Wake me up

Он даже не успевает подумать над очередным выпадом в сторону Кевина, а его уже раскручивает на скользком асфальте трассы. Рулевое колесо врезается ему в грудь – больно так, что темнеет в глазах. Кисоп слышит, как гудит клаксон, и разбивается, врезаясь на машине в бетонное ограждение. Последнее, что он помнит, это треснутый экран айфона, и голос Кевина на другом конце вызова. Когда он открывает глаза – перед ним молочно-белый потолок с полосками голубых ламп дневного света. Звуки обостряются, и Кисоп слышит, как вливается раствор в пластиковом пакете капельницы, как, с тихим писком, регистрируются данные на панели прикроватного монитора. Он облизывает языком пересохшие губы, и слышит шуршание в своей голове. Позже врач говорит ему, что он пробыл без сознания четырнадцать часов, и металлический штырь, который ему имплантировали в ногу, будет приживаться еще некоторое время. Кисоп хочет спросить, уничтожит ли это его карьеру, но голосовые связки не сокращаются, и все, что он может издать – сиплый шепот. - У Вас контузия возвратного нерва. – Говорит ему врач. – Голос восстановится еще через некоторое время. Я слышал, что у айдолов тяжелая работа, так Вы хотя бы отдохнете. Он щелкает ручкой и делает пометки в карточке, снимая планшет с прикроватной скобы. Кисоп закрывает глаза, и ему кажется, что его мир расслаивается и истончается, исчезая. Их распускают немногим раньше, чем Кисоп может нормально двигаться. Он по-прежнему не может говорить, но время, проведенное в больнице, идет ему на пользу. - Ты все еще можешь уйти в модели. – Говорит ему Эйджей, когда они собираются все вместе в последний раз. – Наверняка у тебя остались старые связи, и ты все еще котируешься в этой сфере. Кисоп медленно пережевывает, и смотрит сквозь него на Кевина, сидящего за соседним столом. Эйджей перехватывает его взгляд, и неловко оборачивается. Джесоп ловит себя на мысли, что впервые за долгое время у Кисопа такой спокойный и равнодушный взгляд – как у человека с последней стадией рака. Эйджей пытается вспомнить все ступени, через которые проходят смертельно больные, но вспоминает только гнев и смирение. Эйджей берет на себя роль менеджера, и устраивает Кисопу пару встреч с агентствами. В офисах Кисоп вежливо улыбается и старается не замечать чужих сочувствующих и стыдливых взглядов. Иногда он поддается эмоциям и ненавидит себя, жалея, что не умер в той аварии. В такие дни он пишет Эйджею всего одно слово: «Опять», и покупает крепкую выпивку в соседнем магазине. - Кевин так и не приходил к тебе? – Джесоп смешивает еще виски с тоником, и протягивает один стакан Кисопу. Кисоп тянет руку, и рукав его пуловера задирается, обнажая тонкое бледное запястье. - Ты похудел. – Неодобрительно качает головой Эйджей. - Девушки любят худых ольчжанов, но на всю Корею хватает и Ю Хамина. Кисоп отпивает, морщась, и берет со стола блокнот с плотными белыми листами: «Когда это случилось, мы разговаривали с Кевином по телефону. – Пишет он аккуратным ровным почерком. – Ты ненавидишь его за это?» Джесоп допивает виски одним махом, проклиная свой длинный язык и неуемное любопытство. - Он ненавидит себя за нас двоих, и это гораздо хуже. Кисоп задумчиво гладит линованные страницы, и переворачивает исписанную страницу. Эйджей смотрит, как прыгает ручка в его пальцах, и думает, что все было бы по-другому, если бы Кисоп мог говорить. Джесоп ловит себя на мысли, что скучает по голосу Кисопа, и идет смешивать себе еще виски. - Ты будешь? - Он разворачивается, держа на весу бутылку и стакан. Кисоп кивает, и встает с дивана, вырывая из блокнота очередной исписанный лист. Они стоят совсем рядом, плечо к плечу, и Кисоп кладет листок на его стакан, накрывая сверху. «Я хочу переспать с тобой». Эйджей перечитывает эту фразу вновь и вновь, пробегая глазами по строчке. Он все-таки соглашается на это, и теперь, расстегивая ремень Кисопа, лихорадочно пытается найти этому оправдание. Можно подумать это произошло, потому что Кисоп стоял возле стены, упираясь в нее плечами и взъерошенным затылком, или потому что Эйджей тоже жалеет его. Джесоп думает над тысячей причин, пока Кисоп раздевает его в ответ, пока Кисоп вылизывает его горло гладким горячим языком. Они смешиваются в его голове, как в шейкере, становясь все логичнее, обрастая подробностями и тактильными ощущениями. Эйджею нравится ощущение кожи Кисопа под своими пальцами, и его короткие частые вздохи, совсем не похожие на чужие привычные стоны; он пристально смотрит на него, запоминая реакцию на свои прикосновения и поцелуи. Вся идеальная логика его оправданий испаряется, когда Кисоп тянет его к себе, обхватывая бедра дрожащими ладонями, и Эйджей стонет за них двоих, выдыхая в темную тишину квартиры. Единственно верная логика его оправданий сводится к тому, что им больше не нужны эти глупые слова. Последующие их дни похожи на сладкий трип, полный светлой тоски и молчания. - Мне снится один и тот же сон. – Говорит Эйджей, и чувствует, как Кисоп удобнее укладывается на пол рядом с ним. Они лежат с закрытыми глазами, и Эйджей ведет пальцами по колючему ковролину, пока не натыкается на ладонь Кисопа. – Другой мир, другие созвездия, идеальная Вселенная. Я бы хотел показать её тебе. Кисоп думает, что это из-за них Джесоп в последнее время такой осторожный и задумчивый, уходящий от него быстрым шагом. Кисопу хочется сказать, чтобы он шел медленнее, потому что Кисоп так устал догонять его раз за разом. Он открывает рот, и чувствует себя погруженным на самое дно. Эйджей растерянно гладит пальцы Кисопа, и произносит в вязкую тишину: - Пойдем спать. Завтра съемки в Намдэмун. Они выезжают в Инчон утром, пока нет пробок, а сумерки похожи на разлитые сиреневые чернила. В колонках играет инди, и Эйджей застывает в кресле, смотря вдаль на убегающую полосу дороги. - Сегодня он снился мне в последний раз. – Эджей гладит пальцами приборную панель автомобиля, и Кисопа немного трясет от такой нежности в его голосе и прикосновениях. Они выезжают на скоростную магистраль, и Джесоп щелкает замком на ремне безопасности. Система подает команду коротким мелодичным пиканьем, и Кисоп шепчет ему одними губами: «Пристегнись». Эйджей тянется к нему всем телом, и обнимает, выворачивая руль из его рук: - Только не бойся. Последнее, что видит Кисоп, прежде чем ладонь Эйджея закрывает его глаза – белую разметку трассы, уходящую из-под колес в сторону и дорожное ограждение. Он приходит в себя от непрекращающегося гудка клаксона, и от этого звука его бросает в дрожь. У него снова болят ребра, и нога затекла настолько, что не слушается. - Джесоп. – Кисоп пытается сфокусировать взгляд, вытягивает руку и шарит в темноте по пассажирскому сиденью. – Ты цел? Густая чернильная темнота разбавляется моментально, превращаясь в серые вечерние сумерки. Кисоп видит отстегнутый ремень безопасности и лобовое стекло в мелкой паутине трещин. Паника настигает его постепенно, как и возвращающийся голос; Кисоп открывает заклинившую дверь, и выходит из машины на проросшую сквозь асфальт траву. Он бредет вверх по высокому лугу, и вдруг, в один момент, становится совершенно спокойным, точно зная, куда ему нужно идти. Когда Кисоп догоняет Эйджея, сумерки превращаются в глубокую ночь, но руки Джесопа не становятся холоднее: - А ты не торопился. - Это ты слишком быстро шел. – Кисоп слышит по голосу, как улыбается Эйджей, и чувствует себя выросшим на целую жизнь. – Смотри. Они задирают головы одновременно, с удивительной синхронностью, и у Кисопа перехватывает дыхание от чужих созвездий, разворачивающихся на небе, как большие алхимические круги.