Чужие слабости

Брагинский не любил использовать чужие слабости. Не тогда, когда столько раз обжигался, не тогда, когда столько раз испытывал всё это на себе. Брагинский ничего не мог с собой поделать. Использовать чужие слабости оказалось слишком приятно. Легко смеяться в лицо, когда тебя хотят. Смотри, - говорит Альфред. – Я поставил весь мир на колени! Я заставил их всех уйти от тебя! Я сильнее и больше! Иван молчит и смотрит в окно. Сердце не бьётся – покрылось корочкой льда. И это всё, - захлёбываясь словами, упиваясь собственной победой, продолжает Альфред, – ради тебя! Россия продолжает молчать. Не понимает, к чему клонит Альфред. Будь со мной! Будь моим! Подчинись мне! И протягивает ладонь в коричневой перчатке. Глаза лихорадочно блестят, а на щеках румянец. Победитель. Или, может быть, даже влюблённый. Иван смеётся. Он говорит «нет», и Джонс бьёт его по лицу. И целует. И плачет. В конце концов он уходит с пустыми руками, а Иван остаётся. Его сердце не бьётся. Оно – покрылось корочкой льда. Поднялся с колен. Отряхнулся. Снова улыбается, только улыбки пустые, натянутые. Без радости как-то, без огонька. Привычка. А потом начинается что-то странное. И – непонятное. Рассмеяться в лицо, когда признаются в любви, не получается. Поверить в то, что это шутка – тоже. Людвиг не шутит – он помнит это ещё со Второй. Людвиг не смеётся над слабостями – только использует. Людвиг серьёзен всегда. Даже сейчас. Брагинский отступает на шаг, и руки у него дрожат. Колени дрожат. Взгляд дрожит тоже. А ещё ему холодно. И больно. И до сих пор на спине шрамы кровят, когда он двигает мебель, пытаясь спастись от сестрёнки. Германия протягивает ему руку, но в глазах нет торжества. Только надежда, робкая, нежная. И страх. И одиночество. Иван отбивает чужую ладонь и убегает. Так страшно ему не бывает даже во время самых ужасных войн. Он запирается в своём номере и прячется в шкафу. И слышит, как зовут его сёстры. Как зовёт его Людвиг. Как Людвиг – просит прощения. Уходит. А России всё равно страшно. Потому что те, кого он любит, в конце концов от него уходят. Отворачиваются. Всаживают ножи в спину. А она и так у него вся исполосована шрамами. Разве можно им верить? Разве можно? Иван плачет от боли, и сердце стучит как бешенное. Ему-то не больно. Ему-то тепла и любви – хочется. Как будто Ване не хочется. Ещё как хочется. И он продолжает плакать. А сердце продолжает оттаивать. Когда в любви признаётся Франциск, поверить в то, что он шутит, становится легче. Тогда Бонфуа берёт его руку и кладёт себе на грудь. Сердце стучит – как бешеное. Иван говорит, что это ничего не значит. Может быть он боится. Или врёт. Или шутит. Ведь он не может говорить это серьёзно, нет. У них был шанс, но, Франциск, ты обменял его на сладкие речи и желание подчинить Европу. И нож всадил в спину. И мне не забыть этого. Никогда. Брагинский отворачивается и собирается уходить. Франция обнимает его со спины и умоляет. И говорит, что любит. Любит. И снова умоляет. Брагинский разжимает его руки и уходит. Любовь ему не нужна – спасибо, что предложили. Ивану просто хочется, чтобы все оставили его в покое. Иван не любит использовать чужие слабости. Не тогда, когда столько раз обжигался, не тогда, когда столько раз испытывал всё это на себе. Но всё равно не может удержаться, и поздно ночью звонит Германии. Потому что босс сказал подписать бумаги. Потому что знает, что Людвиг ему не откажет. Только не ему. Только не сейчас. Людвиг его любит, и до того, как закончен разговор, так прямо об этом и говорит. Я люблю тебя, Иван. Мягким, нежным тоном. Будто бы говорит с ребёнком. Будто бы поёт колыбельную. Иван краснеет и кидает трубку. А после долго ещё сидит рядом с телефоном, и прячет лицо в руках. Красное. И вспоминает. Ich liebe dich, Ivan. Ich liebe dich. А сердце - тает. После первого раза всё становится легче. Просить о чём-то и знать, что твои просьбы исполнят. Говорить что-то и знать, что тебя услышат. Назначать встречи и понимать, что все бумаги – подпишут. И это не одна страна. Две. Целых две. Иван купается в тепле. В заботе, во внимании. Он получает от этого удовольствие. Где-то на задворках сознания тихонько копошится стыд. Франциск с удовольствием слушает то, что говорит ему Брагинский. Людвиг галантно придерживает его за руку, когда помогает выбраться из автомобиля. Франциск готовит ему ужин. Людвиг дарит ему цветы. А в какой-то момент эти двое друг с другом сталкиваются. В его гостиной, так как зашли его повидать, просто так. Смотрят друг на друга странными взглядами, и даже не бьют друг другу лица. Иван спускается в гостиную и тоже видит этих двоих. Тоже замирает и не знает что делать. Потом Франциск легко смеётся, и предлагает приготовить ужин. Брагинский облегчённо улыбается. А потом улыбка сползает с губ, когда Бонфуа просит помочь ему Германию. Весь вечер он проводит как на иголках. Все молчат. И даже еда не кажется ему такой вкусной. Они оба прощаются и уходят. Иван захлопывает за ними дверь и сползает по ней на пол. И… что? Это конец? Да?.. Конца так и не произошло. Ведь они ходят вместе. Вместе смеются. Вместе о чём-то говорят. Вместе ухаживают за Иваном. Франциск говорит, что нечестно заставлять его выбирать. Людвиг говорит, что просто хочет видеть его счастливым. Иван же совершенно ничего не понимает. Он повёл себя нечестно. Он их использовал. Он их обманывал. Когда он говорит об этом в первый раз, он плачет. Не потому что страшно, а потому что стыдно. Мерзко. Грязно. Он не может поверить, что так с ними поступил. Людвиг целует его тогда в первый раз. Франциск обнимает со спины и небольно кусает за ушко. Иван не сопротивляется, и только покрепче кого-то из них обнимает. Кажется Людвига. Уже и не важно. Главное, что тепло. Главное, что они его всё ещё любят. Потом они объявляют о своих отношениях на одном из собраний. О том, что их трое. О том, что они вместе. Америка бесится и кричит. Артур что-то цедит сквозь зубы и отворачивается. Кику – их преследует. Последнее пугает больше всего. А Иван просто закрывает глаза и наслаждается. И тем, как им завидуют. И тем, что происходит в спальне. И просто тем, что когда он падает, его подхватывают за руки с двух сторон. Ему не нужно выбирать и он счастлив. Лёд в его сердце давно растаял. Конец.