Устами любящего отца

- Рик-кун, прошу, поешь хотя бы чуть-чуть, - молодой мужчина приятной наружности с умоляющим видом протягивал деревянные палочки, с соединенных концов которых свисала горячая лапша, ко рту лежащего в кровати мальчика. - Если ты будешь плохо кушать - подорвется здоровье, может развиться дистрофия, и ты всегда будешь чувствовать себя уставшим. А с этим шутки плохи, ты же знаешь. Ребенок не реагировал. Ни на предложенную еду, ни на яркие надоедливые лучи, просачивающиеся сквозь прозрачные занавески, ни на голос собственного отца. Он был мертв. Мертв не только снаружи, но и внутри. Вокруг тела витал легкий кисловатый запах гнили, впалые глаза, зрачки которых изредка подрагивали, казались бесчувственными, потрескавшаяся кожа и вовсе норовилась осыпаться, а лицо ребенка сильно опухло и даже покрылось тонкой твердой корочкой. Живой труп. Жалкий, бесчувственный, следующий лишь зову собственных инстинктов. Отвергнутый и презираемый всеми, но только не отцом. Отцом, который всё это время не отходил от сына ни на шаг. Отцом, который бережёт его, как зеницу ока. Отцом, который не выпускает из рук надежду на выздоровление своего сына, и отцом, который отказывается принимать реальность... - Рику, а ты помнишь, как мы провели почти весь день в парке развлечений? - Ханабата положил на тумбочку миску с уже успевшей остыть лапшой и взял маленькую ладошку в свою руку. - Этот день я не забуду никогда. Ты тогда провел меня по всем аттракционам, а после мы сходили в кафе, где наелись до отвала. Ха-ха-ха, помнишь, как запускали воздушного змея, как я учил тебя играть в бейсбол с соседскими мальчишками, как ты один раз объелся сладкой ваты, как ты... искренне смеялся... Слезы хлынули из покрасневших глаз отца, но тот поспешно вытер их рукавом, не желая, чтобы сын видел его в таком состоянии. А сын и не видел. Смотрел в потолок и просто не видел. И не слышал. - Прости, Рику. Папа не специально. Папа волнуется за тебя, да так сильно, что порой не может сдержать слез. Но ты не переживай. Я обязательно верну те наши счастливые дни, прожитые вместе. Нет, даже больше. Мы каждый день будем развлекаться: ходить в парки, кино, кататься на аттракционах и лошадях. Ты больше ни в чем не будешь себе отказывать. Я сделаю тебя самым счастливым ребенком на Земле. Обещаю, сынок. Ты только выздоравливай, хорошо? В ответ тишина. Едкая, колкая, разъедающее сердце тишина. Ханабата уже привык к ней. Привык к её мертвому молчанию, к её таинственности. К её жестокости. И бороться с ней он был не в силах. Как и был не в силах вытянуть из сына хотя бы словечко. Сейчас он бы отдал всё на свете - лишь бы вновь почувствовать родное тепло, увидеть живой блеск в глазах сына, прижать его к себе, погладить по голове и... заплакать. Не от тоски или страха, а от счастья. Время идет, но он не перестает надеяться. Не перестает верить, что когда-нибудь его сын освободится от болезни и заживет прежней жизнью. Жизнью, что будет вновь наполнена красками, улыбками и добром. Жизнью, которой он наслаждался до трагедии, загубившей всё на корню. И жизнью, которой у мальчика уже никогда не будет. - Рику, я очень люблю тебя. Прошу, оставайся сильным ещё чуть-чуть ради меня... По щеке отца скатилась одинокая слезинка.