***
— Поттер! Малфой тряс его за плечи. Гарри очнулся даже не от его возгласов, а от того, как тот цеплялся за него и встряхивал изо всех сил, заставляя его голову мотаться из стороны в сторону. Боль, которая пронизала его виски и шрам после каждого такого сна, только усиливалась, будто бы поджаривая его мозг прямо внутри черепа. Тошнота подступала к горлу, глаза слезились, и все это лишь усугубляли крики слизеринца. — Драко, хватит, — слабо взмолился он. Малфой тут же замер и уставился на него круглыми глазами, полными страха и настороженности. Вокруг ничего не изменилось, и сложно было сказать, сколько времени они проспали, прижавшись друг к другу на тесном диване, но на щеке Драко успел отпечататься след от рукава. Он выглядел помятым и взъерошенным, лицо его было чуть опухшим — наверное, они пролежали несколько часов, потому что тело Гарри ломило, а левой руки, на которой спал Малфой, он и вовсе не чувствовал. — Ты кричал, — сказал Драко. Что-то странное было в его взгляде: он будто бы ждал чего-то и смотрел на Гарри, как на незнакомца. Рот его был приоткрыт. — И я не мог тебя разбудить. — Так бывает, — Гарри прижал пальцы к вискам. Боль не проходила, но в этот раз это было справедливой платой: он, наконец-то, узнал что-то действительно важное. Волдеморт собирался напасть на Шармбатон, а Гриндевальд — убить Дамблдора и завладеть Бузинной палочкой. Стоило немедленно доложить об этом директору, но Гарри едва мог пошевелиться. Он отвел горячие ладони от лица: на них осталась кровь. — Черт. Драко запустил руку в свой карман и выудил белый платок. Он молча и очень, очень осторожно, будто боясь прикасаться, принялся стирать кровь с его лба. Гарри, закрыв глаза, просто наслаждался мягкими прикосновениями его пальцев: сердце заходилось нездоровым ритмом, руки и ноги дрожали, а шрам пульсировал. Не хотелось ни о чем думать, хотелось просто заснуть и проснуться здоровым и полным сил. Но этого нельзя было допустить. — Это был Темный Лорд, да? — наконец, спросил Малфой. Он убрал грязный платок в карман. — Он что-то сделал с тобой? — Не совсем, — признался Гарри. Он взял Драко за руку, и тот с силой сжал его пальцы. Несколько часов назад он чувствовал себя очень плохо, но сон помог ему немного прийти в себя. О его слезах теперь говорили только опухшие и покрасневшие глаза и нос и легкая слабость в голосе. — Просто иногда я чувствую некоторую... связь с ним и из-за этого вижу кошмары. Моя голова просто раскалывается. — И... как часто такое происходит? — Не очень, — в последнее время головная боль и вовсе была довольно сносной. У Волдеморта были дела поважнее, чем обращать внимание на Гарри, и это было удачным стечением обстоятельств. С другой стороны, только через эти сны Гарри хоть как-то мог добраться до крестража. — Прости. А ты... ты в порядке? Драко отвел взгляд. Он выглядел таким очаровательным в мягком свете огня, когда его волосы были растрепаны, а рубашка — расстегнута на несколько пуговиц. Он больше не выглядел разбитым, губы его не дрожали, и Гарри мог видеть собственные следы на его чуть изогнутой шее. Это было так красиво. И так волнующе. И так ужасно неуместно прямо сейчас. — Я в порядке, — он вновь поднял глаза. — Я справлюсь. Прости за то, что... было вчера. Сегодня, то есть. Ты понял. — Ничего страшного, — Гарри постарался улыбнуться. То, что произошло вечером, сблизило их еще больше, и теперь он смотрел на Драко немного иначе. Он хотел быть для Малфоя тем, кто сможет его выслушать, кто развеет его одиночество — в конце концов, он все знал об этом губительном чувстве. Однако сам он не мог быть искренним с ним, и это было тяжелым камнем в его и без того не легкой ноше. — Я все понимаю. — Может, тебе стоит сходить к мадам Помфри? — резко перевел тему Драко. — Сначала я схожу к Дамблдору. Такие сны всегда что-то означают, — Гарри не хотел говорить ему, насколько глубоки эти сны. Друзьям не стоило знать, что он не просто видит кошмары, а проникает в разум Волдеморта. Если бы только в тот момент Том был занят своим крестражем! Гарри не понимал, что происходит, каким образом эта связь между ними устанавливается — обычно он видел сны о его прошлом, о крестражах и местах, где они были спрятаны, или же моменты его ярости и радости. Но сегодня — почему он увидел это? — И что значил этот сон? Гарри вздохнул. Ладонь Драко все еще была в его руке, и он чувствовал себя лучше просто от того, что ощущал его тепло. Боль начинала медленно отступать: тело все еще ломило, но уже не крутило изнутри, глаза не резал пляшущий на поленьях огонь, и только виски и шрам сводили резкие и нестерпимые спазмы, когда он двигал головой. Он вспомнил один из своих приступов, когда он очнулся на полу: тогда из глаз катились слезы, во рту собиралась кровь от прокушенной губы, а вокруг толпились перепуганные и взволнованные друзья. Гарри бы очень не хотел, чтобы это повторилось при Драко — и он вообще не хотел видеть сны о Волдеморте, когда Малфой лежал у него под боком. Тем более сейчас, когда... Когда они вроде бы решились. — Ничего хорошего, — стоило ли говорить ему про Шармбатон? Стоило ли пугать его еще больше? Гарри не знал: с одной стороны, он хотел быть честным с Драко, хотел рассказать ему все, что знал сам, а с другой — он не хотел еще больше впутывать его во все. — А ты... не видел больше будущего? — робко спросил Малфой, видимо, даже не надеясь на положительный ответ. — Как в тот раз? — Нет, — Гарри с сожалением покачал головой. Он бы хотел заверить Драко, что с его родителями все будет хорошо, но он и сам мог лишь надеяться. Малфои были живучими, но теперь все было иначе, и никто не мог с точностью сказать, как Волдеморт решит поступить с ними. Даже если он попробует дать Драко невыполнимое задание, чтобы проучить Люциуса, который на этот раз провинился намного сильнее, то все станет еще хуже. Он не прикажет убить Дамблдора, нет — он скажет привести ему Гарри Поттера, и Малфой не сможет этого сделать. Драко тяжело задышал. — Ладно, — сказал он и мягко высвободил свою руку. — Ладно. Гарри решил немедленно сменить тему. Он не хотел, чтобы Драко вновь думал о Люциусе, поэтому он решил спросить о том, что волновало его больше всего. — Когда я вернусь на Гриммо, — он смотрел на него так внимательно, что от этого голова будто бы начинала болеть еще сильнее. Шрам чуть дергало, — я хочу рассказать Рону и Гермионе. Когда он сказал об этом вчера вечером, Драко ничего не ответил. Но все же он не протестовал, как раньше, и Гарри считал, что это верный путь. Сейчас Малфой лишь прикусил свою нижнюю губу — пухлую и капризную — и уставился на огонь. Его волосы были золотыми в этом мягком свете, а кожа — потемневшей, и он вовсе не казался холодным. Нет, на самом деле он был очень теплым, и Гарри думал, что было бы так замечательно забыть про Дамблдора, Волдеморта и Шармбатон и просто лечь обратно на диван. Драко бы прижался к нему спиной и бедрами, а Гарри бы уткнулся лицом в его волосы и положил руку на его твердый живот — тогда все было бы хорошо. Их никто бы не нашел и не потревожил. — Я знаю, — наконец, выдохнул Малфой. — И... И что ты им скажешь? — Что мы, хм, дружим со второго курса. — Дружим, — он взглянул на него со слабой хитрецой во взгляде. — Как умеем, — Гарри невесело усмехнулся и положил руку Драко на пояс. Он откинулся на спинку дивана, стараясь не шевелить головой, и подумал, что, если он посидит вот так несколько минут, ничего плохого не случится. Он чувствовал под своей ладонью тепло чужого тела, скрытого шелковой рубашкой, и ему казалось, что его собственная кожа плавится от этого жара. Драко понял его без слов — он хмыкнул, на мгновение спрятав глаза под растрепанной челкой, а потом наклонился вперед и поцеловал его в губы. Это длилось несколько секунд, а потом Малфой отстранился. Он все еще был близко, и его рука лежала на бедре Гарри, теплая и тяжелая. — Ты веришь им? — спросил он. — Прошло почти три года. Им будет обидно, особенно если учесть, что о нас знает даже Снейп. — И мадам Помфри, — добавил Гарри. — Но ничего уже не изменить. Я хочу, чтобы они все узнали от меня, и сейчас, пока все еще не стало совсем плохо, можно найти подходящий момент. Я просто расскажу им, как мы пытались вычислить Наследника, как вместе сражались с Томом, про Патронус — все-все-все. Они поймут. Они мои друзья. — Я не доверяю Уизелу, — упрямо повторил Драко. — Не хочу, чтобы столь многое зависело от его настроения. Он ненавидит меня, а так у него будет прекрасная возможность мне отомстить — просто сообщить о нас с тобой кому-нибудь... заинтересованному. — Рон так не поступит. Он не жестокий. — Уверен? — Малфой посмотрел ему прямо в глаза ясным и требовательным взглядом. — Уверен, что из-за него моя семья не окажется в еще большей опасности? Что он не заставит тебя выбирать? Что он все еще останется твоим другом? Мог ли Рон причинить Драко вред? У него был непростой характер, и его неприязнь к семейству Малфоев была давней и сильной, но все же он не был злым человеком. Гарри верил, что Рон сможет понять его и простить, потому что в свое время он сам так же понял и простил его. Потому что так поступали лучшие друзья. — Уверен, — сказал он. Малфой молчал несколько секунд, а потом вздохнул. — Я тебе доверяю, — негромко произнес он. — Если ты веришь Уизелу и Грейнджер, то расскажи им. Нам стоило признаться во всем давным-давно, и сейчас я бы многое отдал за то, чтобы иметь возможность рассказать все родителям. Не хочу, чтобы и у тебя было так же. Гарри внимательно посмотрел на него. Драко был растерян и смущен, но в его взгляде не было страха. Наоборот, в глубине его глаз появилось что-то, чего там не было раньше: какая-то обреченная, но стойкая сила. Взрослая и очень печальная. — Спасибо, — Гарри положил руку ему на плечо. Он хотел сказать, что все еще образуется, что он поговорит с Дамблдором о Люциусе, но понял, что сейчас не нужно ничего говорить. Они просто сидели и смотрели друг на друга, и Гарри думал о том, что, сколько бы препятствий они ни прошли, какими бы сильными ни стали, они все равно не смогут стать счастливыми. Даже если Драко это удастся, то рядом с ним будет кто-то другой, бесконечно далекий сейчас, потому что Гарри придется отдать жизнь ради этого момента. Ради Драко, Рона, Гермионы и всех остальных — чтобы когда-нибудь они могли ощутить спокойствие и забыть про чувство вечного отчаянья, которое грызет во сне и наяву. — И что теперь? Тебя, наверное, обыскались. — Сначала схожу к Дамблдору, — Гарри пошарил по карманам. Слегка помятая карта обнаружилась в одном из них. — Пусть... скажет, что значил этот сон. — Да, — Драко вновь посмотрел на него как-то странно. Гарри коснулся палочкой Карты и прошептал пароль. Через мгновение по ней пробежали чернильные коридоры и комнаты, а следом за ними отобразились точки с именами немногочисленных учеников и профессоров. Малфой тут же прижался к его боку, разглядывая артефакт, и Гарри едва удержался от того, чтобы не вжаться лицом в его волосы. Он нашел взглядом кабинет Дамблдора и обнаружил, что тот пуст. Как и кабинет Снейпа. Юноша резко вздохнул и замер. Он судорожно разглядывал Карту и постепенно осознавал, что Дамблдора, Снейпа и МакГонагалл в Хогвартсе и вовсе нет. Остальные профессора (те, что оставались на Рождество) были в замке, но они не входили в регулярное управление Ордена. Что-то произошло. То, о чем говорил Волдеморт, то, за что он наказал Пожирателей — что-то происходило прямо сейчас. — Дамблдора здесь нет, — Драко тоже заметил. Он посмотрел на Гарри и отстранился. — И Снейпа тоже. — Мне пора, — Гарри вскочил на ноги. Он свернул карту и привычным движением убрал ее в задний карман. — Прости. Я потом все расскажу. Дамблдор, видимо, собрал Орден Феникса. — Орден Феникса? — Малфой тоже поднялся. Глаза его были круглыми и испуганными. Он выглядел больным, его шрам и опухшее после рыданий лицо не придавали ему уверенности или решимости, а только обнажали его слабость. Гарри не хотел его оставлять, и он бы мог... мог бы взять его с собой, если бы был уверен, что это лучший выход для них. Вдруг что-то случилось на Гриммо? И он все еще не знал, что сказать. На него разом навалилось слишком многое. Он двинулся к дверям, но Драко схватил его за руку: — Может, это из-за моего отца? — Не знаю. Может быть. Я приду вечером завтра или послезавтра — я тебя найду. Он с сожалением высвободил свою ладонь. Малфой нахмурился, но больше ничего не сказал. Он остался в Выручай-Комнате, а Гарри бегом понесся в кабинет Дамблдора. На Гриммо было тихо и темно. Гарри, выскочив из камина и столкнувшись с непривычной тишиной, в которой даже шорохи казались какими-то приглушенными, замер. Холодок страха пробежал по его спине: на секунду он подумал о самом страшном и вспомнил, каким спокойным казался ему Волдеморт. Ведь Дамблдор собрал Орден — для этого нужна была веская причина, и Гарри не знал ее. Он достал из кармана волшебную палочку и двинулся в коридор. Приглушенный свет от ламп создавал полумрак, в котором все тени казались ужасней, чем были на самом деле, а любой скрип, издаваемый старым домом, заставлял вздрагивать. Гарри подошел к двери на кухню и прижался к косяку, прислушиваясь: сначала было очень тихо, и только неясные шорохи висели в воздухе, а потом резко скрипнул стул. Гарри напрягся, крепче сжимая палочку и прислушиваясь к легким шагам, но через пару мгновений в коридор вышла всего лишь Гермиона. — Ох, черт! — она вздрогнула, едва не врезавшись в него, и какао из красной кружки выплеснулось ей на руку. Она зашипела от боли. — Гарри! Чего ты тут прячешься! — Прости, — Гарри виновато уставился на темные следы на полу. Гермиона была в пижамных шортах и футболке: ее голые ноги смутили его, и он тут же поднял взгляд. — Мне показалось, что тут слишком тихо. Что произошло? Гермиона внимательно на него посмотрела. Несколько секунд они молчали, разглядывая друг друга, а потом девушка сделала маленький шаг назад: взгляд ее переменился, наполнившись подозрением и напряжением. — Дамблдор собрал Орден, — сказала она странным голосом. — В столовой. — Вот как, — Гарри бросил взгляд на закрытую дверь в конце коридора. Ему хотелось немедленно направиться туда, но Гермиона ждала чего-то, и он не мог просто так отступить. — Тогда я к ним присоединюсь?.. Давно там началось? — Нет, недавно... А почему ты все еще не там? — подруга оглядела его с ног до головы, отмечая испачканные пеплом ботинки. Гермиона склонила голову на бок, и Гарри ощутил себя в ловушке: действительно, что он мог делать в пустом Хогвартсе, когда и Дамблдор, и Снейп, которые обычно служили ему оправданием, были здесь? Тем более в столь поздний час. Он мог сказать, что поднялся в гриффиндорскую гостиную и уснул, но это было глупо и наивно, и сам бы он ни за что не поверил в такую историю. — Ну, — он попытался выдавить из себя что-то вразумительное, но все идеи выветрились у него из головы. В темном коридоре, где пахло пылью и пролитым какао, резко стало прохладней, и Гарри обхватил себя руками. Взгляд Гермионы примораживал его к месту и напоминал взгляд МакГонагалл: он был таким же требовательным. — Я был в Хогвартсе. — И что ты там делал? — Гермиона задавала верные вопросы. Гарри молчал, и она подошла к нему и чуть наклонилась: — Гарри, что происходит? «Я встречался с Драко Малфоем» — вот, что ему следовало ответить ей. Выпалить прямо в лицо, а потом смотреть, как расширяются ее глаза и открывается рот. Как она резко становится беспомощной и растерянной, лишенной той силы, что делала ее такой угрожающей порой. Но Гарри не хотел, чтобы это произошло вот так: спонтанно, когда он толком не знал, что сказать. Он хотел все объяснить, и поэтому он с трудом выдавил из себя: — Кое-что действительно происходит. Я расскажу тебе, Гермиона, но только не прямо сейчас. Хорошо? — Ты меня пугаешь, Гарри, — Гермиона взяла его за руку и стиснула так крепко, что стало почти больно. Она подошла ближе, и, если бы человек стоял в футе от них, он бы не услышал их речи. Пожалуй, они стояли даже слишком близко. — Что-то плохое случилось? Что-то в Хогвартсе? — Не совсем. То есть — что-то определенно случилось, но я не про то тебе говорю. — Почему тогда просто не скажешь? — девушка нахмурилась. — Ты смеешься надо мной что ли? Гарри, сейчас не время... — Нет-нет, — он замотал головой. Как бы она отреагировала на правду? Что бы сказала? Гермиона не была такой вспыльчивой, как Рон, и она всегда говорила, что слова Драко не могут ранить ее, но Гарри знал, что это не так. Ведь когда-то подруга говорила, что глупые детские дразнилки в духе «всезнайка» и «выскочка» ничего для нее не значат, но все же именно из-за них она была такой... недоверчивой. Гарри старался не думать об этом: он вспоминал, что Гермиона всегда старалась видеть в людях лучшее, даже если этими людьми были Снейп и Малфой. — Тогда что? — Я все расскажу. Скоро. Сначала разберусь, что случилось в Ордене. — Ладно, — согласилась Гермиона, все еще выглядящая недовольной и обеспокоенной. Она отпустила Гарри и, когда он — слегка одеревеневший от напряжения — прошел полкоридора к столовой, бросила ему в спину: — Это связано со Снейпом? — Со Снейпом? — Гарри недоуменно обернулся. — При чем тут Снейп? — Ты мне скажи. — Нет, — может, она беспокоилась за здоровье профессора? — Мы собрались в вашей с Роном комнате. Мы будем ждать новостей там. Гарри кивнул. Что ж, значит, в комнате после собрания — вот, где все решится. Он выйдет вперед, посмотрит Рону в глаза и во всем признается. Ему нужно было придумать хоть немного слаженную речь, что-нибудь убедительное и трогательное, а сейчас, как назло, на это не было времени. Гермиона смотрела ему вслед какое-то время, а потом вздохнула и вернулась на кухню за тряпкой; Гарри же подошел к дверям в столовую. Он думал, что те будут заколдованы и не откроются, но стоило ему потянуть за ручку, как двери распахнулись. Чары, не дающие детям снаружи подслушать разговор взрослых, тут же спали, и коридор наполнился неразборчивым бормотанием — впрочем, он утих, стоило Гарри оказаться внутри. Все управление Ордена собралось там. Во главе стола сидел Дамблдор, и выглядел он необычайно скромно: его мантия темного цвета, лишенная узоров и вышивки, была совсем не похожа на его привычные яркие одеяния. Как ни странно, все остальные волшебники тоже выглядели так, будто собрались на похороны — все в черном. Даже волосы Тонкс были черными, и из-за этого Гарри не сразу ее узнал. Чарли среди присутствующих не было. — Извините, — он смутился, когда все собравшиеся уставились на него. — Я опоздал. Он невольно уставился на Снейпа, который сидел по правую руку от Дамблдора и смотрел на пергамент перед собой. Он посмотрел на Гарри в ответ и тут же отвернулся. Раздался неловкий кашель Гестии. Сириус улыбнулся, а Седрик, который сидел рядом с ним, посмотрел на гриффиндорца так, что все его мысли читались в его взгляде. — Поттер, — резкий голос Грозного Глаза прорезал тишину, и напряжение спало. — Где вы были? — В Хогвартсе, сэр, — безропотно ответил Гарри, садясь за свободное место. Члены Ордена выглядели обеспокоенными, и он прекрасно понимал, что это что-то значит, но не мог просто потребовать немедленно все ему выложить. — Что же вы делали в пустом Хогвартсе, мистер Поттер? И почему никто не мог вас найти? — Грюм смотрел на него своим живым глазом, а волшебный смотрел куда-то вверх. Он выглядел почти злым, и от него веяло сильной и яростной магией. Грозный Глаз был очень пугающим, и Гарри вдруг понял, что его допрашивают. И снова он столкнулся с тем, что у него не было достойного объяснения, а оповещать весь Орден о своей личной жизни он и вовсе не собирался. Недоверие Грюма его оскорбляло. — Я заснул, сэр, и только сейчас узнал о собрании. — Поттер... — Аластор, хватит, — прервал его Дамблдор. Он смотрел на Гарри без смешинки во взгляде, но и без недовольства. — Все произошло слишком внезапно, и Гарри не виноват в том, что не уследил за событиями. Еще чуть-чуть, и мы бы сами не успели. — Что произошло? — не удержался Гарри. — Волдеморт попытался подорвать Парламент, — сдержанно ответил ему Кингсли. Сердце Гарри дрогнуло. — Но мы успели остановить масштабное разрушение, — закончил за него Подмор. — Только благодаря Северусу — он вовремя рассказал нам. Гарри на мгновение прикрыл глаза. Он вспомнил Волдеморта: тот был зол и разочарован, но полон решимости и... спокойствия. Что бы они ни сделали сегодня — это было лишь разовое нападение, очередной акт терроризма, за который, судя по всему, был ответственен даже не Реддл. У Тома была новая цель, и он вовсе не думал о сегодняшнем поражении — он думал о будущей победе, и их переживания здесь, их гордость из-за спасения людей его не волновали. Но лица присутствующих говорили о том, что дело не только в спасенном парламенте. И Гарри помнил про Люциуса и помнил, о чем говорил Волдеморт — о войне. — Что-то еще? — Мы подняли над парламентом Черную Метку, Гарри, — сказал Дамблдор. — И Люциус Малфой отправился в Азкабан. Все смотрели на Гарри так, будто ждали чего-то. МакГонагалл, рядом с которой он сел, положила руку ему на плечо, но почти сразу же ее убрала, а Молли взглянула на него с болью. — Он нападет на Шармбатон, — не сдержался Гарри. Он не хотел этого говорить, он открыл рот, и слова вырвались сами собой. Он смотрел теперь только на Дамблдора, и ему не было дела до того, как нахмурился Билл или как вскинул голову Ремус. Ему нужно было знать, что они могут что-то сделать. Если бы крестраж был уничтожен, то Гарри бы участвовал во всех операциях, и он бы тоже мог помочь Шармбатону. Но крестраж даже не был найден, и из-за этого Гарри ощущал себя связанным по ногам и рукам. Он вновь возвращался к этим мыслям, и теперь, когда все раскалилось добела, он ощутил себя камнем, который тащил Орден назад. Что они могли сделать, когда Волдеморт был бессмертен. — Откуда такие сведения, Поттер? — вновь набросился на него Грюм, и Дамблдор вновь его осадил движением руки. — Ты уверен? — спросил он, игнорируя шепот, который завис в воздухе. — Да. — Такой слух доходил и до меня, — заговорил Снейп. Он выглядел вполне здоровым, и его голос был таким же, как обычно. — Дурмстранг уже весьма к нему лоялен, а это накладывает отпечаток на весь восточный север. — Все этот Долохов, — прорычал Грюм. — У него слишком хорошие связи в тех краях. — С этим нам ничего нельзя поделать, — вставила МакГонагалл. — Слишком большие и слишком далекие страны, чтобы пытаться как-то отыскать сообщников Сами-Знаете-Кого там. Да и какой в этом смысл. — Но если планируется нападение на Шармбатон, то мы не можем не вмешаться, — сказала Гестия Джонс. Ее волосы были растрепаны, а лицо покраснело. — Он слишком близко к нам, и беспорядки во Франции лишат нас всех союзников там. — А что говорит Спирс? — Они еще не решили, — Дамблдор постучал пальцами по столу. — Их тоже сдерживает расстояние. Если бы Волдеморт приблизился к их границе, то дела бы пошли активней, а так они весьма скептически относились к нашим опасениям. Разумеется, теперь все будет иначе — но хватит ли нам времени. — Мадам Максим сможет удержать школу? — спросил Сириус. — Мадам Максим выдающаяся женщина, но Шармбатон всегда придерживался весьма специфических взглядов касательно собственной безопасности. Хогвартс ожидал нападения еще при Геллерте, а они тогда отделались слишком легко — возможно, сенат и сейчас ожидает такого исхода. — Мы должны их немедленно предупредить, — настояла Глория. Они с Гестией переглянулись. — Если, конечно, — виноватый и очень быстрый взгляд в сторону Гарри, — информацию можно считать достоверной. — Предупредим, — сказал Дамблдор. — И мы не можем позволить Шармбатону пасть, Гестия права. Сенат, как-никак, наш союзник, а нам сейчас как никогда нужны люди и поддержка. Впрочем, возможно, движение Волдеморта на материк даст всем понять, что в этот раз он не будет довольствоваться островом. — Сначала он должен расправиться с нами, черт побери, — резко бросила Тонкс. — Разумеется. Но это будет сделать намного проще, если мы потеряем наших союзников, — Ремус стиснул кулаки, лежащие на столе, так сильно, что костяшки побелели. — Нельзя позволить ему заводить друзей и ссорить нас с нашими. Что мы можем сделать? — Мы можем только надеяться на их сознательность и порядок в их управлении. — Будто бы после распада Советов есть какая-то надежда на порядок там, — буркнула МакГонагалл. — Видит Мерлин, пока Пожиратели не промаршируют у них перед носом, они и пальцем не пошевелят. — Многие еще помнят Гриндевальда, — возразил Дамблдор. При упоминании этого имени голос его не дрожал. — И они знают, что если его последователи еще остались на их земле, то именно они присоединятся к Волдеморту. Мы можем только призвать Министров усилить охранный режим и обратить свое внимание на Дурмстранг. — А что Ти? Что Пекин? Он ведь отправится именно туда, если ему будут нужны люди. Дамблдор покачал головой. — Пока что сосредоточимся на Шармбатоне и нашем собственном Министерстве. Скримджер уже писал мне по поводу выдвижения его собственной кандидатуры, чтобы представлять противовес Кингсли. Он считает, — Дамблдор обратился к Брустверу, — что, если ты станешь Министром, власть Ордена — а наше положение все еще шатко — слишком возрастет. Он намерен выдвигаться под мнением, что устранение Люциуса из гонки дает нам чрезмерные привилегии, что нарушает исконную двухпартийную систему, но при этом поддерживает введение ужесточения правил безопасности. — Мы не магглы, чтобы ссылаться на партийные системы! — возмутилась Молли. — Что он думает о Сами-Знаете-Ком? — Руфус определенно умнее Фаджа, и он верит в возвращение Волдеморта. Особенно теперь, конечно, — Дамблдор криво усмехнулся. — Но он сам говорил мне, что мы чрезмерно нагоняем страх через нашу «газетенку». Его политика сдерживания будет провальной, но он этого не понимает. Не думаю, что от него мы сможем добиться плодотворного сотрудничества, но это какой-никакой выход. — Но ведь люди голосовали за мистера Бруствера! — вдруг воскликнул Седрик. Он тут же вжался в кресло, когда головы повернулись к нему, но через пару секунд осмелел и спросил: — Черная Метка и арест Малфоя — это же убедит их, что мы говорим правду. Почему бы им не проголосовать за того, кто намерен открыто бороться с... Волдемортом?! — Потому что этого недостаточно, чтобы все приняли военное положение, — мягко сказал ему Дамблдор. Гарри увидел, что Сириус тронул Седрика под столом. — Ежедневный Пророк все еще говорит то, что ему прикажет Фадж, а Фадж все еще подчиняется Волдеморту. Арест Люциуса — это еще не доказательство возвращения Волдеморта, да и к тому же все знали, что против него уже выдвигались подобные обвинения. Они выставят это так, что беспорядки только планировались, а Черная Метка — символ поражения Люциуса Малфоя и раскрытия заговора. Волдеморт не заявил о себе открыто и, скорее всего, не заявит до начала активных действий. — Нападение на Шармбатон только сыграет нам на руку, — процедил Сириус. — Это будет его громким заявлением. — И почему же людям не выбрать мистера Бруствера тогда? — Возможно, его авторитета хватит, чтобы быть выбранным. Это лучший для нас расклад. Но Скримджер — тоже вариант, пусть он и не желает всецело нас поддерживать, он не будет мешать. Гарри вдруг понял, о чем именно говорил Дамблдор. Когда Волдеморт явит миру свое лицо, за его спиной будет стоять Геллерт Гриндевальд. Живой и невредимый, спасенный из тюрьмы своим старым другом — Альбусом Дамблдором. Том не будет скрывать этого, и его главный козырь уничтожит Дамблдора, как фигуру защитника добра, а, значит, ударит по Ордену и желанию населения поддерживать их. Дрожь пробежала по спине Гарри, и когда мальчик взглянул на старого директора, во взгляде того читалось то же понимание. Он хотел знать, кому из Ордена известна правда. И что на самом деле Дамблдор говорил Скримджеру — тот теперь казался ему не просто выходом, а неплохим шансом. Запасным планом. Дамблдор подумал и об этом. Собрание длилось еще минут двадцать. Когда Дамблдор распределил между собравшимися поручения, люди начали расходиться. Кингсли и авроры торопились в Министерство разбираться с шумихой и беспорядками, с ними отправился мрачный и недовольный Грюм; МакГонагалл вернулась в Хогвартс, чтобы передать остальным профессорам последние новости. Сириус, Седрик и чета Уизли пытались остаться подольше, они обеспокоенно косились на Гарри — наверное, после сна на узком диване и мучительного пробуждения он выглядел из рук вон плохо, но он уже не мог припомнить момент, когда он выглядел иначе, — но вскоре Дамблдор попросил их уйти. В столовой остался только он, Снейп и Гарри. Гриффиндорец пересел поближе к профессору. У него было столько вопросов и волнений, что он не знал, с какого ему следует начать. — Итак, ты видел сон? — спросил Дамблдор. Гарри закивал. — Я был с... Малфоем и заснул, — ему не хотелось говорить об этом, но это было важно. Подробности были важны. — Драко рассказал мне про Люциуса. Он очень напуган. — Люциус не первостепенная проблема, — ровно ответил Дамблдор. Гарри сжал руки в кулаки: он взглянул на Снейпа, но тот упрямо разглядывал столешницу, будто бы в ее деревянном лакированном узоре было что-то интересное. Его губы были сжаты, а лицо — что ж, его кожа всегда казалась нездоровой и бледной — не выражало никаких эмоций. — Но Волдеморт захочет использовать Драко, чтобы его наказать. И тогда он узнает, — Гарри понимал, как беспомощно и слабо звучит его голос. И он чувствовал, что цепляется за соломинку. Дамблдор смотрел на него мягко и ласково, но так устало и понимающе, что становилось очевидно: слова не достигают цели. Маленький Драко, плачущий в Выручай-Комнате, был никем, когда его сравнивали с нападением на Шармбатон, с попыткой подорвать магловский парламент. Дамблдор смотрел вдаль, и это было тем, чего он требовал от своих людей — и чего от своих людей требовал Волдеморт. Гриндевальд сказал: «Он не боится кровопролития», и в который раз он оказался прав. — Сейчас мы ничем не можем помочь семье Малфоев. Но Волдеморт еще не дал Драко никакого поручения, у нас осталось время. — Хорошо, — Гарри опустил лицо. Он боялся, что Дамблдор увидит отблеск истинных чувств в его глазах. Он чувствовал себя крошечным и очень, очень слабым. Дамблдор пытался спасти их всех, пытался завершить войну, и он не мог бросаться на помощь каждому, кто окажется на пути Волдеморта, и это было... правильно? Гарри не знал, что и думать об этом, и это показывало ему, как на самом деле он далек от профессора. — Ты не будешь против, если я взгляну на твой сон? — спросил Дамблдор, стараясь смягчить свой голос. Гарри был против, но сказал он совсем обратное: — Да. Конечно. Он увидел кончик Бузиной палочки, направленной ему в лицо. Через секунду его шрам пронзила столь яростная боль, что Гарри вскрикнул. Он слепо взмахнул руками, и на мгновение пространство вокруг него будто бы исчезло: он понимал, что происходит, но в то же время ничего не чувствовал, будто его тело просто воспарило, лишившись всех ориентиров. Боль растворилась в этом странном ощущении, но она вернулась, подобно резкой холодной волне, и Гарри осознал, что он лежит на полу, и кто-то держит его за плечи. — Поттер! — голос Снейпа прорвался к нему, будто сквозь толщу воды. Гарри открыл глаза: профессор склонялся над ним, и его лицо, наконец, не походило на застывшую восковую маску. Его глаза блестели, а пристальный и взволнованный взгляд обжигал. Гарри неожиданно вспомнил тот раз, когда Волдеморт показал ему, как Снейп просил за Лили — и как он оттолкнул руку профессора, очнувшись. Это было давно. — Гарри, ты в порядке? — Дамблдор появился с другой стороны. Его сухая ладонь опустилась на лоб мальчика, и тот ощутил, как холодок пробежал по его голове. Он поежился. Шрам дергало, но боль не разрывала его, а просто наливалась тяжестью в висках. Это был уже второй раз за день, и Гарри не был уверен, что это не повлечет за собой последствий. Он с трудом сел. Ладонь Снейпа все еще прижималась к его спине, и это было очень приятное чувство. Гарри бросил на зельевара быстрый взгляд — тот опустил лицо. — Я в порядке, — ответил он. Снейп поднялся, отпустив его. Дамблдор поддержал его под локоть, помогая встать и вернуться на место. Он приманил из буфета стакан, и через пару секунд Гарри уже глотал холодную воду. Прохлада помогала ему прийти в себя, но тело все еще было будто бы чужим, ноги и руки двигались неохотно и медленно. — Что произошло? — Я не знаю, — синие глаза Дамблдора блестели. — Видимо, это было очень травмирующее воспоминание. Хотя оно не выглядело таким. — Оно и не было. То есть, это же просто сон. — Мне жаль, что пришлось заставить тебя это испытать, — директор действительно выглядел виноватым и сочувствующим. Гарри спрятал дрожащие ладони под стол. — Я не предполагал, что легилименция вызовет такой результат. Ты ведь не пытался выставлять барьер? — Нет. — Необычно, — Дамблдор задумался. Гарри выпил еще воды. Снейп больше не отводил взгляда, но он выглядел странно, и Гарри хотел спросить, что с ним происходит. Он хотел знать, что Северус делал на Рождество, почему он не желал разговаривать с ним и мог ли Гарри помочь ему, но он понимал, что сейчас не самое лучшее время для расспросов. Сейчас стоило сосредоточиться на Волдеморте и Гриндевальде и на том, насколько опасным и неотвратимым было их приближение. — Профессор, — Гарри посмотрел на Дамблдора. — Если Волдеморт снимет Непреложный Обет, Гриндевальд попытается вас убить. И забрать палочку. — Вероятней всего. — Но что же мы будем делать? — Не волнуйся, Гарри, — директор провел рукой по своей бороде. — Я разберусь с Геллертом сам. — Вы уверены, что сможете победить? Почему? — Гарри отнюдь не был в этом уверен. Да, когда-то Гриндевальд был повержен, но разве он сам не говорил, что та магия, что подарила ему молодость, вернула ему и часть сил? Смогла ли она излечить его истощение? И уравняла ли шансы? Дамблдор взглянул на него так, что мгновенно стало понятно — ответов ему не видать. — Я уверен в том, что все получится, — неопределенно ответил Дамблдор. — И тебе, и правда, не стоит волноваться об этом. Геллерт, Драко, Шармбатон — все это не имеет значения, если мы не найдем крестраж. Гарри потупил взгляд. — Я понятия не имею, как это сделать, — убито сказал он. — Я ничего не чувствую, когда такие сны происходят. Я ничего не могу поделать. — Полагаю, ваша связь столь специфична, что стандартные приемы легилименции и окклюменции просто не работают, — Снейп будто бы пытался его поддержать. — Но других я не знаю! — Тогда вам нужно найти их, — Северус уставился ему прямо в глаза. Волосы неопрятно обрамляли его лицо. — Вы занимаетесь медитацией перед сном? Пытаетесь сосредоточиться? — Да, когда могу, — Гарри слегка приврал. Частенько он просто про это забывал, поглощенный другими мыслями и проблемами. Может, так работал инстинкт самосохранения, который в его случае был довольно слабым: крестраж был последним рубежом между ним и смертью. — Делайте это каждый день. И когда сны приходят — постарайтесь ощутить что-нибудь, связь или, может, прерывистость, что угодно. Вы должны это сделать. — Я знаю, знаю, — Гарри прекрасно это осознавал. Но сейчас крестраж и его уничтожение казались ему чем-то далеким, потому что Волдеморт собирался напасть — и напасть скоро. — Что мы будем делать, если он возьмет Шармбатон? Если он придет к Хогвартсу? Устоим ли мы? — Я не знаю, Гарри, — ответил ему Дамблдор с неожиданной искренностью в голосе. — Хогвартс — вовсе не осадный замок. Я не могу удерживать детей внутри, а Волдеморту нужны именно они. Сам Хогвартс значит для него много, очень много, но ему нужны люди и влияние на них, и школа — прекрасное начало, потому что нет способа лучше нагнать страх, чем пригрозить убийством детей. Министерство и Хогвартс всегда служили опорой для магов Британии, и, взяв их, он пройдет половину пути. — А как же люди? Обычные волшебники? Как они могут позволить этому произойти? — Если Волдеморт скажет им, что если они выдадут тебя и меня, перестанут поддерживать Орден и подчинятся ему, война не затронет их жизни, их семьи, их работу — как много из них останутся верны своим принципам? Многие еще помнят, на что он способен — а другие же слишком привыкли к хорошим временам. Вера и мораль легко продаются, когда на кон встают жизни. — Вы говорите так, будто надежды нет. — Надежда есть всегда, Гарри. — А что насчет плана? У нас он есть? — Ты должен понимать, почему я не раскрываю тебе всех деталей. Но да, у меня есть план.***
— Гарри! В комнате было не протолкнуться. Гермиона, Джинни, Седрик, Рон и близнецы — все повернулись к нему, стоило ему переступить порог, и в их взглядах было именно то, что Гарри и предполагал там увидеть: ожидание и вера. Окно было зашторено, и из-за этого свет внутри казался красноватым: этот цвет стекал с каждой поверхности, и Гарри впервые подумал, что он бы предпочел добавить немного черного в дизайн своей спальни. — Привет. — Седрик нам все рассказал, — Гермиона сидела на его кровати, поджав ноги, и смотрела на него как-то по-особенному. Она наверняка вспоминала про их встречу перед собранием и про его обещание, но Гарри, глядя на друзей сейчас, чувствовал лишь усталость и опустошение. Он не хотел говорить ни о Малфое, ни о Волдеморте, его голова раскалывалась от боли, и все, в чем он нуждался, была его кровать. Его решимость выложить все на духу испарилась, и он абсолютно не был готов к ссоре и объяснениям. Может, что-то отражалось на его лице, потому что Гермиона не поднимала той темы. — Вот как, — что ж, теперь у них был новый источник информации. Никто в Ордене не ждал, что он или Диггори будут держать язык за зубами: они были на особом положении по разным причинам, и их держали поближе для успокоения собственной совести и ради избавления от лишней головной боли. Их бы, вероятно, и на собрания бы не пускали, если бы они не вертелись поблизости. Гарри сел на кровать рядом с Гермионой и взъерошил волосы; друзья все еще ждали чего-то от него, и он не знал, что им сказать. — Зачем Дамблдор просил тебя остаться? — спросил Седрик, подталкивая его к верной мысли. — Спрашивал про шрам, — ответил Гарри. И он даже не соврал. Интересно, если бы он рассказал им все — абсолютно все, без утайки — они бы его поняли? Как много бы им понадобилось, чтобы осознать, что ему нельзя доверять? Гарри смотрел на их обеспокоенные лица и думал о всех тех вещах, которые он скрывал от них и о которых лгал, не сбиваясь. Не только Малфой, но и крестраж внутри него, возможности Волдеморта, все те погибшие люди, даже Гриндевальд — все это никуда не исчезало, и он уже даже не задумывался о том, насколько правильным это было. — Откуда ты узнал про Шармбатон? — спросил Диггори. — Сон, — сказал Гарри. — Сам понимаешь, не впервой. — Сон, значит, — Седрик не выглядел убежденным. Он сидел на полу рядом с Джинни и смотрел на Гарри снизу-вверх, и впервые за долгое время в его взгляде не было боли и ожидания чего-то — там было только подозрение. В свитере, светлых брюках и цветных носках он вовсе не походил на школьную знаменитость и всеобщего любимчика — он был обычным парнем с растрепанными волосами и нахмуренными бровями, и весь его лоск слетел с него. Гарри вспомнил, как смотрел на него на первом курсе, как видел его едва ли не в луче солнца, вечно следующим за пуффендуйцем по пятам — как все изменилось сейчас. Наверное, много лет назад кто-то так же смотрел на Тома Реддла — фаворита учителей, ответственного старосту и перспективного отличника. Того, кому можно доверять и от кого нельзя ожидать ничего плохого — ведь он так идеален. — Ага. Кошмар. — И почему ты увидел его? — поинтересовался Диггори. Он не собирался отступать, и он был единственным, кто знал, что Волдеморт способен захватить Гарри. Конечно, остальным он не мог рассказать об этом, но это не значило, что он забыл про тот день. Именно тогда его привычная жизнь стала катиться вниз, и Гарри знал, что он тоже в этом виноват. И что Седрик в глубине души никогда его не простит. — Волдеморт... — Гарри хотел сказать, что он был зол, но это было неправдой. Том не злился — он был раздосадован и раздражен, но не зол. Провал Пожирателей его будто бы и не трогал, и он весь был поглощен работой над Непреложным Обетом. Его друзья думали, что до него доносятся лишь отголоски чужого гнева, и он не хотел их пугать. Он оберегал эту тайну, как мог. — ... злился. — Это ожидаемо, — сказал Фред. — После всего. — Что еще ты увидел? — спросила Джинни. — Ничего. Больше ничего, — не мог же он рассказать им про Гриндевальда и про то, что Том вот-вот спустит его с цепи Дамблдора. Директор не желал говорить об этом, он не давал Гарри понимания, и сейчас лик Геллерта казался ему даже более устрашающим, чем надвигающийся Волдеморт. Гриндевальд знал про Драко, и он наверняка собирался все рассказать — если это случится, Люциус мгновенно лишится головы, и Гарри не сможет сдержать свое обещание. Он не хотел, чтобы между ним и Драко встало то же, что между ним и Седриком, но никто, никто не мог помочь ему. — Мы не готовы к такому, — произнесла Гермиона. Она подтянула колени к груди и обняла их руками. — Что мы будем делать? Ведь если... если он нападет на Хогвартс, это будет по-настоящему. И Шармбатон — Дамблдор же их предупредит? — Предупредит, но, — Гарри неопределенно повел рукой, — нужно, чтобы они поверили. — Но ведь мадам Максим помогала Хагриду. Она верит нам, — встрял Рон. — Этого недостаточно, — Гермиона покачала головой. Выражение ее лица застыло. — Ведь она не может оборонять школу. Нужно, чтобы французский сенат поддержал ее решение и выдал ей людей, а это, наверняка, непросто. — Французы, — фыркнул Джордж. — Дело не в этом, — возразил Седрик. — Волдеморт все это время был далеко от них, и его дела касались только нашей страны. И у Ордена все еще нет стопроцентных доказательств. Нам даже наше Министерство не верит, что уж говорить о чужом. — Но ведь ты сам сказал, что они подняли Метку, — Джинни коснулась его руки. — Дамблдор поднял Метку, а не Волдеморт, — напомнил Гарри. — И Волдеморт все еще не заявил о своем возвращении. Пожиратели нападали и раньше, а Люциус уже привлекался — все это малоубедительно. А Министерству нужны официальные факты. — Что, нужно чтобы Сам-Знаешь-Кто выслал им подтверждение своего воскрешения что ли? — хмыкнул Рон. — Я, мистер такой-то, воскрес и планирую и дальше быть мудаком. Дата, подпись. Фред и Джордж присвистнули. — Мама услышит — уши надерет, — они навалились на брата с двух сторон и начали тыкать его в бока. Рон вяло отбивался. — Да какая теперь разница! Это ведь все серьезно! — И что нам делать? Что нам делать? — Мы будем ждать, — сказал Гарри. — Дамблдор сказал, у него есть план. Мы должны ему верить. Будем и дальше проводить занятия ОД, попробуем поработать с Патронусом, с защитными чарами — что еще мы можем? — Я скучаю по тому времени, когда нужно было беспокоиться только об экзаменах, — вздохнула Гермиона едва слышно. — И о домашней работе. И тогда никто не говорил, что мы должны быть готовы к войне. Ведь мы не готовы. — У нас еще есть время, — сказал Гарри, и в своих словах он услышал Дамблдора. — Еще немного времени.