***
Разгар лета по праву считался любимейшим временем года обитателей долины Имладрис. Летом здесь буйно цвели кусты, деревья, цветы и травы, и в воздухе стоял одуряющий запах свежей зелени. Летом звонко пели водопады, обдавая теплыми брызгами бродящих тут и там эльфов. Менестрели и музыканты вторили им, и веселые мелодии мешались, переплетались и перекликались друг с другом, наполняя дом непрекращающимся ощущением праздника. Летом отступали все болезни и напасти, и тени забот уходили с лиц домочадцев на долгие счастливые недели. В такой кутерьме заметить кого-то, кому совсем не до веселья, оказывалось проще простого. Беспокойство и тревоги становились столь же заметны, как пестрая бабочка на белой стене или неаккуратное пятно на светлых одеждах. Не то чтобы Эстель часто видел пятна на одежде эльфов. На своей собственной, конечно, чаще. Но это было не так уж и важно, во всяком случае, не важнее, чем хмурое лицо Владыки Элронда, традиционно пришедшего пожелать ему доброй ночи перед сном. - Что-то случилось, ada? - рискнул десятилетний Эстель, укутываясь легким одеялом так, что наружу таращились одни только большие серые глаза да встрепанная челка. Владыка по-доброму усмехнулся и мягко провел по его волосам теплой широкой ладонью. От него пахло травами и чем-то неуловимым, непознанным, принадлежащим ему одному. Мальчик невольно подался навстречу ласковой руке. - Все в порядке, малыш. Спи. Напоследок лорд легко мазнул пальцем по его прямому ровному носу и тихо вышел, коротким взмахом руки погасив светильники. Эстель постарался заснуть. Он честно пролежал в постели целую минуту, и, видит Эру, для него это вполне равнялось целой вечности. И даже переоделся, как истинный благородный юноша, прежде чем бежать искать ответы на свои вопросы! Правда, едва ли благородные юноши носят сорочки наизнанку и сапожки на босу ногу, но это еще нужно уточнить. Спросить у мамы, например. Только потом. Утром, или когда там ada перестанет хмуриться, словно его покусали крупные толстые пчелы. Откровенно говоря, бродить по полуосвещенным коридорам ночами ему ранее не приходилось. Не было нужды и желания, да и зачем, если так хочется спать, что глаза слипаются сами собой? Но любопытство, беспокойство и даже некоторая забота о Владыке гнали его вперед, туда, где его найти было проще всего: к мосту у беседки, где горят самые волшебные огни в долине. Любимые огни милорда, которые он предпочитает видеть поблизости, когда его брови сходятся слишком сильно, чтобы это кого-то обмануло. Сам Эстель, правда, никогда его там не видел, но мама рассказывала, а верить ей имело смысл, потому что, в самом деле, если не ей, то кому? Собственно, так и случилось, что первый луч луны, вышедший этой ночью из-за темно-синих сияющих туч, юный сын Гилраэн встретил на бегу, спеша к ближайшему балкону, с которого в дневное время нередко сползал, подобно ящерице, в ту самую беседку, где надеялся обнаружить учителя и расспросить его обо всем-всем-всем подробно, так, чтобы не отвертелся и не отмахнулся ежедневным "Спи", как ответом на все вопросы. В звенящей чистотой тишине ривенделльской ночи легкий топот его немного неуклюжих ног не разносился по окрестностям, а словно растворялся, разбиваясь на крохотные невидимые пылинки. Сосредоточившись на этом ощущении, мальчик с разбегу вылетел на балкон, даже не сразу заметив, что он здесь не один. А когда заметил, даже Владыка, неторопливо шагающий по мосту внизу вместе с Митрандиром - Митрандир приехал, а ему ни слова! - как-то отошел на второй план. Кроме него, этот наблюдательный пункт выбрали двое. Оба были Эстелю незнакомы, и это обстоятельство окончательно обидело его: в долине совершенно точно появились гости, а он весь день резвился в лесу и остался не в курсе! Первый смотрел на него немного растерянно и, кажется, не знал: смеяться ему или притворяться строгим. Хотя даже если бы он попытался, Эстель бы его не испугался. Разве можно испугаться босого кудрявого мужчины с небольшими внимательными глазами, мягким, будто слепленным из соленого теста лицом, очень волосатыми ногами и ростом не выше него самого? Гораздо больше его интересовал второй. Тот, кто, несмотря на довольно шумное появление, лишь скользнул по ладной фигуре мальчика отстраненным спокойным взглядом и погрузился в свою глубокую задумчивость, сложив на груди закованные в латные перчатки крупные руки. Эстель уже видел таких. На картинках в книгах. Они назывались гномами, и хотя рост их тоже не производил большого впечатления, особенно вживую, их неоднозначная репутация говорила сама за себя, предупреждая всех людей и эльфов быть с ними осторожнее, настолько аккуратнее, насколько позволяют обстоятельства встречи. Лицо гнома что-то напоминало ему. Сильно. Так, что под ложечкой чесалось от желания вспомнить, ухватить ускользающий образ. Эти глубокие синие глаза, даже будучи подернутыми дымкой необъяснимой безысходной печали, смотрели холодно и твердо, словно были сделаны из чистых алмазов. Размашистые жесткие черты лица неуловимо складывались в усталую гримасу, удачно скраденную бесстрастной складкой губ и сурово сведенными мохнатыми бровями. Его лоб пересекали глубокие морщины, а в воронье-черных волосах проступала серебристая седина, как у очень много повидавших людей, но пожилым он почему-то не казался, словно признаки солидного возраста преждевременно проступили на его молодом волевом лице. Во всем его облике - в упрямо-горделивом развороте плеч, в выражении глаз, даже в небрежно заплетенной в тонкие косички бороде - просматривалось уверенное величие, тяжелое, как искусно выкованная секира. Гном был похож на короля, что ищет новый дом для своего народа, чтобы возродить его, подобно огню, возрождаемому кузнецом в плавильне. - Исильдур, - невольно вырвалось у Эстеля, и он тут же смешался, постаравшись стать как можно более незаметным. И Владыка, к слову, уже скрылся куда-то вместе с Митрандиром... Синие глаза блеснули, проясняясь, и метнулись к его лицу. Густые брови слегка приподнялись в недоумении. - Как ты меня назвал? - низким, чуть сиплым голосом переспросил незнакомый гость, и мальчика прошибла неудержимая дрожь. - Да не бойся ты его, - вопреки ожиданиям, совершенно дружелюбно и даже почти как равному сказал ему первый, мягколицый, и ободряюще коснулся плеча самыми кончиками пальцев, - У него отвратительный характер, но до кусания всех подряд пока не доходило. Нотка смеха чуть ободрила Эстеля. - Прошу прощения, - проговорил он достаточно твердо, чтобы не показаться совсем уж мямлей, - Прошу прощения, господин. Я не называл вас этим именем, просто ваш облик напомнил мне одну книгу, что я читал несколько лет назад... Если этот мимолетный просмотр картинок можно назвать чтением. Интересно, теперь он стал достаточно взрослым, чтобы оценить тот манускрипт по достоинству?.. Взгляд гнома смягчился. Он даже расслабил руки, позволив им бессильно повиснуть вдоль статного крепкого тела. - Твоя ассоциация неожиданна, но интересна, - сказал он спокойно, - Мое имя Торин, сын Траина. К твоим услугам, юноша. - Я Эстель, воспитанник Владыки Элронда, - запоздало представился мальчик, и Торин неожиданно слегка улыбнулся, глядя на него. Возможно, это из-за сорочки. Да, определенно. Глупо как-то. - А тебе не пора ли спать, Эстель? - почти озорно спросил он, вызвав тем одновременно и смущение, и бурю негодования в груди мальчика, - Бильбо, проводи молодого человека на всякий случай, а потом сразу ко мне - мы уходим через полчаса. - Опять уходим, - как-то обреченно, но без тени протеста вздохнул Бильбо. Этой ночью, ворочаясь в постели допоздна, Эстель так и не смог решить, выполнил ли он свое намерение или же трусливо отступил под напором посторонних сил. С одной стороны, Владыку он так и не настиг и ни о чем не расспросил. С другой, причина его усталости и тревоги стала очевидна и безо всяких расспросов... - Ada, а помнишь, как у нас когда-то гостил Торин, сын Траина, тогдашний наследник трона Эребора? - спросит он у лорда Элронда лет через шесть, внезапно нахмурив неровно загорелый лоб. - Не знаю, как ты об этом проведал, но помню, - строго ответит тот, многозначительно хмуря красивые брови. - Что с ним сталось? Где он теперь? Я знаю, Эребор сейчас в руках гномов, но правит там не он, а Даин, верно? И после короткой паузы Владыка вздохнет глубоко и скорбно, покачав головой. Другого ответа Эстелю не понадобится.***
Первый серьезный поход Арагорна, сына Араторна, совсем еще юного человека, полного слишком тяжелых для него дум, целью своей ставил не Пригорье, не Северные земли и даже не легендарный пик Карадрас, которым его уже не первый год дразнили Элладан и Элрохир. Легкие молодые ноги несли его дальше Мглистых, по мрачным и опасным тропам Лихолесья, вдоль реки и до самого озера, где заново отстраивался разметанный агонизирующим драконом, чье окостеневшее тело все еще возвышалось над водой островом разложения и смрада, многострадальный Эсгарот, и где пронзала холодные осенние небеса знаменитая Одинокая гора. Если бы кто-нибудь спросил Эстеля, какой демон несет его именно в эту точку Средиземья, не давая остановиться и вернуться, наконец, домой, он бы не ответил. Не потому, что не знал. Скорее просто потому, что так до сих пор и не прочел отставленную в сторону много лет назад древнюю книгу, но зато с пугающей точностью помнил, с какой страницы на него сурово взирал слабодушный король-пока-что-без-короны. С семьдесят восьмой. На могиле Торина Дубощита было тихо и пустынно. Людям нынче не до поклонения мертвым, в гномьих же долгоживущих сердцах еще слишком сильна боль потери, чтобы пробуждать ее без причины. Высокое каменное надгробие в центре, два пониже по бокам - интересно, кто лежит под ними? - и надписи, надписи кругом. На полу, на стенах, на потолке. Чуть кривоватые, приземистые гномьи руны, которых Арагорн не знает и не может прочитать, но отчего-то понимает. Воспоминания живых о мертвых. Цитаты, отзывы, возможно, даже споры: уж больно подозрительно тянется вон та цепочка длинных высказываний на стене, одно за другим, и даже "почерк" вроде как различный. - Это лесной король с одним из приближенных покойного с ума сходили, - сказал кто-то за спиной странника, но он не вздрогнул. За годы тесного общения с сыновьями Владыки можно привыкнуть и к большим неожиданностям. Вместо этого он лишь слегка повернул голову в сторону говорившего, показывая, что внимательно слушает. Тот помолчал мгновение, а потом твердым шагом приблизился к нему и встал рядом. - Когда это случилось, Трандуил и впрямь чуть не потерял рассудок, - продолжил незваный рассказчик, не сводя глаз с выбитых, вырезанных в камне символов, - Он стар, очень стар, он видел столько смерти, что нам и не снилось, но сломался почему-то только из-за Торина. Верхняя надпись, - его огрубевшие пальцы скользнули по строчке, - Была оставлена Двалином, сыном Фундина, сразу после похорон. Переводится примерно как "сильнейший духом" или что-то в этом роде. Эльф как увидел, тут же взвился, словно в него черный дух вселился. Вся эта переписка - спор о понятии силы души. Они оба выбивали ответы с невероятным упорством, я бы даже сказал, упрямством, один за одним, не желая останавливаться, не слушая увещеваний, будто вгрызались в камень и вымещали в философских аргументах скопившуюся боль, пока долг не призвал Трандуила обратно в леса. Последнюю запись они выбивали по очереди, по букве каждый. - Что в ней сказано? - с тщательно сдерживаемым интересом спросил Арагорн. История показалась ему дикой и немного забавной, но не слишком необычной, если забыть, что ее герой - ледяной и равнодушный, эгоистичный властелин Лихого леса. Его собеседник пожал плечами. - Одно лишь имя, - ответил он, - "Исильдур". Не представляю, к чему оно здесь. Странник дернулся, как от удара, и повернул голову, впервые как следует посмотрев на незнакомого рассказчика. О чем тут же пожалел. Болотно-зеленые глаза человека, даже полные тоски и скорби по погибшим, смотрели холодно и твердо, словно были сделаны из чистых алмазов. Довольно тонкие жесткие черты лица неуловимо складывались в усталую гримасу, удачно скраденную бесстрастной складкой губ и сурово сведенными бровями. Лоб пересекали глубокие морщины, а в волосах была щедро рассыпана серебристая седина, но выглядело это не как след постепенного старения, а словно время размашисто поставило на нем свою печать во мгновение ока, разом пролистнув десяток лет. Во всем его облике - в упрямо-горделивом развороте плеч, в выражении глаз, даже в аккуратно постриженной бороде - просматривалось уверенное величие, тяжелое, как массивная гномья Черная стрела-драконоборка. Арагорн мог бы даже и не спрашивать его имени. Он и так знал - чувствовал почти звериным обостренным чутьем, развившимся за месяцы пешего пути - что видит перед собой самого короля Барда, потомка Гириона, на чьих плечах лежала сейчас обязанность возродить свой народ, подобно огню, возрождаемому в плавильне кузнецом. - Король короля видит издалека, - негромко сказал Бард. И Эстеля, еще не свыкшегося с собственным наследием, с правдой о своей судьбе обреченного, прошибло болезненной дрожью нечеловеческого страха. Ему - стать таким же?..***
Обломки Нарсиля - это самое прекрасное и в то же время самое ужасное, что только видел в своей уже не такой уж короткой жизни Арагорн, сын Араторна, наследник трона Гондора. Расколотое на косые куски некогда совершенное лезвие покрыто эльфийскими рунами, тонкая изящная гарда сплавлена из таких металлов, что выдержала даже удар Темного Властелина, плавное навершие с отверстием в центре венчает удобную, будто специально для странника скованную рукоять, словно холодная черная звезда, по ошибке допущенная Эарендилем на бескрайний и бездонный небосвод. С тяжелым чувством он поднял обломок с пола и осторожно вернул на место, безотчетно боясь, что покалеченный эфес вдруг разобьется в его руках, словно сделанный из тончайшего хрусталя, и замер в почтении, положив руку на грудь в попытке унять охвативший сердце холодный страх. - Почему ты боишься прошлого? Ему давно пора перестать как-либо реагировать на подобные появления различных существ из-за спины. Он и не реагирует, спокойный и привыкший к этому, как к должному. Это не железные нервы, вовсе нет, хотя и их он приобрел с годами, исходив все Средиземье от моря до моря вдоль и поперек. Это просто знание. Арвен, прекрасная Арвен, от одного взгляда на которую внутри у него все замирает, а потом вспыхивает необжигающим нежным огнем, подошла к нему ближе - так близко, как имеет право подойти она одна. - Ты наследник Исильдура, - спокойно признает она, - Но ты не Исильдур. Арагорн едва заметно вздохнул. "Я не Исильдур, говоришь ты, melda?" В ее глазах он видел свое отражение. А может быть, и вовсе не свое.