но еще пару минут отстраненно разглядывает свое отражение в зеркале. Оно - в паре сантиметров от глаз. Кисоп растянулся около зеркальной стены и уснул, а вот когда успел - черт его помнит. До времени, когда сюда должны приехать остальные Ю-кисс, остается от силы полчаса, и ольджан с трудом находит в себе силы встать, выйти из зала, закрыть его и изобразить, что он просто пришел заранее. Одногруппники подтягиваются почти вовремя. Донхо виснет у него на шее, а Ксандер, зубасто улыбаясь, машет издалека. Илай, Сухен и Кибом жмут руку и приобнимают. Что Кевина нет, он замечает мгновенно, но спросить мешает какая-то странная робость. Поэтому Кисоп молчит, оглядываясь по сторонам и слушая, как рэперы обсуждают утренние новости. - Хёны, а Кевин-то где? - спрашивает, наконец, Донхо. Кисоп вздрагивает. - Не вынес, видимо, раннего подъема, - Илай мягко улыбается. - Да ладно, хореографа все равно нет пока. Маннэ фыркает и ворчит под нос, выражая все свое отношение к "не умеющим следить за распорядком дня почему-то старшим". Он не со зла, но "нечестно же". Когда приходит хореограф, Кисоп чувствует себя на пороховой бочке. Где носит эту диву недоделанную? Фей чертов, как во сне приходить, так запросто, а как в реальности... Сонхен появляется на полчаса позже, абсолютно беззаботно разговаривая с менеджером. Кланяется хореографу и извиняется, и не простить его, конечно, нельзя. Он мгновенно включается в общую работу. Кисоп вздыхает с облегчением и тут же понимает, что в сторону Кевина смотреть не может. Совсем. Но у реальности свои планы на него, и поэтому, когда в репетиции возникает маленький перерыв, он обнаруживает, что Сонхен, закончив повторять связку, движется к нему. Во рту тут же пересыхает, но Кисоп, собрав остатки душевных сил и чувствуя, как его немного ведет от недосыпа, улыбается вокалисту. - По ночам у меня танцевать выходит чуть лучше, чем днем, - говорит Кевин как ни в чем ни бывало и вздыхает. - Да и ты сегодня усталый какой-то. Он на краю пропасти, и внизу - огонь. Он падает. А чего он, собственно, ждал? - Рааано, - Кисоп показательно зевает. - Главный минус в карму музыкальной индустрии. От меня лично. Сонхен пожимает плечами и ольджан вдруг понимает, что на него смотрят слишком внимательно. - И всё? - Кевин-щщи, кажется, сегодня вы забыли, что не являетесь моей матерью, - Кисоп, пересилив свою подозрительность, скалится и, вдруг порывисто обняв вокалиста, кружит его над полом. Тот заливисто смеется. - И, надеюсь, не станете ей. - Будь лучшим, - Сонхен доброжелательно хлопает его по плечу и отходит к позвавшему Илаю. А Кисоп долго смотрит в зеркало на его отражение и думает, почему же так жарко и тяжело. И когда это, черт его возьми, закончится. *** Почти умерев в танцевальном зале, они отдыхают полчаса и поднимаются под самую крышу, репетировать баллады к новому альбому. Преподаватель отпаивает их травяным чаем и травит байки про других вокалистов, которых она обучала. Так она дожидается, когда ее подопечные немного придут в себя. Кисоп еще не очень силен в пении, поэтому репетиция отнимает всё его внимание. А после нее он никуда не торопится, запутавших в мыслях о смысле песни, которую они репетировали. Интересно, почему о любви петь дают тем, кто, по идее, должен любить только фанатов? И почему - только об одной любви (тут вопрос чисто риторический, но все же). Иногда Кисоп жалеет, что не умеет преобразовывать мысли в ноты. Но это пока. А дальше - из одних его снов вполне получился бы сборник. Его передергивает от одной мысли об этом. Кисоп еще пребывает в своем маленьком мире, когда его ласково окликают. Отзываться не хочется совсем. - Кисоп, - ладонь Кевина ложится на его и чуть тормошит. - Вернись к нам. - Да куда я денусь. - Я бы с тобой поговорил, - слова получаются почти застенчивыми, но Кисопа они не обманывают. Он ждал этих слов, и они жгут раскаленным железом. - Здесь? - спрашивает отрешенно. Кевин задумчиво оглядывается. Их вокальный класс пустой, но это не отменяет возможности чьего-нибудь возвращения. А Кисоп понимает, что в голове - ни мысли. Сердце стучит размеренно, а остальное, кажется, вообще не работает, раз чувствуется только этот стук. Кевин, наверное, тоже его слышит. Забавно, в песнях всё это кажется намного...проще, что ли. И вообще бывает только там. - Честно говоря, не уверен, что готов говорить, - слова выходят отрешенными, как он сам. Ему слишком больно смотреть на обеспокоенного Сонхена перед ним, и он смотрит дальше, куда-то в свою душу. И тонет в ее темноте. - Вчера я не был пьян. Был дураком. Но иначе не мог. Сказал. По идее, дальше должно случиться что-то либо ужасное, либо прекрасное, но окружающий мир не меняется, и Сонхен все тот же. Не кидается ни убивать, ни любить его. Просто слушает. - Кисоп, - понял, что должен среагировать. Но почему до сих пор ничего не сделал? - Мы ведь друзья? - резко спрашивает ольджан, перебивая. Он не сможет иначе. Он не хочет жить во сне. - Конечно. - Значит, прими такого ужасного друга, - Кисоп, наконец, поднимает глаза и, перевернув свою ладонь, ловит кевиновскую руку, все еще лежащую на его. А затем, в последний момент таки не выдержав и опустив взгляд, осторожно прижимается губами к перекрестью вен у костяшек его пальцев. У Кевина перехватывает дыхание, но руки он не вырывает. Вежливый. - Как-то так, - бормочет ольджан. Он уже будто бы не ждет ответа, но все равно секунды молчания кажутся ему нереально длинными. И поэтому вздрагивает, когда его лба касается чужой. Поднимает глаза чисто автоматически - и встречается с таким пронзительным взглядом, какого не видел ни в одном из снов, ни даже на крыше. Сонхен легко улыбается и убирает руку от их лиц, по-прежнему не расцепляя с кисоповской. Между ними - сантиметров пять. - Я попробую, - говорит он мягко. Воздух мгновенно пропитывается электричеством, и Кевин вроде как не собирается подпитывать его, но - он встает и нерешительно тянет ольджана за собой. - Пойдем. - Куда? - Высыпаться, - смеется вокалист. Немного нервно, но смеется. Кисоп сжимает пальцы, едва не ломая чужие. Кевин прикрывает глаза, терпя боль. - А сказать что-то более четко? - танцор говорит тихо, но голос все равно срывается. - Сам учись, - Сонхен смеется. - Я ваш самый невинный мембер, не ломай мне репутацию. Кисоп понимает, что тот дрожит. И не выдерживает, прижимает к себе почти до хруста костей. И ловит губами чужие губы, ища ответа. Находит. Кевин отдает ему себя в поцелуе с тихим вздохом, и сам же забирается руками под кисоповский джемпер, поглаживая по животу, спине, груди, чертя одному ему ведомые узоры. И Кисоп окончательно прощается с рассудком, прижимая вокалиста к стене, до боли вцепляясь в его плечи и бедра и вжимая колено между ног. Мучительно медленно лаская языком чужой язык, скользя им по зубам и прикусывая почти до крови губы. А Кевин выдыхает и откидывает голову, пытаясь бороться с переизбытком ощущений. Кисоп медленно проводит губами по линии его подбородка и вниз, спускаясь к ключицам. Задыхаясь. И, закрыв глаза, слушает. Как сбивается его дыхание, а сердце давно уже сошло с ума. Как Сонхен не находит себе места, и его одежда шуршит по стене. Как он, кажется, зовет его по имени. - Невинный мембер, - задумчиво произносит Кисоп. - Ты уверен, что хочешь продолжить? Сонхен тяжело дышит, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы. Отзывчивый. Зачем так? А если бы это был не Кисоп, он тоже бы был отзывчивым? - У меня есть ключи от танцевального зала, - негромко продолжает он. - Или мы можем запереть эту комнату. Но ты пойдешь так далеко? Сейчас он распален и способен на многое, но если потом пожалеет... - А говорил, что сошел с ума, - наконец, отзывается Сонхен, улыбаясь. - Спасибо. - Спасибо? - Что спросил. Кисоп фыркает. Он действительно не хочет ломать. Не репутацию, а самого Сонхена. Раз это не сон, пусть все будет хорошо. Всё и так чересчур. - Наверное, если ты продолжишь, моя голова будет кружиться слишком сильно, и я улечу, - доверительно говорит он. - Ю-кисс переживут мой отлет? - Ты всегда такой? - смеется ольджан. - Мне-то откуда знать! Смех успокаивает накалившуюсь атмосферу, и Сонхен аккуратно целует Кисопа в губы, тут же отстраняясь. - Пойдем, - говорит он. - Все-таки я хотел, чтобы сегодня мы выспались. И были лучшими. Хорошо? - Хорошо, - Кисоп ухмыляется и отпускает его. Он все еще не до конца понимает, что происходит, но ключи от зала у него точно никуда не исчезнут. *** Вокруг - Преисподняя. По крайней мере, ее проходная - так кажется Кисопу. Это длинный бетонный коридор, и там, где стены соединяются с полом - пропасть. Что в ней, он не видит, но из нее исходит красно-оранжевый свет. Огонь, видимо. Куда коридор ведет, он даже представить себе не может: несмотря на то, что всё освещено, конец коридора теряется в темноте. Здесь тепло. И он один. Оглядевшись по сторонам и вдохнув теплого воздуха, смешанного с бетонной крошкой, Кисоп движется вперед по коридору. Его шаги создают эхо, но оно слабое. Через пять шагов его, наконец, окликают сзади, и он рывком оборачивается. Он смотрел в стороны и вперед, но назад не оглядывался - а зря. Там коридор кончается тупиком, и по стене, закрывающей тупик, тоже ползет огонь. Она как огромный камин, даже решетка есть. Решетка начинается от края пропасти у стены и входит в потолок. Черная и незыблемая, с прутьями толщиной в его руку. А у решетки стоит на коленях тонкая фигурка. Закономерность снов не нарушена. - Кисоп? - зовет она, и ольджана пробирает дрожь. Он хочет броситься и подбежать к ней, но может только неспешно подойти. Сонхен - в тонком вязаном джемпере и джинсах. Он приходил так на репетиции несколько раз. Светлые волосы чуть длиннее реальных и падают на лицо, а глаза...глаза скрывает черная повязка, стянутая на затылке. - Я здесь, - отвечает Кисоп, садясь рядом и ловя руки вокалиста в свои. Сердце щемит. - Ты можешь мне помочь? - Могу. - Пов... - Знаю. Кисоп отпускает чужие ладони и пытается развязать узел. Получается раза с третьего, когда он почти ломает себе ногти о чертову повязку. Ткань падает, и он просыпается, не понимая, что же в этот раз пошло не так. *** На следующий день Кисопу начинают сниться персонажи из фильмов, погони и анансы-переростки, контрабандой перевозимые целым взводом абсолютно одинаковых Кёндже с почему-то орлиными крыльями. Менеджер становится Повелителем Зла, захватившим танцевальный зал и заставляющим их учить польку под "Бингл-бингл". А на репетициях, уже во вполне себе в реальности, он раз за разом пытается понять, как еще жив после того, как Кевин улыбается ему. Как смеется, когда того обнимают, и как довольно прикрывает глаза, и как... Он проводит лишние часы в репетиционном зале, оттачивая движения и вокал, потому что его просили быть лучшим. И пока что - не спрашивает, что снится самому Сонхену.