Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ... «

ЕЖЕДНЕВНЫЙ ПРОРОК КЛЕВЕТА

Томас. М.Р

Несомненно, в словах мисс Г.Г, автора последней нашумевшей статьи, есть толика правды, однако это не отменяет того, что вся ее статья — всего лишь обвинительная клевета. Нетрудно догадаться, кто проспонсировал ее и кому на руку будет исключение мистера Малфоя из списка кандидатов на пост Министра Магии. Гораздо важней для нас всех понять, какие опасные идеи несет в себе статья мисс Г.Г и какое негативное влияние они могут оказать на наше общество, если когда-то волшебники примут их за ведущую мораль. Мисс Г.Г не раз призывает нас — волшебников — сравнить себя с магглами, однако есть ли смысл в этом сравнении? В своей пылкой речи мисс Г.Г забывает обо всех культурных различиях, что существуют между магическим и не магическим миром, о нашей истории и особенностях нашего развития. Да, маггловское оружие представляет для нас большую угрозу, однако возможность раскрытия секрета существования магии и развязывания последующей войны крайне мала: Министерство осуществляет бдительный контроль над всеми проявлениями магии, регистрирует всех магглорожденных и, при наличии опасности раскрытия секрета или угрозы жизни ребенка, оказывает влияние на семьи магглов. То, что мисс Г.Г сомневается в Министерстве и в стабильности нашего общества, вызывает закономерный вопрос: кто наиболее опасен для волшебников — устойчивый и проверенный временем институт Министерства или же группа лиц, всерьез рассматривающая мировые заговоры давно погибших Темных Волшебников? Мисс Г.Г не раз указывает на прошлые и полностью снятые обвинения в адрес мистера Малфоя, на его консервативные взгляды и радикальную позицию относительно некоторых фактов. Однако она совершеннейшим образом игнорирует то, что мистер Малфой является одним из самых ярых защитников общепринятых магических ценностей. А на чем, как не на этих самых ценностях строится наше общество? Волшебников становится все меньше, и поэтому семья, сохранение наших традиций и нашей культуры приобретают все большее значение. Да, мистер Малфой весьма категоричен в вопросе увеличения числа магглорожденных, но он придерживается подобной позиции по причине искреннего беспокойства. Наши таинства и секреты, которые веками хранились в чистокровных семьях, исчезают, артефакты навеки пропадают в истории, и это происходит именно из-за слияния магического и маггловского миров. Мистер Малфой ставит перед собой цели не только сохранить древние и почитаемые традиции волшебников в своей семье, но и вернуть в наше общество уважение к ценностям, которые понятны для нас, волшебников, и непонятны для магглов... Гермиона резко прервала чтение и бросила газету на стол. Некоторое время они сидели молча: сложно было найти слова, чтобы выразить ту смесь негодования, злости и страха, которая разлилась в воздухе над их столом. Гарри едва мог дышать — он сжимал подрагивающие кулаки и неотрывно смотрел на фотографию Волдеморта на первой странице Ежедневного Пророка. Перед ним стояла тарелка с горячим омлетом и колбасками, но он не чувствовал запаха, не чувствовал даже голода и боли в ладонях: он чувствовал только ощущение потерянности, ужаса, выбитой из-под ног почвы, которое стискивало его изнутри. Он нашел в себе силы беспомощно обернуться. Дамблдор, МакГонагалл, Снейп и Грюм разговаривали, отодвинув тарелки прочь, остальные профессора прислушивались, не обращая внимания на волнение в зале. Над преподавательским столом висела неестественная тишина, и это был неприятный, опасный знак, что дела еще хуже, чем они думали — профессорам пришлось наложить мощные Заглушающие Чары, а это они делали нечасто. Гарри отчаянно пытался поймать взгляд Дамблдора, но тот не смотрел в Зал и выглядел обеспокоенным: перед ним на столе тоже лежала газета. — Откуда он узнал, что я написала прошлую статью? — нарушила тишину Гермиона. Несмотря на то, что остальные школьники болтали, обсуждая и статью, и свои мелкие, незначительные тревоги, Гарри казалось, что над ним и его друзьями висит ватное облако, не дающее привычному миру пробиваться внутрь. Его однокурсники, друзья, Седрик — все смотрели на него, ожидая ответа, ожидая, что он на мгновение превратится в Дамблдора, который все знает и все может решить. Гарри же ничего не мог. Он безумно устал: спал урывками, давил сонливость зельями, просиживал ночи за книгами, не желая видеть того, что его ждет во снах. Его шрам болел, и эта боль держалась на границе терпимого только из-за холодной, почти ледяной мази, которую ему выдала Помфри — и которую, как он подозревал, приготовил Снейп. Волдеморт становился сильнее, и не только на политической арене: Гарри каждую секунду ощущал, как нечто темное давит на него. Что-то происходило, крестраж или нечто иное давал о себе знать — все менялось, и Гарри не мог понять, к чему все идет. Волдеморт использовал свое, пусть перекрученное, но все же настоящее имя, и это ломало его устоявшийся образ. Впрочем, он все еще был достаточно близко, чтобы улавливать намеки, посланные лично ему: он будто слышал красивый, вкрадчивый голос, тот же, что и в своих снах. — Он не знает точно, кто ее написал, — Гарри уперся локтями в стол и закрыл лицо руками. Он чувствовал, как Седрик прижался к нему ближе: теплая рука легла ему на локоть, и сбрасывать ее не хотелось. — Он угрожает. Рон задушено вздохнул. Он не донес кусок омлета до рта и уронил вилку в тарелку — звон показался Гарри таким громким, что он невольно скривился, вздрогнув. Убрав руки, он медленно оглядел своих друзей: все они выглядели напуганными и растерянными и неотрывно глядели на него. Гермиона, сидящая прямо напротив, сжала губы; ее глаза расширились, а грудь стала вздыматься чаще. — Он не сможет добраться до моих родителей, — сказала она. — Волдеморт не сможет этого сделать. Она произнесла его имя, будто впечатывая каждую букву в воздух. Она была зла и испугана, и Гарри видел в ее глазах чувство намного более особенное и сильное, чем то, которое гнело остальных. Теперь Гермиона знала, что значит быть не просто одним из бесчисленных врагов Темного Лорда, а его целью, тем, кого он сможет разглядеть в толпе. То же чувство надолго поселилось в глазах Седрика, враз сделав его старше. Оно же жило в Гарри уже многие годы, и нести его было всё так же тяжело. — Гермиона, — Рон посмотрел на подругу со страхом и укоризной. Девушка лишь мотнула головой. — Я и так знала, что он убьет меня, если поймает. Тебя, Рон, может, и не убил бы, но меня — точно. Ничего не изменилось. Ее руки на столе немного дрожали, но она держалась стойко и сильно. Гарри захотелось обнять ее, но он мог лишь улыбнуться. Джинни обняла Гермиону за него, и в те несколько секунд, что девушки сидели, держась друг за друга, она смотрела на Гарри. Прочитать чувство в ее глазах было сложно. — Значит, — Фред разрушил повисшую тишину, — Сами-Знаете-Кто теперь будет называть себя личным советником Малфоя? — Это логично. Так он будет в центре событий. Тем более что он сделал себе имя, — Седрик ткнул пальцем в газету. Он сидел, почти не отрывая взгляда от фотографии, и Гарри понимал его чувства. Он не знал, что сказать, поэтому не пытался проявить заботливое участие — он сделал все, что мог. — А чье это имя? — спросил Дин. — То есть не мог же он использовать свое собственное? — Его зовут Томас Марволо Реддл, поэтому он просто представил свое имя как фамилию, — успокоил его Гарри. Он понимал, почему Дин выглядел таким напряженным и недовольным: ему определённо не хотелось быть однофамильцем Темного Лорда. Никому бы не хотелось. — И что мы теперь будем делать? — серьезным голосом спросила Анжелина. Она сидела между Фредом и Питером и выглядела очень взволнованной. — А что мы можем? — пожал плечами Питер. — Мы ничего не решаем. — А если Гермиона напишет еще одну статью? — предложил молчавший до этого Колин Криви. Он примостился рядом с Джинни и испуганно таращился на старшекурсников. — Дамблдор ведь позволит? — Это не имеет значения, — Гарри принялся разглядывать свои ногти. Они были обгрызены почти до мяса, и он совершенно не помнил момента, когда сделал это. Ему казалось, что все они — он, Гермиона, Рон, близнецы и остальные — просто копошатся в песке, не видя всей картины. Они были заперты и беспомощны, и их разговоры лишь усиливали это чувство. — Ему нет дела до статей. Едва ли он написал даже эту, — он махнул рукой на газету, — скорей всего, просто сказал, что там должно быть. Мы никак не можем добраться до него. — Но слизеринцы могут, — вдруг сказал Невилл. — Посмотри, как они радуются. Гарри и все остальные, кто сидел с ним на скамье, обернулись. За столом Слизерина царил ажиотаж: обычно сдержанные и тихие ученики змеиного факультета сегодня громко переговаривались, передавали друг другу газету и хитро посмеивались. Взгляды, которыми они одаривали гриффиндорцев (и Гарри лично), были злорадными и пылкими. Драко сидел в эпицентре ажиотажа, и к нему, как к Малфою, были повернуты все лица; он что-то говорил, жестикулировал, брезгливо держа в руках газету — и при этом казался белым парусом в черном океане. — Недолго им осталось, — с отвращением процедил Рон. — Когда Малфой проиграет на суде, старина Драко уже не будет так самоуверен. Почему бы Дамблдору просто не взять его в плен? Папашка наверняка за ним прибежит, ведь других детей у него нет. — Малфой не ответственен за дела его отца, — сказал Гарри излишне быстро и твердо. Он поймал взгляд Джинни, но тут же вновь уставился перед собой. Рона это не убедило. — Какая разница? — фыркнул он. — Никто же не собирается его убивать. Зато это помогло бы нам одолеть Люциуса! — Это довольно логично, — сказала Кэти. Гарри стиснул зубы: что он мог ответить на это? Если бы речь шла о ком-то другом, он бы поддержал эту идею, но речь шла о Драко, и он был абсолютно беспомощен. Но помощь пришла, откуда он ее не ждал: — Это бы не сработало, — сказал Седрик, и его нога сильнее прижалась к ноге Гарри. — Дамблдор бы не убил подростка, и Малфой-старший это знает. Бессмысленная угроза. Гарри внимательно посмотрел на своего друга, а потом кивнул. Он мог бы сказать, что Дамблдор весьма философски подходит к теме смертей, и если бы от жизни Малфоя зависела победа в этой войне, его рука бы не дрогнула, но Гарри ничего не сказал. Какое-то время он молча прислушивался к разговору друзей, пытаясь запихать в себя хотя бы кусочек чего-нибудь съедобного. Он услышал, как слизеринцы почти разом поднялись из-за стола, но не повернулся — не хотел снова смотреть на их самодовольные лица и видеть Малфоя среди них. Однако долго оставаться за столом ему не пришлось: чары над преподавательским столом развеялись, и профессора направились к выходу, продолжая свой разговор. Следом за ними потянулись и остальные факультеты. Когда они вышли в коридор, слизеринцы еще не разошлись. Небольшая группа стояла около последнего окна рядом с большими створчатыми дверьми, ведущими в холл, и переговаривалась все с той же мерзкой радостью. Гарри еще издалека пригляделся к старшекурсникам, окружившим Драко, и, к своему неудовольствию, почти никого из них не узнал. Возможно, он просто никогда ранее не обращал внимания на лица этих людей, но сейчас они показались ему чужими и опасными — такими, что ему немедленно захотелось вытащить Малфоя из этого змеиного клубка, даже несмотря на то, что на точеном, заострившемся лице Драко застыло знакомое высокомерное выражение, щедро разбавленное брезгливым презрением. Он смотрел на толпу, иногда кивал и цедил что-то сквозь зубы, а за его спиной молчаливо топтались Крэбб с Гойлом, держащим его сумку. Панси Паркинсон прижималась к нему плечом, щедро раздаривая скабрезные комментарии. Эта картина была такой знакомой, такой естественной, что на крошечную долю секунды все остальное — Тайная Комната, коридоры, губы, шея — показалось сном. Гарри опустил лицо и понадеялся, что он и его друзья смогут пройти мимо и не влезть в ссору, потому что ему действительно не хотелось разговаривать с Малфоем, когда он был таким. Рядом с ним был Седрик, и то, что произошло недавно с его родителями, вовсе не прибавило ему ни терпимости, ни сдержанности — наоборот, Диггори больше ничто не держало в стороне от конфликта, а Драко... Драко был прекрасным предлогом для злости. — Проблемы прямо по курсу, — шепнул кто-то Гарри так тихо, что будь вокруг чуть больше шума, он и не услышал бы. Горячее дыхание опалило ему ухо. Он резко обернулся, задев Гермиону ладонью, и увидел Джорджа: тот пробился к нему и шел, чуть приобнимая Рона за плечи и шутливо дергая его за волосы. Гарри лишь качнул головой: он и сам знал, что столкновения им не избежать. Воздух пах дракой, и этот запах тянулся следом за ними еще из Большого Зала. Гриффиндорцы и Седрик остановились, когда слизеринцы замолкли и разом повернулись в их сторону. Гарри невольно опустил правую руку в карман, нащупывая волшебную палочку: сейчас, когда Волдеморт так силен, слизеринцы могли чувствовать себя уверенней, чем раньше, и эта стычка легко могла перейти во что-то более... опасное. Гермиона рядом с ним сделала то же самое. Гарри мельком оглянулся: где-то позади топтались другие школьники, холл и лестницы были наполнены голосами и шумами, но этот угол, в котором они встретились, на несколько секунд оказался очень уединенным. Малфой выступил вперед, и на его лице отражалась решимость. Мгновение он смотрел на Гарри — этот взгляд, не такой холодный и злобный, был совсем незаметным, — а потом повернулся лицом к Гермионе. — Читала газету, мисс Г.Г? — он хлопнул себя по карману, из которого выглядывал уголок свернутого Ежедневного Пророка. — Кажется, у тебя проблемы. — Проблемы будут у тебя, Малфой, если ты не заткнешься, — Седрик сделал шаг ему навстречу. Крэбб и Гойл за спиной Малфоя повторили его движение. Гарри едва успел вцепиться пальцами в мантию Седрика, не давая ему выйти на опасную дорожку. Он не хотел, чтобы они начинали ссориться сейчас: ему было неприятно слышать, как Драко доказывает свое положение перед своими друзьями, и он не хотел, чтобы Диггори и Малфой еще сильнее разозлили друг друга. Но что он мог поделать, кроме как просто стоять и смотреть? Драко избегал его взгляда и, кажется, искренне готов был разбить Диггори лицо. — Я разговариваю с Грейнджер, а не с тобой, сиротка. — Малфой, — резко сказал Гарри. Он смотрел Драко в глаза, и ему совсем не нравилось то, что он там видел. Злость, которую Малфой испытывал, была настоящей, горячей, обидной, она лишь усиливалась из-за его страха, и ему нужно было не дать ей вылиться. Он вспомнил, как они стояли в Тайной Комнате и как Драко боялся, что в нем окажется недостаточно добра и света, чтобы создать Патронуса — смог бы он создать его сейчас? Драко повернул голову и посмотрел на него. Гарри и не заметил, как сделал шаг вперед, ощутив, что Малфой ступает на опасную, болезненную почву. Он понимал, почему Малфой говорил все эти жестокие вещи, и он позволял ему это делать, потому что это было выбором Драко, его решением, и Гарри должен был его уважать: он помнил, с каким запалом тот говорил об этом в больничном крыле после... ее смерти. Но он не мог позволить ему касаться этой темы, потому что Седрик был его другом и он, как никто другой, понимал его боль. — Я обидел твоего парня? — совершенно невинно спросил Драко, и глаза его опасно сверкнули. Гарри нахмурился. Он чувствовал дыхание Малфоя. — Отойди, — Седрик опередил его. Он схватил Малфоя за плечо, и тот, ударив его по предплечью, сбросил его руку. — Нарываешься, Диггори? — спросил высокий тощий слизеринец за спиной Драко. Вся их компания ожила, будто единый организм, и двинулась вперед. Гарри услышал, как гриффиндорцы за его спиной возмущенно зашевелились. — Ты бы не выступал, Фоллер, — Анжелина оперлась о плечо Фреда и обвиняюще ткнула пальцем в парня. — Кажется, в прошлый раз, когда мы с тобой сталкивались в коридоре, тебе надрали зад? Слизеринец покраснел, и его верхняя губа приподнялась в оскале. — Вы собираетесь драться? — Гермиона сложила руки на груди. Она окинула презрительным взглядом Малфоя, по-прежнему стоящего рядом с Гарри и Седриком, его верных телохранителей и столпившихся за их спинами слизеринцев. — Хотите, чтобы вам всем назначили отработку? — Скоро отработка перестанет иметь значение, — выплюнул Малфой, не отрывая взгляда от Диггори. Он был ниже, и Седрик знал это: он усмехался, глядя на него сверху вниз. — Тебе-то, грязнокровка, это должно быть понятно. — Не смей ее так называть, Малфой! — Рон рванулся вперед. Гермиона повисла на его локте, не давая приблизиться к Драко и нарваться на хмурого и уже разминающего кулаки Крэбба. Гарри почувствовал, как его ткнули в бок: обернувшись, он поймал сердитый взгляд Джинни. Она посмотрела на него, потом на Гермиону, а потом на Малфоя, который что-то шептал Диггори в лицо. Он говорил так тихо, что Гарри едва мог расслышать обрывки слов, из которых не складывалось связных предложений, но с каждой секундой лицо Седрика мрачнело все больше. А потом Диггори, бросив свою сумку на пол, ударил Драко в лицо. Гарри не успел даже дернуться вперед, когда Малфой, вскрикнув и прижав руку к носу, повалился прямо на Гойла. Он тут же задергал плечами, отпихивая от себя огромные ручищи Гойла, и бешено уставился на Седрика. Остальные слизеринцы начали наперебой шипеть что-то, и гриффиндорцы отвечали им не менее яростными ругательствами. Панси громко причитала, осыпая Седрика проклятиями и безуспешно пытаясь ухватить Драко за локоть. — Сука, — просипел Малфой, отнимая руку от лица и глядя на алую кровь, пачкающую его руки. Она стекала по его губам и подбородку и готовилась вот-вот запачкать мантию. — Ты мне нос сломал! Крэбб и Гойл двинулись вперед, но Драко остановил их взмахом своей окровавленной руки. Его телохранители растерянно затоптались на месте: они не знали, что им делать, ведь по всем канонам они должны уже были избивать обидчика. Малфой достал из кармана палочку и медленно направил ее прямо Седрику в лицо. Его глаза казались совсем белыми, будто весь цвет из них исчез. — Хочешь шрам, Диггори? — сказал Драко на удивление ясно и четко. — Такой же, как твой? — Седрик прищурился. — Прячешь его, как девчонка. — Хватит! — рявкнул Гарри неожиданно для самого себя. Все остальные посмотрели на него, но Малфой и Диггори даже не дрогнули. Ему ничего не оставалось, как вмешаться. — Экспеллиармус! Палочка Малфоя вылетела у него из руки, и Гарри легко поймал ее в воздухе. Это напомнило ему о совсем другом событии, но он быстро отмел это воспоминание. Драко и Седрик наконец оторвались от разглядывания друг друга и повернулись к нему. Несколько секунд они стояли и смотрели друг на друга, и им казалось, будто вокруг царит тишина. Потом Гарри повернулся к остальным. — Мы не собираемся драться, понятно? — бросил он толпе. Он был раздражен и зол, и эти чувства разъедали его изнутри. — И если вы все-таки горите желанием присоединиться к Волдеморту, может, вам следует попросить Дамблдора выпустить вас из Хогвартса? — А может, нам нужно убить тебя прямо сейчас, — сказал один из старшекурсников. Гарри посмотрел на него и тут же узнал: это был его старый знакомый Алан. За эти годы он, видимо, стал ненавидеть Гарри еще сильнее, хотя едва ли очагом его злобы стало злополучное пребывание Гарри в гостиной Слизерина на втором курсе. Девушка, стоявшая рядом с ним, шикнула на него; его товарищи переглянулись с весьма неуверенным видом. Видимо, они сами не думали, что все зайдет так далеко. — Попробуй, — Гарри смотрел ему прямо в глаза. Алан Горец не пошевелился, и это было всеми воспринято как конец стычки. Малфой выглядел очень недовольным, а у Крэбба с Гойлом вздулись мышцы на руках — они, вероятно, считали свой долг телохранителей невыполненным, раз уж Драко был ранен. Но Малфой больше не ругался и не угрожал пуффендуйцу: он, прямой и застывший, стоял, а кровь из разбитого носа заливала его рот и подбородок и капала на рубашку. Он ничего не говорил и, когда Гарри кинул ему палочку, поймал ее резким движением. — Пошли, — Гермиона взяла Гарри за рукав. — Пошли, давай. Слизеринцы больше не двигались, а гриффиндорцы ничего не говорили. Они прошли мимо, напряженно косясь друг на друга. Гарри чувствовал себя хуже некуда. Он так и не поговорил с Малфоем, и теперь он точно знал, что разговор будет тяжелым и неприятным — признаться, ему уже надоели такие моменты. Вражда Седрика и Драко как кость сидела у него в горле, и как бы он ни пытался, он не мог от нее избавиться. Это давление смешивалось с тем ужасом, который нагонял на него Волдеморт каждую ночь, с тем напряжением и выматывающим ожиданием, и эта ужасная смесь была поистине мучительной. Может, Малфой увидел что-то в его лице, когда он проходил мимо, но на мгновение его взгляд изменился, наполнился яростью и болью. Драко выдохнул сквозь зубы, Панси что-то начала жарко шептать ему на ухо, а Забини, за все это время не проронивший ни слова, отчего-то вздрогнул и попытался взять его за руку. Гарри посмотрел вниз. Он ничего не успел сделать. Когда он кинулся вперед, Гермиона повисла на его локте. Гарри вырвался, но этой заминки Драко хватило, чтобы ударить Седрика своим позеленевшим кулаком в живот. Тот согнулся пополам от боли и сдавленно вскрикнул, близнецы тут же оказались рядом с ним с палочками наизготовку — им противостояли разом нашедшие свое место в потасовке Крэбб и Гойл. Забини был единственным, кто пытался удержать Малфоя на месте, пока к нему не присоединился Гарри; его тут же отпихнула в сторону Панси. Потасовка, мгновение назад почти сошедшая на нет, разгорелась снова, и на этот раз заклинания таки затрещали в воздухе. Гарри не видел никого вокруг. Он оттолкнул Панси и попытался встать между Драко и Седриком вместе с Забини, неожиданно показавшим себя хорошей поддержкой, но на этот раз его сбил уже сам Диггори. Он кинулся на Малфоя, и они вдвоем повалились на пол, молотя друг друга кулаками и отчаянно пытаясь попасть побольнее: Диггори был больше и сильнее, но броня давала Драко преимущество. Он обхватил Седрика ногами, пытаясь сбросить его с себя: кровь из его носа стекала по его щекам и пачкала волосы, он хрипел и рычал, но глаза его сверкали ярко и беспощадно. Гарри не знал, как к ним подступиться, он не мог даже приблизиться: к нему все время кто-то приставал, близнецы и Крэбб с Гойлом ужасно мешали пробиться вперед, и Алан мелькал совсем рядом. Гарри попытался зацепить его Подножным Заклятием, но не был уверен, что попал в цель. Драко смог ударить Седрика в лицо лбом, и тот свалился с него, застонав. Они поменялись местами, и теперь Диггори отчаянно пытался сбросить оседлавшего его Малфоя. Они дрались яростней всех, и это вовсе не было магической дракой: так же дрались Дадли и его дружки в подворотнях. Гарри просто не мог на это смотреть. Он отпихнул от себя слизеринца, пытающегося наслать на него проклятие, проскочил под рукой Гойла и налетел на Драко со спины. Под пальцами у него заскользила мокрая от пота шелковая рубашка: Малфой был напряжен, он весь словно окаменел, и его руки действовали, будто заведенные. Его бедра дрожали, но он так крепко вцепился в Диггори, будто поставил себе цель выбить из него всю душу. — Хватит! — зашипел Гарри Драко на ухо, пытаясь стащить его в сторону. Тот уперся, но на мгновение его внимание отвлеклось, и Седрик ударил Драко в лицо снова. Драко слепо взмахнул руками, а потом с силой заехал Гарри в челюсть локтем, отбрасывая его от себя. В голове у юноши зазвенело, холодная, будто сотканная изо льда боль прострелила его мышцы. Он вскрикнул. Драко обернулся на возглас, и Гарри увидел его перекошенное от ярости, неузнаваемое лицо. Седрик сбил его чары, и теперь щеку Малфоя перечерчивал черный кривой шрам: за эти годы он будто бы стал глубже, взбухшие сосуды ползли во все стороны и выглядели ужасно. Глаза Драко горели от гнева, капилляры лопнули, и белок залило кровью — это было даже страшней абсолютно красных носа, губ и подбородка. Гарри, глядя на него, забыл даже про свою боль и гул в голове, хотя это оцепенение длилось совсем недолго: громкий голос разнесся по коридору, и вместе с ним вернулся огонь в вывихнутой челюсти и шок. — Прекратить! Снейп приближался к ним, и полы его мантии взлетали за спиной, будто крылья. Вместе с ним бежала профессор МакГонагалл, а за их спинами, в отдалении, волочился Крайфер. Гарри сразу догадался о смысле его присутствия: пол незаметно от дерущихся покрылся раздавленной слизью, из которой лепились улитки, и теперь все они оказались приклеенными к полу. Гарри наконец оглядел поле боя: все было не так плохо, как он думал, и многие отделались лишь синяками, ссадинами и неприятными последствиями заклинаний. Драко и Седрик оказались единственными, кто серьезно пострадал — не считая вывихнутой и почти онемевшей челюсти Гарри. Малфой сидел на Седрике, а тот лежал, раскинув руки в стороны, — они больше не пытались драться и просто тяжело дышали, глядя друг на друга. Седрик был избит не меньше, чем Драко, и с каждым хриплым вдохом в уголках его губ пузырилась красная слюна. — Это!.. Это просто немыслимо! — профессор МакГонагалл, остановившаяся рядом с притихшей толпой, была вне себя от гнева. «Немыслимо» было явно не тем словом, которое она хотела произнести, но едва ли она могла подобрать какое-то другое. Ее глаза сверкали, и Гарри никогда еще не видел ее такой взбешенной. — Все студенты Гриффиндора немедленно отправятся в мой кабинет. Все слизеринцы — в кабинет профессора Снейпа. С каждого, кто участвовал в этой драке, я снимаю по пятьдесят баллов! Кто-то невольно и рассерженно пискнул, но взгляды профессоров не предполагали помилования. Снейп ничего не говорил, но его черные глаза были полны такого горячего, ненавидящего огня, что Гарри боялся бросить даже короткий взор в его сторону. — Профессор МакГонагалл... — начала Гермиона, но МакГонагалл тут же прервала ее: — Меньше всего я ожидала подобного от вас, мисс Грейнджер! Я разочарована в вас всех, — она окинула притихшую толпу взглядом. — Даже первокурсники лучше держат себя в руках. — Вы трое, — Снейп посмотрел на Драко, Седрика и Гарри. Голос его был настолько холодным, что казалось, будто он готов приговорить их к смерти, — отправитесь в лазарет, а потом к директору. Быстро! Крайфер, остановившийся в стороне и опершийся о свою трость, взмахнул рукой, и магия пропала, превратив слизь в обычную грязь. Он равнодушно наблюдал, как виновники драки с трудом поднимаются на ноги. Проходя мимо профессора МакГонагалл, Гарри поднял глаза и поймал ее осуждающий взгляд; даже если бы он захотел оправдаться, ему нечего было бы сказать. Было ли ему стыдно? Едва ли. В его крови все еще кипел адреналин. Он обернулся, чтобы посмотреть на своих друзей: они удивленно и сочувствующе смотрели ему вслед. Крайфер, хромая, шел впереди, а Гарри — прямо следом за ним. Он прижимал руку к своей челюсти, чувствуя, что не может сжать зубы: от любой, даже малейшей попытки боль сковывала его мышцы. Он мог просто смотреть вперед, отмечая, как тяжело идет смотритель: Крайфер больше не казался ему чудаковатым, кажется, он был по-настоящему сумасшедшим. Из его фигуры пропала вся легкость, он шаркал ногами и мрачно смотрел перед собой — иногда лицо его начинало двигаться, и будто новые чувства и эмоции пытались завладеть им. Однако все это походило на бред. Гарри знал, что этот человек солгал ему, что, вероятно, Дамблдор солгал ему тоже (в этом не было ничего удивительного), однако удобного момента для того, чтобы во всем разобраться, никак не попадалось. Вот сейчас — и то он был лишен способности говорить. В лазарете Седрик сел рядом с Гарри. Он ничего не говорил, и на его кровоточащем, избитом лице ярко выделялись глаза: они более не казались теплыми и светящимися, в них была сталь и злость — то, чего Гарри никогда не видел. Малфой сидел напротив, и он смотрел на Гарри с нечитаемым выражением на лице. Расстояние между их кроватями было совсем небольшим, но в эту секунду оно казалось растянувшимся на километры. Сегодня злость, обида, боль и ревность наконец-то обрели плоть и начали истекать кровью, и все вокруг будто бы раскалилось. Гарри ненавидел это чувство. — Как вам не стыдно, молодые люди, — мадам Помфри, сердитая и готовая читать нотации, отодвинула ширму. Она не ощущала того, что копилось в воздухе, не понимала, что происходит между ними. Количество зелий на подносе, который она левитировала перед собой, пугало, но все эти горькие настойки более не казались такими уж ужасными. — Надо было думать головой, прежде чем ввязываться в драку. Взрослые ребята, а ведете себя как дети! Особенно вы, мистер Диггори — вы же старше! — Да мне похер, — Седрик сплюнул, и Гарри на мгновение показалось, что он выплюнул зуб. — Мистер Диггори! — Помфри так и замерла с поднятой палочкой. Ее глаза округлились. — Следите за языком! Седрик ничего больше не сказал. Он просто сидел и смотрел на Драко, а тот отвечал ему. Казалось, что они ведут безмолвный диалог и продолжают свою драку. Лицо Малфоя было все залито кровью, даже его волосы местами испачкались, а на его распухший нос и черный, будто бы раскрывшийся шрам страшно было смотреть. Лицо Седрика пострадало не меньше, и ко всему прочему он едва мог шевелить отбитыми руками. Мадам Помфри продолжала причитать, не прекращая своей целительской деятельности. Первым делом она занялась челюстью Гарри: взмаха палочкой и спутанного заклинания хватило, чтобы суставы сдвинулись и кость встала на место. Гарри застонал от пронзившей его боли и облегчения разом. — Нормально, — сказал он, подвигав челюстью. Драко хрипло вздохнул. Его взгляд, направленный на Гарри, наконец-то изменился, и выражение его лица отразило странную смесь из сожаления и упрямой обиды. Помфри выдала ему парочку зелий и сказала принять их прямо сейчас. Он послушался, и почти все болезненные симптомы исчезли. Гарри чувствовал себя здоровым, если не считать усталость и боль в шраме, усилившуюся из-за ударов — боль, которую не могли до конца прогнать никакие зелья. Он продолжил сидеть, беспомощно глядя на то, как Помфри убирает кровь с лица Драко, обнажая красные гематомы. Некоторые из них уже начали темнеть. — Вас приказано отправить к директору, мистер Поттер. Так что идите прямо сейчас, нечего сидеть тут, — мадам Помфри не собиралась терпеть его присутствие. Гарри поднялся. Ему ничего не оставалось делать, кроме как, потоптавшись на одном месте пару секунд, отправиться к дверям. Помфри провожала его взглядом, будто проверяя, не спрячется ли он где-нибудь за кроватью, чтобы не уходить. Драко смотрел на него, и выражение его лица невозможно было понять — Седрик же не смотрел вовсе. У Дамблдора Гарри ждало вовсе не то, что он ожидал. Директор совсем не сердился на него за то, что Гарри ввязался в драку, по большому счету, ему не было до этого дела. Он лишь намекнул, что нужно быть осторожней, проявляя столь пылкие чувства по отношению к Драко — кто-нибудь мог догадаться. Гарри покорно кивал, ничуть не стыдясь. Но он весь подобрался, когда Дамблдор положил на стол Пророк и плотный конверт из желтоватой бумаги. — Я даже рад, что ты зашел так скоро, — сказал он, разом посерьезнев. — Я хотел показать тебе кое-что, — он пододвинул к нему конверт. — Тебе стоит заранее знать о возможных угрозах, чтобы в будущем это не было для тебя ударом. Гарри, непонимающе посмотрев на профессора, осторожно потянулся к конверту и высыпал его содержимое на стол. Перед ним рассыпался ворох маггловских, недвижимых фотографий, отпечатанных на плотной бумаге. На всех них был запечатлен Волдеморт под руку с красивой темноволосой женщиной. Гарри немного растерянно рассматривал снимки: Том и его спутница выглядели скучающими, они не улыбались, но вокруг них все время толпились люди. Это был какой-то прием, женщины были в платьях в пол и с высокими прическами, а мужчины — в смокингах. Полностью черный костюм удивительно шел бледному Тому Реддлу. — Это Беллатриса? — Гарри ткнул ногтем в неподвижную фигуру женщины. У нее было другое лицо, прямые волосы, но в ней чувствовалось что-то... знакомое. В ее осанке, в ее взгляде, в полных губах: окажись Гарри рядом с ней, он бы, наверное, почуял дух Блэков. Дамблдор кивнул, и юноша переместил палец на яркое пятно на одном из снимков. Это был сине-желто-красный флаг. — Что это за страна? — Румыния, — Дамблдор сказал всего одно слово, а Гарри все стало ясно. Его руки задрожали, а пальцы судорожно сжались на фотокарточке. — Чарли в порядке? — Он ответил мне пару дней назад, и сейчас мы можем поддерживать связь с помощью заколдованных пергаментов. Чарли в безопасном месте, но Румыния слишком далеко, чтобы я мог защитить его — да и он сам не хочет этой защиты. Он очень смелый и сильный мужчина, но Волдеморт сильнее его. Ты понимаешь, что это значит? — Вы хотите сказать, что Чарли переоценивает свои силы? — Многим людям свойственна эта черта. Я лишь хочу сказать, что Чарли в большой опасности из-за той деятельности, что он ведет, и из-за своего нежелания оставаться в безопасном месте здесь. Едва ли он сможет покинуть страну в ближайшее время. Вы не были с ним очень близки, но все же он один из Уизли, и поэтому я рассказываю это тебе. Гарри смотрел на покрытые морщинами руки Дамблдора и думал. Ему было страшно, и это липкое, ужасное чувство ползло по его спине. Он понятия не имел, что делал Чарли в Румынии помимо работы с драконами, он не мог представить, куда все это заведет. Его надежда, что вся его семья вдруг окажется спрятанной под куполом защиты, рушилась, и теперь он видел, насколько зыбкой она была. Они с Чарли не были лучшими друзьями, но тот был хорошим человеком, забавно шутил и рассказывал про драконов так, что Гарри тут же хотелось следовать за ним и его делом. Он не должен был погибнуть. — Отправьте туда кого-нибудь, — голос Гарри дрожал. — Помогите ему! — Я уже связался со своими знакомыми. Именно они поставили мне эти фотографии, и от них же я узнал, что в Румынию вместе с Волдемортом прибыло много незнакомых волшебников. Наши друзья из Европы и США опознали некоторых из них, как весьма радикально настроенных личностей. — Его новые Пожиратели Смерти? — Да. — Значит, мы снова можем только ждать, — Гарри опустил лицо. Ему казалось, что вокруг него воцарилась пронзительная тишина. Он ненавидел ожидание, ненавидел бездействие и беспомощность. Это разъедало его изнутри. — Рон беспокоится за Чарли. Тот не отвечает на письма. Если с ним что-то случится, для Уизли это будет ударом... — Я не хочу, чтобы это было ударом для тебя, — Дамблдор тяжело вздохнул. Гарри сжал губы, не давая эмоциям вырваться наружу. — Ты должен смириться с тем, что не всех ты можешь защитить. Не всегда люди действуют так, как лучше для их спасения — иногда они хотят спасти тебя. Понимаешь? Гарри кивнул. В горле у него встал ком. — Нужно научиться принимать их выбор, как бы тяжело это ни было. Несколько минут они сидели в тишине, а потом Дамблдор предложил Гарри чай. Тот еще никогда не был так рад этому предложению, и хотя теплая ароматная жидкость едва ли могла улучшить его состояние, ему казалось, что в этом oн может найти успокоение. Он смотрел на Пророк, и то, что было написано в нем, казалось ему ерундой, чем-то совершенно неважным. Все эти статьи, кружения вокруг да около, маски и притворство становились зыбкими, когда речь заходила о смерти. Когда Гарри спустился по винтовой лестнице и вышел в коридор, он сразу же столкнулся с Седриком и Малфоем. Они стояли около стены, глядя в разные стороны, и молчали: это было обусловлено не столько их нежеланием продолжать ссору, сколько присутствием профессора Снейпа, черной фигурой застывшего между ними. Даже ровный темп его дыхания был угрожающим, и один только его взгляд заставил Гарри остановиться и выпрямиться. Седрик и Драко выглядели просто ужасно. Помфри подлечила их увечья, но следы все равно остались: их губы были разбиты и опухли, лица покрывали синяки, левый глаз Седрика заплыл, а нос Малфоя казался красным и будто бы немного неровным. Шрам Драко не был скрыт чарами и казался ужасной черной раной, ползущей от уголка его рта к уху. — Идите на уроки, Поттер, — Снейп взглянул на него разъяренным, лишенным какого-либо снисхождения взглядом. Гарри стушевался, но все равно расправил плечи. Он посмотрел на Драко, и ему захотелось прикоснуться к его синякам. Они уже несколько дней находились далеко друг от друга, и ему казалось, что у них не все в порядке. Малфой смотрел на него, чуть опустив подбородок, и то, что Гарри отвечал на его взгляд, делало все лучше. — Я потерял свою сумку, сэр. — Полагаю, вы найдете ее у мистера Уизли, — процедил Снейп. Он обошел его и приблизился к окаменевшим горгульям. — Малфой, Диггори, в кабинет. И чтобы когда я выйду, вас тут не было, Поттер. Разумеется, Гарри никуда не ушел. Он спрятался за статуей, стоящей неподалеку, и там, прижавшись к холодной стене, принялся ждать. У него с собой была только палочка, поэтому он никак не мог развеять свою скуку: время, которое Седрик и Драко провели у директора, он потратил на размышления. Разговор с Дамблдором сделал все только хуже, и теперь его мысли целиком и полностью захватил Волдеморт и его планы. Теперь Гарри понимал, почему Том так долго не появлялся в его снах: тот просто был занят делами более важными, чем страдания мальчишки, не представляющего для него угрозу. Он играл с ним и готовился полностью уничтожить: всадить иглу точно ему в сердце, при этом даже не увидев его лично. Он смотрел шире, и только Дамблдор мог с ним тягаться — Гарри же мог только ждать, когда ему выпадет возможность принести пользу общему делу. Он ни на дюйм не продвинулся в поиске крестража и смутно догадывался, что ему и вовсе не удастся это сделать. Дамблдор сказал, что Люпин напишет еще одну статью. Они могут сражаться и на этом поле, на всех полях, которые Волдеморт попытается захватить. Суд может решить проблему с Малфоем-старшим, но что тогда предпримет Волдеморт — неизвестно. Никто не поверит, что юноша из газет является Темным Лордом, но в то же время никто не даст ему возможности распоряжаться там от своего лица. Гарри знал, что скоро все это развернется, как разворачивается бутон, и он, пожалуй, даже ждал этой секунды. Малфой и Седрик пробыли у Дамблдора недолго. Вскоре они вместе со Снейпом вышли в коридор, такие же мрачные и молчаливые, как и до этого. Единственным, что изменилось, было выражение их лиц — оно казалось немного пристыженным. Диггори бросил на Малфоя взгляд, который можно было расценить как задумчивый, если бы не его крепко сжатые, подрагивающие кулаки. Гарри очень хотел узнать, что же Драко ему сказал. Изначально он планировал подождать, пока Снейп уйдет, а потом догнать Драко, но только сейчас он понял, что профессор, вероятно, не спустит с крестника глаз. Оставалось только раскрыть себя и выйти: так Гарри и сделал. В конце концов, гнева Снейпа он не боялся уже очень давно — если честно, он не мог вспомнить мгновения, когда все изменилось. Впрочем, он помнил иное мгновение, которое многое изменило между ними. И множество — точно таких же. Гарри вышел из-за статуи, глубоко спрятав руки в карманы, и исподлобья уставился на Снейпа. Он преграждал им дорогу, и не заметить его было бы сложно. — Почему вы все еще здесь, Поттер? — Снейп остановился, и его рука тяжело легла на плечо Драко. Малфой тут же раздражено глянул на своего профессора. — Я, — забыл куда шел? — решил подождать. — Никто не отменял уроки, Поттер, — Снейп прищурился, и его пальцы впились в плечо Драко сильнее. Он, по крайней мере, не грозился лишить Гарри баллов, потому что знал, насколько бесполезной была эта угроза. — У нас с Драко один урок сейчас. Седрик и Снейп поморщились в совершенно одинаковой манере, и Драко был единственным, кто ухмыльнулся. Он одернул свою рубашку: следов крови на ней больше не было, но и чистой она не выглядела. Казалось, будто кровь оставила на ней незаметные, но присутствующие разводы. — Вы должны быть на втором уроке, — Снейп отпустил Драко. — Иначе наша следующая беседа будет для вас очень неприятной. Гарри не сомневался в том, что она и так будет неприятной, поэтому эта угроза его особенно не испугала. Он чувствовал, что Снейп уступает, и это было странно, но зато позволяло ему остаться с Драко. Он не хотел думать о причинах поступков своего профессора, у них было слишком много других забот, чтобы разбираться еще и с этим. Снейп посмотрел на Гарри, окинув его взором, в котором смешивались презрение и что-то, почти похожее на ехидное любопытство, а потом перевел взгляд на Драко. — Если вы начнете драку снова, — медленно, тщательно выговаривая каждую букву, сказал он, — я сделаю так, что ни вы, мистер Диггори, ни вы, мистер Малфой, более не приблизитесь к Поттеру. Свои, — он поморщился, словно от отвращения, — романтические разборки оставьте на другие времена. Сейчас у меня нет времени для того, чтобы караулить вас, и это последний ваш шанс проявить сознательность. Вам все ясно? Малфой и Диггори кивнули, не глядя друг на друга. Гарри наблюдал за разворачивающейся картиной, и ему хотелось невесело рассмеяться: он сам прекрасно помнил, как Снейп несколько раз начинал драку с Сириусом после парочки неаккуратно брошенных слов. Но сейчас зельевар выглядел серьезно, и Гарри поспешил принять пристыженный вид, радуясь, что хоть раз в этот проклятый день ему повезло. Он смотрел в спину Снейпу, когда тот, еще раз подозрительно их оглядев, двинулся к лестницам, и думал, почему тот вообще позволил им остаться тут втроем. Он чувствовал, что профессор предпочел бы не уходить, но все же... Он забыл об этом в тот же момент, когда Снейп скрылся за углом, а в воздухе повисла тишина. Седрик остался стоять, скрестив руки на груди. Гарри все еще смотрел вслед профессору, и ему не хотелось поворачиваться: он чувствовал тягучее напряжение, копившееся за его спиной. На мгновение он решил, что Снейп оставил его тут специально, чтобы позлорадствовать над тем, как Гарри разбирается со своей ужасной личной жизнью. — Вы же не собираетесь больше драться, так? — спросил он наконец, поворачиваясь к Седрику и Драко. Те разом фыркнули. — Спроси у своего друга, — сладко произнес Драко. — Это же он на меня набросился. — Закрой свой грязный рот, — Седрик резко повернулся к нему. Горгулья, сидящая у кабинета Дамблдора, зарычала, и юноши разом посмотрели на нее со страхом и удивлением. Видимо, беседа, проходившая в кабинете Дамблдора, должна была помирить их, но не достигла нужного результата. — А ты держи себя в руках, — угроза Снейпа все еще висела в воздухе. — Дрянь, — Седрик сделал к нему шаг, и Гарри сам не понял, как оказался между ними. Теперь рядом никого не было, и он мог беспрепятственно говорить все, что ему вздумается. — Хватит! — он уперся руками им в плечи, не давая сдвинуться и начать все сначала. — Успокойтесь уже. — Я ничего не делаю, — вопреки своим словам, Драко давил на его руки своим весом. — Это Диггори сходит с ума. — Хватит! — Гарри оттолкнул их друг от друга. — Вы ведете себя как два идиота! Снейп сейчас вернется, если вы продолжите орать друг на друга. Седрик сделал шаг назад. Он посмотрел Гарри в глаза, и какое-то время они просто разглядывали друг друга, пытаясь понять. Нижняя губа Седрика, покрасневшая и припухшая, чуть дрогнула и поджалась. — Гарри. — Потом поговорим, — сказал Гарри. Голос его звучал жестко и уверенно, и Гарри почти физически ощутил, как между ним и Диггори возникла стена отчуждения. Он оставался с Драко и всем телом чувствовал, что тот рядом с ним: они словно стояли по одну сторону прозрачного стекла, а Седрик был по другую. Это повисло в воздухе. Диггори рвано, беспомощно вздохнул, развернулся и быстрым шагом направился прочь, в ту же сторону, куда ушел Снейп. На мгновение он даже напомнил профессора. Его шаги звучали гулко, и он ни разу не обернулся. Гарри и Драко остались одни в коридоре. Воцарившаяся тишина не перестала быть менее напряженной, наоборот, воздух словно раскалился. — Нам стоит уйти, — сказал Гарри, кивнув на горгулий. — В другое место. Малфой качнул головой и опустил лицо. Вместе с Седриком исчезло и ощущение объединения, становления по одну сторону завесы, и к ним вернулось все то, что накопилось за эти тяжелые дни. Они медленно двинулись прочь, и Гарри вдруг обнаружил, что он не знает, что сказать. Слова застревали у него в горле, и ему казалось, что произнеси он хоть что-нибудь, как Малфой тут же разлетится на тысячу осколков и вновь окажется далеко-далеко. Они дошли до лестниц в другом конце коридора и остановились в нише около окна; Гарри наконец решился начать разговор. — Мы определенно должны это обсудить. — Определенно, — хмыкнул Малфой. Он прислонился к стене и почти бессознательным жестом коснулся своей щеки. Его шрам, не скрытый магией, привлекал внимание, и Гарри, глядя на него, невольно вспоминал события второго курса. Тогда, в Тайной Комнате, он впервые увидел этот шрам воочию, увидел, как черная кривая полоса захватывает белую кожу. Его собственный шрам на щеке отозвался едва заметной болью, которая, впрочем, была совсем слабой по сравнению с болью в шраме на лбу. — Что там произошло? — Ты был прямо там, — Малфой смотрел на Гарри исподлобья, будто ожидая, что тот в любой момент скажет что-нибудь резкое, и заранее готовясь давать отпор. За окном завывал холодный ветер, серые облака висели низко-низко, а Запретный Лес казался черной полосой, проведенной кистью по белому листу. — Что вы сказали друг другу? — Какая разница, — Малфой отвернулся к окну, и взгляд его заледенел. — Это касается только Диггори и меня — и более никого. — Вот как. — Я не обязан перед тобой отчитываться. Я уже делал это перед Дамблдором, и мне хватило. Гарри нахмурился. В груди тонко кольнуло неуютное чувство, которое он постарался подавить: в конце концов, у Драко было слишком тревожное утро, чтобы его настроение не испортилось. Он не хотел еще больше расстраивать его. — Прости. — Ничего, — Драко вновь посмотрел на него. Гарри почти физически ощущал, насколько холоден и пристален его взгляд. Воздух между ними был плотным, и казалось, будто невидимая стена с каждой секундой вздымается все выше и выше в этом пространстве. Слишком много недомолвок, секретов, проблем и тревог ложились в ее основание, и Гарри не знал, как можно ее разрушить — он чувствовал себя беспомощным. — Ты злишься на меня? — он сделал маленький шаг вперед, но Драко даже не шелохнулся. Его тело казалось высеченным из мрамора. Помятая после драки рубашка была расстегнута на две пуговицы, и в вырезе была видна его напряженная шея. — Вовсе нет. — Тогда почему ты так на меня смотришь? — Давно не видел тебя так близко, — Драко усмехнулся уголком рта. Гарри сделал еще один шаг вперед, но замер, когда Малфой вжался в стену. — Драко... — Мы уже говорили об этом, и нет смысла вновь повторять. Все равно ничего не изменится, — Малфой сложил руки на груди и отвернулся. Уголки его губ опустились, а губы чуть сжались, будто он пытался удержать во рту другие слова, более обидные и язвительные. — Что ты имеешь в виду? — Ничего, — Драко сжал руки в кулаки. — Мне надоело это обсуждать. И вообще все это — надоело. Гарри нахмурился. Ему стало больно и страшно, и сила этого чувства показалась ему сокрушительной. Малфой мог сделать его несчастным парой слов, мог лишить его силы, и порой он был достаточно обижен и жесток, чтобы это сделать. Сейчас было совсем не время вступать в такие драмы и переживать какие-либо ссоры, стоило думать о вещах более масштабных и разрушительных, и когда они стояли с Малфоем в этой нише, Волдеморт все равно существовал. — Я не понимаю. Драко вдруг разозлился. Это отразилось в его глазах, в его движениях: он резко дернул головой и посмотрел на Гарри так, будто жаждал прожечь дыру в его лице. Его ноздри раздулись, а напряженные руки упали вдоль тела. Он сделал шаг вперед, и Гарри, будто бы оттолкнутый его силой, отшатнулся. — Ты говоришь, что мы вместе и что Диггори — твой друг, но ходишь с ним под руку по всему Хогвартсу, и все считают вас парочкой, — он сделал еще один шаг и обвинительно ткнул в грудь Гарри пальцем, вынуждая того прижаться к противоположной стене. Камень был холодным и шершавым. Малфой взмахнул рукой, не давая гриффиндорцу открыть рот и начать спорить. Его брови сошлись на переносице, а в лице, помимо злобы, появилось что-то жалостливое. Он продолжил, и голос его был твердым: — И он сам так думает. А ты отшил меня, чтобы посидеть с ним в Выручай-Комнате. — Его родители умерли! — Гарри мог бы вытерпеть любые обвинения в свой адрес, но он не мог позволить Драко трепать эту рану. Ни он сам, ни Седрик этого не заслуживали. — Ему приказали выбирать: я или его родители, и у него даже не было шанса сделать этот выбор! Его жизнь разрушена из-за меня, а ты обижаешься, что я не посидел с тобой вечером! — Да, точно, — Драко смотрел ему прямо в глаза, и что-то в его взгляде было иным. — Седрик Диггори разрушил свою жизнь из-за тебя. Как я мог забыть. Пойди и пожалей его. Или отсоси, как хочешь, — он с шумом втянул в себя воздух. — Ты ведешь себя как девчонка. Диггори ведет себя как мудак. Панси — как сука, а все остальные — безмозглые идиоты. Меня все это достало. Оставьте меня в покое! Он шагнул прочь из ниши, развернулся и попытался уйти. Гарри, пораженный и застывший, секунду просто смотрел на его затылок и спину, и все в его груди болело, но потом его тело будто бы само собой дернулось вперед. Он схватил Драко за руку, пытаясь остановить, но тот стряхнул его, вырывая свою подрагивающую ладонь. Гарри упорствовал: он развернул Малфоя к себе за плечо и попытался удержать его руки, но тот отчаянно сопротивлялся. — Отпусти! — Малфой пытался вырваться, но Гарри крепко цеплялся за него. Может, он был ниже, но уж точно не слабее. К тому же на его стороне было горячее желание привести друга в чувство: обида, что колола его мгновение назад, прошла, когда он понял, насколько болезненными для самого Драко были эти слова. Тот был уставшим, разбитым, под его глазами залегли тени, а скулы стали острее — странно, что Гарри не заметил этого ранее. Малфой был истощен. Его худые запястья дрожали в пальцах Гарри, но с каждой секундой молчаливая борьба утихала. Они оба тяжело пыхтели и с яростью смотрели друг на друга, но потом Драко будто бы обмяк. Его руки безвольно повисли, и он опустил голову. Его лоб и шея были влажными от пота. — Драко? — Гарри перестал цепляться за него так сильно. Он чуть наклонился, заглядывая Драко в лицо, но тот стоял, закрыв глаза и сжав губы в тонкую линию. — Все хорошо. — Прости, — Малфой выглядел пристыженным. По его щекам, шее и ушам полз румянец. Его губы начинали дрожать. — Я так не думаю. Гарри отпустил его руки и коснулся плеч. Он чувствовал его горячую кожу даже сквозь ткань. Он хотел обнять его, но отчего-то не мог сдвинуться с места и просто смотрел: слова не шли на язык, и все утешения казались плоскими и глупыми, неспособными достучаться до сердца Малфоя. — Ты мой друг, Драко, — наконец сказал Гарри. — И ты не перестанешь им быть. Малфой поднял лицо. Он посмотрел на Гарри — глаза его казались прозрачными и блестящими, в них был стыд и усталость и ничего больше. Он больше не злился и едва ли он обижался — он выплеснул свою горечь, и она оставила одну пустоту. Так бывает всегда. — Я тебе верю, — сказал он тихо, а потом просто уткнулся лбом в плечо Гарри. Его мягкие волосы коснулись щеки гриффиндорца, и тот замер, захваченный и поглощенный этим чувством. Гарри чувствовал тепло его тела и запах его шампуня — еще мгновение назад он был в смятении, но сейчас внутри него все успокоилось. Он просто хотел, чтобы этот миг длился вечно. Драко прошептал: — И о Диггори, и об остальном. Я тебе верю. — Тогда что не так? — Я не знаю, — Малфой отстранился. Он выглядел глубоко опечаленным. — Просто полно всякого дерьма происходит. Я устал думать об этом. Гарри невесело усмехнулся. Он полюбил, когда Драко ругается, еще на втором курсе: это делало Малфоя реальней. И то, что он говорил об этом, улучшало ситуацию — ему не стоило прятать все это в себе. Гарри прекрасно знал, как это может разрушать. — Суд? По тому, как быстро взгляд Малфоя дернулся в сторону, Гарри понял, что попал в точку. В окно ударил порыв сильного ветра, стекло зазвенело, и юноши разом вздрогнули. Они посмотрели на пустой коридор, лишенный даже портретов, и прислушались к тишине: Хогвартс казался замершим и умиротворенным, но в то же время едва слышное жужжание и шорохи наполняли его от подземелий до чердаков. Даже движение призрака казалось осязаемым. — Они все время об этом говорят, — шепотом поделился Малфой, будто кто-то мог их подслушать. Гарри стоял к нему очень близко, он ощущал его дыхание и видел все эмоции, отражающиеся на его лице. Отчего-то ему казалось, что он его сломил, хотя это было совсем не так. — Только об этом. Они ждут, что я расскажу им что-то новое, но меня тошнит от малейшего упоминания этого суда, моего отца и Темного Лорда. — Не думаю, что сейчас тебе удастся об этом забыть. — Я знаю, — Драко опустил лицо и уставился на их ботинки. — Га... Гарри вздрогнул всем телом. Малфой, будто сам удивившись тому, что он чуть не сказал, округлил глаза и замолк. Он хотел, верно, отшатнуться, его плечи качнулись, но движение получилось обрубленным и неловким, поэтому он просто замер. Его сердце быстро билось, и Гарри ощущал эту дрожь своими ладонями. Странное, почти интимное смущение захватило его: он хотел слышать, как Драко зовет его по имени. — Что с тобой? — Мне страшно, — признался Драко едва слышно. В его глазах, более не холодных и не уничижительных, отразилось выражение, которое Гарри прекрасно знал. Это было воспоминание. Они не говорили о втором курсе очень давно и не спускались в логово Салазара Слизерина с прошлого года, но то, что Драко там пережил, не могло исчезнуть до конца. Гарри помнил, какую рану это ему нанесло, и от того, что он избегал прикасаться к ней и полагался на время, она не исчезала. — Если мой отец проиграет, его упекут в Азкабан, и тогда все набросятся на нас с мамой. И Темный Лорд тоже. Я боюсь, что он сделает ей что-нибудь. Боюсь увидеть его... снова. — Разве твоя тетка за нее не заступится? Да и Снейп не позволит Волдеморту причинить ей вред. — Моя тетка — сумасшедшая. Она сделает все, что скажет ей Темный Лорд. А Снейп, — уголок рта Драко дернулся вверх в подобии горькой усмешки, — может долго не протянуть. Разве у него есть какая-то власть? Есть, наверное. Гарри не мог до конца понять природу отношения Волдеморта к Снейпу, но Том определенно давал зельевару привилегии, которых другие не удостаивались. Он хотел слышать его голос и видеть его в рядах своих людей. Гарри помнил это — в разуме Волдеморта он хотел того же. Впрочем, ничто не помешало Тому убить Северуса, когда тот встал на его пути. — Снейп справится. Он защитит твою мать, я уверен. Он самый живучий гад из всех, кого я знаю. — Менее живучий, чем ты, — Драко посмотрел Гарри в глаза, а потом поднял руку и коснулся его шрама. Тот отозвался болью, о которой Гарри почти забыл за этим разговором, но прохладное прикосновение чуть облегчило ее. — Почему ты так думаешь? — Гарри хотел бы прижаться к его руке и просто забыть обо всем, но его интуиция, предчувствие — то, что направляло его внимание — не давала ему покоя. Что-то неясное зацепило его. — Про Снейпа. — Он занят опасным делом, — Драко ответил почти сразу. — Всякое может произойти. — Дамблдор на него полагается. Малфой не отвел взгляда. — Мы все на него полагаемся, но Северус — просто человек, — сказал он, а потом, на мгновение закусив губу, спросил: — Почему Темный Лорд доверяет ему? Я не спрашивал ни у кого об этом, но и догадок у меня нет. Дамблдор уверен в его верности, и Снейп помогает ему и тебе здесь, в Хогвартсе, но когда он с Темным Лордом — он ведь ведет себя, как Пожиратель Смерти. У него есть Метка, и в нем никто не сомневается. Как так получилось? Гарри задумался. Он прижался к подоконнику бедром и скрестил руки на груди: ему было неуютно говорить о Снейпе в более личном аспекте, потому что его мысли всегда соскальзывали на что-то, не поддающееся описанию и пониманию. Зельевар был его ненавистным учителем, потом он был его врагом, потом он был его доверенным лицом, его наставником — он был, пожалуй, самым противоречивым человеком, которого Гарри когда-либо знал. Он не хотел узнавать о нем что-то иное. — Доверие Дамблдора к нему объясняется событиями, которые были... во сне, — Гарри неопределенно мотнул головой. — А Волдеморт... Не знаю. Он считает Снейпа похожим на себя. Находит его интересным. — И чем они похожи? — Они оба были одиноки в детстве. Отличались от остальных. Стремились к знаниям, к изучениям, к чему-то большему. Были гордыми и самостоятельными. Волдеморт убил своего отца, а Снейп своего ненавидел. И они оба полукровки. Драко смотрел на Гарри пристально и тревожно. — На тебя это тоже похоже. — Разве что я своего отца совсем не знал. — Зато я своего знал достаточно, — Малфой сказал это горько и печально. — Но ты не одинок. Гарри вспомнил о том, какое чувство царило между ними десять минут назад, и его уверенность пошатнулась. Малфой ничего не говорил, только смотрел. — Ты чувствуешь себя таковым? — тихо спросил он, заметив, как изменился взгляд Драко, направленный на него. В нем сквозила обреченность и почти саркастическое смирение. — А ты? — ответил Малфой вопросом на вопрос. Гарри неопределённо повел плечами. — Все мы чувствуем себя одинокими иногда. Вопрос лишь в том, как часто. Ты чувствуешь себя одиноким сейчас? Малфой покачал головой. Он положил руки Гарри на плечи и вдруг притянул к себе, стискивая изо всех сил. Напряжение в его теле было тем же, что и в тот момент, когда он сгорал от злости и обиды. Боялся ли он, что Гарри просто исчезнет, растворится в его руках так же, как и тот боялся этого? Или чувства его были иными? В любом случае, Гарри обнял его в ответ, обхватив за пояс. Он чувствовал, как Драко дышит ему в шею, как он ведет носом по его коже и жадно вдыхает. — Я чувствую себя таковым почти всегда, — шепнул он, и его горячее дыхание обожгло Гарри ухо, заставив мурашки пробежать по спине. — Но ты никак не сможешь этого изменить. — Мы можем поговорить об этом. О чем угодно. О суде, или слизеринцах, или... Я не знаю, — Гарри цеплялся за него почти отчаянно. Он хотел увидеть лицо Драко, но тот специально прижался к нему, чтобы скрыть все свои эмоции. Он был сильным, будто окаменевшим, кожа под его рубашкой была горячей, а сердце в его груди билось так быстро, что Гарри ощущал его биение. — Мы же друзья. Ну, помимо остального. — Какой ты романтичный, Поттер, — Драко чуть расслабился. Впрочем, это совершенно не обмануло Гарри: Малфой пытался сменить тему и уйти от разговора. Он прижался губами к шее гриффиндорца рядом с ухом и шепнул: — Спасибо. В этом коротком слове было столько чувства и надежды, что разрушить их, продолжив настаивать, было бы жестоко. Малфой чувствовал себя одиноким, и Гарри прекрасно его понимал: он знал, насколько холодно может быть даже рядом с друзьями. Большинство своих переживаний он хранил глубоко внутри, и невозможность поделиться ими, открыться перед кем-то полностью и без остатка сводила его с ума раньше. А сейчас — сейчас он привык. Но Драко не приходилось сталкиваться с такими вещами, испытывать такой стресс: его действия могли иметь ужасные последствия, и никто вокруг не мог понять того, что он испытывал. Может, только Снейп, которого так же тянуло в разные стороны, но у Северуса не было тяжелых ценностей по обе стороны баррикад. Он был свободен, если можно было исключить влияние Дамблдора и Волдеморта. — Ты очень хочешь идти на уроки сегодня? — спросил он. Малфой на секунду отстранился. — Не особо, — он заглянул Гарри в глаза, но его собственное лицо ничего не выражало. — Снейп сказал, что у тебя с ним будет очень неприятный разговор, если мы прогуляем. — Он и так на меня наорет, — отмахнулся Гарри. — Еще и позлорадствует. — И что ты предлагаешь?

***

Гарри знал, что это затишье. Суд навис над ними черной тучей: предвкушение Рождества растворилось в тревогах и мрачных предчувствиях. Лаванда и Парвати, ярые поклонницы профессора Трелони, однажды подловили Гарри в гостиной и с блестящими от слез глазами начали вещать ему о его скорой гибели. — Мы специально спрашивали профессора Трелони, — говорила Парвати, повиснув у Гарри на локте — Ты должен быть осторожен, Гарри! Трелони предсказывала ему смерть на протяжении долгих лет, и Гарри никогда не верил ее предсказаниям, несмотря на то, что некоторые из них действительно сбывались, но настойчивые напоминания об опасности и риске раздражали его. Напряжение вокруг него копилось и не спадало, боль в шраме пытала его каждое утро, а взгляды, полные ненависти, жгли спину во время каждой трапезы в Большом Зале. Все это выматывало, и меньше всего на свете Гарри хотел знать, что о его будущем думает сумасшедшая преподавательница. Только огромное усилие воли не дало ему высказать все это Лаванде и Парвати — кажется, они действительно переживали за него, и это было по-своему мило. Гарри же переживал за Чарли. Последние новости от него были обрывочными. Он сказал, что переждет в безопасном месте, но более вестей от него не поступало — найти его было невозможно ни им, ни Пожирателям. Гарри всегда считал Чарли сильным человеком, тот был укротителем драконов, однако недооценивать Волдеморта было нельзя: он бы не стал повторять старые ошибки. Смерть одного из Уизли была бы сильным ударом по Гарри, и Том бы не упустил такой возможности. Гарри не говорил друзьям о своих страхах, но думал об этом постоянно. Когда ел, играл в квиддич, сидел в гостиной — часть его постоянно находилась в страхе. Это было даже хуже, чем если бы Волдеморт угрожал ему и являлся во снах каждую ночь: ожидание выматывало, неясность и опасность заставляли пот стекать по его спине каждый раз, когда в зал влетали совы. Однажды он проснулся, глядя в потолок и жадно глотая ртом воздух: он лежал и не мог шевельнуться, мог только думать и осознавать, что мгновение назад Том был совсем рядом. Или же Гарри был рядом с ним, где-то в глубине его разума. Он видел сон, но это вовсе не было похоже на те сновидения, что Волдеморт насылал на него — это было похоже на тот сон, в котором Гарри видел обрыв и сирот. Разве что на этот раз он видел грязный туннель, ведущий в Тайную Комнату: он все еще ощущал запах, царивший там, и холодную, грязную воду, пачкающую его брюки и ботинки. Он помнил эти ощущения, мысли и чувства так четко, будто переживал их мгновение назад: на кончике его языка застыло шипение, а в груди билась горячая, почти возбуждающая радость. Триумф. И странное предвкушение, отличающееся от остальных восприятий — оно было настоящим. Сквозь парализующую боль, превратившую его тело в клетку, Гарри все равно мог отличить это чувство: будто бы Том нашептывал ему что-то на ухо. Будто бы этой ночью он что-то предвкушал, что-то, связанное с Гарри, и тем самым открыл ему дорогу. Глядя в потолок слезящимися глазами, Гарри поймал себя на том, что он почти хотел заговорить с Томом. У него были вопросы, на которые он хотел знать ответ: неясность сбивала его. Он видел суть действий Волдеморта раньше, но теперь — нет, и это заставляло его чувствовать себя... непричастным. Будто бы, несмотря на своё участие во всём происходящем, на те страдания, что давили на него каждый день, он не имеет к разворачивающимся событиям никакого отношения. Он смог подняться из кровати только спустя полчаса после пробуждения. Рассвет только-только забрезжил за окном: небо, необычайно чистое и глубокое, окрасилось в розовато-желтые тона, и все вокруг тонуло в этом цвете. Белый снег отражал утренний свет, и от этого холодный зимний пейзаж казался намного теплее. Гарри какое-то время стоял напротив окна, глядя на небо и обнимая себя руками, а потом направился в ванную. Там он долго стоял под душем, греясь под почти обжигающими струями воды, и думал. Слушал. Чувствовал. В это утро он впервые подумал, что знания косметических чар могут быть очень полезными. Он заметно исхудал за последнее время и выглядел хуже некуда: нездоровая бледность вкупе с испариной и замученным взглядом делала его синяки под глазами еще ярче, кожа туго обтягивала его скулы, а ранки на искусанных губах не успевали заживать. Гарри кисло разглядывал себя, размышляя, что Драко, увидев его таким, точно не захотел бы с ним целоваться — это было ужасно. Впрочем, чувствовал себя Гарри так же, как и выглядел. Он долго умывался холодной водой, пытаясь взбодриться, даже причесался, хотя вихор на затылке не желал исчезать даже с помощью воды. Гарри успел почитать и подумать обо всем на свете к тому моменту, когда его друзья проснулись и вышли из спален. В воскресное утро они обычно спали еще дольше, но это утро было особенным: их наконец-то отпустили в Хогсмид. Многие радовались этой возможности, как первому снегу, и Гарри мог лишь с завистью смотреть на ребят, обсуждающих, в какие магазины они должны зайти. Он бы и сам с удовольствием погулял по волшебной деревне, но он прекрасно понимал, насколько это опасно. Настолько, что даже его безрассудство на время успокоилось. Рон был отвратительно свеж и бодр с утра. Гарри, увидев друга, оглядел его с непониманием: тот надел чистую рубашку и попытался пригладить волосы. Он думал о том, что с Роном творится что-то странное, еще пару минут, пока из спален девочек не появилась Гермиона — тогда все встало на свои места. Они собрались на свидание. Хотя Гарри совсем не был уверен в том, что они это обговорили. — Ты сегодня рано, — Рон хлопнул Гарри по плечу и бросил быстрый взгляд на Гермиону. Та была очень красивой в это утро: она уложила свои волосы, и кожа ее лица казалась слишком идеальной, чтобы быть лишенной косметических чар. Гермиона неловко улыбнулась, поймав взгляд Гарри; как бы сильно тот ни отставал в своих собственных отношениях, в чужих он будто бы начал разбираться. — Не спалось, — Гарри все еще смотрел на друзей с подозрением. Что-то внутри него протестующе сжалось, когда он подумал, что они будут веселиться без него, но он быстро прижег это чувство. Уж кто-кто, а он не имел права ревновать. — Куда пойдете? — Да просто погуляем, — сказала Гермиона. — Я уже заказала подарки родителям по волшебному каталогу. Я думала, нас вообще не выпустят из Хогвартса. — Дамблдор тоже будет там, — ответил Гарри. — Думаю, он хочет, чтобы студенты перестали бояться и вновь почувствовали себя уютно в Хогвартсе. — Мне жаль, что ты не пойдешь с нами. — Полетаю, — отмахнулся Гарри. — Навещу Клыка, ему же одиноко без Хагрида. Схожу на кухню к Добби. Дел по горло. Друзья направились прочь из гостиной. Гарри заметил, что Симус, ждущий Дина, проводил его взглядом — он более не казался таким рассерженным, как раньше, и в его лице было что-то уязвимое. Может, он уже изменил свое мнение о происходящем, но ему явно не хватало сил, чтобы это признать. — Ты помирился с Диггори? — спросил Рон, когда они дошли до пустующего коридора. Гарри чуть не поперхнулся. Он подозрительно посмотрел на друга, а потом неопределенно повел головой. — Мы не ссорились, — на самом деле, все так и было. Седрик просто начал держать дистанцию, что было по-своему хорошо и плохо одновременно. Он наконец-то услышал то, что Гарри пытался до него донести, и на Малфоя он более не кидал ни единого взгляда, вознамерившись игнорировать его существование (тот отвечал ему тем же). Но в то же время Седрик переживал ужасную драму, и то, что он медленно отдалялся ото всех, было неправильным: это было тяжело. Гарри даже пришлось выдержать стычку с Яном, который, разумеется, винил его в состоянии Седрика. Хотя он ничего не мог ему представить: Драко весьма убедительно вывихнул Гарри челюсть, и ни у кого не возникло никаких подозрений. Впрочем, Ян мог догадаться, и Гарри осознавал, насколько осторожным ему надо быть. — Вот как, — прищурилась Гермиона. Седрик пару дней сидел вместе со своим факультетом на обеде, а потом вновь вернулся к Гарри. Правда, он больше не прижимался к его ноге своим бедром и стал вести себя более сдержанно. Разумеется, Гермиона не могла этого не заметить. — А Чжоу знает? Гарри на секунду запнулся. Он поймал взгляд Рона — тот тоже ничего не понял, но выглядел заинтересованным. В кои-то веки его личная жизнь шла на лад. — А что Чжоу? — ему не было дела до личной жизни Седрика, однако на крошечную долю секунды ему стало неприятно. Он тут же прогнал эту мысль. — А ты не заметил? — улыбнулась Гермиона. — Она снова улыбается ему. — Хм, — Гарри не знал, что об этом думать. Он был более чем уверен, что Чжоу не станет встречаться с Седриком после того, как тот целовался с парнем на глазах у всей школы, а потом признал их отношения (которых не было). Впрочем, он понятия не имел, что происходит у девочек в головах. — Да ладно, — сказал Рон довольно скептически. — Ты не могла сделать выводы только из-за этого. — Ну, Рон, сам подумай. Она чувствовала себя некомфортно раньше, но как только Седрик перестал сидеть с Гарри и — не спорь, Гарри — поссорился с ним, ее настроение резко улучшилось. Не думаю, что она хочет вновь с ним встречаться, скорее ей просто приятно, что Седрик может с Гарри расстаться. — Что? И какой в этом смысл? Гермиона вопросительно на него посмотрела. — Моральное удовлетворение. Гарри увел ее парня. — Никого я не уводил! — возмутился Гарри. Ему было неприятно это слышать. Он не хотел, чтобы Седрик в него влюблялся. — В любом случае, вам с Седриком надо разобраться с тем, что у вас происходит, — сказала Гермиона, смягчив тон. — Седрик сейчас... не в порядке. И долго не будет в порядке. Мы все нужны ему. Конечно, она была права. Но Гарри не знал, что ему делать, не мог придерживаться той линии поведения, которую создал раньше. Они с Седриком не могли быть друзьями — так же как Гарри не мог быть просто другом для Малфоя. Он поспешил сменить тему и начал расспрашивать друзей о подарках, которые те приготовили. Ему самому пришлось заказывать их по каталогу, который лежал в гостиной и уже изрядно потрепался; Гарри надеялся, что они придут в срок. Разве что для Драко он ничего не купил: он не знал, что можно подарить Малфою — подарок должен был быть особенным, но Гарри не знал, каким именно. Малфой мог купить себе все, что пожелает, и искать что-либо для него надо было уж точно не в разделе «Рождественская ведьма». Из-за этого Гарри чувствовал себя немного неуютно, но он решил просто признаться в том, что ничего не смог придумать — Драко бы понял, наверное. В конце концов, он мог так же ничего для него нe искать, и тогда Гарри бы чувствовал себя еще более глупо и неловко. — Надеюсь, моим родителям понравится на Гриммо, — с сомнением произнесла Гермиона, когда они уже подходили к Большому Залу. — Все-таки они будут единственными магглами, а этот дом... ну, специфичен. — Всяко лучше, чем сидеть взаперти у миссис Фигг, — пожал плечами Гарри. Он знал, что Гермиона долго решала, остаться с родителям в безопасном месте или пригласить их на Гриммо. — Мистер Уизли будет в восторге, а Вальбургу мы завесим. — У старухи будет стрессовый вечерок, — засмеялся Рон. — Главное, чтобы он не был стрессовым у нас, — Гермиона тут же осадила его злорадство. — Если Дамблдор проиграет на суде... — Он не проиграет, — твердо сказал Гарри. Он не знал, на чем базируется эта уверенность, он лишь верил в нее. Сейчас его намного больше волновало другое. Люциус был опасным человеком, но Волдеморт был еще опасней. И он едва ли собирался оставить это время без своего внимания, когда где-то там, за барьером, лишенный защиты Дамблдора, бродит Чарли. Гарри не мог не вспоминать об этом, и, глядя на довольного, улыбающегося Рона, он ощущал боль в груди. Разговоры об отношениях и Рождестве не могли ее прогнать. На завтраке это произошло. Седрик сидел со своими друзьями, но Гарри все равно смотрел в его сторону время от времени. Он ловил недовольный взгляд Яна и заинтересованный — Дэниэля, но его мало они волновали. Он просто хотел, чтобы у Седрика все было хорошо — особенно сейчас. Диггори заметил сову первым. Гарри увидел, как тот поднял лицо, заслышав шум крыльев и поморщился, будто от боли; через мгновение его глаза расширились, и в них отчетливо отразился страх. Гарри тут же вскинул голову и замер: под потолком кружили две белоснежные совы. Они медленно начали снижаться, нацеливаясь на их стол, но в какой-то момент, будто подхваченные порывом воздуха, отлетели в сторону. Гарри повернулся: Дамблдор сидел, подняв волшебную палочку и направив ее на сов. Те послушно опустились перед ним, совершенно одинаковые, идеальные. В зале будто бы исчез весь воздух: Гарри сидел, глядя на них, и ничего не слышал, даже не дышал. Преподаватели тут же заговорили меж собой. Грозный Глаз схватил одно письмо, провел по нему палочкой, а только потом вскрыл. Дамблдор взял второе, но через пару секунд положил на стол. Гарри, прищурившись, вдруг понял, что одна из сов — Букля. Облегчение затопило его, подобно волне: наверное, его любимая сова принесла ему письмо от Сириуса. Гарри и не заметил, что его сердце стало биться так часто. Грюм что-то громко говорил, маша письмом, но из-за заглушающих чар ничего нельзя было расслышать. Гарри пытался читать по губам, и на секунду ему показалось, что он прочел слово «Малфой». Он тут же обернулся. — Гарри, ты понимаешь, что происходит? — спросила Гермиона, но Гарри не взглянул на нее. Он рассматривал слизеринцев, то, как они шептались, поглядывая то на преподавательский, то на гриффиндорский столы. Драко, сидящий в центре этой переговаривающейся толпы, выглядел растерянным, но старался это скрыть. В руках он держал письмо. Забини что-то горячо ему втолковывал, но взгляд Драко от этого не смягчался. Гарри хотел знать, что ему написали. Хотел знать, кто в опасности. Повторение истории с Седриком пугало его до дрожи. Малфой поднял глаза и посмотрел на него: Гарри тут же понял, что Драко знает, но не хочет говорить. Мучительное выражение, которое он пытался скрыть за презрением и холодом, искажало черты его лица, делая их почти неузнаваемыми. Пару секунд, тянувшихся целую вечность, они смотрели друга на друга, а потом Драко не выдержал и перевел взгляд. Он посмотрел на Рона. Гарри с шумом втянул носом воздух. — Не понимаю, — сказал он, поворачиваясь к друзьям. Они смотрели на него со страхом и надеждой, что у него будет объяснение, и он не мог ранить их. Не сейчас. На Рона Гарри не смотрел, только перед собой. Он боялся подумать о том, что случилось. Дамблдор не отменил поход в Хогсмид, но перенес его начало на более позднее время. В его кабинете намечалось совещание, и Гарри не видел причин, почему ему не стоит там быть. Он отправился в директорскую башню сразу после завтрака — он спешил, и ему казалось, что каждая секунда промедления будет стоить Чарли жизни. Даже лестницы двигались недостаточно быстро, по его мнению. Однако горгульи перед кабинетом не сдвинулись с места. Гарри пытался подобрать пароль, но те были глухи и лишь рычали иногда. Только спустя полчаса лестница за ними начала движение, статуи отодвинулись, и в коридор вышли профессора. Это были МакГонагалл, Грюм, Флитвик и Стебль. Они еще переговаривались о чем-то, но, заметив Гарри, тут же замолкли. — Что вы тут делаете, Поттер? — грубо спросил Грюм. Оба его глаза уставились на Гарри. — Пришел к профессору Дамблдору. — Он сейчас занят, мистер Поттер, — сказала МакГонагалл. Она все еще смотрела на него холодным взглядом, видно, припоминая недавнюю драку, из-за которой Слизерин и Гриффиндор ушли в глубокий минус по очкам, лишившись надежды на победу в соревновании факультетов. Впрочем, сейчас это мало кого волновало. — Вам придется подождать. Гарри кивнул. Он знал, что в кабинете остался Снейп, но мог лишь гадать, что такого Дамблдор мог сообщить только своему зельевару, но никому другому. Гарри хотел знать. Ему пришлось подождать еще минут десять, прежде чем горгульи выпустили Снейпа. Тот взглянул на Гарри без изумления, будто он точно знал, что увидит его здесь. На мгновение их взгляды встретились. — Это Чарли? — спросил Гарри у него. Снейп остановился. Он кивнул, и Гарри спросил то, что волновало его больше всего: — Он жив? — Жив. Пока что. — Что это значит? — Гарри подскочил к Снейпу. Он смотрел на него снизу вверх. То напряжение, наполненное раздражением и злорадством, которое профессор излучал в этом же самом коридоре несколько дней назад, исчезло. И теперь в его взгляде, направленном на Гарри, было что-то иное, цепкое, почти.. сочувствующее. — Узнаете, Поттер, — Снейп собрался уйти, но Гарри, подчинившись какому-то порыву, вдруг встал у него на пути. Он застыл, глядя ему в лицо, и пытаясь увидеть за хладнокровием его настоящие эмоции: ему казалось, что он перестал понимать его. Он не знал, что Снейп думал о той драке между Седриком и Драко, потому что он никак ее не комментировал. И все же тогда он тоже смотрел на Гарри и так жестоко бросил его разбираться с напряжением между своими друзьями. — Что было в письме Драко? Я видел, он тоже что-то получил. — Не вашего ума дело, — Снейп, казалось, изумился тому, что Гарри не дал ему уйти. Впрочем, он должен был уже привыкнуть. — Вас ждет директор. Он вцепился Гарри в плечо, отодвигая его со своего пути. Гарри растерялся, и все, что ему оставалось — это смотреть, как профессор стремительно уходит прочь. Ему незачем было останавливать его, и Гарри не знал, почему ему вообще захотелось это сделать. Он потоптался на месте еще пару секунд, а потом отправился к Дамблдору. Тот его уже ждал. — Садись, Гарри, — Дамблдор что-то быстро писал на пергаменте. Он поднял глаза, когда Гарри сел в кресло напротив него, и пододвинул к нему запечатанный конверт — Прости, пришлось на время конфисковать твою корреспонденцию. Я не хотел отдавать письмо тебе в зале, чтобы остальные не волновались. Это от Сириуса. Гарри взял конверт и прижал к себе. — Снейп сказал, что есть шанс, — он сразу начал с того, что волновало его больше всего. Ему не было дела ни до взволнованных портретов, ни до яркого Фоукса — ему нужны были ответы. — Что это значит? — Волдеморт требует вернуть ему палочку, — Дамблдор вздохнул. В его лице не было ничего насмешливого или легкого, он был рассержен и почти уязвлен, и это виделось за сухими чертами. Пропажа Чарли — неудача, и он отчасти винил в этом себя. Гарри тоже винил его, хотя понимал, что ему не стоило этого делать. Дамблдор не смог бы защитить Чарли в Румынии, а тот делал все так, как сам хотел. Гарри не знал его слишком хорошо, но те факты, что были ему известны, говорили о Чарли как о волевом, упрямом, сильном человеке. Он переоценил себя. — Когда? — Сегодня в полночь. У границы Хогвартса. Гарри втянул носом воздух, разом показавшийся ему слишком сухим. — И все? Он отдаст Чарли за свою палочку? — он повернул голову и посмотрел на шкаф, где за стеклом на специальной подставке лежала палочка Волдеморта. Она ничего не значила для Гарри, и он бы с удовольствием ее сломал или предал огню, однако она много значила для Волдеморта. Неясная мысль мелькнула в его сознании. — Да. Но это не единственное условие: он хочет увидеть тебя, — Дамблдор коснулся рукой письма, лежащего перед ним. Гарри не узнал почерка, которым оно было написано, и у него не возникло ни малейшего желания его читать. — Просто увидеть? — Гарри совсем не нравилась эта идея. От нее веяло чем-то подозрительным: Том мог легко забраться в его сны, и ему для этого не нужно было видеть Гарри. Если только... если только он не хотел вновь постараться захватить контроль над ним. Дрожь прошла по его телу. — Он хочет сделать то же, что и на матче? — Не думаю, — Дамблдор сочувствующе посмотрел на него. — Я буду рядом, и он ничего не сможет сделать с тобой. — Ладно, — Гарри стиснул руки в кулаки и смял письмо. Он не был напуган, но в то же время мысль, что сегодня ночью ему придется увидеться с Волдемортом, заставляла все внутри него сжиматься. Хотел ли он увидеть его? Логично было бы решить, что нет, но в то же время Гарри знал, что часть его, замученная кошмарами, видениями и ощущением чужого присутствия, хотела видеть своего мучителя в лицо. Он знал, как Том будет смотреть, как будет ощущаться его взгляд — он даже знал, какие мысли они будут делить в этот момент. Вот что было по-настоящему страшным — власть Волдеморта над ним росла, она обтекала его, будто вода, преодолевая все его барьеры. Гарри не мог это контролировать. — Он будет один? — Нет. С ним будет Беллатриса и Барти Крауч-младший. Я так же могу привести двух доверенных людей. — Не Снейпа? Дамблдор усмехнулся. — Северусу из тактических соображений лучше остаться в замке. С нами пойдут профессор Грюм и профессор МакГонагалл. Гарри подумал, что неадекватному Грюму совсем не надо встречаться с Волдемортом и его приспешниками лицом к лицу, но ничего не сказал. Дамблдору было виднее, и, возможно, он хотел использовать способности глаза Грюма. — Значит, сегодня в полночь, — он уставился на часы. Это были старые деревянные часы, в которых жила волшебная кукушка, способная вылетать из своего домика и будить обладателя вместо будильника. Фред рассказывал ему, что когда-то и у них дома были такие часы, но Билл убил кукушку заклинанием, когда та пыталась стучать ему по лбу. С тех пор часы хранились в сарае без какой-либо надежды на ремонт. — Мы успеем подготовиться. — Не беспокойся об этом, — он бросил на Гарри внимательный взгляд, — и не говори Рону Уизли о случившемся. Пусть он проведет день без волнений. — Рон все равно будет волноваться, — Гарри вспомнил про Гермиону, специально нарядившуюся для этого похода, и понадеялся, что прогулку друзей не омрачат подобные мысли. Он вспомнил про Драко — тот явно потерял покой на сегодня. — А что было в письме Малфоя? Я видел, как он его получил. — Люциус заботится о своей семье. Он отправил миссис Малфой на континент, а Драко приказал остаться в Хогвартсе на Рождество, — спокойно пояснил Дамблдор. — Он знает, что случится, если он проиграет. — Зачем он в это ввязался? — Он думал — и думает, — что я не смогу обхитрить его. Люциус всегда был амбициозным человеком, который не мог остановиться в нужный момент. Может, он и хотел это сделать, но в какой-то момент никто из Пожирателей Смерти уже не властен над самим собой. — Но у него есть семья. — Только это дает мне надежду, — Дамблдор вздохнул. — Если человек способен любить, то он еще не потерян.