... Из омута спутанных мыслей.

Я не псих. Не псих. Только скажи: "Не псих". Я не псих. Не псих. Так и дыши...

✟

В квартире темно, только лампы дешевой китайской гирлянды гоняют плотные тени по углам комнаты, создавая чувство присутствия. Чего? Не знаю, но мне страшно. Не по себе от движения в углах. Ты видишь это, смотришь на меня своими глазами, ища в моем лице просьбу или хотя бы намек прекратить это безумие, но я молчу. Вглядываюсь в твое лицо, пытаясь его запомнить для того, чтобы тешить себя надеждой на пороге миров, что была когда-то с тобой. У меня небольшая квартира - две комнаты, ванная и кухня личного одиночества. Ты здесь впервые, и я даю время оглядеться. Бесформенный совдеповский ковер на стене, который стоически выдерживает нападки кота, вечно выключенный телевизор на невысокой стенке. Кажется, даже антенны в нем нет. Диван-книжка, заправленный бежевым пледом, в углу столик с компьютером и неизменной пепельницей. А на стенах висят фотографии, их много, вся стена ими забита. На них моя семья. Счастливые. Из всех я люблю только одну - ту, что справа в нижнем углу - на ней дети. Я по ним слишком сильно скучаю. А чуть дальше, почти во всю стену, книжный шкаф. И я вижу, как мелькнула в твоих глазах искра желания поближе рассмотреть мои богатства. Понимаю тебя, Еж - любовь к книгам делает из нас людей. - Аль... - тихо говоришь, чуть хрипло и ласково, как с ребенком, который пытается освоиться в жизни. - Не надо. Все хорошо, - я улыбаюсь, широко, почти счастливо, красиво. Только улыбка у меня пустая, мертвая, и ты в нее не веришь. Смутившись, утыкаюсь в широкий ворот одного из своих излюбленных черных свитеров. Спряталась так, что теперь видно только глаза и белую макушку. - Аля, - полушепотом, предупреждающе, потому что видишь - мне больно - но ведь знаешь, что не скажу, потому что боюсь быть слабой. Знаешь, что зовя меня по имени, заставляешь все внутри сжиматься. Потому что никто больше не зовет, потому что я умерла для всех. И только ты так отчаянно ищешь во мне жизнь. Иногда мне даже кажется, что ты готов поделиться своей. И делишься - с каждым своим "Аль", после которого я подолгу обнимаю себя руками, пытаясь привыкнуть к звучанию собственного имени. Ты смотришь пристально, пока я гружу "AIMP" на стареньком лэптопе, пока ищу музыку, пока включаю. Просто изучающе смотришь мне в спину. Молчишь, гад. Всегда молчишь, пока я не начну. А я не отвечаю, просто улыбаюсь, сажусь на диван, подбирая под себя ноги, и наблюдаю за тобой. Высокий, статный, гордый. Рядом с тобой хочется быть хрупкой, только страшно немного - по старой привычке. Ты красив, как внешне - хотя для меня это не столь важно - так и внутренне. Светишься изнутри - мерно, спокойно. Немного вальяжно. Подходишь, садишься рядом. Знаешь, что не расскажу. Поэтому просто смотришь в глаза, убираешь мою длинную чёлку холодными тонкими пальцами и заглядываешь в самую душу, доставая из нее эмоции и чувства, которые, я думала, умерли вместе со мной. - Я рад... - Я знаю. Все знаю, - перебиваю тебя, боясь дослушать, и отворачиваюсь. Прячусь в полутьме. Только тщетно, потому что кожей чувствую тебя и твою душу. - Что ты знаешь? - сам серьёзен, а глаза улыбаться как у ребенка. - Все, - обвожу глазами квартиру. Вижу как, лениво потягиваясь, с кухни выходит кот, ревниво смотрит на тебя, но не фырчит - решает, принять тебя или нет. А ты молчишь, и эта пауза опять наполняет мое жилье какой-то совершенно привычной обреченностью. Не люблю тишину. - Еж, - смотрю на тебя, не переставая удивляться правильным острым чертам лица. - Почему ты здесь? - Не хотел делать тебе больно. Я ухмыляюсь, чуть поджимая губы. Понимаю, что ты хочешь как лучше, но снова звучит обидно, словно принужденно. Или это я просто привыкла искать везде подвох? - Я сейчас возьму сковородку, - Фыркаю я, а ты улыбаешься. - Не люблю когда по надобности, - добавляю шепотом, в тайне надеясь, что ты не услышишь этой жалкой попытки сохранения гордости. Потому что мы оба знаем - я слишком нуждаюсь, хоть и не скажу тебе этого. Нуждаюсь в тебе как в воздухе, как в панике, как в моем личном сумасшествии под названием "надежда". - Глупая, - тянешься рукой, чуть перебирая моя вьющиеся волосы, а я млею от прикосновения к себе - первого за последнюю вечность. - Ты опять не поняла. Говоришь еще что-то, но я не слушаю - мы уже много говорили. Сейчас я просто умираю от твоих касаний. Не потому, что они заводят, а потому, что я чувствую себя живой. Ты теплый, уютный как маленький домик, в котором, наверное, будут вспоминать обо мне, когда я умру. И я хочу верить в это, хочу чувствовать твои руки, слышать, как ты пахнешь, видеть твои глаза. Потому что сил больше нет быть одной. Хочется волком выть от ненужности и собственных страхов. Но пока ты рядом, я живу. Пусть это чувство и было давно забыто, и сейчас приносит лишь страх и боль как старая растревоженная рана, но я счастлива. Потому что боль - это чувство, которое означает жизнь. - Говори, - не просишь, требуешь, зная, что по-другому со мной нельзя. Мне нужно чувствовать твою силу для того, чтобы довериться. Нужно знать, что я не сделаю тебе больно. Я расскажу, но чуть позже. Сейчас же я выныриваю из ощущения твоего тепла, открываю глаза и вижу, что кот уже сидит на твоих коленях, развалившись по-царски, и смотри краснеющим глазом, готовый кинуться в любой момент, если что-то пойдет не так. Проверяет тебя - почти как я, только с когтями. Встаю, иду на кухню, закуриваю, пуская сизый дым, в котором я уже давно задыхаюсь, не чувствуя вкуса и смысла, просто следуя привычке. Слышу твои шаги, такие непривычные для этой квартиры, и шепотом отвечаю, все еще лелея надежду увильнуть: - Ты всегда такой въедливый? - Аль... - и опять, словно острой бритвой по коже. Невольно ежусь, затягиваюсь, беру початую бутылку виски, наливая себе почти полный стакан. Он всегда на столе, как гуманитарная помощь. - Ты тысячу раз выслушивал мое нытье, и в новый год все равно продолжаешь давать мне возможность говорить? - снова морщусь, а ты не обращаешь внимания и ждешь. Знаешь уже, что добился своего, и я доверилась. Сломалась на секунду и открыла тебе свою жизнь. - Сегодня я гуляла. Не часто теперь получается вот так вот выйти из дома. Просто посидеть у замерзшей воды и подумать: "Вот бежит река, сама не знает куда, зачем и что будет в итоге. Просто движется вперед, подгоняемая неведомыми силами природы, сметая все на своем пути, без чувств и лишних, так иногда мешающих, эмоций. Просто бежит, не думая, что кто-то против, а кто-то, возможно, за. Ей плевать на мнение других - она сама себе и мнение, и повод. Истинна и причина. Все просто и логично". Я иногда мечтаю стать такой вот рекой. Ничего не чувствовать и просто добиваться поставленной цели, прошибая лбом стены. Ведь так жить намного проще - не замечая боли, которую тебе пытаются причинить, или той, которую испытываешь, просыпаясь каждое утро. Вот только вся проблема в том, что чувствовать ты в этом варианте перестаешь вообще. Ни любви, ни тоски, ни жалости, - допивая виски, обречено, маниакально улыбаюсь и почти неслышно добавляю, - Ничего… Абсолютно ничего. - Хватит пить, - просишь устало, зная, что все равно буду, хоть и втихаря, но буду. А я, пропуская слова, делаю вид, что не слышу, и хотя раньше эта фраза бесила неимоверно, сейчас она кажется другой - заботливой что ли. - Знаешь, осознание смерти приходит рывками, - как всегда, беспалевно меняю тему, подходя к сути, которую ты ждешь. - С каждым утром, вздохом, немым криком, на протяжении лет. Иногда десятилетий, иногда веков. Это странное чувство, Еж, - говорю тебе тихо, доверительно, словно рассказывая самый большой секрет. - Но как бы оно ни было привычно, с каждым новым толчком ты как будто замираешь, проваливаясь в дыру неизбежности и обречённости. И если в промежутках между "осознаниями" жить можно, то в моменты "приступов" каждый раз во мне начинается маленькая война, и каждый раз я боюсь, что ты ее увидишь. - Почему? - Смеяться будешь, - просто отвечаю я, пожимая плечами, словно объясняю тебе прописную истину. - Ну? - Потому что боюсь, что увидев эту боль, ты поймешь, наконец, в какое дерьмо ввязался, и оставишь меня. Уйдешь, как и должен, а я задохнусь тут, - мутным жестом обвожу кухню, стараясь не смотреть тебе в глаза. - Не уйду, - шепчешь, но в голосе твоем слышаться стальные нотки упрямства. Баран. Не понимаешь, на что идёшь. Не понимаешь, что я умру рядом с тобой, что я уже умираю. Гнешь свою линию, а мне вопить хочется, видя, как ты рушишь мои стены одну за другой. Потому что я уже поверила, несмотря на то, что все равно будет больно. Уже доверилась тебе, хотя зачастую говорю совершенно обратное. Я уже не могу тебя отпустить. Отвожу глаза. Вижу, что кот сидит у твоих ног и очень пристально мерит меня недовольным взглядом - согласен с тобой. Предатель. Фыркаю, тянусь к стакану, но в груди все равно разливаются тепло и невинная, почти детская радость. Потому что я теперь не одна. Потому что теперь я могу быть услышанной. И ты это видишь, довольно улыбаясь очередной победе. Радуешься моей капитуляции. В тишине слышу, как бьют куранты из телевизоров соседних квартир, гулко отсчитывая последние секунды старого года. И только когда стихает последний удар, а улицу за окном наполняют крики и раскатистые хлопки праздничных залпов, я говорю - одними губами - зная, что ты всегда меня услышишь: - С новым годом, Еж, - нарочно делаю счастливый вид, зная, что ты не поверишь фальши. Но в ту же секунду понимаю, что голос мой уходит в никуда. В пустоту квартиры, в кота, который продолжает смотреть на меня непонимающими глазами. Тебя нет. Есть окно диалога и твой профиль "оффлайн". И мои слезы. Под громкий бой курантов, наступающего две тысячи четырнадцатого. Я - просто текст, который в скором времени умрет. Но до этого уже никому никакого дела нет. Подкуриваю, пошатываясь, подхожу к включенному лэптопу и набираю краткое: "С новым годом. Я тебя люблю". Часто говорю тебе это и знаю, что ты поймешь, не накручивая лишней романтики, которой нет. Ты знаешь, что любовь моя другая - умирающая, последняя, и как к человеку, и как к другу, и отцу, и любовнику, и брату - просто ты единственный, кто есть в моем мире. Ты знаешь все, кроме одного - этих слов от меня не слышал никто раньше. Отправляю сообщение, глотая боль и продолжая кривить губы в лживой улыбке, а про себя как мантру повторяю: "Ты - текст, просто текст, и я тоже". Текст. Но только в квартире до сих пор пахнет тобой и домом, который ты приносишь в эту серую бетонную коробку под названием "моя жизнь"...