Горький привкус

Киллиан жадно припал губами к бутылке, но уже не чувствовал горького привкуса на кончике языка. Капля рома мучительно медленно стекала по подбородку, оставляя после себя неприятное ощущение влажности. Он вытер её рукавом потертой кожаной куртки, но только сильнее размазал алкоголь по лицу. Джонс был раздражен. Джонс матерился. Он вообще часто матерился. В пьяном состоянии так тем более. Рядом, вжавшись в диван, валялось чудо природы, именуемое Эммой Свон и мирно похрапывало в пропахшую чипсами подушку. Она странно дрыгала ногами сквозь сон. Его это забавляло. Киллиан усмехнулся. Пальцы осторожно проскользнули по пятке, торчащей из-под пустой коробки от пиццы, словно подзорная труба на мультяшных подлодках, но ответной реакции на щекотку не последовало. Стало быть, задрыхла. Крепко задрыхла. Ночка выдалась у них весёлая, так что Джонс не сказать, что удивлен. Эмма может ходить по его квартире в одной безразмерной серой майке, изукрашенной изобретенным ей новым видом искусства – хаотичным испещрением ткани пятнами от всевозможных соусов разной степени жирности. Эмма может спать у него на коленях, больно пинаясь и храпя, как огромный волосатый мужик, вроде тех, что охраняют входы в ночные клубы. Эмма может вообще всё. Она не из их города. Единственная такая из его знакомых. Она мило улыбается, чавкает, когда ест что-то хрустящее и любит выпендриваться, словно пятилетний ребёнок. Киллиан огромное количество ночей провел в обнимку с двумя радостями своей никчемной жизни: Эммой Свон и полупустой бутылкой спиртного, опасно застрявшей между диванными подушками. Они почти всегда спят вместе, когда она остается на ночь. Но спать вместе и «спать вместе» - две разные вещи. Эмму он находил привлекательной, черт подери, даже красивой, но не разу не покусился на её прелести, разве что подумывал над этим в день их знакомства. Джонс слишком ничтожный однорукий пьяница, а она слишком мужик и ребёнок в одном лице. Но вот сестра, однако, из неё вышла бы превосходная. Брюнет вообще теперь считает её за ребёнка. Когда они познакомились, ей было двадцать, но выглядела она либо на двадцать пять, либо на восемнадцать, в зависимости от настроения и степени опьянения, но никак не на свой возраст. Ведет себя Эмма хуже, чем пятнадцатилетний болван, но в этом мужчина находил некий шарм. В день их первой встречи Киллиан пытался склеить её в баре, нацепив на руку коронный «крюк» - обычно девки ведутся на это в первые секунды, жалея и желая его обладателя одновременно. Эмма послала «пирата» к чёрту. Он предложил вместе выпить и поехать к нему. Она согласилась, сказав, что всё равно ничего не будет. «Наивная девка», - подумал он. Что ж, в этот раз «наивной девкой» оказался Киллиан. Джонс решительно собирался уломать её на секс, но совсем забыл об этом в самом начале их посиделок в его квартире. За час она уже в шестой раз подряд надрала ему задницу в «Mortal Kombat», при чем каждый раз используя "Fatality". Киллиан был поражен, унижен и раздосадован, но выказал достойному сопернику почтение, отвесив поклон. Тогда он, кстати, чуть не упал лицом в пол и забрызгал ромом ковер, но на том несчастном уже и так красовалось с полдюжины пятен. Джонс клялся могилой двоюродной бабушки своего деда, что по их оттенку может отличить марку и выдержку пролитого спиртного. Эмма не поверила, но спорить не стала. Бесполезно. Первым, что тем утром увидел Киллиан, оказался носок с с дыркой на большом пальце. Обладателю этого прекрасного видения истинной красоты оказалось глубоко фиолетово на культурный шок у Джонса. Она была слишком занята попытками выудить последние крошки из опустевшей пачки с чипсами. Свон всегда неподражаема. Чуть позже, когда мусор был прибран а не опустевшие бутылки спиртного припасены до лучших времен, они спонтанно решили разговориться. Не как вчера: о дешевых американских комедиях, пиве, компьютерных играх и классной заднице вон той официантки. Разговор по душам с человеком, которого она почти первый день знает, дался ей слишком легко. Это казалось странным. Это казалось неправильным. Им, ещё не протрезвевшим до конца и непонятно счастливым, было на это абсолютно плевать. Она рассказала, что не знает своих родителей и вообще никого толком не знает, что отсидела в тюрьме из-за предательства любимого мужчины, поэтому теперь их на дух не переносит. Потом было молчание, тяжелое, крадущее кислород из воздуха. О чем-то она умолчала. Он и не настаивал на продолжении. Не хотел вскрывать старые раны ещё сильнее. Посидев минут пять в мертвой тишине и не дождавшись от Свон и звука, Киллиан начал говорить о себе. Мужчина, если честно, почти ничего не помнил о своём прошлом и списывал это на алкоголь. Он сказал, что одинок и что когда-то жил с братом, но тот трагически погиб. Джонс не помнил, как это произошло и где он потерял руку. И опять списал всё на ром. Она невесело улыбнулась, исследуя завороженным взглядом паутину на потолке, словно там висело нечто интересное, а не скромная обитель маленьких паучков, которых Джонс в шутку считал за домашних животных и звал Лесси, Спарки и Снуппи. Может, Эмма просто думала о чём-то хорошем. С ней такое бывает. Проваливается в мысли, как Алиса в кроличью нору, а потом никак не может найти дорогу обратно. Она сказала, что попала в Сторибрук совершенно случайно. Просто ехала, ехала и ехала себе куда глаза глядят, а тут хоп – и город. Раньше она о такой глуши не слыхивала, вот и решила пройтись по любимым для неё достопримечательностям любого городишки: тем, где круглосуточно наливают. Она сказала, что её жизнь – отстой. Эмма хочет изменить всё, но не знает как. Киллиан, в глубоких раздумьях посасывая внутреннюю сторону своей щеки, ляпнул: «Оставайся здесь». Свон пальцами щелкнула его по носу, обозвав кретином. Дала нехилый подзатыльник, возмущаясь, что «кэп» вконец обнаглел. Вопреки сказанному и сделанному, Свон осталась в городе. Она всегда неподражаема. Блондинка поселилась у учительницы младших классов, которую Киллиан причислял к «пай-девочкам», и всегда обходил стороной. Эмма наотрез отказалась жить у него, но почти через день оставалась ночевать здесь, в этой маленькой, пропахшей ромом и чипсами, уютной квартирке. У Мэри-Маргарет первое время был шок. Ей пришлось забирать Эмму из полицейского участка в первый же день их знакомства. Потом, как ни странно, они очень хорошо сдружились. Свон говорила, что эта девушка слишком милая, чтобы с ней делать даже мало-мальски неприличные вещи. Киллиан долго смеялся. Иногда Эмма на неделю или две уезжала по работе, напрочь забывая об этом предупреждать. Заставляла его и Мэри-Маргарет жутко волноваться. Она не привыкла, что кто-то о ней заботится, и каждый раз рассеяно извинялась. Иногда припералась по среди ночи пьяная и пропахшая женскими духами. Значит, у кого-то был удачный "улов". Сама Свон по жизни парфюмом никогда не пользовалась, хотя пахла приятно – фруктовым шампунем и прилипшим к одежде еле ощутимым ароматом виски. Однажды Свон в край обнаглела и пропала на два месяца. Залегла на дно. Постоянно отзванивалась, говоря, что с ней всё хорошо и ночевала у себя дома, но к нему не наведывалась. Вела себя странно. А потом без предупреждения ввалилась в маленькую холостяцкую квартиру с пиццей и виски, бесцеремонно уселась на диван и начала рубиться в приставку, будто так и надо. Джонс опешил от такой дерзости, но ничего не сказал. Он был слишком рад её видеть. От Эммы сладко пахло чужими духами, но одежда не была привычно помята, как после «улова», а вид говорил о том, что она не пила вчера ничего, крепче легкого пива. Блондинка отложила джойстик в сторону, подозрительно ухмыляясь. Начала говорить. Говорить о женщине. Говорить таким голосом, что он понял бы всё и без слов. - Я была в Бостоне. В баре. Хотела выпить чего-нибудь после работы и… ну… освежиться, - она хитро ухмыльнулась, делая глоток из стакана с неспешно колеблющимся виски. – Ты понимаешь. Я её сразу заметила. Такую хрен пропустишь. Ужасно красивая и в задницу пьяная. Так не напиваются по ошибке или перебрав… так пьют, когда хотят впасть в забвение. Уж это нам с тобой знакомо, кэп. Она сначала пыталась меня отшить, но потом алкоголь окончательно снес её красивую башку. Тогда, второй раз за мою жизнь, незнакомый человек вскрыл мне душу, будто мы с пелёнок неразлучны. - Тебе не показалось это странным? – спросил Киллиан, невидящим взглядом скользя по месту, где когда-то была его рука. - Она думала, что мы никогда больше не встретимся, Джонси. Вот и всё. Ей не с кем больше было поговорить. А я слушала. Просто так. У меня даже мысли затащить её в койку отпали, уж больно она была пьяная. У неё тяжелая жизнь. Никого нет, как и у нас с тобой, кэп. Только приемный сын. Он тяжело болеет, так что ей приходится месяцами торчать в Бостоне, где есть подходящая аппаратура в больнице и нужные специалисты. Она была на грани. Забросила работу, которой раньше жила. Вечерами, когда не дежурила у постели сына, напивалась в стельку. - А имя у неё есть? – Джонс вертел между пальцами пробку от пива, найденную в недрах дивана. - Тебе не понравится, - хмыкнула Эмма, смакуя во рту виски. – Она из ваших, прикинь? Раньше… - Стоп. Заинтриговала. И кто же эта дамочка? Я её знаю? - Её все знают, даже я. Просто никогда не видела в живую. Регина Миллс. Её зовут Регина. - Мадам мэр-стальные яйца? – присвистнул Джонс, получая в лицо испепеляющий взгляд. – Ладно, не дуйся, Свон. Это шутка. - Заткнись, чёртов однорукий кретин, - Эмма ударила его кулаком в плечо, но потом смягчилась. – Теперь квиты. Я решила отвезти её домой, так как она уже и на ногах почти не стояла. Пришлось ехать на её машине, а «жука» оставить. Ну, ему ничего не сталось. Я довезла её до дома в Сторибруке, так как понятия не имела, в какой гостинице она остановилась, а где дом мэра все знают. Ключи она сама мне всунула. Я довезла её до дома. Довела до двери. Потом довела до постели. Потом раздела, - блондинка хихикнула. – Ну не оставлять же её в кровати на каблуках и в брючном костюме спать. А потом… я же и сама далеко не трезвая была. Отрубилась рядом. Проснулась посреди ночи от всхлипов. Ей снились кошмары. Очень жуткие, наверное. Я её успокоила. Утром хотела уйти не прощаясь, но какой-то черт дернул меня сделать ей завтрак. Забавно, у нас ведь ничего не было. Просто мне понравилось о ней заботиться. Не знаю… Странно. Я поставила блинчики с кофе на столик у кровати и хотела уйти. Она, скорее всего, была ещё не протрезвевшая или просто не проснувшаяся. Схватила меня за руку. Попросила остаться. И я осталась, Джонси, даже не раздумывая. Мы просто лежали в обнимку. Я баюкала её, словно дитя малое, кое-как заставила поесть. Потом, сама не заметив, избавилась от одежды. - А потом? – с улыбкой чеширского кота протянул Джонс, вертя бутылку в руке. - А потом был лучший секс в моей жизни, - Эмма растянулась на диване, смещая хозяина квартиры с насиженного места. – Остальное не твоё дело. Дальше она говорила о том, как возила Регину к сыну, и что пацан довольно милый и идет на поправку, как та пыталась её оттолкнуть, но холодная маска каждый раз срывалась от невинного поцелуя в щечку. Свон рассказывала о том, какая она красивая, о всякой ерунде, вроде бездонных глаз и обворожительной улыбки. Раньше Эмма говорила ему, как громко её девушки стонали, про размер груди и вкус кожи. Про их сексуальную жизнь с мадам мэр она наотрез отказалась рассказывать. Скоро Джонс перестал различать отдельные слова, вся речь сводилась к слушанию спокойного и приятного голоса Свон. Он начал отрубаться. - У вас всё серьезно? – спросил Киллиан, не в силах больше молчать и слушать о красе мэра Сторибрука. - Кажется, я люблю её, кэп, - серьезно ответила Эмма. - Опиши мне её в трех словах, - предложил Джонс, надеясь сократить речь блондинки и уловить самую суть. - Красивая, умная и одинокая, - выдала Свон после недолгих раздумий. Эти слова нравились Джонсу. - А одним сможешь? -Хм… - Эмма состроила задумчивое лицо, поднося указательный палец к губам. Киллиан подумал, что сейчас она напоминает серьезного енота. Чуть не прыснул, подавившись ромом. – Королева. Это слово ему не понравилось. Он не мог объяснить почему. Просто не понравилось. - Раз мы с тобой семья или вроде того, познакомь меня с ней. Устроим ужин. - Уверен, что это хорошая идея? В прошлый раз… В прошлый раз было незабываемое Рождество для Мэри-Маргарет, связанное с испанскими народными костюмами, алкоголем и полицейским участком. Они долго смеялись, вспоминая лицо бедной учительницы, когда она пыталась их отругать за бурный вечер, словно парочку школьников, напившихся во время занятий. Это было лучшее Рождество в жизни Киллиана Джонса, чего точно не скажешь о бедной мисс Бланшар. - Только без алкоголя, Киллиан, - она погрозила ему пальцем - Тогда, может, и без воздуха? Зачем мелочиться. - Ты понимаешь… Когда я говорю «без алкоголя», я хочу сказать «не напивайся в задницу». - Замётано, - цокнул Джонс, щелкнув пальцами. – Не думаю, что я ей понравлюсь. Ещё подумает не то… - Не парься, кэп. Спасибо, что беспокоишься. Единственное, что Киллиан Джонс умел по части кулинарии - жарить мясо. Это была его стезя, в отличие от мирских дел, вроде кипячения чайника и варки сосисек. Он постарался, как мог, чтобы не отравить гостей и самого себя. На вид получилось более чем сносно. На вкус тоже. Он открыл дверь. От холодного взгляда, изучившего Джонса с макушки до пят, по коже пробежались неприятные мурашки. Губы у мадам мэр были недовольно поджаты, но потом расплылись в приторной улыбке. В темных глазах маленьким огоньком горело недовольство. Эмма, счастливая и беззаботная, казалось, ничего не замечала. «Ты не просто королева, красотка. Ты злая королева», - подумал про себя Киллиан, жестом пригласив гостей пройти в дом. В холостяцком гнезде было прибрано в лучших традициях Свон и Джонса: внешне царит идеальный порядок, но стоит открыть хоть один ящик… будет целый фейерверк из утрамбованных шмоток и прочих прелестей жизни. Регина не собиралась ничего трогать, к счастью. Она озиралась по сторонам, словно ожидая, будто сейчас на неё обрушится потолок или что-то в этом роде. Ужин проходил вяло. Они ели приготовленное им мясо и принесенную Региной лазанью, но кроме похвал блюд друг друга не обмолвились и словом. Эмма пыталась завести беседу, и каждый раз неудачно. Ей стало скучно. Свон взяла с тарелки горошину, одну из предоставленных Киллианом в качестве неумелого украшения к мясу, и швырнула её в Джонса, посвистывая и демонстративно отведя взгляд в другую сторону. Он посмеялся. Свон всегда неподражаема. Чёртов ребёнок-переросток. Он не хотел, чтобы она когда-нибудь изменилась. Джонс краем глаза заметил, как мадам мэр тоже улыбнулась, наблюдая за действиями Эммы. Улыбнулась искренне, а не как весь вечер до этого, словно проголодавшаяся акула. Кажется, в чем-то «пират» и «злая королева» солидарны. Они оба любят Эмму такой, какая она есть. Они ушли, так толком и не поговорив. Эмма виновато улыбнулась, на прощание крепко обняв Джонса и пожелав удачи. Ревнивый взгляд мэра пытался его прожечь, но мужчина лишь ухмыльнулся, ещё больше разозлив этим брюнетку. Киллиан умудрился сказать последнюю фразу так, чтобы её не услышала Эмма, но абсолютно точно услыхала Регина. - Берегите её, Ваше Величество, - он, не увидев реакцию мэра, быстро захлопнул дверь. Он остался один. Снова. Как когда-то давно. Джонс, плюхнувшись на диван, выудил из-под него флягу с ромом и отпил залпом половину содержимого. Он поморщился. Рот непривычно жгла ушедшая давно горечь. Неприятный привкус, пляшущий на кончике языка. Горький привкус одиночества.