Делириум

Жамевю (фр. Jamais vu — никогда не виденное) — состояние, противоположное дежавю, внезапно наступающее ощущение того, что хорошо знакомое место или человек совершенно тебе не известны. Дверь в камеру открылась, и на лицо Руперта упал ослепительно яркий свет. Он застонал и закрыл глаза рукой, отчаянно пытаясь вырваться из той туманной, вязкой как цемент дремоты, в которой находился неизвестное ему количество времени. - Вставай, приятель, - прозвучал безразличный голос санитара. С тупым удивлением Руперт заметил, что все его вещи и одежда исчезли, а на нем были серые полотняные штаны, серая же бесформенная рубашка, болтавшаяся на нем, спала с одного плеча, словно тога. Комнатка, в которой он обнаружил себя, была маленькая - в ней едва умещалась кровать и тумбочка. Окно находилось почти под потолком и было занавешено плотной темной тканью, и Руперт подумал, открывают ли его вообще. Воздух в камере был спертый и густой, как желе - казалось, Руперт может разгребать его руками и плыть сквозь него как сквозь воду. - Можно я сначала умоюсь? - Спросил он, отмечая, что язык все еще слушается его, а это хороший знак. - До обследования ничего нельзя. Один тут сожрал целый тюбик зубной пасты, а потом отрыгнул ее обратно, и они с приятелями умудрились сделать из нее бомбу, - хихикнул санитар. - П-правда? - Ну, бомба так и не сработала. Конечно, на зубной-то пасте... - Санитар посерьезнел также резко, как до этого начал смеяться, и жестом указал Руперту на дверной проем, - не заставляй меня ждать. Юноша поднялся - он ожидал головокружения и слабости в ногах, но, к его удивлению, все было нормально - и подошел к двери. Взяв его за плечо, санитар практически выдернул его из комнаты, и, захлопнув за ним дверь, повел Руперта по светлому, почти ослепительному коридору. Похоже, всех остальных пациентов уже увели из их камер - в коридоре стояла вызывающая тишина. Дверь одной из палат, мимо которых санитар протащил Руперта, была открыта, и юноша успел заметить уборщицу, оттирающую от стен комнаты написанные чем-то темно-красным математические формулы. Ими были испещрены все видимые поверхности палаты, включая пол и углы потолка, до которых писавший пациент умудрился каким-то непостижимым образом дотянуться. У спинки прислоненной к стене кровати цифры и символы вдруг начинали терять свою четкость, расплываться, и, в конце концов, превращались в неровные, прерывистые линии, кончавшиеся у застывшей на полу лужи. Куинси вдруг с ужасом осознал, что это была кровь. Это зрелище подействовало на Руперта как пощечина. Он практически повис на руке санитара, и сказал ему дрогнувшим голосом: - Сэр... Сэр, я нормальный. Я... не собираюсь есть зубную пасту! Я нормальный! Это какая-то ошибка, говорю вам! Санитар не ответил. - Нет, правда, вы не понимаете, я действительно нормальный! - Сказал Руперт, пытаясь взять санитара за руку, но тот только стряхнул руку Куинси и повел его дальше по коридорам, еще больнее вцепившись в плечо. - Меня забрали по ошибке! Нет... Меня подставили! Я не должен быть здесь, зачем же... У меня есть свой дом, - настойчивее повторил Руперт. Мужчина в белом со скучающим видом кивнул. - Да, да, конечно, - только и сказал он в ответ. - Правда! Это из-за каких-то секретов моего дяди... Он говорил, что был правительственным шпионом, но я думал, он так шутил... Меня подставили! - Руперт снова принялся трясти руку санитара. - Да вас тут всех подставили, - хмыкнул тот, а затем, будто подумав, добавил - ну, почти всех. - В-вы тоже так шутите? - Руперт даже отпустил руку санитара, которую так и не смог сдвинуть ни на дюйм. Санитар только прыснул. Наконец, санитар подвел его к двери, табличка на которой гласила "Общая столовая и палата отдыха". - Еду возьмешь слева в окошке - скажешь свою фамилию, и тебе все выдадут. Никаких фокусов - там дежурят санитары, - все тем же скучающим голосом сообщил он Руперту. Пальцы на плече юноши разжались, и мужчина кивнул ему на дверь. Идти с Куинси он явно не собирался. Руперту стало почти жаль, что санитар не пойдет с ним в эту палату, и ему придется остаться один на один с остальными пациентами. Однако выхода не было, и Руперт нерешительно приоткрыл дверь и почти что вкрался внутрь. Общая столовая и палата отдыха оказалась светлым, но немного тесноватым помещением. Повсюду стояли столы, прочерчивая своими рядами ровные параллельные ряды через всю комнату. Руперт удивился было, что они стоят в таком идеальном порядке, но тут же заметил, что все они намертво прикручены к полу. Возле стены стояло двое грузных санитаров, похожих на клубных вышибал, обводивших больных недобрыми, колючими взглядами. За столами сидели другие немногочисленные пациенты больницы. В самом дальнем углу стол оккупировали трое мужчин, двое из которых переговаривались громким, но невнятным полу-шепотом, а третий, сидевший у самой стены, слегка раскачивался, обнимая себя руками. За другим столом сидели двое взъерошенных пациентов, которые вели весьма оживленную и эмоциональную беседу, используя язык жестов. Они махали руками, видимо о чем-то споря, и, в конце концов, один из них поднялся и резким движением руки опрокинул свой поднос на стол, пролив жидкую кашу и воду на колени своего собеседника. - Как хочешь, Фил, но я был прав! - Закричал на него перепачканный едой товарищ, тоже вскакивая с места. Второй псих на мгновенье вцепился руками в собственные волосы в приступе едва сдерживаемой ярости, а затем развернулся и решительно промаршировал в противоположный конец комнаты, не обращая внимания на крики своего, теперь уже бывшего, собеседника, продолжавшего настаивать на своей правоте. Посередине комнаты в маленьком пространстве между столами кружил, пританцовывая, молодой человек андрогинной внешности, размахивая руками так, что иногда его заносило, и он налетал на столы и стулья. У него в ногах путался маленький, казавшийся совсем мальчиком человечек, пускавший слюни и постоянно падавший. За столиком совсем рядом с окошком для выдачи еды сидел грузный мужчина, которого била крупная дрожь, а по лицу катился пот. Он что-то все время бормотал себе под нос, слегка покачиваясь из стороны в сторону, словно под порывами ветра. Руперт боязливо тронул его за плечо: - Сэр! Сэр, с вами все в порядке? - Юноша осознал всю глупость своего вопроса только после того, как мужчина повернулся к нему и заплетающимся языком пробормотал: - У тебя есть арахис? - Нет, - оторопело покачал головой Руперт, невольно отпрянув от больного. Его мясистое, одутловатое лицо, мокрое от пота, исказилось в гримасе, должно быть, отображавшей терзавшую его печаль. - Арахис, - повторил он, и, поняв, что Руперт не сможет дать ему вожделенное угощение, отвернулся, вновь вперив пустой взгляд в стол, - арахис, арахис, арахис... Куинси сделал еще несколько шагов от стола любителя арахиса, в сторону окошка для выдачи еды. К горлу липким, почти физически ощутимым комком подкатил страх, ощущение, что ему нельзя, невозможно находиться здесь. Нужно было побыстрее поесть и уйти из этой комнаты. Может быть, удастся еще раз увидеться с доктором Киттингом, и тогда Руперт точно сможет убедить его в том, что ему здесь не место. В окошке ему выдали поднос с тарелкой жидкой каши и чашкой какао. Руперт оглядел зал еще раз - больше половины столов была свободна, и он мог забиться в угол возле окна и попытаться поесть. Он уже двинулся было к столу у самого дальнего окна, выглядевшему достаточно уединенным и безопасным, как один из тех троих шептавшихся за столиком пациентов, которых он заметил ранее, крикнул ему через всю комнату: - Эй ты! С подносом! Иди сюда! Руперт вздрогнул так сильно, что чуть не выронил поднос, а чашка с какао, подпрыгнув, потеряла часть своего содержимого. Он боязливо оглянулся на одного из обозревавших комнату санитаров - тот, хоть и наградил кричавшего, а затем и Руперта недобрым взглядом, не сдвинулся с места, чтобы забрать их в палаты. - Это приказ, солдат! Иди сюда, пронто! - С нажимом повторил мужчина, жестом подзывая Руперта к их столику. Его голос был властным и жестким, а тон безапелляционным, и Куинси вдруг почувствовал, что у него нет выбора, и он должен подчиниться. В том, как этот мужчина обращался к нему, как произносил резкие, словно удар тесака, приказы, было нечто, вдруг лишившее Руперта воли. Он нерешительно приблизился к столику троицы - подозвавший его человек подвинулся, освобождая ему место. Сев за стол, Руперт наконец получил возможность поближе рассмотреть всех троих. Человек, отдававший ему приказы, был невысоким и крепко сложенным, с обкорнанными почти под корень волосами, мгновенно напомнившими Руперту армейскую прическу Бака Рокгата. На скулах и подбородке у него, в отличие от остальных пациентов, была щетина, а под глазами залегали темные, почти фиолетового цвета синяки. Одет он был в темную одежду, чересчур широкая майка была тщательно заправлена в штаны, перехваченные куском тряпья наподобие ремня. Напротив них сидел высокий пациент с необыкновенно прямой спиной, сжимавший в руках блокнот и огрызок карандаша. Его темные волосы были старательно зализаны назад, открывая высокий лоб и тонкие, изогнутые брови, отчего выражение его лица казалось нарочито пренебрежительным. Когда Руперт перевел взгляд на пациента, сидевшего ближе всех к стене, который продолжал обнимать себя и слегка покачиваться, ему вначале показалось, что тот ухмыляется. Однако, когда Куинси пригляделся, он невольно тихо ахнул от удивления и страха: рот у несчастного когда-то был вспорот, и от левого уголка тянулся короткий, но страшный шрам, загибавшийся вверх, словно самая сумасшедшая из улыбок. Еще один, более заметный шрам, тянулся почти от самого левого глаза мужчины и до конца подбородка, проходя зазубренной, нервной чертой сквозь губы. Взгляд у пациента был отстраненный и пустой, словно обладатель его находился сейчас в совершенно другом мире, оставив тело дожидаться своего возвращения. Волосы его были как будто специально взъерошены и у самого лба стояли торчком, будто ирокез. - Надеюсь, ты не брал острый соус? - не давая Руперту опомниться, спросил самый высокий из тройки, скептически поднимая одну бровь и кидая на поднос Куинси пренебрежительный взгляд. - Эм... Мне это просто дали в том окне... - Пробормотал Руперт, - и к каше, наверное, не дают острый соус. А что с ним не так? - Острый соус на самом деле - сыворотка правды! - Пояснил высокий пациент таким тоном, будто он пытался объяснить ребенку, почему нельзя жонглировать бензопилами, - заговор местных докторов. Хотят, чтобы мы выболтали им все наши планы. - Острый соус - сыворотка правды? - Переспросил Руперт. - Конечно. Соус - сыворотка правды, виноградное желе - усыпляющий газ, а кетчуп - амнезийный спрей, - терпеливо разъяснил пациент, как нечто само собой разумеющееся. Руперт боязливо окинул взглядом сначала его, а затем свой поднос, на котором уже подсохло большое коричневое пятно пролитого какао. - Ладно, рядовой, - сказал командующий сумасшедший, тяжело опуская руку на плечо юного Куинси, - мы знаем, что ты здесь новенький, и мы решили взять тебя под свое крыло. Выживать в стане врага всегда тяжело, особенно одному. - Простите, сэр, - сказал Руперт, - но кто вы? - Ах да, мы не представились. Где же наши манеры, мальчики? - Ухмыльнулся больной с короткой стрижкой, окидывая взглядом двоих своих товарищей, - поздоровайтесь с нашей новой птичкой. - Якуб Ковальски, - протянул руку высокий пациент, и Руперт пожал ее, - ученый. Математические, физические и другие дисциплины. Заместитель командира. - Вы и правда ученый? За что же вас посадили сюда? - Спросил Куинси. - За мои расчеты, конечно же, - снова "само собой разумеющееся" тон, похоже, Ковальски не мог говорить по-другому, - они оказались верными. Все сработало. Руперт хотел было удивиться, неужели и за это можно попасть в подобное место, но главный больной уже перевел разговор на их молчаливого приятеля. - Это Рико. Ты должен извинить его, рядовой, он сегодня не в форме. Старая – добрая успокоительная терапия может сделать с тобой нечто подобное. Ковальски толкнул Рико локтем, и тот повернул голову к Руперту. Его глаза, мгновение бесцельно поблуждав по лицу Куинси, наконец, сфокусировались на его глазах. Тут он неожиданно улыбнулся, словно впервые заметив Руперта, и эта улыбка каким-то непостижимым образом заставила весь ужас его шрамов отступить и исчезнуть, придав его чертам радушие и мягкость. - Рико, - сказал он с медленным кивком, его голос был почти невыносимо хриплым и измученным. - Что у вас с голосом? - обеспокоенно спросил Руперт, покоренный этой улыбкой изувеченного пациента. - Рико у нас эксперт по контрабанде, - усмехнулся коротко остриженный больной. - Путем проглатывания он может пронести мимо санитаров различные нужные нам предметы, - пояснил Ковальски, - техника широко распространена среди заключенных. С анатомической точки зрения это не слишком полезно для организма. - Да, горловым пением ему уже не заниматься. Особенно после того инцидента с бритвенными лезвиями. Признаю, это был не самый удачный план, да и Рико удалось нормально пронести только одну половинку лезвия, - пожал плечами командующий. Рико продолжал улыбаться, но взгляд его опустился в стол, а затем и улыбка медленно сползла с его лица, оставив его один на один со страшными шрамами. - Это… он съел целый тюбик зубной пасты? – Спросил Руперт, вспоминая разговор с санитаром в своей комнате. - Да. Она нужна была мне для моего последнего изобретения, - сказал Ковальски, - правда, как выяснилось, фтор из зубной пасты было слишком сложно извлечь в этих отвратительных условиях. Да и заменитель пороха из нее вышел неважный… Руперт едва удержался от того, чтобы не хихикнуть, но когда заметил, что ученый говорил абсолютно серьезно, ему стало очень неловко. - Меня можешь звать по рангу - Шкипер. Имя строго засекречено, - представился, наконец, последний пациент, - Я - твой новый командующий офицер, солдат. - Но я не солдат... - На войне в тылу врага гражданских не бывает! Ты помнишь свое имя? - Руперт К... - Шкипер не дал ему договорить, замахав на него руками: - Нет-нет-нет! Я не хочу слышать твое имя. Мне хватает и того, что я помню имена Ковальски и Рико и могу сдать их под пытками. Ты тоже должен забыть, что тебя вообще когда-то звали Райан... - Руперт. - Неважно! Отныне тебе присваивается звание рядового, и все должны обращаться к тебе не иначе, как Рядовой. - Эм... Конечно, сэр, - оторопело кивнул Руперт, считавший за лучшее просто согласиться. Шкипер кивнул в ответ, и отвернулся к столу. Ковальски уткнулся в свой блокнот и продолжил писать в нем. Карандаш мелькал над бумагой с просто фантастической скоростью, как будто Ковальски боялся забыть то, что хотел записать. Неожиданно карандаш с громким треском сломался, заставив Шкипера вздрогнуть, однако Ковальски даже не шелохнулся, и продолжил писать, хотя деревяшка сломанного карандаша с отвратительным звуком царапала по листу, пропарывая его насквозь. Руперт уже хотел было приступить к еде, но его прервал низкий, хрипловатый голос санитара: - Эй, это ты – Руперт Куинси? Шкипер, обернувшийся на звук голоса санитара, мгновенно зажал руками уши и принялся раскачиваться из стороны в сторону, бормоча что-то себе под нос. Ковальски наконец поднял глаза от блокнота и, посмотрев на «командующего офицера», бросил свои пишущие принадлежности и одной рукой зажал себе левое ухо, а другой закрыл левое ухо Рико, который не обратил на пришедшего никакого внимания и продолжал с отсутствующим выражением лица пялиться в стол. - Да, - кивнул Руперт. - Поднимайся. Тебя хочет видеть доктор Киттинг. - Но я еще не поел… - Поешь потом, - отрезал санитар. Руперт встал с места. Шкипер подмигнул ему и, приоткрыв одно ухо, прошептал: - Я не слышал твое имя, Рядовой. Можешь не волноваться. Руперт хотел было ответить, но санитар окликнул его во второй раз, и он вынужден был проследовать за ним. Они прошли мимо танцующего больного, который на секунду прервал свою концентрацию, чтобы окинуть Руперта затуманенным взором, и в тот же момент споткнулся о низкого пациента, путавшегося в его ногах, и с грохотом растянулся на полу. Куинси хотел было помочь ему подняться, но санитар только буркнул ему «Пойдем», и он молча повиновался. У самой двери Руперт обернулся на стол, за которым сидели трое его новых знакомых – Шкипер, Ковальски и даже Рико неотрывно смотрели на него. Руперт нерешительно помахал им рукой. Рико, словно загипнотизированный, поднял было руку в ответ, но Шкипер, наклонившись через стол, отвесил ему оглушительную пощечину, и рука Рико безвольно упала на его колени. Руперт вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.