Gifts

      Теперь у Энакина было достаточно времени, чтобы измерить шагами камеру вдоль и поперёк. Еда-сон, сон-еда. Возможно, ему стоило бы добраться до беговой дорожки в углу, но у него не было ни сил, ни желания менять повседневную рутину. В миллиардный раз он пожелал, чтобы в комнате было хотя бы одно окно. Но, конечно же, его не было. Оно бы представляло собой опасность, являясь возможностью для побега. Хотя вряд ли бы он пережил падение.       Скайуокер опустил взгляд на наручники, ощущая, как ошейник впился ему в шею. Подавляющие устройства. Свобода казалась почти что забытой мечтой. Иногда он забывал о существовании галактики за стенами тюрьмы, ведь у него не было выхода к ней. И Энакин пока не нашёл способ обойти фильтр голонет-приёмника, что ограждал его от новостей. Члены Совета запретили ему выходить, отказавшись даже обсудить это с ним. Контактировать ему позволяли только с Советом джедаев. Каждый день приезжал кто-нибудь из магистров, и хотя это было вполне предсказуемо, всегда казалось, что Оби-Ван приходил реже других, а Мейс Винду — чаще.       Конечно же, Винду никогда бы не вызвался добровольно опекать Энакина. Их первая встреча была неловкой, напряженной, да и ничего не изменилось с тех пор. Джедай-корун будто бы специально выставлял свой протез напоказ. Однажды Скайуокер заявил, что не всё так плохо, как тому кажется, указав на собственную металлическую конечность. Его пристыдили настолько, что он пожалел, что вообще показал руку.       Все в Совете опасались его. Теперь даже Оби-Ван редко улыбался ему, а уж тем более смеялся. Раньше Энакина всё время раздражало то, как в голосе бывшего учителя нередко проскальзывала забота всякий раз, когда они разговаривали. Теперь он был бы рад и этому. Скайуокер никогда не понимал, насколько в ней нуждается, пока его не отрезали от остального мира. От других же не дождёшься и малейшего намёка на беспокойство за него. Пло Кун, с которым Энакин наладил некое подобие дружбы, державшейся на общей заботе об Асоке, обошёлся с ним как с незнакомцем. Положение спасало то, что именно он известил Скайуокера о возвращении Тано. Как же ему хотелось, чтобы она навестила его.       Но он не мог винить Совет. Во всяком случае, не весь. Нет, определённо, источником всех проблем был Винду. Слыша это, вы в жизни бы не поверили, что как только Винду лишился руки, Энакин испугался и повернул свой меч на Палпатина. Вряд ли бы вы поверили и в то, что он поймал падающего джедая с помощью Силы и вернул того обратно внутрь в безопасность, дрожа и бесконечно извиняясь.       Энакин же не мог поверить, что мастер Винду — человек. Казалось, что у него нет души. Вместо того чтобы поблагодарить Энакина, он тут же принялся отчитывать его. Скайуокеру тогда хотелось столкнуть Винду обратно в окно, но Энакин воздержался, молча выслушивая грубые слова мастера-джедая пока сам был напуган тем, насколько сильно он поддался Тёмной Стороне на тот краткий миг.       Скайуокер был осужден, признан виновным и приговорён к пожизненному тюремному заключению и разлуке с галактикой.       Он вздохнул и упал на кровать. Хуже всего было по-прежнему не знать о том, что случилось с Падме. Скайуокер умолял Оби-Вана рассказать ему, но тот лишь отводил взгляд и бормотал, что ему запретили говорить об этом. И вновь Энакин чувствовал отвратительный голос Тёмной Стороны, снова и снова нашёптывающий ему, что пора бы развязать язык Кеноби. Он заглушил его и отвернулся.       Энакин ужасно скучал по Падме. Она была его ангелом, его смыслом жизни. А потом она неожиданно пропала. И их ребенок... Энакин не знал, пережила ли Падме или малыш роды. Он устал выпрашивать информацию о них. Энакин мечтал о семье каждую ночь, когда светлые сны перемешивались с ужасными кошмарами. Единственным утешением было то, что без Силы они не могли оказаться пророческими. И в попытке почувствовать себя отцом Скайуокер решил смотреть по голонету одно из детских шоу.       «Я и так отец, даже если моя жена и ребёнок мертвы», — продолжал он напоминать себе. Но не было больше никакого Энакина Скайуокера — героя Войн клонов, Избранного, Героя Без Страха. Как и джедая с прекрасно скрываемым браком и замечательной женой. Теперь же вместо него был Энакин Скайуокер — бывший джедай, частично ситх, узник Ордена и отец.       Он подошел к голонет-приёмнику и щелкнул переключателем, выбрав одну из лучших детских программ. Энакин смотрел в течение нескольких минут, узнавая старые темы, которые подсказали ему, что сегодня День жизни. Интересно, чем занималась Падме и их ребёнок. Скорее всего, его забрали в Орден сразу после рождения, но Энакин старался не думать об этом. Он сойдёт с ума, если узнает, что ребёнка разлучили с матерью.       Вдруг послышался свист со стороны одного из турболифтов, Энакин торопливо пролистал каналы до чего-то более взрослого и щелкнул выключателем, вставая и снова начиная ходить. Не хотелось бы, чтобы в Совете узнали, что он смотрит детские передачи в своё богатое свободное время.       Скайуокер перебирал в голове всевозможные варианты того, кто бы это мог быть. В открывшихся дверях турболифта стоял Оби-Ван.       Кеноби вошёл в камеру, двери лифта закрылись и он улетел прочь. Оби-Ван мало изменился за всё то время, что Энакин провёл в заключении. Теперь он, конечно, стал серьёзнее и даже осмотрительнее, чем раньше, но в остальном это был всё тот же человек, взявший на себя обучение Скайуокера.       Энакин остановился и, обернувшись, посмотрел на Оби-Вана. Он, видимо, чувствовал себя не в своей тарелке, впрочем, как и всегда, но внимание Скайуокера привлёк маленький мальчик на его руках. Мужчина ошеломленно смотрел на ребёнка, а Кеноби смотрел на него. Мальчик, выждав несколько минут, выбрался из рук мастера-джедая и подошёл к Энакину.       Скайуокер, опустившись на одно колено, с удивлением рассматривал лицо ребёнка. Мальчик остановился перед ним, моргнул, изучая Энакина, и наконец улыбнулся. Скайуокер в изумлении перевёл взгляд на Оби-Вана.       — Он улыбнулся мне, — удивлённо произнёс он.       Кеноби одарил его одной из своих редких улыбок.       — Конечно. В конце концов, ты его оте...       — Папа, — прервал его мальчик, — ты мой папа.       Энакин уставился на него, чувствуя, как медленно, но верно оседает на пол.       Его сын здесь после стольких лет... Ребенок был младше, но в то же время и старше, чем он ожидал. Энакину казалось, что пролетела целая жизнь, ведь его осудили прямо перед самым рождением ребёнка. Но он думал, что мальчик выглядит старше своих лет. И все же мужчина поразился тому, как быстро растет его сын.       Малыш взобрался по ногам отца, обнимая его маленькими ручками за шею. После того как он крепко обхватил руками шею, мальчик снова заговорил:       — Меня зовут Люк, — сказал он Энакину.       Мужчина потрясенно опустился на колени. Наверное, стоило обнять маленького сына в ответ, но он не мог заставить пошевелиться руки, которые словно свинцом налились. Люк был невысокого роста, со светлыми волосами и голубыми глазами. На нём был надет тёмно-синий комбинезон и светло-оранжевая футболка, миниатюрная пара обуви, а на его крошечные плечи была накинута лёгкая куртка. После долгой паузы Люк напомнил Энакину:       — Ты мой папа.       Скайуокер кивнул:       — Да.       — Я скучал по тебе, — сказал Люк.       На этих словах Энакин вспомнил, как использовать руки. Он крепко обнял сына, затем, отпустив его, встал и подбросил в воздух. Люк засмеялся, пытаясь схватить Энакина за руки всякий раз, когда попадал в них.       От звуков чистого детского смеха Энакин почувствовал подлинную радость, разливающуюся где-то в груди. Раньше он не испытывал ничего подобного. Бывший джедай смеялся вместе с сыном, ловя и снова подбрасывая его в воздух. Оби-Ван мудро отодвинулся на пару шагов. Когда Энакину надоело, он вновь обнял сына и отнёс к кровати, на которой уже сидел Оби-Ван.       Скайуокер дал отдохнуть Люку на коленях, заставляя маленького мальчика подпрыгивать. Как только тот хихикнул, Энакин повернулся к Оби-Вану.       — Ты не говорил мне, что он жив. Так, почему привёл его сегодня?       — Это всё Люк. Вбил себе в голову, что хочет увидеться с тобой, и не хотел отпускать меня до тех пор, пока я ему не пообщал.       — И ты согласился? — Энакин удивился. — Я думал, ты сильнее.       Мастер-джедай посмотрел на подскакивающего ребенка.       — Я... Мне тяжело отказывать твоим детям.       — Детям? — переспросил Энакин, и сердце его забилось чаще.       — Близнецы, — коротко ответил Оби-Ван. — Люк, и его сестра, Лея.       — А Падме? — спросил Энакин.       — С мамочкой всё хорошо, — сказал Люк, хихикая. — Но Оби нельзя рассказывать тебе о ней.       — Это правда? — спросил Энакин, по-прежнему смотря на Оби-Вана. Он всего лишь хотел убедиться, что Падме, пусть и по взрослым меркам, в порядке.       Джедай, казалось, тщательно подбирал слова.       — Мне запретили рассказывать тебе.       Энакин улыбнулся. Он поднял Люка, усаживая между собой и Оби-Ваном. Маленький мальчик быстро полез обратно на его колени. Энакин качал его как в колыбели.       — Как Мама и Лея? — спросил он его.       — Мамочка в порядке, — сообщил своему отцу Люк, — она много играла с нами на этой неделе, ведь сегодня День жизни. Лея, мама и я бегали по всей квартире, мы играли и в бластеры, и в дочки-матери, и в классики, и даже в настольные игры!       Энакин улыбнулся.       — Я рад, что вы не скучаете.       — Мы делали поделки в дошкольном классе — продолжал Люк, — но я забыл принести тебе хоть какую-нибудь. Прости. Мы сделали венки и гирлянды из веток, ягод и лент! А ещё мы сделали волчки, печенье и... — казалось, он не знал о чём ещё рассказать, — и настольные игры! Мы сделали настольные игры! Моя называется «всё о создании печенья»! Сначала нужно взять ингредиенты, потом найти рецепт и разогреть духовку, а затем приготовить глазурь и украсить печенье!       Скайуокер кивнул:       — Звучит весело.       — Так и есть! Я сделал её, потому что мы собирались готовить печенье на следующий день! Мы сделали сахарное, имбирное, овсяное и печенье с шоколадной стружкой! Больше всего мне понравилось сахарное, а Лее — овсяное. А ты знал, что мама вообще не любит печенье? Я нет. Но я всё ещё пытаюсь заставить её съесть хотя бы одно!       — И как много ты съел печенья? — спросил Энакин, в шутку щёлкнув сына по носу.       — Много! — с энтузиазмом сказал Люк, хватая отца за палец.       — Мог бы и сам догадаться, — сказал Энакин. — Ты хоть спал последние несколько дней?       — Каждую ночь,— ответил он, — но я не люблю тихие часы. Думаю, я уже слишком взрослый для них. А у тебя есть тихий час?       Энакин ошеломленно покачал головой.       — Везёт, — сказал Люк, спрыгнув с колен Энакина, подбежал к Оби-Вану и потребовал, чтобы его подняли.       — Всегда полон энергии, — отметил Оби-Ван, когда Люк вскарабкался и был перекинут через плечо.       Но сначала маленький мальчик соскользнул по голове и Энакин поймал его, положив его животом вниз на свою голову. Люк расхохотался, схватив отца за волосы.       — Я собираюсь увидеться с Веджем, — заявил Люк, скатываясь с плеча отца назад в объятия Оби-Вана. — Мама сказала, что потом мы полетим на Кореллию! Ты когда-нибудь бывал на Кореллии? — не давая Энакину и шанса ответить, Люк поспешно продолжил. — Я никогда не был. Не могу дождаться! Сейчас они не очень-то довольны Республикой, но всё будет хорошо. Так мама сказала. Она сказала, что просто нужно поговорить с ними немного, и они передумают. Ты хочешь полететь?       — Я... — начал Энакин.       — Ах, да, ты же не можешь, — Люк резко повернулся к Оби-Вану, — может ли он полететь? Может? Может? Пожалуйста?       Оби-Ван выглядел поражённым, когда он обратился к нему:       — Это не от меня зависит, — мягко сказал он Люку.       — Но это чуточку и от вас зависит. Я хочу, чтобы папа полетел с нами. Скажите им, что он должен полететь!       — Сказать кому?       — Совету! — Люк сказал так, будто это было совершенно очевидно. — Скажите им, почему он должен полететь! Давайте же, они хотят, чтобы все были спокойными, так? А как я могу быть спокоен без своего папы?       Кеноби заметно испытывал неловкость:       — Это непросто, Люк...       — Пожалуйста, ради меня!       Энакин обнял сына.       — Эй, не вини Оби-Вана.       — Предоставь это своему отцу, — с облегчением в голосе произнёс Оби-Ван.       — Забудь, что я сказал. Вини Оби-Вана, — сказал он, поставив Люка перед своим старым учителем. — На старт, внимание, марш!       Люк сразу расширил глаза, глядя на Оби-Вана таким эффективным способом использования щенячьих глаз, какого Энакин никогда не видел. Оби-Ван закрыл глаза и отвернулся.       — Останови его, Энакин, — попросил он. — Знает же, что я ненавижу, когда он смотрит на меня так.       — Почему ты так сильно ненавидишь этот взгляд? — спросил Энакин.       — Он напоминает мне тебя, когда ты был расстроен, — ответил Оби-Ван, всё ещё не поворачивая лица, — а я никогда не хотел видеть тебя таким.       — Я смотрел точно так же? — спросил Энакин в изумлении.       — Возможно, не так широко раскрыв глаза, — поправился Оби-Ван. — Не люблю видеть твою семью расстроенной.       — Я буду расстроен до тех пор, пока папа не вернётся к нам! — предупредил Люк.       Эта борьба казалась немного грязной, и Скайуокер отвернул маленького мальчика:       — Хорошо, на этот раз мы действительно собираемся оставить Оби-Вана в покое.       Оби-Ван открыл глаза:       — Нам лучше идти. Мы же не хотим пропустить наш транспорт.       Энакин пребывал в гробовой печали, поскольку собранному Люку не терпелось проститься с отцом. Казалось, он надеялся, что... сын останется. Мужчина помахал в ответ, затем поспешил пройти вперед, чтобы подарить ему быстрый поцелуй.       — Поцелуй маму и Лею за меня.       — Поцелуй меня за них, — ответил Люк.       Энакин поцеловал маленького мальчика ещё раз и наблюдал за тем, как они вошли в лифт. Как только двери лифта закрылись и он улетел прочь, унося его сына с собой, Скайуокер сел на свою кровать. Только сегодня утром Энакин понятия не имел, жив ли его ребёнок, а теперь он знает, что их двое и с ними всё хорошо, как и с его женой. Он был рад, действительно рад за них, но в то же время что-то омрачало его настроение. Раньше он мог представить себе детей, спокойно живущих с матерью. Он и подумать не мог, что они скучают, но Люк явно хотел повидаться с ним. Энакин не мог избавиться от чувства, что отъезд транспорта должен состояться только тогда, когда он будет готов к полёту.       Он подошел к аппарату по приготовлению пищи и ввёл код, чтобы сделать печенье, думая о том, как Люк восторгался им. Он взял одно и сел, медленно жуя. Его давно перестало беспокоить, насколько пресной была еда, но отсутствие вкуса в печенье казалось огромным недостатком, огромной... потерей.       «Подходящая аналогия моей жизни. Тоскливой в лучшем случае. Совершенно бедной на что-нибудь особенное».       Энакин отложил печенье. Вместо этого он подошёл к беговой дорожке, нуждаясь в пробежке. Пока он выбирал скорость, снова проводя аналогию между беговой дорожкой и колесом хомяка — еще одна мысль, не беспокоившая его уже несколько месяцев.       «А вот и я, бегущий на максимальной скорости в никуда».       Он слез с беговой дорожки. Ничто в камере не интересовало его. Его никогда по-настоящему не интересовали головизионные программы. Все видеоигры давно перестали казаться интересными. Он не мог достаточно сконцентрироваться для чтения. Медитация? Ха.       Фактически только одна вещь могла заинтересовать его. Энакин набросил на них одеяло почти сразу же, как прибыл в небольшую камеру, зная, что это только заставит его ощущать потрею острее, пользуясь ими. Но теперь, он вернулся к ним. Он сбросил одеяло с рабочего места и взял несколько запасных частей.       «Они были началом к модернизации аппарата по приготовлению пищи», — вспомнил он с улыбкой. Что-то Энакин начал соединять почти сразу же после первой трапезы.       Он взял инструменты и начал работать над аппаратом.       «Люку было бы интересно», — подумал он. — «Представьте себе нечто, что может готовить печенье без рецепта!»       Энакин как раз заканчивал маленький прибор, когда услышал шум со стороны турболифта и проигнорировал его. Так уж было заведено, что его посещали только раз в день. Кто бы ни был в том лифте, вряд ли он едет для второго посещения его камеры, так удобно расположенной под Залом Совета.       Внезапно, прозвучал ещё один свист, и что-то маленькое обняло Энакина.       — Папа! – громко сказало нечто.       Он посмотрел вниз и, увидев сына, рассмеялся, обняв его.       — Похоже, вы пропустили свой транспорт, не так ли?       — Определённо.       Энакин развернулся, вскакивая на ноги.       — Падме! — он подбежал к ней, крепко обняв, — Сила, Падме, я так по тебе скучал!       — А как же я? — потребовал девичий голос откуда-то со стороны ног Падме.       Энакин выпустил жену из объятий и присел, взяв плечи девочки в свои руки.       — Ты, должно быть, Лея!       — Да, — сказала девочка, одарив его улыбкой.       Энакин обнял ее. Видимо, Люку не хватило объятий и он тоже проскользнул в руки отца.       — Но почему вы все здесь? — спросил Энакин, глядя на жену, — и как?       — Нам ведь нужен новый пилот, не так ли? — прозвучал голос Оби-Вана, только что вышедшего из лифта.       — Но... — начал Энакин, — Совет! Они знают?       — Нет, и я хотел бы улететь прежде, чем они узнают, — ответил Оби-Ван, уже сопровождая детей обратно в лифт, — конечно, если ты только не хочешь остаться.       — Конечно же нет, — сказал Скайуокер, сваливая содержимое ящиков комода в вещмешок. — Пойдем.       Оби-Ван зашёл следом за детьми, и Энакин приобнял Падме за талию, мягко направляя ее к лифту. Поскольку он начал подниматься, Энакин потерял равновесие, забыв каково это.       Глядя на него, Оби-Ван сухо прокомментировал:       — Надеюсь, ты не забыл, как летать.       Восстановив равновесие, Энакин вновь выпрямился:       — Конечно нет. Некоторые вещи не забываются, — сказал он, опуская мешок с одеждой, чтобы хорошенько обнять Падме.