Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :С Гарри сидел на самом верху трибуны и смотрел на поле, раскинувшееся перед ним как на ладони. Погода воскресным утром была прекрасной: воздух был прохладным, но не холодным, несильный ветер шелестел последними сухими листочками, а солнце изредка выглядывало из-под серого покрывала облаков. День был идеальным для квиддича, поэтому Анжелина вытащила всех игроков на поле, чтобы сразу же после отборочных испытаний на роль вратаря провести тренировку. Ей явно по вкусу была роль капитана, и она, будто бы копируя Оливера Вуда, прохаживалась перед претендентами, рассказывая правила проведения испытаний. Рядом с Гарри сидели Фред с Джорджем и Гермиона, не поднимающая головы от книги. Близнецы грызли печенье в виде волшебных шляп и комментировали происходящее на поле. — Вот этот кудрявый, — Фред ткнул пальцем вперед, но из-за расстояния сложно было понять, на кого именно он показывает, — точно не пройдет. На роль вратаря пробовались шесть человек: Рон Уизли, Кормак МакЛагген, Джоффри Фьюст и еще три парня, имен которых Гарри не знал. Они выстроились в шеренгу и внимательно слушали Анжелину, словно пытаясь своим напряженным видом заработать себе дополнительные очки. Среди них особо выделялся МакЛагген, ширина плеч которого позволила бы ему быть надежной защитой колец. Он мог показаться хорошим игроком, но Гарри знал, насколько это отвратительный и бесполезный член команды. — Почему? — лениво переспросил у него Джордж. Он растянулся на скамейке, опираясь головой о локоть Фреда, и, видно, мало интересовался тем, кто будет их новым вратарем. — Это же тот... Кенби, — Фред задумчиво почесал подбородок. — Тот, с которым Анжелина гуляла, помнишь? Она его никогда не возьмет в команду. — Женщины, — рассмеялся Джордж. — А если он будет лучше всех? — Она найдет к чему придраться, — отмахнулся Фред. — Да и нужен ли нам такой в команде, чтоб он только на Анджи и пялился? Уж лучше наш Ронни. — Как бы наш Ронни все не завалил, — немного раздраженно произнес Джордж. — С его-то настроем! С утра Рон, и правда, был весь на нервах. Он почти не завтракал, лишь расковырял омлет, превратив его в неопределенную яичную массу, и, не переставая, спрашивал у Гарри свои шансы на место вратаря. Они несколько раз тренировались с наспех трансфигурированным мячом, и Уизли показывал совершенно противоположные результаты: он то брал невероятно сложные мячи, то не мог отбить самый легкий пас. Все зависело от его настроя и поддержки, и это было не самым хорошим его качеством: Гарри прекрасно помнил, как трудно было заставить Рона поверить в свои силы и на какие ухищрения приходилось идти. Слизеринцы точно не дадут ему спокойно играть, и если на этот раз Малфой не придумает новой версии песенки «Уизли — наш король!», то определенно появится что-то другое. — Он всяко лучше МакЛаггена, — вздохнул Фред. — А у Линкольна нет даже шанса. — Кенби все-таки не так уж плох, — заметил Джордж. — Он был участником «все против всех» и хорошо себя показал. Помнишь, он взял коронный удар Флинта, а тот только Оливеру позволял брать такие удары. — Старый добрый Оливер, — Фред устремил свой взгляд на поле. — Нам будет его не хватать. Особенно его великолепных криков и виртуозных угроз избить нас метлами, если мы будем паршиво играть. Питер не стоит даже его мизинца. — Кенби сможет его заменить, — продолжал настаивать Джордж. Гарри невольно оторвал взгляд от фигурок игроков и покосился на близнецов, уловив в воздухе едва заметное напряжение. Он заметил, что Гермиона тоже оторвала взгляд от книги. Фред с недовольством посмотрел на брата, и печенье в его руках треснуло. — Ты так хочешь, чтобы он был вратарем, как будто получишь что-то от этого. — А ты так не хочешь, чтобы он был вратарем, как будто ревнуешь его к Анжелине, — Джордж сел и уставился перед собой. Анжелина как раз закончила свой инструктаж, и к кольцам пошел один из незнакомых Гарри парней. Алисия и Кэти, которые должны были забивать голы, поднялись в воздух. — Глупости, — сказал Фред после непродолжительного молчания. — Не ревную я. Мне просто не нравится Кенби, вот и все. — Ага, — вдруг легко согласился Джордж. Он немного виновато покосился на Гарри и Гермиону и поднялся. — Разомнусь. Он взял свою метлу и, сев на нее, почти сразу взлетел, не оставив Фреду даже шанса сказать ему что-нибудь. Гарри удивленно наблюдал за этой сценой. Он почти не сомневался, что Фред последует за братом, и, когда тот, опасно прищурившись, взлетел следом, тут же повернулся к Гермионе. — И как это понимать? — спросил он. Ссоры близнецов были довольно редким делом, и их причины никогда не были ему ясны: должно было произойти что-то действительно важное, чтобы нарушить крепкую связь между братьями. Он помнил, как однажды нашел Фреда и Джорджа дерущимися и уже покрытыми боевыми ранениями, но тогда Джордж лишь уклончиво дал ему понять, что Гарри не следует лезть в их дела. — Вероятно, они оба влюблены в Анжелину, — Гермиона усмехнулась. — Это неудивительно, ведь они так похожи. — В Анжелину? — Гарри удивленно приподнял брови. Он посмотрел на Джонсон, стоящую на поле и внимательно наблюдающую за провальными попытками вратаря отбить удары Алисии и Кэти. Она, несомненно, была очень симпатичной и спортивной, и Фред ходил с ней на Святочный Бал, но разве могли близнецы разругаться из-за девушки? Гарри в это не верил, но он не был уверен в том, что ему следует допытываться до истинных причин происходящего. Это касалось только близнецов, и они могли сами разобраться в своих отношениях. Первый пробующийся на вратаря парень провалился, и он, закинув метлу на плечо, поплелся прочь с поля. Следующим был МакЛагген, и Гарри с неудовольствием отметил, что тот отбил четыре мяча из пяти. Кормак с радостью отправился сидеть на трибуны, дожидаясь, когда все остальные претенденты пройдут испытание. Заметив Гарри и Гермиону, он направился к ним. — Привет, Поттер, — сверкнул он широким, белоснежным оскалом и тут же опустился на скамью рядом с гриффиндорцем. — Как тебе мое выступление? Гарри открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь колкое, но МакЛагген не дал ему и слова вставить. — Уверен, лучше никто не сыграет, — продолжил он. — С последним мячом случайность была, я забыл, что Белл так умеет. Джонсон это понимает, конечно. Линкольн и Вольски совсем уж бездарны, Фьюст близорук, а Кенби слишком долговязый и тощий, чтобы нормально играть. Уизли, — Кормак кинул беглый взгляд на поле, где топтался Рон, крепко сжимающий в руках Чистомет, — твой друг, конечно, но он к квиддичу не имеет никакого отношения. — Его братья — превосходные игроки в квиддич, — встряла вдруг Гермиона. Она сердито смотрела на МакЛаггена, отложив книгу. Ветер трепал ее кудри, а в карих глазах горел возмущенный и сдерживаемый огонь: Гарри прекрасно знал это выражение лица подруги и не рискнул бы продолжать с ней спор, но МакЛаггену это было невдомек. Он расправил плечи, став еще больше, и свысока посмотрел на Гермиону. — Талант по наследству не передается, — фыркнул он и снова уставился на Гарри. — Так вот, Поттер, ты не против, если мы с тобой вместе полетаем? Я этим летом ловил снитч вместе со своим кузеном и, как мне кажется, очень даже преуспел в этом деле. Гарри почувствовал, как его верхняя губа приподнимается в презрительном оскале. Огромным усилием воли он заставил себя неопределенно мотнуть головой и отвернуться от МакЛаггена. Юноша с жадностью принялся наблюдать за происходящим на поле, чтобы хоть как-то отвлечься от раздражения, вспыхнувшего в груди. Кудрявый парень, видимо, тот самый Кенби, из-за которого поспорили близнецы, брал мяч за мячом. Кормак резко вскочил на ноги, когда Кенби, изогнувшись на метле, взял пятый мяч, дотянувшись до него кончиками пальцев. — Вот же! — МакЛагген, забыв про Гарри с Гермионой, пошел вниз, громко топая. Видимо, он собирался поспорить с Анжелиной и выпросить еще одну попытку. Гарри был уверен в том, что у него ничего не выйдет, поэтому заметно расслабился. Он покосился на Гермиону — та улыбалась. Кенби сел на трибуну, а к кольцам пошел Рон. Гарри и Гермиона внимательно наблюдали за тем, как друг забирается на метлу и подлетает к центральному кольцу. Алисия и Кэти начали перебрасывать квоффл, и вот Белл подала первый мяч: Рон, дернувшись в сторону, резко отбил его. Гермиона судорожно вдохнула, и Гарри, поддавшись порыву, похлопал ее по плечу. Рон взял еще три мяча, и, наконец, Алисия подала последний пас: она, залетая справа, с силой кинула мяч в левое кольцо. Рон, поддавшись на уловку, упустил момент, когда еще можно было дернуться вслед за квоффлом, — мяч пролетел сквозь золотое кольцо, и с другой стороны его поймала Кэти. Опечаленный Рон опустился на землю. — Пойдем к нему, — Гермиона, взяв свою книгу, поднялась. Она не выглядела довольной. Гарри последовал за ней, и по пути вниз он рискнул сказать: — Я думал, ты не хочешь, чтобы он был в команде. — Это не из-за того, что мне не нравится квиддич, — призналась Гермиона, чуть покраснев. — Рон слишком вспыльчивый, чтобы спокойно переживать проигрыши и насмешки. Я знаю, как квиддичные команды пристают друг к другу, а если он станет вратарем, то слизеринцы определенно будут смеяться над ним и еще больше выводить из себя. Малфой и так на него зуб точит, а тут у него появится возможность подорвать веру Рона в себя, да еще и дать Слизерину возможность забрать победу! Не хочу, чтобы Рон проходил через все это, особенно сейчас. — Рон просто не понимает, что ты заботишься о нем, — вздохнул Гарри. Ему было жаль, что между его друзьями все время что-то горит. Ему самому было достаточно трудно разобраться в своих отношениях, если можно было так назвать то, что происходило в его жизни, поэтому гриффиндорец был крайне бесполезным помощником. Гермиона лишь раздраженно хмыкнула. — Он вообще ничего не понимает, — твердо сказала она. — Вы, мальчишки, такие глупые. Гарри хотел было возмутиться, но они уже спустились вниз. МакЛагген громко возмущался тем, что ему не дают второго шанса, но Анжелина была непреклонна. Она поздравила Питера Кенби с местом вратаря и, заметив Гарри, поманила его пальцем. — Рон, — Гермиона хотела было взять юношу за локоть, но тот, хмурый и несчастный, быстрым шагом направился к выходу, волоча за собой метлу. МакЛагген мрачно посмотрел ему вслед, не желая выглядеть так же, но понимая, что Анжелина уже приняла решение и не собирается его менять. — Грейнджер, пошли в замок, — приказал он и тяжело двинулся по пожухлой траве. Гермиона, которая уже собралась идти за Роном, застыла, пораженная и возмущенная его поведением. Она захлопала глазами, а потом, прищурившись, резко сорвалась с места, опережая Кормака и пытаясь догнать Уизли. Гарри пару секунд смотрел ей вслед, а потом повернулся к Анжелине. Сверху опустились близнецы. Они оба выглядели недовольными и покрасневшими. Друг на друга они не смотрели, и Гарри стало неловко от того, что он оказался между ними: казалось, воздух между Фредом и Джорджем дрожит от сдерживаемой грозы. — Познакомьтесь, это наш новый вратарь — Питер Кенби, — сказала Анжелина. Гарри посмотрел на Кенби: тот был высоким, даже выше близнецов, с кудрявыми темными волосами, широкими скулами и зелеными глазами. Он приветливо улыбнулся, и его открытое лицо стало еще симпатичней. Гарри про себя решил, что Фреду, и правда, пришлось бы посоперничать с ним за право встречаться с Анжелиной. — Уверена, мы сработаемся. Первый матч с Пуффендуем не за горами, и все мы должны прийти в форму после летних каникул. Особенно это относится к тебе, Гарри, — мальчик вздрогнул, когда девушка внимательно на него посмотрела. — Седрик Диггори приобрел себе новую метлу, теперь он летает на Нимбусе-2000. Это, конечно, не твоя Гарпия, но все-таки намного опережает его Чистомет. Также я думаю, что мы должны придерживаться той же тактики, которую отрабатывали с Оливером, и его системы тренировок. — Опять бег? — воскликнула Кэти. — Только не это! — Это полезно и помогает держать тело в форме, — отрезала Анжелина. — Одних полетов мало. Вуд был прав, что гонял нас. — Такое чувство, что Оливер завещал тебе свое безумие, — фыркнула Алисия. Они с Белл покосились на близнецов, которые обычно были на их стороне и составляли силу, сопротивляющуюся капитану, но на этот раз Фред и Джордж смолчали, хмуро глядя в разные стороны. — Давайте поторопимся, — Анжелина похлопала себя по бедру. — Не хотелось бы, чтобы нашу тренировку прервали, Монтегю записал свою команду на четыре часа. — Теперь он капитан? — спросил Кенби. У него был низкий, приятный голос. — Флинт был сильным капитаном. — Флинт был сильным капитаном, потому что для него делом чести было соперничать с Оливером, — пожала плечами Анжелина. Гарри внимательно наблюдал за ней, поэтому не мог не заметить, как она лучисто посмотрела на Кенби. Что бы ни произошло у них в прошлом, это уже не имело значения. — Нельзя рассчитывать на то, что, потеряв Флинта, слизеринцы будут играть хуже. Они довольно сильные игроки, к тому же все они летают на Нимбусах, а мы, увы, на старье. — Попрошу, — шутливо возмутилась Алисия. — Старые добрые Чистометы да Кометы не раз сослужили нам хорошую службу. — Не будем сегодня тратить время на разминку и сразу начнем, — Анжелина подняла палочку и нацелила ее на сундук. Тот распахнулся, и все увидели бладжеры, крепко стянутые ремнями, и покорно спящий золотой снитч. Игроки оседлали метлы и поднялись в воздух — тренировка началась.

***

Иногда Гарри казалось, что жизнь в Хогвартсе просто замерла. То, что кипело за барьером, вращаясь и растекаясь опасностью, не проникало сюда: обманное спокойствие завладевало умами студентов. Дамблдор не вызывал Гарри к себе, не давал ему заданий — юноша понятия не имел, чем занят директор, но периодически тот пропускал трапезы в Большом Зале. Гарри внимательно следил за тем, что публиковалось в газетах, и мог сделать вывод, что поведение профессора как-то связано с тем, что Фадж уходил со своего поста. То, что он слышал на собраниях и о чем ему говорил директор, обретало определенные силуэты: на пост Министра Магии претендовали сразу несколько людей, в числе которых был и Кингсли Бруствер, нынешний глава Аврората. Гарри пытался самостоятельно во всем разобраться. Читая о новых взрывах, он лишь кривился: за пару недель произошло еще три происшествия, и группа расследования, возглавляемая Люциусом Малфоем, которому Пророк без устали пел дифирамбы и который также подал заявку на пост Министра, подтвердила, что подрывами занимаются волшебники. Гарри без труда мог понять, чего добивается Волдеморт, выставляя Люциуса в свете борца за мир, и это лишь вызывало в нем горячее презрение и к Реддлу, и к Малфою. Гарри ощущал присутствие Волдеморта рядом с собой каждую ночь. В темноте он был более уязвим, открыт, его усталый разум не мог бороться. Гарри больше не видел картин из детства Тома Реддла, но его сны были беспорядочны и суетливы. Он просыпался с ощущением брезгливости к самому себе: его тело будто бы впитывало силу Волдеморта, пропуская ее через поры. Гарри довольно быстро заметил, что он... ослабевает. Как будто бы свет, живущий внутри него, зажимался, прятался, уступая место тьме. Волдеморт становился сильнее, он делал... что-то с их связью и приближался к Гарри. Иногда юноша лежал в кровати, сжавшись в комок, слушал тихую, сонную болтовню друзей, и ему казалось, будто на ухо ему нашептывает шипящий голос. Он не мог побороть это. Гарри ждал, когда же это медленное гудение, похожее на треск стекла под давлением ветра, превратится в удар. Ему больше не хотелось веселиться, ничто не дарило ему успокоения; он постоянно был напряжен и не мог избавиться от этого груза на своих плечах. Школьная жизнь, которой юноша так дорожил, стала тяготить его. В Хогвартсе царила безмятежность, мишура незначительных проблем закрывала собой реальность: Гарри смотрел на все, что его окружало, с высоты мрачной горы, на которую его вознесли Дамблдор и Волдеморт. Он знал, насколько фальшивым было это спокойствие, знал, что война, боль и смерть окружают Хогвартс, — он просто не мог этого стерпеть. Юноша не давал жизни поглотить себя, он боролся, и от этого ощущал постоянную усталость, боль, отчужденность. Иногда он садился в своей постели и закрывал глаза, пытаясь заставить связь работать на себя. Ничего не получалось, мысли Тома Реддла оставались недоступными. Это раздражало Гарри. Но не все было наполнено ложной умиротворенностью. Гриффиндорец был окружен теми, кто считал своим долгом упрямо верить Ежедневному Пророку: эти люди никак особо не проявляли своей неприязни, но их взгляды, их разговоры все равно звенели в воздухе. Гарри мог не обращать на них внимания, будучи уже приспособленным ко всеобщей неприязни, но чего он не мог не заметить, так это внезапно изменившегося поведения слизеринцев. После злополучного урока Грюма, на котором Грозный Глаз и Малфой, словно назло, еще раз указали на исключительность случая, произошедшего с Гарри, начал гулять слух, что гриффиндорец и сам является опасным темным волшебником, и слизеринцы, до этого лишь презрительно кривящиеся в его сторону, вдруг стали с любопытством поглядывать на него. Юноша задавался вопросом, не было ли это идеей Драко, его подарком, но он не мог найти ответа. Рон в последнее время ходил мрачнее тучи, проигрыш в испытании задел его сильней, чем Гарри думал. Уизли не тренировался на поле и всячески избегал темы квиддича, его затяжная депрессия не проходила, и он мог начать ссору из-за любой мелочи. Гарри не сразу узнал, что причиной такому поведению были не только отборочные испытания: Гермиона, которой сказала Джинни, которой написала миссис Уизли, по секрету рассказала Гарри, что Перси порвал все отношения с семьей. Более того, он поддерживал Люциуса Малфоя в его кампании на пост Министра Магии — Перси перевели из отдела Крауча, и теперь он ходил под начальством Долорес Амбридж, являющейся главной опорной силой Малфоя в Министерстве. От этой новости несло чем-то гнилым, и Гарри мог понять Рона: все-таки Перси был его братом. Семейство Уизли переживало не лучшие времена. Джинни была странно задумчивой в последнее время, и Гарри хотелось бы знать причину ее грусти. Он догадывался, с чем это может быть связано, но ему хотелось верить, что подруга смогла пережить это, отбросив в сторону. Но даже больше Джинни его волновали близнецы. С недавних пор отношения Фреда и Джорджа стали предметом слухов, гуляющих по всему Гриффиндору. После быстрой сцены на трибунах, которой Гарри стал свидетелем, что-то между ними изменилось. Близнецы больше не держались за руки, не обнимались, а их взгляды стали тяжелыми. Гарри ощущал напряжение, возникшее между юношами: это казалось ему странным и ненормальным, потому что близнецы всегда были вместе, были единым целым, они могли преодолеть любые трудности и словно бы не знали стыда между собой. Должно было произойти что-то действительно серьезное, чтобы они вдруг перестали прикасаться друг к другу, а их улыбки омрачила тень сдерживаемой печали. Гарри не верил, что причиной тому могла быть девушка: Фред и Джордж не были похожи на людей, которые предали бы свою дружбу ради девчонки. Гарри не думал, что он как-то может помочь им, поэтому не пытался вмешаться в эту историю, однако однажды ему представился случай поговорить с Джорджем. Это было поздно вечером, когда гриффиндорец, засидевшись над зельеварением, расположился на диванчике в гостиной. Друзья уже ушли спать, но он не спешил окунуться в тепло постели: причиной тому был вовсе не Снейп с его непомерным количеством домашних заданий, а страх. Гарри боялся спать, он не знал, куда еще могут завести его сновидения, поэтому упорно пытался снизить количество часов, проводимых в уязвимом состоянии. Он сидел, уже ничего не записывая, смотрел на танец языков пламени и вслушивался в тихий скрип перьев — в этот час довольно много несчастных студентов лихорадочно пытались закончить свои задания. Гарри не услышал, как в гостиной появился Джордж, поэтому вздрогнул, когда на его плечи опустились теплые ладони. Он поднял голову, глядя на юношу, — отблески огня окрасили его лицо в темные тона, делая еще более тревожным. Джордж криво усмехнулся, обошел диванчик и опустился рядом с Гарри, опершись локтями о колени. На мальчика он больше не смотрел, глядя только на огонь в камине. — Что-то случилось? — осторожно спросил Гарри. Он повернул голову, но не увидел Фреда. Это тут же насторожило его и опечалило. — Я хотел задать тебе вопрос, — тихо начал Джордж. Он был напряжен и немного нервничал, его плечи подрагивали, а нижняя губа казалась припухшей от укусов. — Насчет... ну, того, что ты нам рассказывал. Про иное прошлое. — Задавай, — Гарри не был уверен, что это хорошая идея, но вид несчастных близнецов задевал его так сильно, что он готов был сделать все что угодно, чтобы у них вновь все было хорошо. Джордж повернул к нему голову и прожег странным, горячим взглядом. Его глаза казались почти черными, пульсирующими. — Пойдем в коридор? — предложил он. Гарри неуверенно кивнул. Если Джордж хотел выйти, значит, разговор предстоял серьезный, не предназначенный для чужих ушей. И хотя студенты, засыпающие за столами и вяло водящие перьями по пергаментам, не были похожи на внимательных слушателей, рисковать не стоило. — Значит, вы снова можете гулять после отбоя? — Да, — отмахнулся Джордж. Они поднялись и направились к выходу из гостиной. Некоторые студенты, почуяв хоть какое-то шевеление, подняли головы, провожая их взглядами. Чужое уединение всегда интересовало людей, поэтому Гарри был готов к этому и принял невозмутимый вид. За портретом Полной Дамы было место, где не было улиток Крайфера, поэтому они с Джорджем всегда могли сказать, что стояли именно там. Хотя, конечно, разговаривать у портрета было бы большой ошибкой. Полная Дама была той еще сплетницей, и любой интересный разговор, проходящий перед ней, непременно долетел бы до ушей Виолетты, а та рассказала бы о нем всем портретам. Джордж повел Гарри в соседний коридор. Тот был темным, в нем почти не горело факелов. Окна казались темными провалами в пустоту. Юноши остановились около одного такого окна: Гарри тут же запрыгнул на подоконник, ощущая спиной ночной холод, и уставился на Уизли в ожидании. — Что ты хотел спросить? — Ты ответишь мне честно? — Джордж оперся одной рукой о подоконник. Без огненных бликов он не казался пугающим и погруженным во мрак, наоборот, его открытое лицо, усыпанное веснушками, было подернуто страданием. Даже когда ему оторвало ухо Сектумсемпрой, он не был так несчастен. Гарри вдруг ощутил укол боли. Он бы хотел, чтобы и у него с кем-то была настолько глубокая, трепетная связь. — Отвечу. — Я умер тогда? Гарри вздрогнул. Джордж стоял к нему так близко, что коленом он ощущал тепло его руки, а лица касалось его горячее дыхание. — Нет. — А Фред? За окном завывал холодный ветер. Ни звезд, ни луны не было видно — все скрыли черные облака. Казалось, что Хогвартс тонет в смоле, из которой не было выхода. — Да, — тихий, слабый ответ. Джордж дернулся, как от пощечины, но тут же опустил лицо. Гарри никогда не видел его таким, он будто чуял его боль. Юноша поднял руку и положил ее Джорджу на плечо, сжимая и стараясь показать, что он рядом. — Я видел, как он умер? — Джордж смотрел в окно, не глядя больше на Гарри, но гриффиндорец все равно замечал, как дрожат его губы и как меркнет огонь во взгляде. Он напряг память, вспоминая самые печальные картины всей своей истории. Там был коридор, по которому он, Рон и Гермиона бежали, когда встретили Перси и Фреда. Джорджа не было рядом, он не видел, как Фред погиб, как остекленели его глаза, а на губах замерла улыбка. Это не он, а Гарри, Рон и Перси оттащили тело Фреда в сторону, прежде чем им снова пришлось бежать. Джордж не смог даже услышать его голос, перед тем как Фред умер. Даже увидеть его. Гарри ощутил, как все в его груди сжалось от забытой боли. Его сердце заколотилось, как бешеное. Он смотрел на свои руки, а видел почему-то кровь и камни, слышал крики и топот. — РУКВУД! — закричал Перси. Это Руквуд убил Фреда. — Нет, — негромко ответил он. — А ты? — Да. Джордж замолк. Ему было тяжело говорить. Гарри кусал щеку с внутренней стороны. Он не хотел быть тем, кто расскажет Джорджу о чем-то настолько ужасном. — Почему вы поссорились? — спросил Гарри, чтобы нарушить молчание. Тишина давила на него. Она была особенной в Хогвартсе. Джордж мотнул головой, невесело улыбаясь. Он казался абсолютным незнакомцем. — Не думаю, что тебе стоит это знать. — Вы никогда не ссоритесь, — упорствовал Гарри. — Произошло что-то серьезное. Мы все — и Рон, и Гермиона — волнуемся за вас. Джордж задумчиво посмотрел Гарри в глаза. Он тяжело дышал, но его взгляд был твердым и до странного болезненным. — Что бы ты сделал, если бы Малфой поцеловал кого-то другого? Гарри отшатнулся. Он прижался спиной к стеклу, ощущая его ледяной холод. Ему не понравился этот вопрос. Тема Малфоя оставалась для него ранящей и запретной, открывающей свои нежные лепестки лишь по ночам, когда в темноте и холоде Гарри нуждался в тепле. Оказалось, у него была очень хорошая фантазия. — Ничего, — честно ответил он. — Что бы я мог сделать? Я бы просто пережил это. — Вот как, — Джордж прикусил нижнюю губу. Он задумался о чем-то. На какое-то время воцарилось молчание, нарушаемое лишь печальными звуками снаружи. Где-то наверху что-то упало, раздался визгливый хохот Пивза, эхом разнесшийся по коридорам. Гарри буквально всем телом ощущал, что Уизли хочет сказать ему что-то, поделиться, но не решается. — Джордж, — он снова коснулся его плеча, трогая напрягшиеся мускулы, — ты можешь мне сказать. Все, что угодно. Близнецы хранили его секреты и были верны ему, принимая все его решения. Гарри готов был платить им тем же. — Фредди разозлится, если я расскажу, но все равно спасибо, — Джордж похлопал его по руке, будто извиняясь за то, что он не может быть искренен. — Я разберусь с этим. Теперь мне многое стало яснее. — Как ваша ссора связана с тем, что было? Ты... — Гарри вдруг вспомнил про фантомные воспоминания, которые посетили некоторых людей. — Тебе кажется, что ты его теряешь? Джордж наклонил голову, пристально вглядываясь в лицо Гарри, и тому вдруг все стало ясно. Он увидел перед собой четкий ответ на все его вопросы, детали, которые он подмечал, встали на свои места, образуя картину. Юноша с трудом удержался от судорожного вздоха, его рука безвольно соскользнула с плеча Джорджа — он все видел, но отказывался воспринимать. — Это проходит, — негромко сказал Гарри, зажимаясь внутри себя и не давая рассуждениям проникнуть в его относительно устоявшийся мирок. Джордж улыбнулся через силу. — После того, как Сам-Знаешь-Кто вернулся, все стало по-другому, — поделился он. — Мне кажется, мы уже не можем вернуться к той жизни, которой жили раньше. — Я тоже чувствую что-то подобное, — с трепетом произнес Гарри. Он думал, никто, кроме него, не ощущает этого. Как оказалось, Джордж был не просто шутником, любящим изобретать забавные сладости на пару с братом. Он воспринимал то, что происходило вокруг них, с пониманием, что грядут мрачные и горькие события. Он мог выглядеть как глубоко несчастный человек. — Нам нужно немного фирменной радости близнецов Уизли. — Нам она тоже нужна, — Джордж улыбнулся чуть шире, и на этот раз в его улыбке было неподдельное тепло. Гарри спрыгнул с подоконника. Он был рад, что этот разговор перестал его терзать: ему было тяжело видеть чужую боль. Гриффиндорец был странно восприимчив к ней, ощущал уколы крошечной вины, понимая, что он все равно никак не смог бы повлиять на ход этой истории. Друзья отправились обратно к Полной Даме. В гостиной уже почти никого не было, и они, попрощавшись, разошлись по спальням. Гарри, лежа в кровати, еще долго думал о том, что сказал ему Джордж. А потом, словно по привычке, начал думать совсем о другом юноше. Вопреки ожиданиям грозы, на несколько дней воцарилось спокойствие. Гарри казалось, что все почти наладилось. Рон перестал дуться на весь мир и повеселел, Фред и Джордж вновь начали улыбаться, Снейп, видимо, пришел в себя после изготовления того ужасного зелья и прекратил забрасывать учеников непосильными заданиями — все, что вызывало тревогу, начало медленно отходить назад. И даже сновидения прекратили мучить Гарри по ночам. Гриффиндорец вернулся к своему привычному занятию — анализу происходящего за пределами Хогвартса и составлению определенных выводов. Он начал думать, что все так и останется замерзшим в серых буднях и тоскливом ожидании действий Волдеморта, пока однажды, во время завтрака, Гарри не осознал, что эта короткая передышка была не чем иным, как затишьем перед бурей. Малфой получил письмо. Он получал их каждый день, но в этот раз послание было особенным. Гарри не удалось сесть на свое обычное место — спиной к слизеринскому столу, — поэтому он смог увидеть реакцию Драко. Юноша не должен был смотреть на него во время трапезы, но, конечно, не мог удержаться от того, чтобы время от времени не бросать в сторону слизеринца быстрые взгляды. Он им любовался. Обычно Малфой всегда рассказывал свежие новости, приходящие ему через письма родителей, своим приятелям, хвастаясь тем, что он все узнает из первых рук, но сегодня он быстро и суетливо спрятал письмо в карман. Гарри вглядывался в его лицо, отмечая и нахмуренные брови, и сжатые губы, и странный блеск во взгляде. Малфой был напуган и растерян. И он покосился на Гарри, словно ощутив его внимание: слизеринец смотрел в его сторону редко, лишь когда терпеть больше не было сил. Значит, что-то произошло. Или произойдет. Люциус предупредил Драко об этом? Дыхание Гарри стало тяжелым. Никто из друзей не замечал этого. Гриффиндорец опустил лицо и задумался, мысленно сравнивая все, что имело для него значение. Он бросил быстрый взгляд на преподавательский стол: Дамблдора опять не было, а Снейп не проявлял никаких признаков тревоги. Перед Гарри стояла тарелка с овсянкой. По белой массе растекался кусочек сливочного масла, превращаясь в маленькое желтое пятнышко. Гарри ощутил, как нечто внутри него тает точно так же, теряя свою форму. Теряя убеждение. Ему нельзя было подходить к Малфою или заговаривать с ним. Это могло уничтожить хрупкий мир между ними, расплавить его, как горячая каша плавит кусочек масла. У Гарри всего одна возможность, один шанс заставить Драко изменить их негласному плану: ему нужно было вернуть ему его броню. Юноша ощущал себя жалким. Он был готов рискнуть, чтобы унять свою тоску, прикрываясь благими намерениями, Малфой же терпел. Гарри был невыносимо близок к Волдеморту, но Драко ощущал спиной всю мощь Пожирателей. Он стоял там, рядом с ними, во тьме пытаясь сиять — сейчас ему как никогда нужен был Патронус. А Гарри нужен был он сам. Хоть еще раз, на минуту. Узнать, что у Драко все хорошо, что он контролирует то, что происходит в его жизни. Что ему не страшно и то, что было написано в этом письме, не ранит его. Гриффиндорец хотел задать ему много вопросов. Очень много. Слишком много для тех пары минут, которые он мог получить. Ему нужно было понять, почему Драко отказал ему, — это волновало его сильней всего остального. Он чувствовал за этим решением какой-то жестокий подвох, чью-то невидимую руку, контролирующую их, как шахматные фигуры. Гарри вздохнул. Малфой захочет ответить на это письмо. А Гарри нужно отправить послание Сириусу. Даже если у него есть всего один шанс вновь ощутить прикосновение счастливых переживаний, им нельзя не воспользоваться. Ничего не изменится, если они на минуту пересекутся в Совятне. Гарри больше не рисковал поднимать взгляда. Приняв пугающее решение, он вдруг ощутил иррациональное довольство внутри себя, которое не могли заглушить ни логичные выводы, ни холодные мысли об опасности. Это было похоже на животную радость, и Гарри прощал ее себе. Он вспоминал фразу Дамблдора, которую тот сказал однажды во время ужина: «Выжить можно даже в темные времена, если не забывать обращаться к свету». Она его успокаивала.