***
Ханаби, сама того не замечая, сжимает запястье сестры слишком сильно, оставляя на нежной, болезненно-бледной коже синяки-метки. В памяти девушки всплывают фрагменты прошлого – несколько интимные, личные, но до одури, до оскомины важные. Важные для того, чтоб не потерять головы, не зарыдать навзрыд пред и без того словно морально убитой сестрой, не забыть банального счастья: вот Хината перевязывает разбитые колени Ханаби, при этом объясняя, что бежать за мячиком на проезжую часть вовсе не обязательно; вот старшая Хьюго бережно сжимает в руках маленького котенка, при этом едва ли сдерживая слезы жалости и отчаяния, что органично переплетаются с мягкой улыбкой… она умела любить, она любила жизнь во всех ее проявлениях. Что у нее осталось теперь? Об этом думать мучительно не хочется. Нет, даже не так: Ханаби просто-напросто запрещает себе об этом думать. Это вето, клеймо. - Ты идешь на поправку, слышишь? – голос у младшей сестры чуть хрипловатый, словно прокуренный. Впрочем, так оно и есть – Ханаби теперь часто глотает сизый дым, умерщвляя клетки легких и пытаясь забыться в спасительном вязком небытии. Да вот только не получается – бесполезно. – Ты слышишь меня? Ответь, пожалуйста… Хината слышит. Но не слушает. Не верит и верить не хочет – зачем? Зачем давать себе напрасные надежды, если потом будет только больнее? Легче спрятаться в коконе отчуждения и холода, нежели после сгорать в пламени несбывшихся надежд. - Я спать хочу. Спасибо, что зашла, но я слишком устала… - Конечно, отдыхай, - очередная лживая улыбка в пустоту. А зачем, спрашивается? Ведь сестра все равно этого не увидит. Это уже стало их игрой: Хината притворяется, Ханаби делает вид, что верит. Им обеим слишком дорого прошлое. Только вот прошлому, увы, наплевать на всех.***
- Скоро нам придется попрощаться, - уже знакомый бархатный голос в очередной раз пускает мириады мурашек по телу, вызывая тахикардию. Глупая маленькая девочка. Она, Хината, даже не видела собственного врача – но почему-то именно рядом с ним было спокойно, а в мыслях образовывался штиль. Ненадолго, конечно, но это были все-таки самые радужные моменты в последнее время. - В смысле? – Хината опирается локтями о койку, смотря перед собой: то ли с привычной отчужденностью, то ли с робким страхом. – Вы же говорили, что я стремительно выздоравливаю… - Естественно. Но мы ведь не можем держать Вас здесь вечно, - Хината не видит, но знает, что Итачи – ее врач, - хмурится, неловко ежась. Она чувствует его. Даже больше, чем Ханаби. И еще она прекрасно помнит, что он ее никогда не жалел – это всегда радовало… фальшивые слова о прекрасном будущем начали раздражать со временем, а нотки жалости и вовсе вызывали дикую тоску. - Да, конечно. Я понимаю. А в голове только одна фраза: «вечно». Неужели это никогда не кончится? Уж лучше сразу сдохнуть.***
- Мисс Хьюго? – знакомый голос заставляет вздрогнуть и зацепить дрогнувшей рукой пустую кружку, доселе стоявшую на тумбочке, а теперь разлетевшуюся вдребезги по всему полу. - Простите, - опять опустив голову вниз, скрывая предательские слезы. – Я… я не хотела. - Это на счастье, Хината, - в голосе задор, а привычный тембр успокаивает, вызывая невольную улыбку. Смахнув слезы, девушка приподняла уголки губ в полу-улыбке, опустившись на колени и попытавшись на ощупь собрать осколки. - Давайте я Вам помогу. Руки у него мягкие и чуть шершавые – это Хината поняла, когда нечаянно задела его ладонь своими пальцами. Хотела было отдернуть руку, но Итачи не позволил, сжав запястье – сильно, но не больно. - Все будет хорошо, Хината. Я понимаю, что сейчас очень плохо, но жизнь на этом не заканчивается… - Я знаю, - с усмешкой. – Но каков ее смысл? Я просто не могу так больше. - Я понимаю. Я все понимаю. А голос у него усталый, какой-то бесцветный даже. Это вызывает странную бурю сумбурных эмоций в груди, а в глазах вновь щиплет, из-за чего девушка хочет отвернуться, но не может, поскольку врач взял ее за подбородок, не давая и пошевелиться. - Слезы – это не стыдно. Они очищают нас, показывают истинные чувства. С помощью слез мы выплескиваем всю скопившуюся горечь на свободу… не стоит их скрывать, Хината. Страшнее, когда слез совсем не осталось. Тогда приходит пустота. - Откуда… откуда Вы знаете? И почему Вы здесь в новогоднюю ночь? - Мне не хочется идти домой – там нет никого, кто ждал бы с работы. Поэтому я и знаю, что это – терять. Это словно крыло вырвали заживо, а вот здесь, - он провел кончиками пальцев по спине девушки, вызывая мурашки, - осталась кровоточащая рана. И ее не чем не вылечить, ничем не зашить – она будет постоянно напоминать о себе. А второе крыло, оставшееся на месте, лишь напоминает о том, что когда-то ты был счастлив. - Я тоже чувствую это. Внутри словно воронка – черная, поглощающая. И постоянно дыхание спирает, а в ушах шум образовывается. Это страшно. Страх словно преследует – прядет липкую паутину вокруг, ожидая, когда же я окончательно запутаюсь. Когда же я перестану сопротивляться… а у меня больше и сил-то нет. Наверное, погрязла. - Ничего подобного, - обнимает, прижимая к груди и опаляя макушку горячим дыханием. – Ты справишься. Обязательно. И когда они успели перейти на «ты»? Да это, впрочем, и не важно вовсе. - Я плохо умею бороться. Вернее, нет, не так – я совершенно не умею бороться. - Я научу, хочешь? Помогу. - Но… зачем? - Потому что помогая тебе, я буду помогать и себе. Взаимовыгода, Хината, - улыбается. А она и не была против. Тогда они еще не знали, что в эту новогоднюю ночь, когда они сидели, обнявшись, в осколках разбившейся кружки, когда в голове были лишь отрывки мыслей, а в душе зажигался робкий огонек надежды – именно тогда зарождалось нечто новое. Именно тогда они переходили в новый год - в год, где пустота уйдет навсегда, а на смену ей придет… … счастье? Ведь только двое людей, у которых вырвано по крылу, обнявшись, смогут взлететь.