Уютная семейная атмосфера, и в ней так спокойно и весело. Мясо в горчично-соевом маринаде вышло на славу, папочка похвалил дочь; Гинтоки так же оценил кулинарный талант Кагуры, вверх поднятым пальцем. Он так же не постеснялся сказать, что не подозревал, что она вообще умеет что-то готовить, и это может оказаться вполне съедобным.
— Но почему ты раньше не готовила?
— Зачем мне готовить, — улыбалась та; она не обиделась на очевидную подколку, просто потому что знала, что за ней таилось. — Ведь всегда был Гин-тян.
— А сейчас что-то изменилось? — Гин отправил кусочек в рот; физических сил не осталось — бессонная ночь, проведенная в раздумьях, рвота и сопутствующее ей обезвоживание — изнурили его, но не присоединится к ужину он не мог. Немного поесть требовалось, чтобы появились силы.
Девушка промолчала, отрицательно покачав головой…
Ярче дочкиной улыбки сияла только лысина папули, но не смотря на этот блеск, Умибозу держался официально, чересчур серьезно, бросая на Гинтоки тяжелый взгляд с примесью ревности и презрения. Гин слегка взмок, сконфузившись под давящей аурой папки, и протолкнул глотком воды застрявший в горле кусок…
— Где очкарик? — Умибозу испытал облегчение, заметив подавленность Гинтоки. — Он больше не работает здесь?
— У Шинпачи появилась девушка, поэтому он немного сочкует, — ответила Кагура, опустошив очередную порцию. — Они обещали заглянуть к нам сегодня.
— Вот как, мальчик вырос, наконец, — протянул старик, накладывая еще риса в свою пиалу. — Тебе еще подложить, Кагура?
— Нет, спасибо. — Она встала изо стола и, прихватив свою посуду, направилась к мойке.
— Гин-сан, что на счет тебя? Ты до сих пор не доел свою порцию, м?
— Я пас, боюсь, что меня вывернет, — прошептал он, держась за желудок.
— Тебе не понравилось угощение моей дочери, а? — Он перешел на угрожающий шепот, чтобы Кагура не услышала за шумом воды. — Ты же похвалил ее, разве нет? Эта была ложь?!
— Да клянусь, это не причем! — зашипел Гин в свое оправдание. — Я блевал сегодня все утро, а мясо — тяжелая пища для изнуренного бухлом организма! Ты че, никогда не накидывался вусмерть?!
— Да что ты! Я накидывался до чертей, когда ты под стол пешком ходил, кудрявый!
— Звучит как претензия, но ты не мог бы говорить потише, я еда жив!
— Выходит, я успел вовремя, чтобы добить тебя, мелкий гавнюк!
— И нужна тебе такая победа, лысый!
— Кого ты лысым назвал?! Я просто жду, когда мои волосяные фолликулы вернутся из Кисловодска! Отдохнувшими и окрепшими они восполнят пробелы на моей голове.
— Поляна на твоем черепе уже никогда не зацветет, смирись!
— Осень твоей юности пожнет кучерявые посевы на твоей поляне, сынок!
Кагура хлопнула кулаком по столу, да так, что посуда зазвенела, и Гин с папочкой притихли.
— Кекс: мраморный с какао, — в звенящей тишине, повисшей в кухне, девушка прочитала надпись на этикетке бисквита. — Хотите?
Мужчины не хотели, но с перепугу кивнули.
— Я тоже хочу, Гин-тян, порежешь? — Она протянула ему пачку.
— А почему я?.. — Он поморщился - звон посуды ещё отзывался гулким эхом в его голове. — Ты ж предложила, ты и режь…
Садахару просто почувствовал, что он идёт и, порадовавшись этому, незамедлительно сел ждать перед входной дверью. В этот момент что-то грохнуло в кухне, и пёс с недовольством обернулся: что там у них опять? Шумные люди! А впрочем — обычное дело! Переживать стоит, если внезапно станет тихо.
Садахару приподнялся с места, виляя хвостом, принюхался, и вдруг с недоумением осекся: кроме запаха Шинпачи, он почувствовал другой аромат, что прежде не ощущал. Седзи отъехало в сторону, с улицы потянуло прохладой, а на пороге появился высокий симпатичный брюнет со счастливой улыбкой от уха до уха…
— Не слишком ли широкая улыбка, автор-сан? Вдруг читатели вообразят женщину с порезанным ртом вместо меня?! А? Что?
«Не ссы, пацан, не многие знают эту городскую легенду, другим же просто все равно!» Ну, что ж, доверимся читателям. Привет всем! — Он смутившись машет вам ладонью ♥… — Вот и я, наконец, появляюсь в..!
… и подает руку девушке, идущей следом.
— Эй! Я еще не закончил приветствовать читателей!
Шинпачи. Дать. Рука. Девушке, которая стоит позади него!..
— Я дома, Садахару! — Высокий симпатичный брюнет, улыбаясь, поправил очки на носу, и подал руку девушке, что шла позади. Та охотно сжала широкую ладонь, застенчиво опустив взгляд.
Кирара опешила, увидев питомца Йородзуя, и в нерешительности переступила порог. Садахару был не менее удивлён появлению незнакомки, а та прижимаясь плечом к своему спутнику, тихо спросила:
— Шинпачи-кун, он меня не укусит?
— На его счёт - не знаю, — обнадежил парень, зардевшись - в его предплечье упиралась большая, но такая мягкая женская грудь. — Но я на его месте охотно покусал бы тебя. Эм!.. Садахару, в общем-то довольно дружелюбный пёс!
Кирара с упреком посмотрела на Шинпачи и, подтолкнув его к собаке, сказала:
— Попробуй кусочек от него, песик, а меня оставь на десерт! — Она пододвинула парня к собаке: недоумевали оба — и парень, и собака. — Куси, куси! Давай, собачка, куси!
— Я сам не против тебя вместо десерта, Кирара-сан, — брякнул Шинпачи, и маленькие ладони крепко впечатали его лицом в собачий бок.
Кагура вышла из кухни, шурша полой своего платья и, увидев новоприбывших гостей, улыбнулась. Кирара стояла посреди прихожей, спрятав лицо в ладонях, пока Садахару с любопытством обнюхивал ее, а Шинпачи пытался оттащить за ошейник пса от девушки.
— Садахару! Ты встретил гостей и молчишь?! — Рыжая с лёгкостью оттянула пса от Кирары, и та наконец с облегчением выдохнула. — Что такое? Садахару напугал тебя?..
— Я в жизни не видела таких громадный собак, Кагура-тян! Он твой?!
— Наш! — Рыжая почесал псу нос, вытянув руку. — Вам повезло, что Садахару уже поел, иначе… Не знаю, что было бы с вами!
— Неужели он питается людьми? — взволнованно прошептала Кирара, прикусив ноготь большого пальца.
(— Может дать тебе прикусить нечто иное, Кирара-сан, — пробубнил Шинпачи, судорожно сглотнув.)
— Только идиотами, — ляпнула Кагура, покосившись на Шимуру.
— Эй… — Шинпачи пихнул ее в плечо, зардевшись от собственной реплики как школьник. — Не запугивай: Садахару добрый пес. — Он вспомнил любимую привычку питомца прикусывать голову Гину или грызть конечности Кагуры. — В целом, в глубине души - добрый… Знаешь, Кирара-сан, с ним лучше всего играть Гин-сану или Кагуре-тян!
— Он еще никого не съел, - протянула Кагура, подбоченившись. — Так погрызет слегка..! Но это — легкий массажик, да? - Она опустила ладонь на голову пса. — Можно зарабатывать на этом!
— Да неужели?! — Шинпачи передернуло.
— На что ты жалуешься, пацан?.. Кирара, разберись с ним чисто по-женски!
— Обязательно, — согласно кивнула она.
— Эй-ей! — Шинпачи нагнал спешившую удрать девушку, яростно зашептал: — Кагура-тян, не торопи события в моих отношениях!
Гинтоки вышел из кухни и жестом приветствовал Кирару, та кивнула ему. Гин прислонился плечом к дверному косяку и, сунув мизинец в ухо, глянул на Кагуру и Шинпачи. Те переругивались шепотом: рыжая упрекала, брюнет отнекивался — все как и всегда.
— Я подготовила почву, — с жаром выпалила она ему в лицо. — Реши вопрос своей девственности, а то уже мне стыдно за тебя!
— Умоляю, тише! — Шимура прижал палец к своим губам, сконфузившись. — Тссссс… Кирара приехала пару дней назад, и меня нельзя обвинить в медлительности! Да, я в курсе, что прошло дохрена времени с публикации тех глав, и все уже думать забыли, нежели вообще помнили, когда конкретно приехала Кирара!
— Ого! Хочешь сказать, что это она динамит тебя! Не похоже… — Кагура хлопнула Шимуру по плечу, и у него невольно колени подогнулись, скорее от неустойчивости позы, чем от силы удара. — Видимо, стоит решительнее дожимать.
— Прекращай говорить об этом в поучительном тоне! Только не ты! — Шимура театрально закрыл уши ладонями. — И вообще: попробуй встать на моё место! Я не знаю, что должен делать.
— Доверься инстинктам и действуй. — Кагура сощурилась, скрестив руки под грудью.
Саката просто подкрался к ребятам и, закинув руку на шею Шимуры, заявил:
— Доверься инстинкту! — Гин искосо глянул на Кагуру и так удачно поймал ее взгляд. — Доверься инстинктам и отдай инициативу в ее руки, пацан! Убедись: насколько ты для нее важен. Вот увидишь, когда дойдет до дела, ты поймешь: она боится тебя еще больше, чем ее боишься ты.
Кагура несколько раз изменилась в лице и отвела задумчивый взгляд в сторону. Странно, наверное, но ей показалось, что слова Гинтоки адресованы ей, но подобного быть не может, правда?.. Должно быть, она просто не так поняла.
Шинпачи смотрел на Гина с болью во взгляде:
— Почему мне кажется, что не со мной ты сейчас говорил?
У Кагуры екнуло с испугу, но она виду не подала, сохраняя отрешенность на лице: в конце концов, все это — слова.
— Если будешь затягивать, она решит, что… - Он зашептал ему над ухом: — … ты ее не хочешь. Хочешь же?
Шинпачи зарделся, но согласно кивнул.
— Тогда действуй. - Гин улыбнулся, похлопывая Шинпачи по широкой спине. — Если нужен наглядный совет, обращайся ко мне! — Он наклонился к уху парня: — Можем глянуть с тобой домашнее по видику.
— Лучше сосредоточься на Кираре, Шинпачи, — буркнула Кагура, обратив на себя его внимание. — А свое бессюжетное Гин будет смотреть в одиночку, а на его
тридцати двухлетие подари ему пачку влажных салфеток под просмотр! Такой дурак других подарков не достоин.
Кирара не вслушивалась, о чем шептались мастаки, но ее восхищали их узы. Она взглянула на сидящего рядом пса, что превышал ее рост почти на тридцать дюймов, и подумала, что Садахару — хорошая собака. Недолго колеблясь, Кирара прикоснулась ладонью к мохнатому боку пса, и зарылась пальцами в его густую шерсть. Садахару обернулся к ней, и его взгляд, казалось, одобрял ее действие: им следует подружиться, чтобы она скорее валилась в их семью.
Если бы слова Кагуры были стрелами, то все они угодили Гинтоки точно в голову.
— Почему это — не достоин?! — Он облокачивался на плечо Шинпачи, но с вызовом смотрел на Кагуру. — Просто признайся, что у тебя тупо нет денег!
Рыжая подбоченилась, насупилась и, в попытке вырасти над Гином, что у нее не вышло, даже когда она встала на носочки, выпалила:
— Конечно, нет! Ты и в этом месяце не принес мне зарплату! — Она больно ткнула его пальцем в грудь. — Где деньги?! Пропил?! Что за повод нажираться как свинья?! Когда ты уже сдержишь свое слово, и бросишь пить?! А?! Нет ни совести, ни денег! На что я должна теперь жить?!
— Ну уж точно не на мою совесть, — парировал Гинтоки, демонстративно заткнув ухо пальцем, в которое ему кричала Кагура. — Хоть бы раз дала пристроиться на своих коленях, чтобы теперь требовать от меня совести и денег!
Умибозу сидел на кухне, за котацу с чашкой зеленого чая, и слышал как Гинтоки и Кагура ругаются между собой, но даже не помышлял, чтобы им помешать. Он так же решил, что в этот момент для него даже выйти в прихожую будет неуместно, а потому не рыпался, как говорится.
— Эй, минуточку, — протянул Шимура в недоумении. — Вы разве не меня поддержать хотели?! Гин-сан, Кагура..!
— На каком основании я должна позволять подобное?! — Кагура смяла в кулак косоде на груди Гинтоки, пальцем второй руки больно тыкая его в плечо. — Если бы хотел, давно пристроился! Уж наглости тебе не занимать, где не надо!
— На каком основании я должен бросить пить?! — Он обхватил ее запястья, но почему-то не останавливал и не отталкивал ее. — Может, мне нравится, когда ты приносишь мне воду в том ковше!
Шинпачи выглядел потерянным, внезапно осознав происходящее. Если минуту назад он думал, что ребята ссорятся и нужно их разнять, то теперь сомнений не осталось — в это дело третьим лицам лезть не стоит. Однако каким термином стоило назвать их перепалку, он так и не нашелся, вот только в голову не кстати закралась как-то брошенная Сакатой фраза о своеобразном способе снять сексуальное напряжение. Шинпачи поправил очки на носу, решив, что это оно и есть и, отступив от парочки на безопасное расстояние, стал ждать, когда они остынут.
— На таком, что ты потом физически страдаешь, ду~! — Кагура умолкла, обдумав услышанное. В этот момент она выглядела перепуганной до смерти. — Дурак…
Девушка насупилась, в отчаянной попытке сохранить холодность; но сердечко заколотилось, усиленно гоняя кровь, отчего ее всегда бледное лицо сделалось розовым. Кагура сглотнула — во рту пересохло; она задышала чаще, но даже не смотря на то, что она сдерживала шумность и частоту вдохов и выдохов, крылья ее носа трепетали.
— Я в последнее время часто физически страдаю около тебя, — признался Гин, ощущая биение пульса в запястьях девушки. — Не я один? — Он смущенно улыбнулся.
Кагура торопливо отняла свои руки и, постепенно выпустив из лёгких воздух, обхватила себя за талию ладонями.
— И?.. Что это было вообще? — Она смотрела в сторону с напускным высокомерием. — Ну ты даёшь!
Гинтоки неуверенно обхватил плечо Кагуры, и осторожно потянул ее на себя. Девушка, машинально подавшись, сделала шаг вперед, и без того небольшое расстояние между ними сократилось. Гин огладил ее надплечья ладонью, аккуратно; чувствуя напряжение в ее теле, притянул к себе.
— Даже бить тебя расхотелось, — бубнила та, не сопротивляясь объятиям. Она всего лишь прижалась лбом к груди мужчины, присмирев под его рукой, но страх близости обуял ее, буквально парализовав.
Лицо Шинпачи вытянулось в изумлении, и даже его сердце забилось чаще: «Что? Серьезно, что ли?.. И давно вы в таких отношениях?!»
— Кхем. — Умибозу прокашлялся, стоя позади мастаков; он как раз точил нож о точильный камень, и Гин с силой впечатал в свою грудь ещё и Шинпачи, у того аж в глазах потемнело от удара. — Чей-то вы там устроили, мастаки?
Прежде, чем уйти, пыхтя, Кагура с такой силой отпихнула от себя Гина, что ненароком задела ему дыхалку, и он, согнувшись вдвое, схватился за грудь, хватая ртом воздух. Шинпачи даже не успел осознать, что произошло — Кагура вихрем пронеслась мимо него, вынудив вжаться в стену.
— Я иду гулять с Садахару! — Кагура защелкнула поводок на ошейнике пса и, не глядя, сунула ноги в ботинки на каблуках, на ходу застегнула их. — Кирара, пойдём с нами!
Девушка не успела согласиться, как Кагура схватила её за ладонь и потянула на улицу.
— Шинпачи-сан, мы ушли! — крикнула Кирара на пороге, как седзи закрылась.
— Во~!.. — Шимура не успел даже глазом моргнуть. — Возвращайтесь скорее…
Гинтоки тоже намылился на выход, но Шинпачи его огорошил, банально напомнив, что тот в домашнем. Однако Сакату это не остановило и, сунув ноги в шлепанцы Шимуры под возмущённое «эй!», он махнул рукой на прощанье, вынырнув на улицу. Умибозу метко швырнул нож и удачно пригвоздил рукав косоде Гина к стене, и пока беловолосый замешкался в попытке высвободится, батя втащил его в дом за шкирку.
— Пойдем-ка со мной, — процедил сквозь зубы папаня, вытаращив на Гина налитые кровью глаза, полные ревности и обиды. — Идем, побазарим за жизнь. Эй, очкарик, сходи-ка в бар и принеси выпить.
Шинпачи ловко поймал мешочек с деньгами, брошенный ему, и, не теряя времени, ретировался на улицу.
— Да в чем дело, лысый?! Что за срочность?! — Гин ухватился за дверной косяк, когда Умибозу за шиворот тащил его в приемную Йородзуя. — Давай общаться при свидетелях!.. Эй! Я поговорю с тобой, слышь?! Отпусти меня!
— Конечно поговоришь, — процедил папуля. — Еще и выпьешь со мной!.. И не зови меня лысым. Я ж сказал — это ненадолго: обратный билет на самолёт из Минеральных Вод уже куплен.
Гин собрал все синяки и ушибы, какие только мог собрать человек, которого неаккуратно тащили волоком, и наконец оказался в приемной Йородзуя. Он еще какое-то время смотрел в потолок и, прикинувшись мертвым, наивно надеялся, что батя забудет о нем. Однако ж Умибозу ждал, когда Гин перестанет валяться дураком на полу и сядет наконец за стол переговоров.
Шинпачи зашел в приемную с пакетом в руке, где позвякивало несколько бутылок, и выставил их на столике. Он отдал мешочек с деньгами старику, дружелюбно улыбнувшись.
— Не в службу, а в дружбу, пацан, сгоняй за рюмашками и закусью. — Канко закинул ногу на ногу, искосо глянув на Гинтоки. — И, да, пацан, на себя тоже рассчитывай — выпьешь с нами.
Шимура слегка замялся, собираясь отказаться от выпивки, но секунда промедления развеяла уверенность в необходимости произносить эти слова, и, вероятно, так даже лучше…
Мужчины поочередно наполнили рюмки друг друга до краев, чокнулись, и Умибозу влил свою в горло, минуя рот. Шинпачи не стал рисковать — опыта в распитии спиртного у него не было как такого, а потому он, задержав дыханье, опустошил посуду мелкими, но частыми глотками. Гин отказался опохмеляться, уверяя, что чувствует себя неважно, и какое-то время его не трогали с предложением составить компанию. Он немного расслабился и с пола перебрался на диванчик к Шинпачи.
— Ты теперь взрослый парень, да, пацан? — Канко обновил рюмку Шинпачи и подал ее ему, тот набивал рот под завязку солеными орешками из пачки, боясь охмелеть.
— Что вы имеете в виду, Умибозу-сан?
— Я должен рассказывать тебе тонкости сближения с женщиной?
— Не, не стоит…
— Тогда слушай историю зарождения моей семьи…
— Я ж сказал: не надо, — попросил Шимура, закидывая орехи в рот.
— Все отношения между мужчиной и женщиной начинаются с первого раза. — Умибозу подтолкнул свою рюмку Шинпачи, жестом просив ее обновить. — Совместимость пары определяет то, как они сочетаются в горизонтальном положении.
— Не с первого ли взгляда начинаются отношения?! — Шинпачи слегка охмелел, но папуля Кагуры уже наполнил емкость саке и для него, настойчиво чокнулся и высадил свое. Гинтоки с отсутствующим видом, отправлял чипсы в рот и похрустывал ими, очкарику в полуметре от него, пришлось опустошить вторую порцию напитка, и он горстями стал поглощать орехи…
Пока батя вещал на тему знакомства с мамулей и их совместной жизни до рождения Кагуры, одна из бутылок опустела. Шинпачи после пятой рюмки свалился, и даже орехи не помогли ему сохранить трезвость. Через какое-то время он поднимется с дичайшим желанием съесть что-нибудь сытное, а пока он старался заснуть, слушая монотонные голоса Гина и Умибозу. Голова кружилась, даже лежа с закрытыми глазами, и Шимура пожалел, что не отказался от участия в сабантуе.
Впрочем, какого мужчину украсил бы отказ от выпивки?
Гинтоки опрокинул третью порцию как раз на моменте, когда старикан рассказывал о поисках сбежавшей дочери по всему Млечному пути, и пусть батя слегка приукрасил масштабы для интересности повествования, он не сомневался, что найдет Кагуру именно на Земле.
— Знаешь, какие ассоциации нехорошие у меня возникли, а?.. Я подумал, что ты, как и многие другие люди, попытаешься использовать силу ято для своих целей. — Канко сидел с таким краснючим лицом, словно ему надавали пощечин, и мечтательно посасывал чипсину.
— Эй! Я даже понятия не имел, что та приставала — ято! Блин… Ты все-таки хочешь поговорить о ней?..
— Приставала, кек! — Он рассмеялся. — Ты так говоришь, словно та Кагура-тян и Гура-сан — разные люди.
— А ты разве не так сейчас выразился?.. — Гин выдохнул. — В следующий раз принеси мне клубничного йогурта, а не бухло… Иначе мой желудок остановится навсегда.
— В следующий раз?.. — Канко весьма забавно округлил глаза. — А Кагура не сказала тебе, что хочет съехать отсюда?
Гин подскочил на месте так, словно кто-то, в момент, когда он присаживался на стул, подложил кнопку ему под мягкое место, и ее острие угодило точно в цель.
— Серьезно?.. — Он пытался отогнать от себя мрачные мысли, да и в общем нельзя было показывать своего разочарования услышанной новостью. — Понятно…
— Что будешь делать?
— Я разве должен что-то делать? — Саката опустил взгляд на Шинпачи, тот лежал на диване, свесив ногу на пол, и, сложив руки на груди, дремал. Стекла очков поблескивали при свете лампы, слабо отражая ее яркий свет. — Что бы сделал ты, лысый?
Умибозу явно не ожидал подобного вопроса, но разве это не повод подумать, что Гинтоки просит у него совета.
— Я?.. Нуу… — Папочка наконец отправил раскисшую чипсу в рот, решил схитрить: — Смотря как я отношусь к девушке, о которой идет речь. Все зависит от этого, так ведь?
Гинтоки положил ладонь на голову Шинпачи, задержал касание, а потом аккуратно снял с него очки, взяв их за обе дужки.
Плохо будет, если подставка, ворочаясь во сне, сломает одного из главных героев…
— Верно… — Гинтоки сложил дужки очков и положил их на столик. Сразу после этого, его пальцы потянулись к бутылке и сжались на ее горлышке. — Обновить?..
Мужчины взаимно наполнили друг другу рюмки напитком и, чокнувшись, опустошили на счет «раз». Лицо батьки багровело с каждой выпитой порцией, а изречения становились мудрее, несмотря на язык, что плохо ворочался во рту, коверкая слова…
— И все-таки, Гин-сан, расскажи отцу, что происходит в его отсутствие?
— Ничего не происходит… — Он как-то смутился собственного ответа. — А что?
— Не скромничай, — с угрозой в голосе просил Канко, ясным и твердым взглядом уставившись в его бардово-карии глаза. — Я знаю, что это неприлично, но вы сами были виноваты в том, что проигнорировали мой приход. Да, я услышал много чего любопытного, но дело даже не в том, что я услышал, а в том, как вы говорили друг другу это.
Гинтоки закрыл глаза, словно это могло отстрочить неизбежность продолжения уже начатого разговора, и спрятав лицо в ладонях, принялся ритмично растирать его. Прекратил он так же внезапно, как начал, и, согнувшись к коленям, облокотился на них локтями.
— Ничего особенного не происходит, — пробубнил Гин, запуская пальцы в свои волосы. — Просто в какой-то момент Кагура-тян уехала в отпуск, а вернулась Кагурой-сан, как-то быстро повзрослев и оформившись… Я даже не понял, что это она. Как будто Таймскип в манге, ей-богу, — с новым сезоном персонаж взрослеет, как правило, на два года…
— Она понравилась тебе?
— Не то слово..! — Гинтоки спохватился, слишком поздно осознав, что слова уже слетели и дошли до слуха Умибозу. — Ну, это! Знаешь, я не сразу признался себе в этом. Короче! В общем, ля-ля-ля, тра-ля-ля, — это типа я оправдываюсь перед тобой, понял, да?
— Ты переспал с моей дочерью? — Папка понял юмор Гина буквально.
— Что?! — Гин порядком вструхнул, вытянувшись на месте от бодрящей кнопки под задницей. — НЕТ! Ты чо?!
— Что тогда за
тря-ля-ля, не понял я. — О, этот проницательный, немного жуткий — ужасно жуткий! — взгляд. — Ты говори как есть: за признание меньше наказание.
— Минуточку! — Он занервничал. — Это шутка такая! Ну типа — вместо правды говорить чушь, понял, да? Я просто не знал, что сказать тебе! Я думал тебя заболтать!..
Умибозу с сочувствием посмотрел на Гинтоки, и эта заторможенность в его движениях, глупое выражение лица, такого красного и в багряных пятнах, спотыкающаяся речь, еще не утверждали, что старик не сравняет его со стеной в следующую секунду…
— Ты не заболтал меня, и мой вопрос в силе.
— Я уже ответил, — нехотя напомнил Гин, покосившись в сторону. — Не заставляй меня выворачивать душу…
— Смотри-ка, а ты, оказывается, ранимый, — небрежно бросил папка, самодовольно ухмыляясь. — Неужели, ты боишься? Ты боишься любить. Ты боишься быть отвергнутым… Или Кагура уже отшила тебя?
— Умолкни, лысый, — рявкнул самурай, наполняя рюмку выпивкой. Он замер, вспомнив этикет распития алкоголя в компании, но, даже помедлив, все равно не налил старику. Он не налил Умибозу и свое не выпил — не смог просто. — Чего ты добиваешься, а?.. Чего ты хочешь узнать? Я не прикасался к твоей дочери и пальцем, и никому не позволял. Доволен?!
— Доволен, — кивнул батя, приняв из руки Гина его рюмку. — Доволен, да. Вот это выдержка! Хвалю! — Он опустошил посуду и зачерпнул горсть орешков. — Так она отшила тебя?
— Нет… — Гин сложил ноги в позу лотоса, поддался чуть-чуть вперед; он не смотрел на Канко.
— А что тогда?.. — Умибозу с ладони втянул в рот пару орехов; его усы забавно дергались, когда он вытягивал губы.
— Ничего…
Папуля хмыкнул, грызя орешки, и вгляделся в Гина.
— Коока тоже отшивала меня, но в итоге родила мне детей… Нальешь?
— Ох, как лихо ты переобулся, лысый! Ты определись — какой итог тебе по душе, блин! — Гинтоки выполнил просьбу старика, и тот в благодарность обновил и его рюмочку.
— Может, разбудим очкарика и отправим за кофейной гущей, а? Ну чтобы мне гадать было проще, а?..
Они чокнулись и выпили.
— Не надо ничего гадать, — заявил Гинтоки, отмахиваясь ладонью. — Я и так понял, что ты хочешь пристроить совою дочь поскорее.
— Хочу, конечно. И раз между вами ничего нет, я буду требовать, чтобы она съехала отсюда. Сожительство с тобой портит ее репутацию.
— С чего это?! — Он осекся под удивлённый папкиным взглядом. — Ну… Не лез бы ты. Эм… Нам нормально вдвоём! В смысле — ей нравится быть со мной! В смысле — я же присматриваю за ней!.. Ты ж похвалил, да!
— Похвалил, да. Хорошо присматриваешь, но девочка выросла. — Умибозу вдруг сделался печальным и задумчивым. — Девушке не нужен опекун, но если ты хочешь попросить у меня ее руки, и сделать своей женой, то… Это совсем другая история.
Гинтоки ошалело вытаращился на Умибозу, и пока они сидели в повисшем молчании, с него семь потов сошло.
— Что говоришь? — Отец запустил руку в пачку чипсов, но та практически опустела. Недолго колеблясь, он запрокинул голову и вытряхнул остатки из упаковки себе в рот. — Не хочешь испить мою кровь? Но таков обычай в нашем народе…
— Ты о чем?
— У ято существует обычай: когда отец отдает дочь мужчине, он признает в нем равного себе и в доказательство этого дает ему выпить своей крови…
Гина услышанное чертовски изумило.
— В смысле?! — Он аж протрезвел на секунду. — Как это? Зачем?
— Кровь имеет сакральное значение в нашем народе. Ты сам подумай: кровь противника, пролитая в бою, — символ победителя. Кровь так же символизирует родственные узы. Отец проливает свою кровь без боя, чтобы признать избранника своей дочери достойным себя; чтобы признать родство с ним. Муж дочери выпивает эту кровь из сосуда, чтобы скрепить договоренности с семьей, беря девушку в жены.
Гинтоки замер с вытаращенными глазами; он так ярко представил сам ритуал заключения договоренности на брак, что невольно погрузился в себя.
— Слушай, а выпить что-нибудь более приятное? Клубничного йогурта, например, а?
— Кровь из свеженанесенной раны. — Он выглядел удовлетворенным, говоря эти слова.
— Обычай, конечно… — Саката почесал макушку. — Вы явно не хотите отдавать своих дочерей замуж, раз выдумали такой ритуал. Кому охота пить кровь лысого мужика, а?
Умибозу рассмеялся услышанному, произнес:
— Среди женщин ято нет слабых, будь уверен — любая может встать на одну ступень с мужчиной или превзойти его. Потому-то женщина так же признает мужчину мужем, подарив свою первую кровь.
— Не понял? Ты говоришь о… — Гинтоки взмок, отчаянно отгоняя мысли о менструальной крови, хотя бы потому, что девушка на этот момент является ребёнком. — Ты имеешь в виду девственность?
— Не совсем, но я говорю о крови, которая выделяется при первой близости.
— Погоди-ка! Тормози, эй! Я не догоняю!
— Тогда беги побыстрее! — Умибозу усмехнулся. — Речь не идет о девственности как таковой. Это слово я узнал здесь, на Земле. Оно употребляется в отношении молодых людей, не имевших сексуального опыта, да, очкарик? Речь о крови, как символе выбора девушки. Девушке нелегко делить свое тело с кем-то, но если она отдаётся мужчине, то только надёжному. Отсюда и ритуальные значение первой крови в нашем народе. Оправданный выбор дочери одобряется ее семьёй…
Гинтоки бросил взгляд на Шинпачи, тот все еще лежал с закрытыми глазами, но не спал абсолютно точно. Гин принял горизонтальное положение, вынужденно свесив ноги на пол из-за нехватки места на диване, и уложил голову на надплечье Шимуры. Тот вторил его действию, пристроившись затылком…
— Говоря вашим языком, тот кому девушка из расы ято отдает свой первый раз, считается мужем для нее, — подытожил Умибозу где-то там на втором диване.
— Теперь понятно, почему Кагура-тян всегда говорила, что ей простительна девственность, — подметил Шинпачи. — Все дело в обряде
первой крови… Как порой бывают глупы люди, которые не знакомы с обычаями других народов?
— Да уж, — протянул Гинтоки, ухмыляясь. — Это все дико странно.
— Умибозу-сан? А что если выбранный девушкой мужчина по каким-либо причинам, вынудит ее усомниться в себе, как быть тогда?.. Я про
первую кровь, второй же она не будет, если девушка выберет другого мужчину?
— Никак… — Он тяжело вздохнул, и Шинпачи повернул к нему голову. — Чего смотришь?.. От человека зависит: как он захочет, так и будет… Нет определенного типа поведения. Зная, как живут современные люди, — возможно всякое.
— Гин-сан?.. — позвал Шинпачи.
— Ммм? — Он дремал, так четко ощущая грань между сном и реальностью.
— Ты понял: Умибозу-сан собирался отдать тебе свою кровь… — Он подумал, изумившись: — И правда — звучит двусмысленно!
Гинтоки нехотя открыл глаза: в комнате было темно, потому что, отправившись в туалет, папка выключил свет, чтобы его собутыльники могли прикорнуть — проявил заботу, так сказать. Яркий свет давно раздражал уставшие глаза, а потому Шинпачи оценил этот жест, облачив признательность в слова, вопреки запинающейся речи. Он чувствовал себя разбитым, не мог перевернуться из-за слабости и ужасно хотел жрать. Еще больше Шимура мечтал избавится от вертолетов перед глазами и тяжести в желудке, и с ужасом осознавал, что вот-вот его может вывернуть…
— Ты о чем?.. — Гинтоки потер глаза, прогоняя сон.
— О том ритуале, — ответил Шинпачи.
— А я тут причем?.. — Саката болезненно поморщился, аккуратно приподнимаясь с дивана. Он как никто, знал, что такое «перепил», а потому придержал голову Шинпачи. — Ты, наверное, что-то не так понял…
— Гин-саан, зачем ты встал? Бли~н… — Шимура поморщился — башка и в прямь кружилась не смотря на осторожность Сакаты. — Нет, все так я понял: он же сказал «хочешь испить мою кровь». Ты понимаешь?.. Он хотел подтвердить тот факт, что признает тебя равным себе — сильнейший во Вселенной признал тебя, Гин-сан… О чем ты думаешь?
Гинтоки прижал ладонь к макушке Шинпачи, надавил. Странно, но Шимуре на мгновенье полегчало. Однако когда давление на голову исчезло, боль вернулась, но значительно притупившись…
— Мне все равно, чего там хочет этот лысый. Я не нуждаюсь в его признании… — Он пошаркал стопой по полу.
Шинпачи прижимал ладонь к своей макушке, и боль утихала. Странно, но это действительно работало!
— Тебе же нравится Кагура-тян, верно? Только не увиливай, пожалуйста! Скажи правду: ведь нравится?..
— Ну?..
— «Ну» — это не ответ, — пробубнил Шинпачи, накрывая свое лицо ладонями — их прохлада порадовала. — Такими темпами любой шустрый парень отобьет ее…
— Следи за Кирарой, пацан, и не думай впредь поучать меня…
— Да ты не понял! — Он протянул руки за голову и нащупал Гина, чтобы в случае, если тот захочет уйти, придержать его. — Прости, что задел…!
— Ты меня не задел, ты просто бесишь!
— Почему?! Чем? — Не смотря на тяжесть в желудке и головокружение, Шинпачи пробует подняться, и это дается с трудом. — Тсс!.. Ох, ма.
Гинтоки берет очки со столика и вкладывает их в ладонь, что пыталась обхватить его предплечье выше локтя. Шимура надевает очки и, сосредоточившись на физиономии Сакаты, говорит:
— Один единственный раз скажи мне правду, и я не буду докучать впредь… — Он вглядывается в профиль йородзуи, и из-за теней на его лице, кажется, что тот сердится. — Гин-сан?..
— Не знаю я, — голос звучит приглушенно. — Я не любил никогда и не состоял в полноценных романтических отношениях. Влечение я испытывал — знаю, что это. Страсть? Да, было — вспыхиваешь как спичка, горишь сильно и ярко, но остается пустота, когда догораешь. Женщинам я нравился… — Он с иронией посмотрел на Шинпачи, тот улыбнулся ему со светлой тоской во взгляде. — Я был младше тебя на семь лет, когда впервые нажарил риса с каштанами.
— А?..
Гинтоки рассмеялся, хлопнув Шинпачи по плечу, потрепал его:
— Забей. — Он оставил ладонь на его надплечье, вглядываясь в глаза, добавил: — С третьей попытки даже куртизанка оценила мое блюдо!.. А у них, сам знаешь, клиентура разношерстная, а тут я — юнец.
— Что еще за «рис с каштанами»? Эй, ты имеешь в виду..? — Он прищурился. — Куртизанка?.. Ты потерял девственность с… куртизанкой?
— Да, и что?.. — Он сжал свои руки между собой, облокотился на колени. — Неопытным лучше всего идти за опытом к прошаренным. Я так и поступил. Если честно, я даже не парился из-за своей девственности, а вот за твою~… Я переживаю! — Он прыснул со смеху.
— Я сейчас ударю тебя, Гин-сан… — процедил Шимура, но вопреки угрозе он смутился и даже расстроился.
— Да ладно! Сам подумай: я трахался с женщинами из-за физиологической потребности, без намека на любовь и ей сопутствующего. Я даже в губы не целовался ни с одной из них… А у тебя будет нормальные романтически-интимные отношения с Кирарой. — Он погладил Шинпачи по спине, ухмыляясь.
— Не целовался? — насупился тот. — Врешь ведь!
— Женщины устроены иначе, чем мы: поцелуй у них ассоциируется с любовью. Зачем куртизанкам на работе целоваться с клиентами, рассуди? Представь: целая туча разномастных мужчин, и это вообще негигиенично: языком в рот… Тем более, что за поцелуй нужно доплачивать, — сконфузился он.
Шимура с сочувствием посмотрел на Сакату:
— Прости, что: целоваться негигиенично, а трахаться — гигиенично?..
— Я сказал это к слову!
— Я понял, но… Ладно, забей… Я жду твоего признания.
— Я уже признался: я не знаю, что испытываю к Кагуре… Я чересчур опытный для нее… — Эти слова развеселили Гинтоки и он снова захихикал.
— Не думаешь, что эти два предложения не вяжутся между собой?.. — Шинпачи пристроился затылком на спинке дивана, закрыл глаза и помассировал виски. — В твоей ситуации — хочешь знать мое мнение — Кагура-тян слишком идеальна для тебя.
— В точку. — Гин снова переключился на полушепот. — Я не знаю никого с такой фигурой как у нее — обворожительная девушка… Как же она меня достала!
— Сколько противоречий, однако. — Шимура улыбнулся. — И все равно, Гин-сан, ты комплексуешь перед ней, очевидно же. Ты стесняешься разницы в возрасте между вами потому что ее ум и проницательность переплюнут весь твой
сексуальный жизненный опыт. Ты проигрываешь ей, отсюда и твоя нерешительность. Моя сестра говорит, что женщины не любят неуверенных в себе мужчин. Так что соберись и... ЭЙ!
Гин снял с Шинпачи очки и, взявшись за дужки обеими руками, сказал:
— Заткнись, пацан, иначе я сломаю тебя!
— Я вообще-то тут! Автор, бля, ты ж обещал! — Его затошнило и, схватившись за желудок, подставка под очки рванула в туалетную комнату…
— Вообще, он прав, в точку же..?
Гинтоки вытаращился с изумлением на очки в своих руках.
— Бля! Реально живые!
— Зараза!)
С болезненным стоном, Гинтоки растянулся на диване:
— Уже вторую главу меня пытают расспросами… Экие нетерпеливые! — Он улыбался, заложив руку под голову. — Не ваше дело — не лезьте.
