Вид на доверие

— Я не имею права давать вам информацию о состоянии пациента, если вы не родственник. Кто вас пустил? Виктор слышал это второй раз, и если бы его мрачный и не выспавшийся вид не испугал практикантку за столом регистрации, второго раза и не было бы. Рычащее «близкий человек» произвело на седого и опытного врача слабое впечатление, но пугать Хил и не собирался. Добавив к рыку наречие 'очень', он сверлил доктора взглядом, пока тот всматривался в мужчину в ответ. Доктор Шульц, имя значилось на бейдже, скользил прозрачными глазами по чертам лица Виктора почти минуту, а тот чувствовал, что кроме рыка не был способен более ни на что из-за внутреннего напряжения. — Сейчас он под наркозом, идет детоксикация, — наконец подал врач голос, видимо, удовлетворившись увиденным. — Случай не из простых, но мы и худших вытягивали. Вы должны понимать только: детоксикация — не полное лечение, абстинентный синдром снимается и уходит локальная, так сказать, угроза для жизни, — доктор Шульц снял очки в тонкой оправе и принялся протирать их полой халата, — но затем — длительный и сложный курс реабилитации... Он говорил еще что-то, но Виктор слушал немецкий акцент вполуха. Из вежливости дождался окончания озвучки того, что и сам уже знал, и справился, когда Эштон придет в себя и можно будет перевезти его в другое место. И когда можно будет зайти. — Не сегодня, молодой человек, не сегодня. Когда Виктора наконец пустили в палату, сопроводив гневными напутствиями и предупредив, что нарушают распорядок, Эш лежал еще под приборами и еще без сознания, но уже вне опасности для жизни и без прямого надзора врачей. Хил выглядел так хуево, как не выглядел очень давно: черные круги под глазами, потрепанные волосы, осунувшееся и постаревшее от усталости лицо. Не волноваться он не мог, несмотря на все рациональные доводы и информацию от врачей, и часами мерил шагами коридоры, успокаиваясь, медитируя и не засыпая под ровный стук своих каблуков. В палате шуметь было нельзя совсем, и Виктор, не заметив, вырубился под ровный писк аппаратов, вынужденно сидя на стуле около койки и уткнувшись лбом в сложенные на матраце руки. Эштон приходил в себя медленно, словно толчками. Реальность вытягивала его сознание, а оно липло к темной бездне, в которой было слишком хорошо в сравнении с тем, как он чувствовал себя последний раз. Он не помнил, когда это было, зато фантомные ощущения остались. Парень открыл глаза и сразу же глухо застонал — свет был слишком ярким, несмотря на то, что его приглушили. Привыкнув немного, он осмотрелся. Встать было слишком сложно — все тело казалось свинцовым, мысли, медленно связывающиеся во что-то более осмысленное, казались тяжелыми и пока не поддающимися разуму. Эш не помнил последние дни. Все смешалось в какой-то калейдоскоп, обрывки, кусочки пазла, не подходившие друг к другу. Последнее четкое воспоминание — похороны. А потом все. Разноцветные картинки перед глазами. Взгляд зацепился за что-то сбоку и он перевел его туда, только через несколько секунд понимая, что смотрит на Виктора. Парень было открыл рот, чтобы позвать его, но пересохшее горло могло издать только тихий хрип. Какого черта произошло? Если бы не жуткое непонятное состояние и он бы мог думать быстрее... Виктор спал недолго, но на нервах делал это чутко, потому начал включаться понемногу уже от вполне явного стона. Поморщившись в простынь, Виктор туго сообразил, где находится и почему, а потом недоуменно поднял голову, обнаруживая устремленный на него взгляд. Вздох облегчения вырвался из груди рефлекторно. Вик проговорил что-то похожее на «слава богу», коснувшись пальцами кисти Эштона, а потом нажал кнопку вызова персонала. — Ты меня напугал, — поведал Виктор, когда сестра под наблюдением доктора Шульца сделала все положенное. Хил понял только проверку реакций и воду, остальное далекий от медицины мозг идентифицировать не мог. — И не только меня. Как себя чувствуешь? Шульц был категоричен во времени общения, но сестры были не так неподкупны, сделав небольшую поблажку за денежную бумажку. Эштон пытался включиться. Пока получалось не очень. И он так и сказал. — Херово. Очень. Что случилось? — он уже начинал понимать, ЧТО случилось, но не мог этого осознать. Абсолютно ужасное состояние, словно в другое время попал. — Передозировка, — ответил Виктор, не углубляясь, однако, в подробности бордельного Руно, в котором Хил лично наблюдал за развлечениями любовника. От воспоминаний сводило зубы. — Твоя очередь, — пальцы Вика сомкнулись на запястье Эша. — Что случилось? Мужчина сомневался, что их разговор или потеря работы вызвали бы такую реакцию. Эштон напряг память. Передозировка? Как так получилось? Он же всегда был осторожен... Но воспоминаний все равно никаких отчетливых не было. — Бабушка умерла, — сказал он, следом глубоко вздыхая. Он с этой мыслью не смирился. Наверное, много времени еще пройдет, когда он все окончательно осознает. — Маргарет? — недопонял Виктор, сильно озадаченный новой информацией. — Маргарет, — эхом отозвался Эштон, переводя взгляд на потолок. Удивительно, но он спокойно отнесся к тому, что сам чуть не умер. Но смерть Мег его подкосила. — Сочувствую, — отозвался мужчина. — Ты потому во все тяжкие ударился? — Ни во что я не ударялся. Просто не рассчитал, — сказал Эштон, все также предпочитая не смотреть на любовника. — Как ты здесь оказался? — Ты позвал, — хмыкнул Виктор, наблюдая реакцию. Выдохнув, он пояснил, опуская некоторые моменты: — Ты из Руно не вылезал несколько дней подряд, — это слабо походило на 'не рассчитал', но заострять на этом внимание мужчина не стал. — И в одну из ночей мне Мартин позвонил. Сказал, что ты попросил меня набрать и что по виду у тебя передоз. Я вызвал в Руно неотложку. И сам приехал. Эштон молчал. Понятно, почему он вызвал именно Виктора. Кого еще? Не родителей же.. — Родители не знают? — спросил он. Не надо было, чтобы они знали. Снова раздуют из этого проблему вселенских масштабов. Виктор покачал головой. — Не знают. Сообщить? — Нет. Не надо, — сказал Эштон. — Дай воды. Он попытался приподняться. Лежать казалось слишком глупо. Он не инвалид. И выглядеть слишком жалко не хотелось. — Погоди, помогу, — Виктор приподнял Эштона в полусидячее положение и поправил подушку, чтобы тот мог нормально на нее опереться. Потом подал стакан с водой. — Тебе провели детоксикацию, убрали физическую зависимость, — рассказал он, усаживаясь обратно. — С зависимостью моральной придется бороться самостоятельно. — У меня нет зависимости, — упрямо повторил Эштон, делая несколько глотков. — Я просто искал способ забыться. Не нужно делать из мухи слона, когда я переборщил один раз. Он потер кончик носа, отпил еще немного и отдал стакан. Парень предпочитал не думать о том, что едва не умер из-за собственной безответственности. — Эш, — устало выдохнул Виктор, протирая пальцами глаза, — ты хочешь сказать, что если тебя завтра выпишут, то через пару дней или недель ты не пойдешь опять расслабляться или забываться таким образом? Сможешь от этого отказаться раз и навсегда? Эштон помолчал. Ему не нравилась такая постановка вопроса. Но было понятно, почему Виктор об этом спрашивает — Эш выдернул его посреди ночи и тот, видимо, до сих пор нормально не спал. Конечно, никто не хочет повторения подобного. — Могу только пообещать тебе, что не доставлю больше тебе с этим проблем. Да на черта ему эти обещания... Хотелось врезать парню, чтобы начал соображать. Но явно не в больнице. — Эш, — повторил Виктор. — Тебе восстановили обмен веществ, организм не нуждается в наркотике как таковом. Потому если ты еще раз решишь принять, то это может значить только одно: что без наркотиков ты не можешь. Мужчина покачал головой. — Ладно я — я и так все понимаю — но будь честен и открыт хотя бы сам с собой. — То есть ты хочешь сказать, что я зависим морально и не могу без наркотиков? — Эштон прищурился. Кажется, извечный азарт в этот раз был ему во благо. — Не хочу, — качнул головой Вик. — Именно это я и сказал. Эштон плотно сжал губы, как делал всегда, когда упрямился. — Я могу, — сказал он. Парень сильно сомневался, но его упрямство творило чудеса. — Можешь без наркотиков? — вцепившись в возможный вариант, Виктор даже изобразил скепсис, приподняв бровь и окидывая Эштона взглядом. И пожал плечами. — Вот и посмотрим. — Могу, — повторил Эштон. Ему этот скепсис не нравился. Когда в нем и в его силах сомневались — что может быть хуже? — Когда меня отсюда выпишут? Ненавижу больницы... Он хотел было продолжить, но в палату заглянула медсестра. — Простите, — сказала она. — К вам посетители. Ваш отец. Эштон моментально побелел. С отцом он разговаривать хотел меньше всего. Даже меньше чем с матерью, которая бы постоянно его укоряла. Виктор покосился на Эштона. Его родителей он не видел. Судя по виду самого парня... Да откуда они узнали-то? — Эш? Мне выйти? — Нет, — покачал головой парень. Был шанс, что на него не посыпется град обвинений, если они с отцом не будут наедине. В палату вошел высокий мужчина, сходство его с Эштоном было слишком очевидным, чтобы не замечать его. Кайл, так звали отца парня, обжег взглядом постороннего и поджал губы — теперь они с сыном были как две капли воды. — Привет, па-ап, — протянул Эш. Голос был на редкость противный. Таким он с Виктором не говорил еще. Виктор сдержанно кивнул мужчине. Представляться не стал. Нужно будет — его представит Эштон, а так Хил отступил к соседней — свободной и не застеленной койке и сел, не мешая семейному диалогу. Хотя диалог будет вряд ли. Скорее всего будет громкий монолог отца, а потом ссора. Вик почему-то был в этом уверен. — Я бы хотел поговорить без посторонних, — Кайл посмотрел на Виктора. — Он не посторонний, — с готовностью ответил Эш. — Он меня трахает. На лице отца дернулась мышца, но он сдержался. Больше внимания на Виктора он не обращал. — Что за детские выходки, Эштон? — спросил Кайл. — Я думал, что ты вышел уже из этого возраста. Или это снова твой ход во имя любви? Эштон на этот раз промолчал. Вот это поворот, однако. Значит, родители в курсе увлечений Эштона, и не особо их одобряют. Интересно, а к незнанию Маргарет они просто с пониманием относились или не так-то часто ее навещали? Виктор молча сидел на койке, наблюдая за развитием разговора. Влезать пока смысла не было. — Тебе стоит чуть серьезнее относится ко всему, что ты творишь. Я говорил с Чарльзом, ты не появлялся на работе, провалил сделку. Потом попал в больницу из-за того, что накачался какой-то дрянью. Мы были в шоке, когда Шульц позвонил мне и сказал, что откачивал моего сына от передозировки. — И ты, смотрю, очень спешил, — не выдержал Эштон. — Я был на другом конце страны, Эштон. Я сорвался с крупной встречи с партнерами для того, чтобы посмотреть на то, как ты будешь снова ерничать. Шульц. Виктор неслышно хмыкнул. А он дежурной выдал купюру, чтобы никуда не сообщали. Та заверила, что проверять не станут. Но Шульц, видимо, буквально чуял, где кто косячит и отлынивает. Но он все ж понимающий, и в целом, мужчина зла ни на кого не держал. С отцом Эштона Виктор пока был солидарен. С другого конца страны, правда, добраться можно было и быстрее, чем за двое суток, но тут Виктор судить не брался. — Мог вообще не приезжать, — фыркнул Эштон. Кайл тяжело вздохнул, потом взглянул на Виктора мельком и вновь перевел взгляд на сына. — Я переведу тебя в клинику. Мне не нужно, чтобы мой сын прославился наркоманом. Как ты представляешь мои отношения с партнерами? Я даже собственного сына не могу удержать от самоубийства и наркотиков, как я могу содержать фирму? Эштон поджал губы и отвернулся. — Я зарабатываю деньги, которые ты успешно тратишь. Или скажешь, ты ни цента не снял со своего счета в банке, куда я перевожу тебе деньги? Эштон, — Кайл сел на кровать и посмотрел на сына еще более внимательно. — Ты уже не маленький мальчик, ты должен сначала думать, а потом делать. — Не поверишь, примерно так я и живу, — огрызнулся Эштон. — Нет, ты живешь по принципу "обратите на меня внимание"... — Я не пытался передозировкой обратить на себя внимание! — не выдержал Эштон. — Это вышло случайно! — Случайно начал принимать наркотики? — голос Кайла оставался все таким же холодным. — Неважно, впрочем. Так или иначе завтра тебя перевозят в клинику. Курс реабилитации три месяца. И только попробуй выкинуть какой-то из своих фокусов и сбежать. Эштон шумно задышал, явно теряя все слова от возмущения. — Перевод уже назначен, — вмешался Виктор, холодно подав голос со своего места. Он уперся взглядом в отца Эштона — без какого-то вызова, ровно и спокойно констатируя факт. — Клиника Майера Рафшмана, — выдал конкретику Вик о достаточно авторитетной клинике, которую, с приличной долей вероятности, мог бы выбрать и сам отец парня, если, конечно, сопоставлял цену-качество, а Хил прикинул, что отец любовника не из тех, кто любит кичиться своим положением, — курс реабилитации три месяца, индивидуальный, в обход медкарт — о прохождении лечения не будет указано нигде, в том числе — в документации самой клиники. Договоренности уже больше недели, Эштон на лечение согласился добровольно и до передозировки. О процессе и результатах могу докладывать вам, если необходимо. Виктор надеялся на рациональность мужчины и его заточенный на бизнес разум, мгновенно подсчитавший стоимость уже сделанного и хлопоты, необходимые на устройство, в общем-то, того же самого. Все же мужчина занимался делами, требующими иногда уступок, направленных на выгоду. По его речи Хил оценил, что тот достаточно рационален и не так уперт, как сынок. Виктор поднялся и подошел ближе. — А сама передозировка вызвана была потрясением от смерти Маргарет Бонне, к которой Эштон был сильно привязан. Не уследил я, и вина тут целиком моя — об этой привязанности я не знал, хотя имел подобную возможность. О том, что предшествовали передозу несколько дней в Руно, Виктор умолчал. И надеялся, что у Эштона тоже хватит мозгов промолчать, если что-то в объяснении любовника ему не понравится. — Виктор Хил, — протянул руку мужчина. — И только сексом, как заявил Эштон, мое отношение к нему не ограничивается. Мужчина смерил говорившего оценивающим взглядом, в котором читалось откровенное колебание — Кайл не понимал увлечения своего сына другими парнями. Ему всегда казалось, что он делал это назло ему с Элен. Эштон всегда все делал им назло. Но потом решил, что вежливость все же проявить нужно. Шульц сказал, что этот Виктор протрясся тут двое суток. В конце концов, если бы не он, то вполне возможно, что им пришлось бы сейчас организовывать новые похороны. — Кайл Нейтон, как вы поняли уже, наверняка, отец Эштона, — мужчина пожал руку Виктору. Рукопожатие вышло крепким, но мало походящим на дружелюбное. — Благодарю вас, что позаботились о нем. Эштон всегда отличался слишком строптивой натурой... — Еще выпейте вместе и расскажите друг другу, какой я плохой, — закатил глаза Эштон, которому совсем все это не нравилось. Ни клиника, ни то, что он якобы дал согласие. Он этого не помнил. Вообще-то он сказал, что сможет бросить и без всяких клиник. — Выпить я бы не отказался, — подхватил Виктор, глядя на Кайла. Но отметил настрой любовника. Пока тот не выложил из упрямства и злости все, как было на самом деле, Хилу стоило прояснить ему пару нюансов сказанного. — Полагаю, мы оба устали. Эштону уже ничего не угрожает, а нам, думаю, есть, что обсудить. Как смотрите? Эштон округлил глаза и посмотрел на любовника. Что за херня? Какого черта Виктор предлагает? — Да, я бы выпил что-нибудь. Перелет был долгим, — Кайл смерил сына очередным взглядом. — Эштон, надеюсь, тебя можно оставить одного? — Я не маленький, — тот поморщился. — Именно в этом вся проблема, — заметил Кайл. — Пойдемте, Виктор. Я знаю в квартале отсюда небольшой бар. Если вы захотите, то сможете вернуться обратно. И да, Эштон, Элен приедет завтра с утра. Будь добр не устраивать очередной концерт. Парень ничего не ответил. Лишь хмуро глянул и отвернулся, не прощаясь с обоими, объявив бойкот. — Хорошо, — кивнул Виктор. — Не подождете меня около выхода? — он кивнул на Эштона, мол, пару слов перед уходом. — Буквально пару минут, не больше. Кайл тоже посмотрел на сына, потом на Виктора, взвешивая что-то мысленно. — Хорошо. Можете не торопиться. Я хотел бы еще поговорить с Шульцем. Виктор проводил мужчину взглядом и подошел к любовнику. — Эш, — позвал он, обращая на себя внимание, — я вижу, что ты не в очень хороших отношениях с отцом. Так тебе что, очень хочется, чтобы он за тебя взялся? Перевел в клинику, записал на групповую терапию, каждую неделю приезжал проверить состояние своего имиджа и твоего здоровья? Очень хочется терпеть распорядок клиники? Сомневаюсь. Так будь добр дать мне взять все в свои руки и убедить твоих родителей, что мы сами отлично справимся. Ты обещаешь ведь, что справишься без терапии? Если не сможешь сам, то я устрою тебе групповые занятия, как хочет твой отец. Эштон хмуро посмотрел на него. В словах Виктора была логика, но признавать этого не хотелось — опять из-за упрямства. На групповые занятия он не собирался ходить. "Привет, я Эштон и я едва не сдох от передоза в клубе". Глупее и представить нельзя. — Обещаю, — буркнул он, вновь отворачиваясь. — Тогда веди себя менее вызывающе, пожалуйста, — попросил он. — О клинике мы поговорим, когда я провожу твоего отца. Виктор выдохнул, рассматривая любовника. — Эштон? — позвал он гораздо мягче, чем если бы собирался устроить очередную нотацию или неприятную тему. — Что еще? — Эштон посмотрел на него недовольно, не переходя с недовольного настроения. Его просто бесило, что эти двое будут сидеть вместе и наверняка обсуждать его. — Сука ты, — доверительно сообщил Виктор со смешком. Он сдвинулся ближе к изголовью и запустил пальцы Эштону в волосы в привычном, но чересчур жадном на этот раз жесте, который не мог себе позволить почти две недели. Второй рукой Виктор притянул его за плечи и крепко прижал к себе. — Не будь свиньей, не дергайся, — предупредил Виктор. О том, что он нервничал, волновался и попросту скучал, сделанный жест буквально вопил, потому Вик не планировал ничего говорить, лишь уткнулся в дополнение в волосы носом. Судя по настрою, взаимности ждать не приходилось. Впрочем, Виктор подозревал, что эти полторы недели у Эштона мелькнули куда быстрее, чем у него. Тогда и правда — лишь бы просто не дергался. Эштон на одно мгновение напрягся, но потом разом расслабился с шумным выдохом, обмякая в руках Виктора. В этот раз он позволил себе на некоторое время опустить свою вечную, уже сросшуюся с лицом, маску мне-все-похуй и ебал-я-вас-всех. Он только сейчас полностью осознал, что едва не умер. Окончательно осознал. И что единственным человеком, который _на самом деле_ мог его вытащить из этого — был Виктор. И что Эштон хотел, чтоб его вытащил именно Виктор. И плевать, что для того, чтобы понять, ему пришлось едва не отбросить коньки. Эштон не переставал удивлять своими реакциями. Виктор вроде уже понимал и некоторые причины упрямства, и подбирал ключи к ехидству, и освоил азы самоконтроля, чтобы не въебать любовнику лишний раз, и все равно полностью изучить все возможные рычаги и мягкости не удавалось. Виктор начинал заново, и там, где была твердая почва прошлой тропы, внезапно проваливался. Что и говорить, это ему нравилось. Эш среагировал для Вика неожиданно, мужчина с облегчением притянул тело еще сильнее, а потом сорвался: рефлекторным жестом потянул волосы, запрокидывая голову парня и целуя его с жадной необходимостью и в отместку за все потраченные нервы. Пользуясь случаем, Вик держал его так, как хотел держать много чаще; хотел жестко поиметь «поломанное» перевязями тело, и не имел такой возможности уже слишком долгое время; хотел _его_рядом_с_собой_, и до болезненного не мог приручить Эша хоть на чертов час. Хил знал, что терять парня будет неприятно, но сейчас, почувствовав долгожданную отдачу, мужчина осознал, что будет это как минимум больно. Вик очень не хотел, чтобы Эштон от него отказывался, и дело было далеко не в самолюбии. Все это читалось сейчас по Виктору, как в открытой книге, но Хил не сильно был этим озабочен, находясь с Эштоном наедине. Затягивать тоже не планировал — слишком открыт Вик был на тот момент, и ему было не очень уютно. Подумать только, он успел от этого отвыкнуть. Удивленный сначала такой реакцией, Эштон окаменел на долю секунды, пытаясь переварить в себе то, что он сейчас почти физически — да и физически тоже, — ощущал от Виктора. Целая буря эмоций, которых он никогда ни от кого не чувствовал. Это было даже немного страшно. Эштон привык быть одиночкой, который имеет возможность в любой момент уйти. Но он явственно чувствовал в Викторе сейчас то, что уйти ему не дадут. Более того, Эштон с ужасом осознавал, что и сам не хочет уходить. А это уже было поводом бить тревогу. С того момента, как он избавился от навязчивой идеи в виде Барри, у него никогда ни к кому не просыпалось даже похожих эмоций. А тут не точно такое, другое. Совсем другое, но по масштабу катастрофы — крайне идентично. Он порывисто ответил на поцелуй, впиваясь пальцами в плечи любовника. Пора было на время послать все к черту. Свои принципы, обещания и все в таком же духе, что он давал себе после лажи с Барри. На время. Только на время. Пока все можно списывать на стресс. Виктор прошелся ладонью по груди Эштона, скользнул по шее и уложил ее под ухом, оглаживая большим пальцем щеку парня. Отдача Эша срывала крышу (в масштабах иного человека, сорванная крыша Виктора вряд ли бы сошла за действительно сорванную) и обнадеживала разом. Мужчина прервал поцелуй, закончив его несколькими касаниями щеки и зализанным укусом подбородка. Виктор все еще держал голову Эша, тягая волосы и держа ладонь на щеке, а сам коснулся лба парня своим, дыша глубоко и равномерно. С одной стороны, было неимоверно жаль, что нужно прерваться, с другой — так было даже лучше. — Я на твоей стороне, Эш, — шепнул он, продолжая копаться в волосах любовника. — Я сделаю все, как надо. Эштон глубоко вздохнул, закрывая на секунду глаза и сразу их открывая. Он медленно кивнул. — Я знаю. Иначе я бы не просил звонить именно тебе, — пробормотал он, несколько сбитый с толку своими эмоциями и эмоциями Виктора. — Иди. Хотелось добавить, что отец иначе сам придет, но на длинные фразы не хватало просто напросто дыхания. Виктор дернул уголками рта в улыбке и снова коснулся губ любовника — на этот раз неглубоким и смазанным поцелуем. Отстранился, взъерошивая парню волосы, кивнул на прощание и, придерживая белый халат на плечах, вышел из палаты. Кайл уже должен был закончить разговор с доктором Шульцем. Кайл и правда его ждал, стоя у входа. Он разговаривал по мобильному телефону, но кивнул Виктору на двери, выходя сам. Виктор последовал за ним. В этом районе ему бывать доводилось редко, потому о барах в округе он ничего не знал и просто шел за Кайлом. Пока мужчина разговаривал по телефону, Вик отзвонился Николсону, поделившись, что Эш пришел в себя, что замена на тренировках пока еще на Кире, а Виктор на работу выйдет дня через два или три. — Да, Ник, спасибо, сочтемся, — на этом Вик закончил разговор, убирая телефон. Кайл повесил трубку, сказав своему помощнику, что подъедет через час. К этому времени они уже подошли к бару. — У меня не так много времени, — сказал он Вику, заходя внутрь. — Я бы хотел обсудить подробности. — Подробности какого рода? — уточнил Виктор, выбирая стол подальше от общего скопа и колонок. — Я в вашем распоряжении. К ним подскочила молоденькая официантка и протянула мужчинам меню. — Чай со льдом — коротко сказал официантке Кайл — под выпить он явно подразумевал не алкоголь. — Я хотел бы оплатить стоимость клиники. Не люблю быть обязанным. — Виски, — кивнул Виктор официантке и вернул меню. Хил не стал спорить о самой оплате, но и не мог согласиться на полную. Он тоже не хотел быть обязанным — предприятие изначально было его инициативой, и полная оплата с третьей — пусть и заинтересованной — стороны означала бы именно это. А еще Виктор хотел принять непосредственное материальное участие в лечении. Отказывать отцу в этом было глупо и нерационально одновременно, но и полностью дать заплатить Хил не мог из морального восприятия вероятной в таком случае ситуации. Одно дело — разделить оплату, другое — все устроить, заплатить, а потом получить полную компенсацию. Виктор, в конце концов, любовника своего лечит, а не предоставляет услуги по предоплате и надзору. — Можете возместить половину стоимости, — предложил он. Про материальные возможности кого-то из них говорить было точно бессмысленно. Конечно, отец Эштона был более платежеспособным, и мог на этом предложить оплатить шестьдесят на сорок или более того — семьдесят на тридцать, но тема касалась немного иной плоскости. Тут проценты высчитывались от степени участия, и деление пятьдесят на пятьдесят было наиболее комфортным и безобидным для каждого из мужчин. Тем более, что клиника, в общем, была уже оплачена, и вопрос стоял именно в возмещении части средств, что делало тему еще более деликатной. — Я тоже не хочу быть обязанным. Такой вариант, думаю, устроит нас обоих. — Я знаю, что лечение в подобных клиниках не дешевое удовольствие, — отозвался Кайл. — А вы, прошу простить меня за прямоту, не выглядите... — он замолчал, подбирая слова. — Тем, для кого эта сумма не имеет значения. Мне не сложно оплатить — это мой сын. Принесли заказ, и Кайл сделал несколько глотков из стакана. — Но если вы настаиваете, то половина меня устраивает, — Кайл окинул долгим взглядом собеседника и сказал: — Он два дня в себя не приходил? Шульц сказал, что ситуация была неприятной. Откуда вы его вытащили на этот раз? Сумма, конечно, имела значение. И в том числе, поэтому Виктор собирался ее отдать. Прояснять все нюансы Хил не собирался. Виктор настаивал, а Кайл согласился, и это было главным. Мужчина отпил виски. — Сначала сутки на детоксикации, потому под наркозом, потом еще сутки на восстановлении, — подтвердил Виктор. Лгать о месте, где все произошло, было бесполезно — Шульц, конечно, знал, откуда приехал на неотложке пациент, и Кайл наверняка этим поинтересовался. Если нет — то мог. — Из клуба, — ответил Хил. — Он позвонил, когда почувствовал, что все плохо. Кайл поджал губы. Помолчал немного и сказал: — С Эштоном всегда было все сложно. В подростковом возрасте он не давал покоя, потому что считал, что мы на него совершенно не обращаем внимания. Так что наркология — это еще не конец. — Он упрям, — кивнул Виктор. — Сложно доверяется. Делает все наперекор, даже если осознает, что творит бред. И в большинстве случаев... он действительно это осознает, но не может пойти против себя. Потому главный вопрос — обойти упрямство. Виктор снова глотнул виски и посмотрел на Кайла. — С ним нельзя напрямую, я напрямую и не действую, — это не было совсем правдой, Виктор, обычно, пытался помочь Эштону с помощью логики переступить через нелогичную упертость. Иногда выходило, что уж. Правда, касательно отказа от наркотиков было именно не напрямую. — Думаю, мне хватит сил удержать его от необдуманных и "упертых" поступков. Виктор помолчал. На фоне упущения с Маргарет его слова звучали, наверное, не очень убедительно. С другой стороны, он занимался клиникой, а когда "запахло керосином", был рядом, готовый вмешаться. Дергать Эштона в процессе все равно было бесполезно, это Кайл должен был понимать и сам Эш на зло бы сбежал/скрылся и тогда, в случае проблем, ни за что бы не пересилил себя, чтобы позвонить и попросить помощи. — Кроме попытки самоубийства есть еще что-то, что мне стоит знать? Я уже обжегся, — кивнул Хил в сторону, имея в виду передозировку Эштона, — не хочу снова попасться. — Виктор, — Кайл прямо посмотрел на него. — Меня мало интересуют ваше общение с Эштоном. Признаться, я уверен, что все его влечение к парням — чистой воды фарс, очередной повод обратить на себя внимание. В конце концов, он перебесится и женится. Потому мне не хочется, чтобы вы питали какие-то иллюзии по этому поводу. И тратили свои деньги на то, что, в принципе, его отношением к вам не окупится. Просто не теряйте свое время, нервы и деньги. — Позвольте уточнить, Кайл, — поинтересовался Виктор, отвечая на взгляд, — вы сейчас говорите, что у меня нет перспектив "радостной старости" с Эштоном и потому мне стоит в ближайшее же время от него отказаться? Чтобы больше не терять крупных сумм на заведомо провальные "отношения"? — Вы правильно меня поняли, — почти незаметно кивнул Кайл. — Может, сейчас вы этого не понимаете, но в дальнейшем вы еще сможете меня отблагодарить, — он допил свой чай и глянул на Виктора. — Эштон сложный человек и ветреный, к тому же. — Я знаю и о сложности, и о ветрености. Но не понимаю вашей заботы обо мне, а не о сыне и о себе. Впрочем, Виктор подозревал, что явно не о нем печется Кайл, и даже не об Эштоне, потому и выложил расклад, понятный, в общем-то, им обоим, отстаивая хоть какое-то расположение Кайла. Хотя бы со стороны бизнеса. — Скажите мне честно, — предложил Виктор, удерживая взгляд, — как вы считаете: если я сейчас, например, или после клиники откажусь от него, решив не тратить ни время, ни нервы, ни деньги, то кому из нас троих (а беря в расчет вашу супругу — четверых) станет от этого лучше? В особенности, если это чистой воды фарс, чтобы понервировать вас. Виктор допил виски и отставил стакан. — Я не питаю иллюзий в отношениях с ним, я рационал, к тому же, состоял в браке, пусть и неудачном. Если Эш перебесится и решит жениться — я не стану ему препятствовать. Но пока что, если он будет _совсем_ свободен, Эштон сбежит и отправится в какой-нибудь клуб (на зло всему миру и вам в частности) — трахаться, — извините за вульгарность, — сразу с тремя купленными там же жеребцами, которые не будут тратить ни деньги, ни нервы; которым плевать на перспективы старости с ним; и которые каждый день будут новые. А вы будете наблюдать за роликами на ютубе и краснеть перед партнерами. Потому вам определенно будет спокойнее, если рядом с Эштоном будет кто-то постоянный, способный его контролировать, и чей контроль он не отвергает так рьяно, как ваш. Так как перебесится он не через год и, может, не через два, а вот окончательно испортить себе (и вам) жизнь может уже завтра. Эштон "в свободном полете" добесится до психушки, в которой родители его в конечном итоге и запрут точно так же, как он уже добесился до наркоклиники. В конечном итоге, он со своими заскоками загремит именно туда, как в самое надежное место изоляции, откуда он не сможет сбежать и портить родителям и окружающим кровь эксцентричными выходками. Сломать его уже не получится, а если запереть — никакой свадьбы не будет. Беситься ему придется на воле, в любом случае. — А за меня можете не волноваться. Мне нравится тратить и нервы, и время, и деньги. Да и его отношение — уже окупилось, говоря вашим же языком. Кайл молча слушал этот монолог, поджав губы — сразу было ясно, откуда у Эштона эта привычка. — Это ваше дело, — сказал он наконец. — Если вам хочется так проводить время, то я ни в коем случае вам не препятствую. Это не в моей компетенции. Я вас просто предупредил. Эштон... — он прервал речь. — Впрочем, вы достаточно знаете для того, чтобы делать выводы. Если вам нравится бегать за ним по непонятной для меня причине — ваши проблемы. Думаю, на этом мы можем закончить наш разговор. Пришлите мне свои реквизиты банковского счета и счет из клиники. — Оставьте визитку, куда присылать, — кивнул Виктор, которому теперь количество сказанного показалось излишним. Ему так казалось в любом случае, когда приходилось говорить более десяти предложений за раз. Кайл положил на стол визитку и купюру. — Считайте, я вас угощаю. Всего доброго, — он быстрым шагом вышел из бара, не смотря больше на Виктора. Виктор повертел в руках визитку и спрятал во внутренний карман куртки. Больше пить не стал — и так мозг понемногу начинал залипать, а нужно было еще успеть сделать пару вещей перед наконец-то нормальным сном. Расплатившись, мужчина вернулся в больницу и, накинув на плечи халат, вошел в палату. — Как самочувствие? — кивнув, поинтересовался он. — Пришел в себя? Эштон откровенно скучал — телефон ему не дали, телевизора в палате не было. Вообще ничего не было. — А как ты думаешь? — парень вернулся в не самое лучшее расположение духа. Виктор хмыкнул. — Пришел, значит, — мужчина сбросил свою куртку на соседнюю койку. Шульц великодушно разрешил остаться в палате с учетом скорого перевода пациента и двухсуточного дежурства. — С отцом твоим пообщался. Судя по всему, от меня в твоей жизни он не в восторге, потому на воскресные визиты можешь не рассчитывать. — Я не особо расстроился, — скривился Эштон. — Слушать вечные нотации не по мне. Он успел рассказать, какой я ужасный, безответственный и не достойный чужого внимания? — Предложил мне не терять на тебя время, нервы и деньги и пообещал, что я еще спасибо ему скажу, — Виктор усмехнулся и устало помассировал переносицу, цепляя внутренние уголки глаз. — Потому что ты очень ветреный, но однажды одумаешься и женишься. — Да? — Эштон усмехнулся. — Забавно он пытается сделать. Парень откинулся на подушку и посмотрел на Виктора. — Что ты ему ответил? — Согласился тайком свалить сегодня ночью, конечно, — отозвался мужчина просто и серьезно, — и еще попросил компенсировать себе моральный ущерб. — М, — Эштон выразительно посмотрел на любовника, не веря ни единому его слову. — И сколько ты попросил за свои труды? — А во сколько ты сам оценил бы нанесенный мне ущерб? — приподнял бровь Виктор. — В пару сотен потраченных на секс калорий, — усмехнулся Эштон. — Нет, я тебя серьезно спрашиваю. Просто ты не первый, кому он предлагает отказаться от меня, потому что я такой мудак и не ценю ничего, что творится рядом со мной. Я делаю сравнительный анализ, можно сказать. — Не ценишь меня, — скептично цокнул Хил и хмыкнул, завершая шутку. — И что, многие были именно 'очарованы' твоим обаянием, чтобы рассказ о незамеченном, видимо, ранее поганом характере что-то изменил? — поинтересовался он. — По-моему, если человек рядом, ему либо плевать, либо и так хорошо. Или ты с некоторыми ангелочком прикидываешься? Эштон скептически выгнул бровь: — Разве похоже, что я буду с кем-то прикидываться тем, кем мне никогда не быть? — он закусил на мгновение губу. — Но... были те, с которыми я вел себя немного иначе. Точнее, это был Барри. Но я тогда просто не понимал, что лучше быть самим собой, — он хмыкнул. — Ладно, не о том речь. Просто у отца какой-то бзик на том, что я трахаюсь с парнями только из-за того, что хочу досадить им с матерью, а не потому, что мне это нравится. — Так многие внимали голосу Кайла и рвали с тобой? — повторил Виктор вопрос. — Многие внимали его деньгам, — усмехнулся Эштон. — Увы, я не настолько низко падаю, чтобы предлагать деньги за то, чтобы со мной оставались. Виктору такое отношение казалось странным и глупым. Купить удается лишь многих, но не всех. Виктора Кайл вообще бы не знал, если бы не больница, как и многих иных, с кем Эш спал. Надеяться, что парню попросту надоест терять партнеров из-за вмешательства отца — глупо; не тот масштаб перекрытия воздуха. Тогда смысл тратить деньги? Они разве что отсеивали меркантильный сброд, что лично Виктор бы оценивал только положительно, если опустить подлость самого поступка. — Я не внял, — хмыкнул Хил, озвучивая очевидность. Он снова потер глаза. — О переводе я завтра расскажу, устал очень. Ты мне пока две вещи скажи: нужно ли что-нибудь тебе и чего ждать от приезда... — Вик припомнил имя, — Элен? — Мама вряд ли приедет, — пожал плечами Эш. — Отец приехал уже, этого должно хватить. Каком переводе? — задал он более интересующий его вопрос. — Кажется, мы говорили о том, что я смогу справиться сам. Он прямо взглянул на любовника. — Я не буду переводиться в клинику. — Ты и будешь справляться сам. Виктор устало выдохнул. Пояснять, кажется, придется сейчас. — Послушай. Доктор Шульц сейчас _обязан_ перевести тебя в наркологическое. Либо он делает это принудительно и в местное, либо это делаем мы и туда, куда нужно нам. В первом случае в твоих документах появится весьма неприятная строка о произошедшем. Плюс — придется терпеть врачей. Кайл не оставит тебя здесь, и тогда тем более придется пройти через все. В нашем переводе все документы подчистят, и всего этого будто и не будет. Тебе _придется_ пожить для этого в клинике. Врачей не будет, терапий тоже, будешь справляться сам. Я буду выводить тебя в город, куда захочешь, но в рамках адекватного. Виктор зажмурился, прогоняя из глаз «песок». — Всего три месяца неудобств ради чистого имени и того, чтобы отец тебя не дергал по этому поводу. Вероятно, даже меньше. Ты сможешь три месяца вне дома провести? Или это сложно для тебя? — уточнил Виктор, снова пробуя зацепить упертость. Перебарщивать не стоило, но немного можно было. — Либо можешь отказаться и выбрать то, что предлагает отец, — устало кинул Вик еще крючок, выбирать вариант отца, кажется, Эш не стал бы в любом случае, — принудительно и под вечным надзором. — Ты о какой больнице говоришь? О той, где нет врачей? — Эштон скептически посмотрел на Вика. — Не дури мне голову. Никто не обязан меня никуда переводить. Обязанность Шульца была только в том, что ему нужно было меня откачать. И все. Никуда переводить он меня не обязан. С отцом я разберусь. Остаешься только ты, Виктор. Эштон запустил пальцы в волосы и взлохматил их. Он не хотел в больницу. В любую. Какой бы она не была. Он не был зависим. Он мог и без больницы все это пережить. — Врачи там есть, но тебя 'промывать' никто не станет, — Виктор выдохнул. Как с Эштоном было иногда сложно. Мужчина посуровел и мрачно выдал: — Во-первых, любого наркомана — а человека, которого откачивают от передозировки априори им считают — ставят на учет. И тебя поставят, если документы не будут переведены в проплаченную клинику. Там не связываются с чистой "липой", так что тебе нужно присутствовать в качестве "головы при подсчете", но тратить время на «проплаченного» врачи не станут. Это формальность, необходимая, если ты не хочешь пятно на свое резюме. Плюс, это гарантия, что отец твой, отступившийся только из-за клиники, наведя справки, не примчится снова мыть тебе мозги и отправлять туда, где будет хуево. А он наведет, я уверен. Во-вторых: КАК ты с ним разберешься, Эш? Он упечет тебя уже по-настоящему и о разрешении не спросит. Эштон насупился и молчал, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Он видел смысл в словах Виктора, но смириться с тем, что три месяца будет сидеть в клинике для наркоманов, просто не мог. Парень потер виски руками — голова от наркоза еще не совсем отошла и была тяжелой, потому быстро соображать было трудно, потом вздохнул и сказал: — Ладно. Я понял, что без клиники никак не обойтись. Это осознание ему нравилось еще меньше, чем все остальное. — Но я не уверен, что три месяца смогу быть паинькой в полной скукоте. Виктор спустился с койки и подошел к Эштону, снова протирая глаза. — Я постараюсь не дать тебе скучать, — пообещал он, склоняясь над любовником. — Например, по договоренности, я могу жить там же, рядом с тобой. Если хочешь, конечно. — А твоя работа? — Эштон посмотрел на него. — Виктор, послушай, — он выпрямился, садясь. — Я не та эгоистичная сволочь, которой представляет меня отец. Я знаю, что ты любишь свою работу. И что лечение в клинике обходится не слишком дешево. Тебе нужна работа по обеим этим причинам. Виктор взглянул на Эша с осоловевшей улыбкой, прикрыл глаза и снова их открыл. — Я не говорю, что не буду работать, — пояснил он, садясь на край койки. — Я имею право ночевать с тобой и оставаться на свои выходные, как сопровождающее лицо и какой-то моральный фактор, — Хил поморщился, решив не вспоминать точную формулировку. — Оттуда не очень удобно ездить на конюшню, но я не могу оставить тебя в клинике совсем одного. Ты и так не в восторге, не хочу, чтобы тебя давило ощущение, будто ты и правда на лечении, — Виктор поймал ладонь Эштона в свою руку. — Мы ведь договорились, что это не так. Эштон долго смотрел на Виктора, потом потянул его за руку на себя. — Ложись спать. Ты уже совсем ничего не соображаешь. Поговорим об этом, когда... Позже. Признаться, у Эштона была идея просто сбежать. Но Виктор был убедителен. И можно было немного подождать. И если все совсем будет плохо, то сбежать всегда можно будет. Вик снова надолго зажмурился, а потом посмотрел на любовника. — Здесь? — переспросил он. — Тесновато для двоих. Я могу лечь на соседнюю койку. Хотя вариант Виктору понравился, даже очень. — Где хочешь, — сказал Эштон. — Главное, спи уже. Мне смотреть на тебя страшно — будто ты из клуба не вылезал несколько дней, а не я. — Я несколько дней из больницы не вылезал, — отозвался Виктор, все же сбрасывая обувь и забираясь рядом. Обхода быть не должно ни вечером, ни ночью, а утром он наверняка поднимется рано. По привычке мужчина загреб Эштона, прихватив поперек тела и подтянув к себе. — Ну так для чего тебе соседняя кровать, — Эштон хмыкнул. Он попытался устроиться удобнее, но было слишком тесно. — Меня все два дня к тебе не пускали, — пояснил Виктор. — Было не до кроватей и даже не до стульев в приемной. Я все же перелягу, — решил он, почувствовав ерзание Эштона. Сентиментальный бред. Но иногда какой-то нужный.