Чай с ароматом дыни

      Кира любил чай. Именно чёрный, горячий-горячий, такой, чтобы поднимался вверх, завиваясь полуспиралями, горьковатый пар, такой, чтобы в руки, державшие чашку, вонзались сотни тысяч маленьких раскалённых иголочек ласкового тепла. Чай помогал быстро привести мысли в порядок, ограждал от всех проблем, укутывая бархатной, терпкой волной, пахнущей мягким спокойствием. Чай был для Изуру чем-то вроде лекарства от любых неприятностей и огорчений, которое всегда действовало безотказно. Всегда, но не тогда, когда дело касалось Гина. Когда дело касалось Гина, всё теряло привычные очертания и преподносило себя в новом свете, и Кира уже не знал, что хорошо, что плохо, правда таинственным образом тонула в шёлковой лжи, скручиваясь, разрываясь и снова соединяясь, создавая новый мир из искусных пауз, ловко вделанных в искренние фразы. Бесполезно было искать выход из этой эфемерной ловушки, да Кира не очень-то и стремился искать его. Потому что на выходе ждала реальность, отталкивающая и неприглядная, угрожающе ощерившаяся множеством острых углов, которые Гин так мастерски сглаживал. А так - под уютным пледом, чувствуя рядом обжигающее дыхание Ичимару, - было гораздо удобнее. И привычнее. И желаннее.       Блондин уже не помнил, в какой момент Ичимару перестал быть для него простым знакомым, как не помнил и мгновения, за которое Лис сумел превратить Киру в преданного пса, смысл существования которого только любить, верить и ждать. ***       Холод, казалось, пронизывал каждую клеточку тела, не спасал даже надетый поверх привычной домашней футболки толстый свитер ручной вязки. Блондин подошёл к распахнутому настежь окну. От яростного порыва ветра перехватило дыхание, и Кира дрожащими пальцами закрыл форточку, проклиная себя за глупую, почти детскую надежду, мгновение назад растаявшую призраком в январском морозе. Надежду на то, что у него получится избавиться от страшной зависимости, сжигающей, разъедающей душу: когда дело касалось Гина, воля полностью атрофировалась.       Пожалуй, единственным требованием Ичимару, поселившегося в квартире Киры два года назад, было держать закрытыми зимой даже форточки - Лису нравилось душное тепло. Для самого Изуру, привыкшего к проветренным комнатам, это условие превратилось в самую настоящую пытку, но никогда не возникало мысли о том, что можно наплевать на желание любовника, ведь, в конце концов, Кира был хозяином дома. Блондин ни разу не сказал ни слова, даже когда от пыльной духоты кружилась голова, даже когда самым желанным на свете был один, хотя бы один глоток свежего, чистого, насыщающего мозг кислородом воздуха. В жизни что-то же должно поменяться с его уходом. Почему же форточки всё ещё закрыты? Потому что когда дело касалось Гина, не хотелось сопротивляться.       Сейчас нужно согреться: принять душ, выпить чашку чая, можно даже две. Только тогда можно будет ясно соображать, и ответы на все вопросы найдутся сами собой.       Кира хотел достать мочалку, лежащую на небольшой полочке над раковиной, и нечаянно задел какой-то пузырёк с яркой этикеткой. Вздохнув, блондин опустился на колени - флакончик закатился под синий махровый коврик: у Ичимару, который обожал всякие гели для душа, пены для ванны и другие прибамбасы, было штук сто разных баночек, забивших всю ванную комнату. Кира прочитал надпись на этикетке. "Боди-скраб для тела с ароматом дыни." И жуткая, ноющая тоска по Лису вспыхнула с новой силой. Дыня - его любимый аромат. Наверное, потому что запах дыни немножко напоминал запах хурмы, которую Гин мог есть килограммами. Повертев в руках флакончик, Изуру встал под душ. Вода была настолько горячей, что казалось, будто тонкие, обжигающие нити прошивают тело насквозь, вытесняя из головы все мысли.       Приятная прохладца остужала распаренную кожу. Кира сидел на кухне, вдыхая запах дыни и легкую, едва уловимую нотку ароматного чая, и уверенность вливалась в него с каждым новым вдохом, с каждым новым глотком. Гин обязательно вернётся, просто надо подождать. Ведь Гин никогда ничего не делал так, как все.