Тетрадь

«И будет новый день, и будет желание жить. И я не могу остановить того, что с нами происходит. Ты прости меня, я не со зла. Просто солнце уже не светит мне. Мы падаем, а я все ещё люблю тебя. И всё было бы просто, не будь это правдой. Ты падаешь в бездну нашего общего отчаяния, а я как будто и не смеюсь вовсе над собой, глядя в зеркало. Прости меня за это падение. Но я ничего не могу изменить. Спаси от падения в бездну мира, где нас нет. Я снова и снова жду, что ты улыбнёшься мне так, как и прежде, но прошло слишком много времени. Остановись, посмотри на ту иллюзию, что я создал. Порыв моего вдохновения спровоцирован твоей улыбкой. А тебе (будто?) всё равно. Мы ведь никогда не расстанемся? Остановись, замолчи. Твоя ложь слишком безупречна, поэтому молчи. Я просто хочу быть там, где есть мы. Настоящие. Мир лжи и фальши слишком хрупок. Но, может, мы ещё продержимся немного? Ты прости меня. Минута. Осталась ровно минута до взрыва. Я вижу твой взгляд, полный отчаяния и понимания того, что это уже конец. Помолчи хоть минуту, дай мне понять всё, что с нами происходит. Я не хочу умирать без знания правды. И весь этот бред, что я несу, — совершенно не имеет смысла. Заткни меня, умоляю. Порывы вдохновения слишком коротки. И за это прости. Понимать кого-то слишком сложно. Ты это знаешь. Видишь ли, все мои мысли не имеют никаких оснований. Это как временное помешательство. Спонтанное признание в своих чувствах — такое спонтанное. Было бы проще посмеяться. Ничего нет легче. Посмеяться и сразу забыть. Но кто сказал, что я смогу? Любовь не забывается, как бы ни хотелось. Может, оно и к лучшему. Хотя, это уже с какой стороны взглянуть. Просто дай мне насладиться твоим замешательством. Ладно?" — Хаято, что это? — Такеши хмурится и показывает тетрадь Гокудере, который пытается сохранить спокойное выражение лица. Маска невозмутимости даёт первую трещину. Треск стоит такой, будто бы последний день Помпеи, и Потоп, и всё в одном ключе. Маска невозмутимости слетает с него, будто ненужная шелуха. Хаято не боится. — Это тетрадь, а что, не видно? — невозмутимо огрызается Хаято, немного скривившись и отведя взгляд. — Я заметил. Что в ней? — всё так же хмуро, интересуется Ямамото, крепче сжимая тетрадь в руке, до побелевших костяшек и проступающих вен. Гокудере до чёртиков хочется прикоснуться губами к его ладоням и провести языком по одной из вен. Просто. Чтобы было спокойнее и легче. Чтобы Ямамото не смотрел на него так. Так тупо. Так нелепо. Так неестественно. Море (не)спокойствия накрывает с головой и куда-то ещё дальше. Чтобы наверняка. — Не знаю, что конкретно в этой, но обычно в тетрадях листы бумаги. Возможно, это для тебя секрет, бейсбольный придурок, но скажу тебе даже больше… — Хватит, — внезапно цедит Ямамото. Гокудера от неожиданности замолкает и глупо хватает воздух ртом, будто бы захлёбываясь. Взгляд Такеши топит его и не даёт продохнуть. — Что ты написал тут? — Какое право ты имеешь спрашивать меня об этом, не твоё собачье дело. Верни сейчас же, — Хаято злобно шипит, наконец вернув себе способность трезво мыслить и тут же протягивает руку, чтобы отобрать злосчастный предмет, но Такеши отводит руку в сторону. — Это признание в любви? Кому? — Такеши не отводит взгляд. Гокудера чувствует, как уши его пылают и пальцы мелко подрагивают. Ещё мгновение и он вцепится в глотку Такеши зубами. Ещё немного. Ему отчаянно хочется прекратить всё это, но чёртов Ямамото продолжает смотреть так, будто хоть что-то понимает. Если бы. Если бы он только понял и отвалил, ничего бы не было. Никаких тебе потопов, землятресений и обвалов под ногами. В ушах у Гокудеры звенит от гнева, но ему мерещится, будто звон этот — штиль и шум прибоя. Много чаек над головой. И никакого Такеши — с чёртовой тетрадью — перед ним. — А ты не обнаглел? — Гокудера мысленно считает до десяти. Десять — хорошее число. Оно обязано ему помочь. Даже если это Ямамото, не важно, это поможет. — Нет. Отвечай, — настроение Ямамото и его слова не столько пугают, сколько задевают Гокудеру, он раздражённо фыркает, скрещивает руки на груди и прекращает попытки отобрать тетрадь. — Я не хочу об этом говорить, неужели так сложно догнать. Кому хочу — тому и признаюсь. Каким боком тебя это касается вообще? Что ты пристал ко мне? — Если спрашиваю — значит касается. Если подумать, то всё и правда очень просто. Вот он Ямамото — тот, кому адресовались эти (и, на самом деле, тысячи других) строки. Скажи правду — выдохни — успокойся. Мантра праведника, которую затолкать бы этим самым праведникам и прокрутить три раза. Гокудера бы смог. Он вообще всё может. Только с Ямамото не может. С ним трудно. С ним нереально. С ним невозможно. — Я написал это для Куруми. Доволен? — Хаято поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза Такеши. — Ты врешь. Я видел, как ты отшил её на прошлой неделе. — Ты следишь за мной что ли? — злобно фыркает Хаято и вновь, скорее по инерции, тянется за тетрадью. Даже не из желания отобрать её — какая разница, содержимое уже прочитано — а отвлекая самого себя. — Да, слежу, — Такеши рывком перехватывает запястье Гокудеры и серьёзно смотрит ему в глаза, — я слежу за тобой, — повторяет парень. — Ты совсем уже свихнулся, — шипит Гокудера. — Отпусти меня. — Не отпущу. Ты никуда от меня не уйдешь. Потому что я уже устал от всех этих твоих выходок. Меня бесит то, что ты строишь из себя гения, а сам даже не можешь понять и различить, кто тебя действительно любит. Хаято молчит и смотрит в глаза озлобленного Ямамото. — Идиот, — наконец тихо выдаёт Хаято, — признание сейчас в руках у того, кому оно адресовано. Такеши удивленно смотрит на Хаято, и тетрадь выпадает из его руки. "Последний день Помпеи миновал. И что потом? Потом опять сначала".