Дело вкуса.

* * *

      — От тебя опять пахнет тем человеком, — Гриммджо дёргает ворот рубашки Ичиго в сторону и проводит носом от основания шеи к уху, вдыхая еле заметный чужой запах и запах самого мальчишки.       — Ренджи мой друг, — дёргает плечом Куросаки, — Ревнуешь?       — Ты моя добыча, Куросаки, и меня жутко бесит, когда рядом с тобой столько народа. И особенно меня бесит тот ублюдок, который бесцеремонно лезет на мою территорию, — со злостью говорит Гриммджо и прикусывает кожу, пробуя как в первый раз её солоноватый привкус. Ичиго резко дёргается и шипит сквозь зубы, упираясь ладонями в грудь Джагерджаку.       — Прекрати так делать, — серьёзно говорит Ичиго, подтверждая свои слова тычком кулака, — я не кусок мяса!       — Но ты очень аппетитный... Твоя кровь... очень аппетитная, — голубизна исчезает, и теперь в сумраке комнаты горят только два алых огня.       Глаза зверя.       У Ичиго всегда начинало быстрее биться сердце, когда Гриммджо становился таким: ещё более опасным и смотрел на него как точно на кусок свежего мяса. Но никакого страха. Он уже привык. Не первый раз вот так ближе к полуночи, когда семейство Куросаки ложилось спать, приходил Джагерджак. Ичиго это раздражало, потому что он вламывался в его дом, получал, что хотел и исчезал.       — Я голоден, — быстро облизывает пересохшие губы Гриммджо и толкает Ичиго к кровати. Тот валится на мягкую постель и привычным движение стаскивает рубашку, обнажая плечо. Гриммджо нравится такая готовность, и он наваливается на Куросаки так резко, что тот недовольно хмуриться.       — Ты тяжёлый!       Но Гриммджо даже не слушает Куросаки. У него, как всегда, гладкая кожа, дивный запах и бешеный стук сердца. Гриммджо кладёт руку на грудь Ичиго, на пару долгих секунд задерживает её и ведёт вниз, под скрытый тканью живот. А потом медленно вверх, задевая открытый затвердевший сосок. Гриммджо скалится, потому что видит, как закрылись глаза Куросаки, сошлись рыжие брови на переносице и приоткрылся рот. Он был весь восхитительным, как запретный плод. Только этот запретный плод уже давно не был "запретным". Для Гриммджо. И только для него! Он не терпел посягательств на этого мальчишку, но ничего не мог с этим поделать. Все те люди были неотъемлемой частью жизни Куросаки. Но Джагерджаку хотелось украсть его и запереть. И невозможность этого злила.       Ичиго показалось, что Гриммджо зарычал. Может, так оно и было, только все мысли вдруг сбежали, испарились, когда неожиданной болью резануло горло, да так, что Куросаки вцепляется в плечи Гриммджо. И глухо стонет, когда его сжимают, заключают в капкан жарких объятий.       Гриммджо немного трётся об него, впивается в плоть чуть сильнее, чуть ли не захлёбываясь нектаром человеческой жизни. Потому что кровь у Ичиго сладкая, восхитительная и дурманящая. Пьянит лучше любого хмеля. И от этого хочется выть волком, выпить до дна вместе с жизнью, забрать всё. Больше, чем дают.       Гриммджо опять слышит стон Ичиго, чувствует сжимающие пальцы на своих плечах. Чувствует, как сильнее прижимается. Этот мальчишка точно хочет свести с ума ещё больше.       — Вкусный, — невнятно шепчет Гриммджо, когда отрывается, а потом медленно лижет место укуса. Рана затягивается быстро, как будто её там и не было.       Гриммджо садится на кровати и осматривает мальчишку: тот раскраснелся, как девица после первого поцелуя; грудь вздымается так, будто он не мог надышаться. Джагерджак опускает глаза ниже и скалится — мальчишка возбуждён.       Что ж этой ночью можно остаться чуть дольше и получить приятный бонус в дополнение.