Вперед в прошлое

С юбилейной главой всех :з — Доброе утро, Гарри, — поздоровался Чарли, первым заметивший юношу, застывшего в дверях. Он прибыл ненадолго, лишь поддержать семью, и собирался остановиться где-то у Билла. За столом сидело еще несколько человек: Люпин, Тонкс и миссис Уизли. — Как ты рано проснулся, дорогой, — всполошилась миссис Уизли. Она уже хотела встать, чтоб наложить ему еду, но Гарри сам отправился на кухню. — Я не засиживался допоздна, — сказал он. — Вот и правильно, — поддержала его миссис Уизли, кидая взгляд на сыновей. Те давно уже были взрослыми и самостоятельными, но она этого будто и не замечала. Щеки Чарли покрывала щетина, а его фигура была коренастой. — Иногда я просыпаюсь, а Фред с Джорджем еще не ложились. И чем они занимаются всю ночь?.. Гарри не слушал продолжение разговора. Он уже зашел на кухню и потянулся к горячей кастрюле, чтобы положить себе кашу. Кухня, выглядевшая совсем бедно во времена их с Сириусом холостяцкой жизни, сейчас была полна посуды, банок, хлеба, фруктов, шкафы ломились от пакетов и замороженных продуктов... Казалось, что миссис Уизли собирается кормить целую школу, а не, пусть и большую, но все-таки просто семью. Когда Гарри вернулся, разговор уже сменил направление. — ...думаю, около восьми вечера, — закончила фразу Тонкс. Она улыбнулась Гарри, севшему напротив нее, и на секунду юноша увидел напряженное выражение ее глаз, которое, впрочем, тут же пропало. Гриффиндорец вызывал у нее не самые приятные воспоминания и понимал это, поэтому постарался скрасить впечатление ответной искренней улыбкой. — Сегодня собрание, Гарри, — пояснил Люпин. — Вечером. Мальчик кивнул. Значит, Снейп проснулся. И сегодня они что-нибудь решат. Эти мысли не покидали Гарри ни во время завтрака, ни после. Когда остальные Уизли и Гермиона спустились, он уже доел. Чарли увлек его беседой, рассказывая про свою работу: это казалось Гарри очень интересным, опасным и увлекательным. Он даже подумал, что быть аврором — совсем не так здорово, как ему казалось, а борьба со злом уже успела ему осточертеть. Заботиться о драконах, наблюдать, как они растут и становятся сильней, спасать особей, попавших в ловушку во всех уголках света, выбрать себе одного и приручить — все это было новым и ярким. Если бы... Если бы не его особая, роковая миссия, то Гарри бы подумал об этом. Он видел грубые, покрытые мозолями ладони Чарли, ожоги, покрывающие его руки, и почему-то мог представить свои собственные руки такими же. И другие руки, которые бы коснулись его ран аккуратными пальцами с безупречными ногтями. После завтрака миссис Уизли взялась за волшебную палочку и приготовилась воевать с грязью и пылью, накопившейся в этом доме. Как ни прискорбно, избежать участи быть втянутым в уборку Гарри не удалось. Миссис Уизли торжественно вручила своим детям, а заодно Гарри и Гермионе, ведра и погнала их в одну из гостиных избавляться от докси. Аргументы Гарри относительно того, что этим местом никто не пользуется, были разбиты: в доме собирался Орден Феникса и жить в столь ужасающих условиях было, по мнению миссис Уизли, невозможно. Она от души отругала домовика, который показался лишь раз: Кикимер злобно поглядел на Уизли и Гермиону и быстро ретировался обратно в свою нору, гонимый приказом никого не оскорблять. Ребята трудились, очищая комнаты и злясь, что их каникулы проводятся столь безобразным образом. Они без особого энтузиазма справились с одной гостиной, прогнав оттуда докси — парочку стащили Фред и Джордж, решившие использовать их для своих экспериментов, — а потом перебрались поближе к шкафам. Их тоже нужно было разобрать, но друзья больше были увлечены тем, что с интересом рассматривали вещицы, спрятанные там. Какое-то время Гарри тоже разглядывал артефакты и слушал голос Гермионы, делающей предположения относительно предназначения каждого, а потом незаметно ушел в коридор. Он знал, что сейчас никто не будет возмущаться, потому что всем было известно, отчего он целый день косится на часы и вздыхает, обнаруживая, что прошло всего полчаса. Гарри был бы не прочь еще немного поболтать с Чарли, но тот ушел с Биллом. Авроры, утром набившиеся в дом, тоже куда-то подевались, а комната, отведенная под сборы, оказалась заперта. Гарри, оставивший друзей внизу, собрался было подняться к Сириусу и Люпину, но по дороге неожиданно сменил направление. Ноги сами принесли его к двери в конце коридора, и Гарри, вздохнув, постучал. Ответа не последовало, и он уж было собрался уйти — ему так и не сказали, когда точно зельевар придет в себя, — но что-то его остановило. Гарри воровато огляделся, чувствуя себя взломщиком, нарушителем чужого спокойствия, — мальчику не хотелось, чтоб его заметили сейчас, будто бы то, что он делал, было чем-то неприличным. Гарри осторожно коснулся ручки, даже не надеясь, что она повернется: его сердце вздрогнуло вместе с щелчком замка. Юноша непонимающе глядел на свою ладонь: неужели кто-то был здесь до него и забыл закрыть дверь? Он открыл дверь и протиснулся в маленькую щель, стараясь быть как можно более незаметным. Гарри распирало от собственного бесстрашия — он будто бы стоял на пороге пещеры, в глубине которой жил монстр. А еще мальчик понятия не имел, зачем делает это. Ему просто хотелось проверить, удостовериться, что Снейп спит, — или проснулся. У Гарри было множество вопросов, на которые нужно было найти ответ. Как будто бы зельевар был бы честен с ним, если бы рядом не было Дамблдора. Войдя, он оказался в мрачной спальне, освещенной несколькими тусклыми светильниками. Окна были завешены тяжелыми шторами цвета пасмурного изумруда, пол покрыл ковер в тон. На большой кровати выделялся кусок белоснежной простыни, выглядывающей из-под темно-серого одеяла. Гарри резко вздохнул, углядев в человеке, лежащем на кровати, профессора Снейпа, — возможно, какая-то его часть до сих пор не верила в то, что зельевар спит в его доме. Гарри видел только черный затылок мужчины — тот лежал, закутавшись. Его плечи чуть приподнимались от дыхания. Гарри сделал шаг вперёд, и Снейп вдруг вздрогнул. — Ты?.. — раздался его сиплый, сухой голос, в котором звенело какое-то особенное чувство. Гарри замер, а мужчина резко обернулся. Юноша увидел его профиль и острый, почти безумный взгляд. На мгновение ему показалось, что это вовсе не Снейп, что это кто-то другой: моложе, испуганней. Но все прекратилось, когда Северус узнал его и странное, удивлённое, будто преисполненное неверия выражение сошло с его лица. Для Гарри осталась только ярость, презрение и недовольство. — Убирайтесь, Поттер. Немедленно! — Профессор... — Гарри не совсем понимал, что только что произошло. Он шарил взглядом перед собой и, наконец, заметил железный чайник на тумбочке у другого конца кровати. Мальчик увидел свое размытое отражение в нем. — Как Вы себя... — Я сказал, пошёл вон! — прорычал Снейп, с трудом вытягивая одну руку из-под одеяла. Он дотянулся до своей палочки, лежащей на тумбочке, и Гарри, всё ещё подвергнутый в смятение, не успел сообразить, что сейчас произойдёт. Дверь за его спиной распахнулась, а его самого в грудь ударила невидимая рука. Пара взмахов палочкой и процеженное сквозь зубы заклинание — Гарри вылетел в коридор, запнувшись о собственные ноги. Он рухнул на пол, и дверь перед ним захлопнулась с таким оглушительным грохотом, что в соседней комнате что-то зазвенело. Гарри сидел на полу и широко распахнутыми глазами смотрел на дверь. В себя он пришёл, только когда на лестнице раздались смешки. Там стоял Сириус, опирающийся о перила и с ироничной улыбкой смотрящий на крестника. За его спиной, не спеша спускаться, стоял Люпин: он хоть и не смеялся, но глаза его казались лукавыми. И уставшими. — Правда, похоже, что он рад возвращению? — спросил Сириус. Гарри нахмурился и поднялся. Он больно ударился задницей, падая, и теперь потирал ушибленное место. — Я просто хотел спросить, как он себя чувствует. — Снейп всегда чувствует себя плохо, — хмыкнул Сириус, поморщившись. — Он будет чувствовать себя еще хуже, когда я сообщу ему мои мысли по поводу произошедшего только что. — Он зол из-за того, что кто-то видит его слабость, — пожал плечами Люпин, успокаивающе кладя руку на плечо Блэка. — Как будто бы мы её не видели. — Гарри — нет, а ведь он является его студентом, — Ремус кинул обеспокоенный взгляд на Гарри. Юноша нахмурился: что-то казалось ему странным. Сириус выглядел изнеможённым, весёлым и злым, и это было очень странным сочетанием. Но взгляд его был твёрд, и нельзя было предположить, что он пьян. — Не думаю, что сейчас лучшее время для разборок со Снейпом. — Мне надоело, что он ошивается здесь, — Сириус вздохнул. Блэк запустил руку в свои отросшие черные кудри и взлохматил их. Гарри приблизился. Крестный улыбнулся ему, притягивая ближе и обнимая за плечи. — Пойдем, посмотрим старые фотографии. У тебя ведь тоже есть альбом? — Да, — Гарри все еще неуверенно косился на Ремуса. Тот смотрел на него, и только по его взгляду можно было понять, что он хочет что-то сказать. — Я принесу. — Давай, — Сириус поплелся вниз. — Ремус, не опаздывай к восьми. — Не опоздаю, — Люпин проводил его взглядом, а потом повернулся к Гарри. — Ты заметил это? — тихо спросил он. Гарри кивнул. — Я только не понимаю, что это, — сказал мальчик. Сириус вёл себя странно. Он цеплялся к Снейпу даже тогда, когда Снейпа не было поблизости. Блэк выглядел уставшим и озлобившимся. — Ты давно был у... неё? — Ремус понизил голос до едва слышного шёпота. Гарри отвёл глаза и чуть прикусил щёку с внутренней стороны. Волна какого-то животного страха прошла в его груди. — Нет, — ответил он, — не очень давно. Гриффиндорец навещал мать на прошлой неделе. И не сказать, что эта встреча принесла ему успокоение: Лили менялась. Она была обижена на него, ее взгляд был тёмным и странно осмысленным, будто внутри нее жил еще один разум, который смотрел сквозь глаза наружу. Она почти не говорила больше, и, обнимая Гарри, будто пыталась вдавить его в себя. Юноша ощущал боль, видя ее: сейчас Дамблдор и Снейп не могли заниматься ее лечением, и это мучило Гарри. Он больше не чувствовал ее силы, но зато чувствовал нечто иное: Лили тянулась к нему, без тени бывшей ласки, тянулась потому, что ей нужно было это. Она... будто забирала тепло его тела, чтоб согреть свое. Когда они остались одни тогда, Лили встала со своей постели и подошла к окну. Она стояла и смотрела на лес, закрывающий ее от мира. — Далеко ли отсюда до Хогвартса? — тихо, слабо спросила она. — Не очень, — ответил Гарри. Он тоже встал и приблизился к ней. Лили обхватила себя руками. Ее взгляд был стеклянным и мертвым. Она больше ничего не говорила и просто стояла, прижимаясь к нему. Гарри так хотел говорить с ней, и его внутренности выворачивало от мысли, что он не может это делать. На глаза наворачивались слезы, а в груди пульсировала боль. В ночь, когда он вернулся от нее, его кошмары стали еще красочней. — Вот и Сириус был там недавно, — Люпин закусил губу в странном, полном смятения жесте. — Я был с ним, и я успел заметить... как она влияет на него. Видимо, на тебя со Снейпом тоже. — Влияет? — Это как... энергетический вампиризм. Сириус устает, в нём появляется столько злобы, которую ему приходится выплёскивать на всех вокруг... И до меня дошел слух, что Снейп был у нее, прежде чем прийти сюда. Возможно, его состояние было настолько тяжелым из-за этого. Гарри отвел взгляд. Думал ли он о чем-то подобном? Возможно. — Вы трое чрезвычайно зависимы от нее, — негромко продолжил Ремус. — Больше, чем я. Лили всегда была и всегда будет оставаться моей хорошей подругой, но это не значит, что я ослепну рядом с ней. Мне хватило сил понять, что это — уже не Лили. — Ее разум не желает изменяться... — Это связано не только с ее памятью. Прежняя Лили ни за что бы не стала сидеть взаперти, не зная, где ее сын и муж и полагаясь только на слова профессора Дамблдора. В этой женщине осталась часть ее былого стремления, но она мала. Зато в ней... есть что-то иное. Я смотрю на Лили, но вижу другого человека. Гарри не знал, что он должен сказать и что он должен думать об этом. Мальчик начал замечать это в последнее время, но все равно хотел верить, что все в порядке. Он не мог с этим справиться. — Мы ничего не можем сделать, — тихо сказал Гарри. — Есть надежда, что можно будет повлиять на ее воспоминания. — Да, профессор Дамблдор сказал мне об этом. Но когда это сделать? До того, как зелья перестанут действовать, и она найдет в себе силы сотворить что-нибудь, что ее спящий разум посчитает за верное решение? — Ты не веришь в то, что она когда-нибудь станет прежней, — сказал юноша. Впрочем, ему казалось, что он тоже не верил. Все было слишком сложно. — Мне знакомо понятие перерождения, — мягко произнес Ремус. Они все еще стояли в коридоре и вынуждены были оглядываться, чтобы никто посторонний не нарушил их уединение. — Ликантропия очень близка к понятию вампиризма, которое, в свою очередь, тесно связано с воскрешением. Да и момент, когда тебя пытаются разорвать ядовитые клыки, похож на маленькую смерть. После такого человек перестаёт быть собой. Мне повезло — относительно повезло, конечно, — что я был ребёнком, когда это произошло, иначе из меня вполне мог получиться кто-то вроде Фенрира Сивого. Гарри содрогнулся. — Не говори так, — перед его мысленным взором встала картина из прошлого. Желтые волчьи глаза, огромное, жилистое тело, болезненно изогнутое и сжатое, словно пружина... Он не мог связать это чудовище с добрым, вежливым Ремусом Люпином. — Но это так. Оборотней не зря боятся. Я избежал последствий соприкосновения со смертью, но Лили прошла через них. Невозможно понять, как сильно это повлияло на нее. Но нужно быть готовым к самому худшему. И эту мысль нужно донести до Сириуса и Снейпа. — Сириус... Он... — Гарри пытался сформулировать то, что отчаянно не хотел произносить. Но Люпин понял его и без слов. — Не вини его, — мягко попросил он. — Сириус никому и никогда не говорил об этом. Сейчас все просто слишком для него. Гарри кивнул. Он не винил. Он просто не желал этого видеть. — Хорошо, — ответил мальчик почти неслышно. Люпин улыбнулся. Он похлопал Гарри по плечу, а потом направился вниз. Юноша, секунду постояв на месте, пошел в свою комнату за альбомом. Он не был уверен, что углубляться в воспоминания вместе с Сириусом — это хорошая идея, но ему хотелось сделать приятное крестному.

***

— Гарри, Северус, задержитесь, — немного устало произнес Дамблдор. Он сидел, сложив руки на столе, и наблюдал за тем, как члены Ордена поднимаются со своих мест, кивают, прощаясь, и с озабоченным выражением на лицах уходят в коридор. Гарри провожал их взглядом, ощущая некоторую панику, поднимающуюся у него в животе, — ему казалось, что многие волшебники смотрят на него сочувствующе. Они поглядывали на него во время всего собрания, будто имя Волдеморта было неотрывно связано с его именем и все, сказанное в адрес Темного волшебника, относилось и к нему тоже. Некоторые были недовольны тем, что их просят уйти, скрывают что-то, но никто не подал виду. Тонкс улыбнулась ему, уходя в компании Сириуса и Ремуса, — те выглядели взволнованными и будто с трудом заставляли себя покидать столовую, где проходила встреча. Миссис Уизли и вовсе предприняла попытку слиться с интерьером: она с таким увлечением принялась разглядывать серебряные тарелки в шкафу, будто в змеином орнаменте был описан секрет смысла жизни. Правда, остаться ей не позволили, и под внимательным взглядом Дамблдора мистер Уизли увел супругу. Дверь за ними захлопнулась. — Как тебе собрание Ордена, Гарри? — тут же обратился Дамблдор к юноше. Тот неопределенно повел плечами. — Это было полезным опытом, — за все собрание он сказал от силы слова два. Сначала орденцы выслушивали длинный, монотонный, лишенный каких-либо эмоций доклад Снейпа о настроении в лагере врага и начале их деятельности. Гарри жадно пытался понять, почему Северус задержался так надолго, но Дамблдор еще в самом начале его речи позволил ему опустить эту тему. Однако кое-что Гарри все-таки уловил: Волдеморт провел со Снейпом ряд бесед, дабы проверить, по-прежнему ли тот верен ему. Гарри не был уверен, что эти беседы не содержали в себе одного чрезвычайно востребованного Волдемортом Непростительного заклятия. Юноша знал, что это не вся правда, что за этой скользкой темой стоит нечто массивное и чрезвычайно важное, и он надеялся, что сейчас получит ответы. Однако остальные аспекты собрания были Гарри понятны. Ему казалось, что он тут лишний и его слова никто не воспримет всерьез, поэтому он молчал и слушал. Запоминал. Сложная ситуация, повисшая над магическим миром, была трудноразрешимой, и поиск выхода из нее был затруднен тем, что артефакт — Дамблдор и Снейп так обозначили крестраж, выделив в его свойствах лишь то, что он делает Волдеморта бессмертным до тех пор, пока не будет уничтожен, — нужно было найти. В Министерстве медленно плелась паутина: по словам Северуса, вся политическая деятельность была возложена на плечи оправданного и названного едва ли не жертвой клеветы Люциуса Малфоя, но тот еще не получал приказа начать переворот. Фадж — вероятно, просто запуганный угрозами или же и правда, подчиненный с помощью Империо, — был просто безвольной куклой, которую после новых выборов собирались выбросить. Так как основное направление министерской политики держали в руках люди, вроде Долорес Амбридж, которым и не нужно было принуждение, чтобы прорывать дорогу для Волдеморта. Пока что никто не вмешивался в работу Аврората, и Кингсли пообещал, что соберет людей для расследования, происходящего в Министерстве, чтобы не упустить момент, когда колесо начнет катиться с горы. Однако результаты внедрения влияния Волдеморта в Министерство уже были видны: Пророк, поносящий Гарри и Дамблдора на все лады, был тому доказательством. Газета пыталась убедить всех, что возрождение Того-Кого-Нельзя-Называть — ложь и провокация, и, вероятно, ей это удавалось, потому что Дамблдор был обеспокоен настроением в обществе. Им нужна была поддержка. Невозможно было одолеть Волдеморта, чья армия стремительно разрасталась (даже заключённые Азкабана теперь считались ее частью; Дамблдор был уверен, что власть над дементорами уже потеряна, и им ни за что не перехватить ближайший круг Пожирателей), только Орденом Феникса — волшебники должны были восстать против него. Дамблдор рассказал, что он уже переговорил с Ксенофилиусом Лавгудом, владельцем журнала «Придира», и тот согласился печатать газету, принадлежавшую Ордену. Газету, из которой люди могли бы узнавать правду. Ее главным редактором был назначен Ремус, и Гарри отчего-то решил, что это было своеобразным извинением: Люпин не собирался преподавать в этом году в Хогвартсе. Гриффиндорец решил, что, если учителем будет Амбридж, он бросит школу и останется на Гриммо с Сириусом, но Дамблдор быстро его успокоил: ЗОТИ в этом году должен был вести Грозный Глаз. Деятельность Ордена была направлена не только в сторону Министерства. Чемпионат мира по квиддичу, волновавший детей Уизли, был причиной для беспокойства. Как Гарри и думал, никто не собирался отправлять ребят на игру между Болгарией и Ирландией. По словам Снейпа, Барти Крауч-младший, ставший одним из ближайших соратников Волдеморта, возложил на себя обязанность по приготовлению мероприятий, способствующих разведению беспорядков в обществе и запугиванию людей, и, возможно, планировал устроить что-нибудь на Чемпионате. Снейп не был уверен в этом, но орденцы не собирались рисковать: они желали предотвратить любую возможную угрозу. Чтобы привлечь внимание Пожирателей, они хотели превратиться в семейство Уизли и в самого Гарри, и этот план был единодушно принят. Это было действием, протестом, а волшебники устали ждать. Неясность будущего выматывала всех, и Гарри прекрасно понимал их: он предпочел бы рьяно сражаться в битве, посылая заклятия во все стороны, чем ждать действий Волдеморта. Даже перенестись в лагерь, местоположение которого знал Северус, и атаковать в самое сердце было невозможно: по словам Снейпа, вокруг дома Реддлов, где временно обосновался Темный Лорд, была наведена невероятно сильная защита, перемещаться внутрь дома и обратно можно было только с помощью порт-ключей, рассчитанных на одного человека и зачарованных лично Волдемортом. Оставалось только наблюдать за тучами, идущими с горизонта, и маяться от мучительного бездействия. Волдеморт лишь готовил почву для своего появления, отворачивал людей от Гарри и Дамблдора и селил в их душах страх, будучи сосредоточенным на собственной безопасности и исследованиях. Это было ужасно. Гарри чувствовал, как к нему тянутся руки Реддла, и он не мог понять, как именно тот собирается добраться до него. — Наше положение сейчас очень шатко, — заметил Дамблдор. — Наш враг скрывается в тени, но, когда затишье обернется бурей, мы должны быть готовы. Мы должны найти и уничтожить крестраж как можно скорее. — Это может быть что угодно, — Гарри упер взгляд в столешницу. Тяжелое чувство, похожее на животный, инстинктивный страх поднялось внутри него. Шансы на победу ничтожно малы. Волдеморту достаточно превратить в крестраж камень и бросить его в океан — тогда он станет непобедим. Понимает ли Том это? Единственное, на что они могли полагаться, это на его тягу к величию. Но даже это не давало достаточно света, чтобы разогнать безысходность. — Нам никогда его не найти. — Есть ли возможность узнать что-нибудь об этом? — спросил Дамблдор у Снейпа. Тот покачал головой. — Темный Лорд никого не подпустит к этому секрету, особенно меня. В поместье имеют вход только члены ближнего круга, и так будет до тех пор, пока он не создаст крестраж. Гарри беспомощно смотрел на профессора. Все, что говорил Снейп, выстраивало стену между ними и их целью. — А что Гриндевальд? — вдруг спросил Гарри, вскидывая взгляд на профессора Дамблдора. Тема предателя, как юноша окрестил бывшего профессора про себя, поднялась на собрании быстро и косвенно. Все знали, что Дамблдор — единственный, кто может разрешить эту проблему, но вопрошающие взгляды ясно давали понять, что люди бы предпочли получить ответы. Как и Гарри. — Поттер, — зашипел Снейп, будто юноша сказал что-то неприличное. Зельевар все еще был в гневе на него. Директор лишь досадливо махнул рукой, но в глубине его глаз появилось что-то напряженное. — Я не понимаю, что происходит с ним, — признался он. — Геллерт застыл между нашими баррикадами. Он не связывается с Орденом, но и не спешит помогать Волдеморту. Если бы Гриндевальд окончательно перешел на его сторону, то, несомненно, поделился бы сведениями о юном Драко Малфое. Гарри вздрогнул. Его сердце заколотилось, а ладони вспотели. — Он знает?.. — тихо спросил юноша. Мальчик беспомощно взглянул на профессоров, ловя их внимательные, подтверждающие взгляды. Снейп морщился и разглядывал Гарри с откровенной неприязнью: он не мог не злиться на него, ведь Гарри — это была только его вина — подвергал Драко опасности. Гриффиндорец отчаянно жалел об этом, но ничего не мог поделать, и отчаянье охватывало его холодными руками. Знание, что безопасность Драко находится в руках такого ужасного человека, как Геллерт Гриндевальд, выворачивало что-то внутри него. Гарри вовсе не удивлялся тому, что их секрет, который, в принципе, секретом-то и не был, ведь о нем знало так много людей, известен Темному волшебнику, — скорей, его задевало то, как легко Дамблдор произнес это. — Это не должно повлиять на тебя, Гарри, — твёрдо и быстро произнес Дамблдор, не давая юноше время возмутиться. — Ты должен понимать, что сейчас ты — ключ к победе. Если Волдеморт доберётся до тебя, захватит тебя, то мы лишимся последней надежды, а он станет непобедим. — Возможно, он станет непобедим, как только сделает новый крестраж, — Гарри опустил лицо, чтобы директор не смог увидеть выражение его глаз. То, что говорил Дамблдор, давно было ему известно, мало того, давно было осознано в полной мере. Но это не меняло того, что Гарри был не готов следовать этому приказу. В нем многое изменилось, возможно, он стал сообразительней, расчетливей и жестче в чем-то, но были вещи, которые оставались для Гарри неизменными. То, что делало его собой. Он не был таким, как Дамблдор, и они уже говорили об этом — схвати Волдеморт Малфоя, Дамблдору пришлось бы удерживать Гарри силой. — Сейчас это является нашей первостепенной проблемой, — Дамблдор был серьезен и сосредоточен. Он переводил взгляд с Гарри на Снейпа. — Мы должны оценить, насколько Волдеморт подвержен своему эго сейчас. Те крестражи он делал задолго до своего падения, будучи преисполненным уверенности в своей неуязвимости, после возрождения же, в твоих воспоминаниях, Гарри, он сделал своим крестражем Нагайну. Не думаю, что он вновь доверит свою душу ей, но будет ли это что-то значимое? Возможно ли, что он сможет поступиться принципами подтверждения своего превосходства? Последний вопрос был адресован Снейпу. Тот стиснул пальцы, глядя перед собой. Меж его бровей залегла морщинка. Зельевар вовсе не выглядел здоровым, и даже долгий сон не придал ему бодрости: кожа Северуса была бледной, а в глазах стоял болезненный блеск. Гарри надеялся, что у него хватит сил добраться до своего дома, иначе стычки с Сириусом, которые, несомненно, будут иметь место, если он останется, еще больше его измотают. А ведь скоро полнолуние: может ли он варить зелье для Ремуса, если его пальцы мелко дрожат? — Темный Лорд, пожалуй, немного растерян, — негромко произнес Снейп. — Думаю, его воспоминания о прошлом были неполными, когда он был бесплотным духом, но они вернулись к нему в какой-то момент после обретения тела. Его интересует это, он интересовался у меня Вашими мыслями по поводу того, что только он и Поттер сохранили память. Но все же, он был, — голос Снейпа не дрожал, но Гарри показалось, что глаза зельевара расширились, будто воспоминания захватили его, поразили его, — почти таким же, как раньше. — Он подумает трижды, прежде чем выбирать пристанище для своей души, — кивнул Дамблдор. — А потом, вероятно, будет всегда держать его при себе. — Я видел Гриндевальда в поместье, — вдруг добавил Снейп. — Темный Лорд беседует с ним о чем-то в закрытых комнатах, возможно, если связаться с ним получится... — Мы не можем полагаться на Геллерта, пока он не выберет сторону окончательно. — Тогда на что же нам полагаться? — спросил Гарри, не надеясь услышать обнадеживающий ответ. Дамблдор посмотрел на него с грустью. — Только на тебя, Гарри, — сказал он. Гриффиндорец непонимающе нахмурился, и директор продолжил: — Я уже говорил, что Волдеморт захочет захватить тебя. И чем ближе он будет подходить, тем ближе будет и крестраж. Между вами есть уникальная связь, а в тебе и в крестраже спрятаны осколки одной души — все это будет притягиваться друг к другу, как уже было в прошлом. Ты должен читать знаки, ощущения, потому что никто другой не сможет этого сделать. Волдеморт не подпустит Северуса так близко, а над этой связью он не властен, — в голосе старого волшебника звучала настоящая боль. — Мне жаль, что приходится возлагать на тебя так много. Гарри сидел и не смел пошевелиться. Он догадывался о чем-то подобном, но все же не подпускал подобные мысли близко. Ответственность, давящая его плечи, стала намного тяжелей, когда Волдеморт обрел тело. Гарри не мог до конца осознать это. Ему казалось, будто он сейчас проснется от этого кошмара, но лица профессоров, словно назло, становились все четче, а слова директора обухом били его по голове. Гарри не желал читать какие-то смутные знаки и ощущения, ему хватало боли в шраме и вечной усталости. Надежды почти не было, и юноша не представлял, что делать. Видимо, Дамблдор не представлял тоже, раз уж его планом было использовать нестабильную, одностороннюю, неизученную связь между Гарри и Волдемортом. В конце концов, у них больше ничего не было: Снейп оставался единственным шпионом в лагере врага, и использовать его для рискованного дела было бы неосмотрительно, а Гриндевальд, ситуация с которым казалась Гарри мутной и будто бы не до конца ему объясненной, таился в тени. Гриффиндорец резко поднялся, опершись руками о стол. Ни Дамблдор, ни Снейп не удивились такой реакции. Они оба наверняка понимали, что Гарри не желает быть тем единственным человеком, который может отыскать крестраж, от уничтожения которого зависит их будущее. Мальчику хватало и осознания себя самого крестражем, принятия мысли, что его скорая смерть неизбежна, — это высосало из него достаточно сил. Он не мог взять на себя еще и это. — Я не профессор Трелони, — тихо, сквозь зубы процедил юноша, желая просто напомнить, что он не умеет видеть знаки в чашке с какао. — И эта связь никогда не зависела от меня. Сейчас, когда я овладел окклюменцией на приличном уровне, она и вовсе может оборваться. — Я это понимаю, — спокойно кивнул Дамблдор, и Гарри вдруг обуяло невероятное раздражение на директора из-за его сдержанности. — Сейчас ты под моей защитой, а Волдеморту во что бы то ни стало нужно тебя выманить. Эта связь — его единственный путь, и он постарается использовать ее. Гарри это совсем не нравилось. Слова Дамблдора отдавались болью в его теле и шраме. Юноша не желал ощущать себя антенной, принимающей сигналы. — Я Вам непременно сообщу, когда Волдеморт попытается забраться ко мне в голову, — он на мгновение прикрыл глаза, вспоминая. Вторжение Темного Лорда в его память причиняло мучительную боль им обоим, и в этот раз ничего не изменилось — происшествие на Турнире, в результате которого Гарри стал обладателем палочки из тиса с пером Фоукса внутри, это подтверждало. Но Волдеморт мог насылать на него видения, галлюцинации, последствия одной из которых до сих пор вызывали у Гарри нервную дрожь и желание проверить, все ли с Сириусом нормально, — что еще Том мог придумать, чтобы добраться до него? Сейчас время было в его руках, и он мог изобретать новые способы как угодно долго. Гарри страшился этого. Его мысли хранили множество секретов. — Он придет в Малфой-Мэнор? — спросил Гарри у Снейпа, резко открывая глаза и вперивая взгляд в профессора. Тот сжал губы, но проблеска беспокойства во взгляде скрыть не смог. — Люциус обмолвился об этом. Я уже сказал ему, — Снейп посмотрел на Дамблдора, который слушал его очень внимательно. Несмотря на то, что профессор смотрел на зельевара, Гарри почему-то казалось, что директор следит за ним, — как это может повлиять на Драко. Думаю, мне удалось убедить его держать мальчика подальше. И Драко делал успехи в науке окклюменции, у него к ней явно большая предрасположенность. Гарри даже не заметил тонкой шпильки, пущенной в его адрес. Он беспокоился, и теперь не только за себя — в большей степени не за себя. Его убеждения насчет того, что к Малфою нельзя больше приближаться, таяли, когда он представлял, что будет с Драко в Мэноре, когда его порог переступит чудовище. Боггарт Драко во плоти. Гарри не представлял, что бы он чувствовал, если бы его заставили жить в доме с трупами его друзей. Он мысленно вздрогнул от этой мысли и устало, беспомощно опустил плечи. — Думаю, тебе нужно обдумать сказанное. Ты можешь идти к своим друзьям, — сказал Дамблдор. — Мы с Северусом будем составлять его рапорт. Гарри не нужно было просить дважды. Он, бросив быстрый взгляд на профессоров, пробормотал сдавленное прощание и быстрым шагом направился к выходу. Только прикрыв за собой дверь, мальчик смог перевести дыхание. Его пальцы мелко подрагивали, и Гарри искренне надеялся, что не ударится в истерику. Нестабильность собственного состояния пугала его. Юноша прижался к стене, глядя на темную лестницу. Никакая уборка не могла лишить этого дома своей сущности: мрачной, злобной, затаившейся. И хотя головы эльфов были убраны, а портрет миссис Блэк занавешен, Гарри все равно казалось, что сейчас его взгляд наткнется на какую-нибудь пакость. Но полумрак скрывал только безобидные вещи, оставленные им и Сириусом как предметы интерьера. Вздохнув, Гарри направился по лестнице наверх. Каждый шаг был тяжелым, и на плечи, не переставая, давила неведомая сила. Он не желал сейчас разговаривать с друзьями и пересказывать им подробности собрания — это все вдруг показалось ему невероятно выматывающим. Гриффиндорец так и не узнал, что происходило со Снейпом, и теперь не представлял, когда сможет поймать зельевара одного. На ответ, к слову, он уже не рассчитывал: видимо, Снейп крепко разозлился на него. Гарри был уверен, что тот знал о его сумбурном предложении Драко, — возможно, это было одной из причин того, почему гриффиндорец резко впал у него в немилость. Гарри поднялся на свой этаж. Дверь в его комнату была чуть приоткрыта, и пол пересекала узкая полоска света. Несколько секунд Гарри стоял и смотрел на нее, держась одной рукой за перила и будто готовясь к побегу, а потом медленно направился к своей комнате. Стоило ему открыть дверь и переступить порог, как взгляды друзей — жадные и внимательные — тут же устремились к нему. Гермиона и Рон заняли его кровать, близнецы расположились на диване, а Джинни сидела за письменным столом. Рядом с ней лежал альбом, и Гарри подавил резкое желание подойти и забрать его. Если она хотела, то, наверняка, уже заглянула внутрь. Джинни была единственной, кто смотрел на него почти без выражения, будто ей было совсем наплевать на то, что он скажет. Но в то же время взгляд девочки не отрывался от его лица. — Ну! — воскликнул Рон, как только Гарри приблизился. Но юноша лишь подошел к дивану и устало плюхнулся между близнецами. — Что «ну»? — спросил он, прикрывая глаза. От тел близнецов шел такой жар, что Гарри тут же вспотел. — Что происходит? — серьезно и твердо спросила Гермиона. Отчего-то ее по-настоящему взволнованный, но странно уверенный тон заставил Гарри собраться. Его друзья имели право знать. — Толком ничего не происходит, — ответил он. — Волдеморт, — ребята разом вздрогнули, — затаился и обдумывает свои планы. Без его приказа Малфой, — Гарри скользнул взглядом по Джинни, заметив, как девочка сощурилась, — вертится в Министерстве, они просто поддерживают настроение недоверия и медленно устанавливают свои связи в правительстве. Амбридж и ей подобные убеждают людей, что Темный Лорд не возрождался, Орден договорился с отцом Полумны — тот держит журнал Придира, — чтобы он выпускал еще и газету, которая будет выходить от имени Ордена Феникса. Заведовать этим будет Люпин, и, — Гарри посмотрел на Гермиону, которая очень внимательно слушала его, — если хочешь, ты можешь помочь. — Я хочу, — девочка резко кивнула, качнув копной волос. — Мы тоже можем помочь кое с чем, — добавил Фред. — Мы вполне можем отойти от темы веселья в наших изобретениях и делать что-нибудь, помогающее защищаться или нападать. — Думаю, это будет очень полезно, — согласился Гарри. — Скажите об этом профессору Дамблдору, уверен, он одобрит эту идею. — А что с Чемпионатом? — резко спросила Джинни. Ее должно было это волновать, ведь девочку пригласил сам Виктор Крам со своей подругой. Гермиона уже собралась возмутиться тем, что Чемпионат по квиддичу и рядом не стоял с такими важными вещами, как орденская газета и создание оружия, но, заметив вспыхнувший взгляд Рона, она промолчала, лишь упрямо поджав губы. — Снейп не знает об этом точно, но Орден не будет рисковать, — сказал Гарри. — Мы останемся здесь, но орденцы под нашей внешностью отправятся на Чемпионат, чтобы, если Пожиратели будут там, выманить их и показать всем, что последователи Волдеморта ведут активную деятельность. Джинни громко и недовольно фыркнула. Гермиона не удержалась и раздраженно взглянула на нее. — Чемпионат — меньшая из наших проблем сейчас, — она обращалась и к Рону тоже. — Мы должны думать о серьезных вещах, а не об играх, — прежде чем ей смогли возразить, она снова обратилась к Гарри: — Что произошло с профессором Снейпом? — Понятия не имею, — вздохнул мальчик. Он был благодарен Гермионе за быструю смену темы. Отчего-то тема Чемпионата начала его раздражать. — Я так и не поговорил с ним об этом. Гриффиндорец хотел это сделать. Это было важно для него. — Не думаю, что он вот так все расскажет, — заметил Рон. — Вряд ли там было много чего приятного. Как Сами-Знаете-Кто и Дамблдор вообще могли ему поверить? Что-то незаметно, чтобы Снейп блистал располагающей к себе харизмой. — В такой ситуации он должен предоставлять доказательства своей принадлежности к одной из сторон. И постоянно лгать, — Гермиона покачала головой. — Наверное, он чувствует себя одиноким. — Ты еще пожалей его, — процедила Джинни. Она сидела на стуле и болтала ногой, выглядя рассерженной. Девочка была расстроена, и Гарри не был уверен, только ли Чемпионат тому причиной. — Снейп не принадлежит полностью ни к одной из сторон, — Гермиона сердито посмотрела на Джинни. — Никому из нас не понять, сколько ему приходится переносить. Я почти уверена, что Сами-Знаете-Кто мог пытать его... Гарри вздрогнул, когда близнецы разом посмотрели на него. Он упустил секунду, когда все взгляды вдруг обратились к нему. Друзья не знали всех подробностей произошедшего на Турнире и, видимо, были не прочь их услышать. — Что? — грубовато спросил он. — Вы хотите, чтоб я рассказал, какие именно ощущения испытываешь, когда Волдеморт применяет к тебе Круцио? — Мы вовсе не хотим этого услышать, — Гермиона вздрогнула, но взяла себя в руки. Она, видимо, играла роль всеобщего гласа. — Мы просто волнуемся. Вдруг это... заденет тебя. Сейчас ты здоров, но в Хогвартсе ты выглядел измотанным. — Я в порядке, — поморщился Гарри. — И Снейп будет в порядке. Пара зелий снимет боль. — Телесную боль — конечно, но вот душевные раны не залечить зельями, — тихий голос девочки, наполненный философскими нотками, утомлял. — Ему приходится лгать все время — это совсем непросто. Если вокруг становится слишком много лжи, то в какой-то момент правду будет невозможно найти. И это будет ударом по Ордену, если Снейп вернется к Сами-Знаете-Кому окончательно. Гарри внимательно смотрел на подругу. Та разглядывала свои руки и не поднимала взгляда, но ее слова достигали его сердца. Знала ли Гермиона что-нибудь? Догадывалась ли она, насколько двусмысленной выглядит ее речь? Гарри ощутил, как близнецы сжали его с двух сторон, откидываясь на диван. Их действия не вызывали вопросов ни у кого. Юноша поднял взгляд: конечно, Джинни смотрела на него. Он был уверен, что ему придется выдержать еще один тягостный разговор с ней. — Так, значит, мы заперты тут на все лето? — резко сменил тему Джордж, даже не стараясь придать голосу непринуждённости. Гарри пожал плечами. Ему было все равно. — Думаю, нам разрешат приезжать в Нору и гулять там. В конце концов, — Гарри ухмыльнулся, — мы же не узники. Жизнь на площади Гриммо летом после третьего курса разительно отличалась от жизни в том же доме в прошлом году. Теперь особняк никогда не засыпал, повсюду обнаруживались следы чужого присутствия: то свет, глубокой ночью бьющий через щелку в коридор, то шелест страниц, то стук кружки, то забытая книга... Это было приятным чувством, согревающим, способным разрушить мрачные чары семейного гнездышка Блэков, — Гарри был рад, что, идя ночью по коридору, он слышит не таинственные скрипы и пугающие шорохи, а вполне себе живые, умиротворяющие звуки. Но не сказать, что дом был полон развлечений. Днем миссис Уизли устраивала уборку, и детям приходилось помогать ей. Это было поводом для нескольких скандалов, в результате которых ребятам позволили вместе с несколькими взрослыми отправиться в Нору, где они могли погулять в лесу или поиграть в квиддич. Только благодаря этим редким вылазкам на природу дом на Гриммо, 12 не казался тюрьмой. Но Гарри уже привык жить, как в тюрьме, и его не напугать было запретом гулять по Лондону. То, что по-настоящему его пугало, так это тишина: порой юноше казалось, что он выдумал произошедшее у полуразрушенного дома. К середине июля в небе не поднялось ни одной Черной Метки, не произошло ни одного террора, Министерство не пало под пятой революционеров, а на Гриммо не заявилась армия Пожирателей. Газеты пестрили интервью Амбридж и заметками о том, что контроль нужно усилить, чтобы более не допускать подобных беспорядков, но даже публичное порицание Гарри и Дамблдора поутихло, поскольку юноша все время находился под замком, а директор не мог комментировать происходящее со своей точки зрения, так как никаких громких событий не происходило день за днем. Только благодаря Снейпу орденцы могли узнать, что не все так тихо и спокойно, как кажется на первый взгляд, что в логове врага медленно растет напряжение. Волдеморт ни с кем не делился своими планами и почти не появлялся среди Пожирателей, будучи целиком и полностью увлеченным собственными делами. Даже Северус, один из ближайших его сторонников, не мог узнать, что же происходит за закрытыми дверями комнат Реддла. Приказом, который коснулся всех Пожирателей, была вербовка новых членов темной стороны и поиск затаившихся старых. Остановить этот процесс было невозможно, и даже попытка Дамблдора лично достучаться до Министра и поговорить о заключенных Азкабана, которых нужно было перепрятать, не увенчалась успехом. Ни его Патронус, ни несколько писем, ни даже личная попытка пробраться в Министерство не принесли плодов: профессора даже не пустили на этаж, где располагался кабинет Министра, под предлогом, что тот крайне занят и встреча с ним возможна только по предварительной записи. Дамблдор покинул Министерство ни с чем, разве что сумел сделать некоторые наблюдения. Служащие казались сбитыми с толку. Магический мир будто балансировал на тонком шесте, грозясь рухнуть, и никто не знал, ни когда это случится, ни куда будет направлено падение. Оставалось только ждать. Не сказать, что в доме было скучно. Если бы не выматывающее ожидание, смешанное с плохим сном и головной болью, для избавления от которой приходилось литрами пить Обезболивающее зелье, то Гарри мог бы сказать, что это не такое уж плохое лето. По крайней мере, это лето было, хотя в конце учебного года он уже и не надеялся до него дожить. Вокруг были друзья, и если закрыть глаза на поведение Джинни, не желающей сменить гнев на милость, то Уизли и Гермиона были не прочь окружить его весельем, чтобы не дать тягостным мыслям овладеть им. Приближался день рождения Гарри, за которым — в первых числах августа — шел злополучный Чемпионат. О нем старались не думать, больше обсуждая вечеринку, которую близнецы решили закатить в его честь, — они больше хотели позлить мать, которая пристально следила за ними и один раз уже уничтожила запас изобретенных ими конфет, заставляющих лицо покрываться ужасными буро-зелеными прыщами, правда, проходящими через пару часов. Полнолуние также наделало шуму. Снейп сварил для Люпина зелье, и повода для беспокойства не было, но Сириус все равно решил провести ночь в комнате Люпина, чтобы — в случае опасности — быть настороже. «Вспомнить старые деньки», как он выразился, подмигивая Гарри. Ремус был ему даже благодарен, и, ближе к вечеру, перед восходом луны, они заперлись в одной из комнат. Детьми тут же овладело любопытство. — Мы точно не можем посмотреть? — зашептал Рон, глядя в спину удаляющегося из столовой Ремуса. Люпин был бледным и будто потрепанным, под глазами у него залегли темные круги: близость превращения пила его силы, и некое смущение, смешанное с виной, терзало его. — Это невоспитанно, — таким же тихим шепотом ответила Гермиона. — Ему же плохо. — Но Сириус с ним. — Он уже видел его таким, — пояснил Гарри. — В школе Сириус, Джеймс и Петтигрю... — он тут же захлопнул рот и неуверенно посмотрел на Рона. Тот нахмурился, его плечи напряглись, но он продолжал смотреть Гарри в глаза. Юноша, тряхнув головой, продолжил: — В общем, они стали анимагами, чтобы проводить с ним время, когда он обращался в оборотня. Близнецы присвистнули. — А мама ещё говорит, что наши проделки безумны. По сравнению с этим, мы — просто святые дети. — В любом случае, — пожала плечами Гермиона, — нам не стоит заострять на этом внимание. Уверена, Люпину неприятно знать, что нам всем известно о том, какую опасность он может представлять. Гарри был с ней согласен. Полная Луна была боггартом Ремуса, и он был вынужден встречаться с ней каждый месяц и переживать мучительную боль превращения. То, что Снейп умел варить Аконитовое зелье и не противился выполнению этого приказа, было огромной удачей. Гарри был уверен, что Снейпу неприятно помогать одному из Мародеров, но Ремус причинил ему намного меньше вреда, чем тот же Сириус. Если бы Дамблдор приказал варить зелье для Блэка, Снейп бы туда плюнул. Гарри посещал собрания Ордена, но чаще эти встречи приводили его в уныние, чем внушали уверенность, что они справятся с опасностью. Орденцы готовились к операции на Чемпионате, и это было почти единственной их активностью. Вынужденные ждать проявления Волдеморта, они слепо тыкались по сторонам, и только Чемпионат вселял им надежду, что они не выглядят беспомощными. Гарри узнал, что Сириус превратится в него, когда придет время пить Оборотное зелье, и эта новость порадовала мальчика. Он не был уверен в том, что хотел бы, чтобы в него превратился профессор Дамблдор. Сириус был родным человеком, он умел превращаться в огромного пса и в случае чего мог, не раскрывая себя, покинуть опасное место. Хотя Гарри слабо верилось в то, что Блэк бросится прочь от гущи событий: дом на Гриммо, 12 тяготил его намного сильней. Блэк не понаслышке знал, что такое настоящая тюрьма. Чемпионат был и оставался причиной многочисленных споров. Захват Пожирателей был бы бесполезен, а их убийство тут же настроило бы общество против Ордена, ведь газета, подчиненная Министерству, не преминула бы покричать об этом на каждом углу. Было решено использовать маленькие артефакты, позволяющие следить за местоположением того, у кого этот артефакт находится. Все понимали, что горстка Пожирателей, которая могла быть на Чемпионате, не имела значения для Волдеморта, однако кто-то из них в будущем мог отправиться на задание, о котором Ордену стоило бы узнать заранее. Эти артефакты Дамблдор принес из Хогвартса, и, когда Гарри впервые увидел их, ему показалось, что он уже где-то видел эти маленькие серебряные штучки, похожие на жуков. И, только присмотревшись, он понял, что это были изобретения близнецов Уизли, которые те когда-то давно демонстрировали гриффиндорцам. Они находились в разработке и относились к категории «бунта», являясь прародителями старых добрых обманок: эти маленькие жучки должны были отползать в сторону и издавать отвлекающие звуки, например, во время урока. Но Гарри точно знал, что эти вещицы никак не были связаны со слежкой. Одна из волшебниц, состоящих в Ордене — ее звали Глория, и она любила носить потрепанную ведьмовскую шляпу, немного похожую на Распределяющую, — объяснила ему, что у Дамблдора есть карта Англии, на которой изображается местоположение каждого жучка. И позже сам директор обмолвился, что над безобидным изобретением Фреда и Джорджа поработал Крайфер, когда-то забравший целую гору в целом бесполезных игрушек в качестве оплаты за ночные прогулки близнецов. И он, используя магию, преобразовал их в кое-что полезное. После этих сведений Гарри не знал, что и думать: их смотритель казался ему сплошной загадкой, но в то же время порой ему думалось, что разгадка как никогда близка и он просто не видит ее. До самого конца июля в доме на Гриммо ничего не происходило. Гарри все так же мучился с кошмарами, но зелья сна без сновидений (от них его сны становились просто расплывчатыми, как будто это были и не сны вовсе) и схема будильников помогали ему держаться. Стало чуть лучше, он должен был это признать: произошел откат, и кошмары лишились своей леденящей душу атмосферы, а Драко и вовсе перестал ему сниться. И Гарри уже начал надеяться, что все закончилось, но в одну из теплых, даже жарких ночей он понял, что это было только начало. Ему вновь приснился кошмар, но на этот раз это была не смесь из воспоминаний и ощущений. Это было что-то реальное. Сначала Гарри видел только темноту, которая чуть рассеивалась с одной стороны: это давало ему понять, что это была очень темная комната. Он двигался куда-то и чувствовал, как холодный воздух обволакивает его тело. Гарри ничего не понимал, и мысленно он вздрогнул, когда перед ним вспыхнул холодный, зеленоватый свет, а на пути появилось высокое зеркало. В нем ничего не отражалось, и мальчик подумал, что это зеркало Еиналеж, но на массивной раме не было никаких надписей. Было тихо, и все вокруг будто застыло. Гарри тоже застыл, вглядываясь в черную поверхность зеркала, а потом наклонился вперед. Он бы закричал, если бы мог: из темноты на него смотрел Волдеморт. Он стоял перед зеркалом и вглядывался в свое лицо — его красные глаза горели, будто угли, а щели плоского носа раскрывались, как от тяжелого дыхания. Гарри не мог понять, сон это или просто видение, он жаждал вырваться из этого плена, но не мог: гриффиндорец накрепко увяз в черной субстанции, которой, вероятно, был чужой разум. Волдеморт поднял свою руку с длинными пальцами и коснулся белой, как мел, кожи своего лица. Она так туго обтягивала его череп, обрисовывая все кости, что казалось, надави он на нее, и она порвется. Гарри ощутил, как боль начинает накатывать на него волнами от этого зрелища: он вынужден был смотреть и паниковать, будучи не в силах вырваться. Разве испытывал Волдеморт сильные эмоции в эту секунду? Ни гнева, ни радости не было, только что-то липкое и неприятное. Отвращение? Гарри не был уверен, что это чувство не принадлежит только ему одному. — Ты видишь? — раздался тихий, шипящий голос Волдеморта, и вдруг невыносимая боль пронзила разум Гарри. Его выкинуло из чужих мыслей, и мальчик ощутил себя в своей кровати — его выгибало дугой, а голова разрывалась от боли в шраме. Гарри скоблил пальцами по своему лбу, пытаясь избавиться от невидимого раскалённого лезвия, медленно проникающего в него. Юноша не знал, сколько времени длилась эта пытка и как громко он кричал, но в какой-то момент боль начала отступать. Остальные ощущения вернулись, и какое-то время Гарри просто лежал, глядя в потолок и вздрагивая. Слезы текли из глаз, а тело ломило: это был первый приступ за долгое время. Это не могло не значить что-то. Необъяснимый страх проник в сердце Гарри, и он сел и попытался встать с кровати, но не смог этого сделать: ноги ослабли. Мальчик просто сидел, сжав руки в кулаки и стиснув зубы, и пытался справиться с чувствами. Было 31 июля, и Гарри не знал, ждал ли Волдеморт этой даты специально или же просто так сложилось. Но он точно знал одно: сегодня произошло что-то важное. Что-то, чего они ждали, начало опускаться на них, и в воздухе будто появился запах гари. Гарри не ошибся. С самого утра вокруг него начало закручиваться нечто, и первым событием, нарушившим спокойствие жильцов, было появление неожиданного гостя, пришедшего вместе с Дамблдором.