Слишком много вопросов

«Я стою на заре нового мира. Я возвышаюсь над ликующей, восторженной толпой, внимающей каждому моему слову. Их глаза... Они словно угольки, загорающиеся при малейшем дуновении, при малейшей реплике, при малейшем жесте, улыбке. Как же тяжело сказать хоть слово. Но я произношу его. И тут же все резко меняется. Я просто... Просто говорю, отдаю свой голос в распоряжение невиданного, непонятного, которое находится во мне самом. Я говорю, и все замирают, умолкают и слушают. Слушают так, будто от каждого звука зависит их жизнь. Но все же, что я говорю? Что вызывает такую палитру эмоций народа? Почему все немеют, когда я обретаю голос? Они не знают, они ничего не знают обо мне, не знают, что я не понимаю и не верю ни единому своему слову. Неужели народ, который пролил столько крови ради сохранения своей чистоты, настолько слеп? Быть может, я слишком умен? Быть может, слишком глуп?» - бесчисленное количество посторонних мыслей роилось в склонившейся над таким же бесчисленным количеством бумаг голове трудяги Геббельса. Но тут в прокуренный, тёмный кабинет ворвался поток воздуха, и его плеча нежно коснулась женская ладонь -А ты все работаешь. Уж половина двенадцатого, дорогой. Лёг бы поспать, и на рабочем месте натрудиться успеешь, - сонно пробормотала она, отмахиваясь от бесчисленных клубов дыма. Йозеф оторвался от бумаг и с усталой улыбкой поглядел на жену -Не с моей работой, Магда, милая моя. Ах, да, я - он виновато опустил голову - я завтра остаюсь на ночь на работе, дел невпроворот - Возникла напряженная тишина. Судя по лицу Магды, она пыталась принять это, несмотря на крайнее возмущение -Эх, ладно. Ты только заканчивай скорее, хорошо? - выцедила она. Легонько поцеловав мужа в щеку, женщина направилась к двери -Спокойной ночи, сладкий. Я люблю тебя -И я тебя, Адо… - Геббельс запнулся и покраснел – …рогая моя Магда. Добрых снов. «Не заметила? Или же сделала вид, что не заметила? Примирилась с этим? Да и почему я произнес его имя?». Мысли, слишком много мыслей не о том. Они заволакивают своей пеленой, создают самую чувственную музыку: мелодию сознания. Даже такой стойкий человек, как Пауль не мог противостоять им, противостоять самому себе. Через какое то время он взглянул на стол и понял, что ничего не сделал, да и не сможет сделать. Видимо действительно стоит отдохнуть. Мужчина потер глаза руками, тяжело вздохнув, опрокинулся на спинку кресла и наконец, заснул. *** И привиделся сон ему. Вечер. Старый, неухоженный дом, лежащий посреди благоухающего сада, в котором меж тенистых кленов, на деревянных качелях устроился маленький мальчик восьми лет по имени Йозеф. Это место ему так знакомо, но одновременно с этим так чуждо. Эта пронзающая тишина, которой никогда ранее здесь не было слышно за бесконечными криками братьев и сестер. Но тут ее нарушает пение рояли, доносящееся из дома. Вагнер, уж его мелодии мальчишка знает. Закрыв глаза, паренек начинает покачиваться в такт музыке, чуть заметно улыбаясь. Звучат финальные аккорды. И вдруг ему становится так невообразимо тепло внутри, словно он снова дома, снова прижимается к отцу, как раньше. Пауль нехотя распахивает глаза, спрыгивает с качелей и бежит к дому, желая узнать, кто же этот пианист, что осветил столь темные уголки его души. Мальчик тихо пробирается через ограду, становится на цыпочки и глядит в окно. В ослепительно светлой комнате, за роялем сидит черноволосый юноша семнадцати лет в белой блузе и бежевых шортах. Его стеклянные, голубые глаза наполнены какой-то загадочной задумчивостью, а тонкие синеватые губы еле заметно шевелятся. Его облик вызывает в мальчике чувство, которому он сам пока не может дать имени. Он прижимается к запотевшему от дыхания окну, дабы получше разглядеть этого парня. Пианист заканчивает очередную композицию, томно вздыхает и, бросив взгляд на окно, замечает пару любопытных глаз, смотрящих на него с явным интересом. Он улыбается мальчишке. Его губы розовеют, очи наполняются жизнью. Закрыв крышку рояля, юноша элегантной походкой направляется к Йозефу, прикладывает к стеклу ладонь. Мальчика пронизывает чувство, что он должен сделать то же самое. И вдруг стекло просто тает, как ледовая корка. Ребята держатся за руки и молча смотрят друг на друга, ничего большего не ожидая, пока старший не нарушает этот, как кажется, волшебный момент своим бойким голосом. -Меня зовут Адольф. Адольф Гитлер -Пауль Йозеф Геббельс. Можно Просто Йозеф - неуверенно мямлит малец -Рад знакомству, - Адольф поглядел на наручные часы, и его лицо помрачнело – что же, а теперь... Проснись! Мужчина резко открывает глаза и вновь оказывается в своем кабинете *** -Проснись! Папа, на работу же опоздаешь! - запищала маленькая девочка, дергая отца за рукав халата. Йозеф ласково потрепал волосы дочки, вскочил и побежал собираться. Через двадцать минут он был до иголочки собран. Попрощавшись с Магдой и всеми детьми, он накинул свое пальто, взял трость и отправился в путь. Из кабинета в кабинет. И так все время. Но его абсолютно устраивало это, он любил свою работу, об иной даже задумываться не смел. Конечно, неплохо было бы уделять больше времени семье, но что сделать? От должности министра пропаганды не отступишься. Да и психологически ему это было не под силу: что-то держало, делало каждый рабочий день приятным, долгожданным, желанным. "А может кто-то?" Семь вечера - конец рабочего дня. Не для Геббельса, правда, но отчет нужно сдать, пока фюрер не ушел. Мужчина собрал все нужные бумаги и быстрым, неуклюжим шагом поспешил к Гитлеру. Он постучал в дверь и услышал спокойное, усталое "войдите". Но, увидев своего гостя, голос фюрера тут же стал энергичным и бодрым -Ах, Йозеф. Вы, видимо, по поводу отчета пришли? – Геббельс кивнул и протянул ему бумаги. -Вот и славно. Да, раз уж вы тут... Может, зайдете ко мне на ужин? Я вас подожду -Я бы с радостью, мой фюрер, но сегодня у меня завал с работой, так что всю ночь я здесь - Пауль смутился -Дорогой мой, вы так усердно трудитесь! Похвально, весьма похвально, - протянул он, теребя пуговицы своего кителя - Но даже таким занятым работникам, как вы и я нужно отдыхать. Отчеты подождут, я их откладываю. И, к слову, всю остальную вашу бюрократию тоже. Одну ночь не грех побездельничать. Ну как, согласны? "Какая неожиданная гостеприимность. К чему бы это?" - подумал Пауль и удивленно уставился на фюрера. Но отказать все же не смог. Они забрали свои вещи и покинули помещение. На улице стоял свойственный февралю крепкий мороз. Геббельс опасливо оглядывался по сторонам. Лгать жене - дело не из приятных, знаете ли. Хотя вероятность встретить в такое время суток Магду на улице была практически нулевая. Предстояла долгая дорога: мужчины решили пройтись пешком. Ну, точнее Адольф решил, а его безотказный друг смирился. Гитлер без умолку болтал о чем-то несущественном, но в голове его собеседника не пробежало ни одной посторонней мысли, что ему не свойственно. Он просто слушал, как все те люди, что слушают его. Красиво говорить рейхсканцлер умел, причем на совершенно разные и многочисленные темы. Они не были просто коллегами, нет. Эти отношения были примером дружбы, которой не многие люди могли достигнуть. Пока не... -Ох, черт - зашипел Геббельс, схватившись за больную ногу, которая время от времени давала о себе знать. Адольф обеспокоенно поглядел на своего товарища -Все в порядке, мой фюрер, это лишь - он сомкнул зубы. Эти приступы боли не редко действовали ему на нервы. - Ну уж нет, так дело не пойдет, - Гитлер покачал головой и внезапно подхватил своего товарища на руки. Йозеф хотел было возразить, но его прервал командирский голос Адольфа -И никаких «но, мой фюрер»! Нам всего два квартала до цели, не беспокойтесь - заметив, как Геббельс раскраснелся, он еле смог сдержать смех "Тепло. Как-то странно это выглядит со стороны, я не сомневаюсь. Фюрер сегодня так добр ко мне. Как мило с его стороны, но все же, почему он это делает? Это не дает мне покоя». Пауль украдкой взглянул на лицо Гитлера. Как во сне. Лишь немногочисленные морщины и маленькие, забавные усики отделяют реальность от мира грез. И ни один из прохожих не смел косо посмотреть на сию парочку или отпустить какой-нибудь язвительный комментарий в их адрес, разрушив этот прекрасный сон наяву. Всё-таки самые уважаемые люди в Третьем Рейхе. Йозеф уже начал было засыпать, но тут его пробудил усталый голос Адольфа -Ну, слазьте, доктор Геббельс, мы на месте - мужчина зевнул и нехотя опустился на землю. Второй зазвенел массивной связкой ключей, пытаясь отыскать подходящий. Буквально через две минуты дверь открылась. Пауль огляделся вокруг и, к его удивлению, фрау Браун не обнаружил. - Она ночует у приятельницы - пояснил хозяин дома. Он усадил Йозефа за стол и поставил перед ним тарелку со свиной отбивной и овощным салатом. Геббельс удивился - Мой фюрер, разве вы едите мясо? -Как видите, оно не на моей тарелке. Я попросил Еву, чтобы она приготовила немного до вашего прихода -Неужели вы были так уверены, что я соглашусь зайти к вам сегодня? -Я не был уверен, я знал, что вы не откажетесь - Гитлер улыбнулся и поставил чайник на плиту, а сам сел подле него и молча смотрел в окно. Метель. От такой картины даже в самом протопленном доме становится зябко. Может ни столько физически, но в душе уж точно наступает зима. Адольфа вдохновлял этот иллюзорный холод, исчезавший в момент, когда он хоть краем глаза поглядит на своего товарища. Вкупе же эта картина вызывала довольно непривычные, но необыкновенно приятные эмоции. Засвистел чайник. Мужчина разлил по кружкам черный чай и уселся на место. И тут в его голове возник странный вопрос. С его-то образом жизни, он постоянно говорил все, что было на уме, чисто по привычке. И в этот раз не удержался -Йозеф, так почему же вы мне не отказали? - доктор замешкался -Почему? Вы знали, что я не смогу это сделать, так разве же такая уверенность возможна без знания причины? -Такая уверенность, мой дорогой, возможна со знанием вас. Вашего характера, повадок, слабостей: всего того, что я изучал столь долгое время. А отвечать вопросом на вопрос-очень дурная привычка, и вы прекрасно знаете, почему - по лицу Гитлера пробежала ехидная улыбка -С этим не поспоришь, действительно. Но вы только что сами ответили на вопрос, предназначенный для меня, абсурдно. -Отнюдь, я лишь хотел услышать, что вы скажете на этот счет. Это был детектор лжи своего рода -Вы не тот человек, которому я бы мог соврать. Однако... Что же подвигло вас изучать меня? Занятой человек как-никак. Или же вы всех своих подчиненных пытаетесь поближе разузнать? - поинтересовался Геббельс -Забавно выходит. Да, все же есть у всех людей одна маленькая общая черта: мы чертовски любим задавать вопросы, на которые заранее знаем ответы. Но я, пожалуй, отвечу: конечно же, я стремлюсь ознакомиться с как можно большим количеством людей, это позволяет легче ими управлять, вам ли не знать об этом, доктор Пауль Йозеф Геббельс, создатель шедевра ораторского искусства. Но не для контроля я вас изучал. Вы мне нравитесь, Йозеф, вы прекрасно это осознаете, - конечно, где-то очень-очень глубоко в душе, Пауль ждал такого ответа, но, тем не менее, он вогнал мужчину в краску. А Адольф же с упоением наблюдал за этой реакцией и решил все же добить его - да что уже мелочится? Я вас просто обожаю – это был последний удар. Министр пропаганды застыл в немом ступоре. И снова повисла эта ужасная, нагнетающая тишина. Минут через пять Геббельс сделал глоток остывшего чая и еле слышно произнес: -мой фюрер, вы ведь сами понимаете, что между нами не может быть ничего такого - и монотонным голосом процитировал на зубок заученный отрывок из речи фюрера об отрицательном воздействии гомосексуализма -Вы любите меня, доктор? -ответ вам известен -Тогда я могу рассчитывать на один поцелуй? - и это был единственный вопрос, на который Адольф не ответил самостоятельно. Ну, как не ответил? Затерял ответ где-то в глубине нахлынувших чувств. -Знаете, у меня был один русский коллега. Он довольно часто произносил фразу, - Пауль попытался на своем ломанном русском выговорить это, но у него ничего так и не вышло - В общем, я не понял, как именно переводится последнее слово, но само это изречение говорит о том, что один раз можете и рассчитывать, мой фюрер. Гитлер обхватил одной рукой шею Геббельса, а другой начал медленно гладить его по волосам. Медленно, так невыносимо медленно тянулись секунды, но каждый отлично понимал, что если бы не этот "обряд" предварительных ласк, то сам процесс произойдет неимоверно быстро, таков закон подлости. А второго раза уже не представится. Грубая, теплая ладонь скользит по лицу, ощупывает его, словно хирург, ласково, неспешно. И вот, кажется, все это позади, Йозеф все сильнее чувствует дыхание своего партнера на лице. Буквально несколько миллиметров разделяют дрожащие губы. И наконец, они соприкасаются и сливаются в долгожданном поцелуе. Все у них не как у людей: иные уже давно бы лежали в неглиже на кровати, увлеченно исследуя своими языками рты друг друга, напрочь уничтожая всю магию встречи двух влюбленных людей. Для этих же мужчин, один поцелуй уже был приделом мечтаний. Оторвавшись от губ своего маленького министра культуры, фюрер отдышался и по-щенячьи посмотрел на своего возлюбленного и задал очередной вопрос. -А ваш русский приятель ничего не говорил по поводу второго раза? – в его дрожащем голосе звучала надежда - К сожалению, нам не дано ничего больше одного поцелуя – Адольф подумал с минуту, и в его голове прошмыгнула мысль - Слушайте, Йозеф, вы верите мне? - Да, мой фюрер. - Вы готовы идти за мной до конца, сколько бы людей не было против? - Абсолютно - А, следовательно, если я прикажу вам завтра же явиться ко мне на ковер для небольшого, так скажем, телесного наказания за ваши проступки, вы придете? - Не имею права отказаться, мой фюрер. Но спешу заметить, что у меня не было никаких погрешностей в работе, это было бы не справедливо – съязвил Геббельс - А кто сегодня от ночной смены сбежал, а, проказник вы мой? - Хитро, весьма хитро! - Хитры унтерменши, а я изобретателен, - захихикал фюрер, схватил Пауля за тонкую талию и страстно впился в его шею, заставив эротично выдохнуть. При всем наслаждении этим процессом, доктор не переставал язвить - За то, что вы со мной делаете, где-то в нашей империи сейчас бы могли и кокнуть прямо на месте. При всем вашем одобрении, что примечательно – Гитлер на секунду прекратил ласкать свою «жертву» и посмотрел ему в глаза. - Жизнь вообще полна несправедливостей, дорогуша. - Неужели вы… - фюрер заткнул Геббельса пощечиной - Хватить бессмысленных вопросов, прошу. Нет, даже не прошу, это приказ! – тотчас же все вопросы отпали, растворившись в новой волне возбуждения. И все же, может эти постоянные вопросы не так уж и бессмысленны? Есть в них свой шарм, придававший изюминку этим отношениям, ставшим примером любви, которой не многие люди могут достигнуть, и по сей день. Эта, можно сказать, игра в «тяни кота за хвост» просто превосходное орудие самых сладких пыток: пыток любви. Уж если есть такая привычка у человечества, значит это кому-нибудь нужно?