Серое солнце

Серое-серое солнце опускалось за горизонт. Художник пригладил морщинистой рукой свои седые космы, устало вздыхая: каждый день, кроме воскресенья, он приходил сюда в надежде поймать "цветной закат". О нем слагали легенды. Одни говорили, что солнце в такие моменты становится синим, подобным сапфирам в короне великой правительницы эльфов. Другие твердили про фиалковую нежность светила. Третьи утверждали, что оно насыщенного оттенка бирюзы. Но никому из них не верил старый художник, из года в год каждый вечер ставивший свой мольберт на утесе. Однако небо оставалось серым, словно карандашный набросок, карикатура на самое себя... Об этом тоже ходило немало легенд. Обвиняли и колдунов, и гномов, и эльфов... В далекой своей молодости старик с жадностью собирал и бережливо лелеял в памяти каждую легенду. Теперь же его мало донимали досужие домыслы. "Ничего люди не знают, от того и говорят много", - скрипящим голосом объяснял он маленькой внучке, каждое воскресенье приезжавшей навестить его. У девочки этой удивительные глаза, глубинно синие, словно море в спокойную погоду. И рыжие волосы, налитые сочным золотом спелой пшеницы, колосящейся на полях. Девочка живая и светлая, с нежной и доброй улыбкой. Единственная отрада в долгой жизни старика, состоящей из одних ожиданий. Хотя... Можно ли назвать эту жизнь несчастной? Ведь всякий раз, когда в чьей-то душе переставал гореть фитилек надежды, он все больше лелеял свой, взбираясь на утес, что с каждым годом становилось все тяжелее, и неся на спине свой мольберт. Серое-серое солнце опускалось за горизонт. Еще один день прошел напрасно. Но старику не ведомо отчаянье: и завтра, и послезавтра, до тех пор, пока у него остаются силы, он будет продолжать смотреть на горизонт своими синими глазами. И однажды... Однажды обязательно увидит цветное небо. Жаль, что не сегодня. Тяжелой старческой поступью он спускается по тонкой, едва видимой тропке вниз, к своему одинокому домику. Скрипит покосившаяся, седая, как и ее хозяин, калитка. Шуршат тапочки по деревянному полу и свистит чайник, выпуская через носик струйку дыма. Ароматно пахнет имбирное печенье в жестяной коробке. Зажжется одинокая свеча в окошке, заплачет восковыми слезами, а старик присядет в кресло, сквозь толстые линзы очков читая книгу. Обложка ее стерлась до неузнаваемости, страницы едва держатся вместе. Одно неловкое движение - и разлетятся они по дубовому полу мышам на радость. Но книга все равно остается его любимой. Глупая и полная безумных надежд, которые, как говорили ему все, не сбываются. Но находил он в ней силу всякий раз, когда, казалось, последний день шел на утес. Шершавые пальцы водят по обложке, безошибочно повторяя линии стершегося названия. "Алые паруса". Он так и заснет в кресле, чтобы на утро, кряхтя, разминать затекшую шею и вновь сетовать самому себе на упрямство и забывчивость. Это продится недолго. Старик вспомнит, что сегодня воскресенье. И необычайно яркий, живой огонек вновь вспыхнет в выцветших, некогда бывших синими, глазах. Вот и она, маленькое счастье, дивное и безумно яркое, словно сама жизнь. Красные туфельки несут ее навстречу новым приключениям, всему неизведанному и безумно интересному. На этот раз она просит отвести ее на утес, чтобы полюбоваться морскими барашками. Но как он может противиться ей, воплощению всего того, чего сам не постиг? Удовольствия от каждого мгновения, неповторимое и неосязаемое. Ее не требовалось учить любить, девочка сама любила этот мир от самых ярких его цветов до серого неба! Пришло время возвращаться домой. Поздний час, начало заката. И вновь он не мог отказать ей, зачарованно замершей на краю и устремившей взгляд вдаль. В тот момент старику показалось, что в маленькой девочке он видит свое отражение и... Небо взорвалось! Закат пылал. Алые краски ее платья смешались с золотом ее волос. На востоке небо было синим-синим и глубоким, будто ее глаза. Бледно-розовый ободок - нежная кожа... Она стояла перед ним, она была в небе. Нет, она сама была небом! На следующий день старик не пришел на утес. И на другой тоже. Проходили недели, а он не вскарабкивался наверх, не смотрел вдаль. "Перестал дурака валять", - одобрительно качали головами люди. Что им было знать? А старик заперся в своем доме, не отходя от мольберта. Он не ел, не пил, не спал... Лишь кисть порхала по холсту, окунаясь в краски. А однажды утром он собрал нехитрую утварь, сложил в большой рюкзак и уехал куда глаза глядят. Только осталась висеть на стене картина с подписью "Небо". И никто не понимал, почему на картине старик изобразил свою внучку. Никто из них не умел верить, как он. Никто из них не дождался своего цветного заката. Но что ему до них? Он счастлив и без того. И, может, все еще бродит по свету...