Конечная

Вставать в пять утра, чтобы успеть на раннюю электричку, безусловно, сложно. Тем более, когда после конечной остановки добираться еще как минимум час, только потом в сомнительное тепло, в колледж. Иногда я даже и не ложилась. Все сидела до утра, читала, фильмы смотрела. Или, если экзамен, как сегодня, пыталась учить. Сегодня я пришла на вокзал раньше обычного. Десять минут постояла на свежем морозном воздухе, проветривая голову и дожидаясь отбытия, только потом зашла в почти пустой вагон, сняв шапку и глазами отыскивая место поуютнее, чтобы поспать. Направившись в конец, встретилась глазами со знакомым, отцовским другом на заводе. Как нынче говорят — коллегой. Приветливо улыбнувшись, человек он был хороший, направилась мимо. Но что-то заставило меня присесть рядом. — Доброе утро. — Доброе. — Его уставшие глаза добро сощурились. Я давно его не видела, и мне показалось, что лицо его осунулось, прибавились мешки под глазами, вид был болезненный. Работа на заводе не ладилась, грозило расформирование, поэтому я не удивилась, что знакомый направляется в другой город. Видимо, на заработки. — Как повзрослела-то! — Он внимательно меня осмотрел, наверняка в очередной раз убеждаясь, как я похожа на отца. Я лишь улыбнулась. О чем говорить со взрослым человеком, который вдобавок старше меня на пару десятков лет, я не знала. Зачем подсела тоже. Мимо прошел кондуктор. Взяв с меня плату со скидкой по студенческому, она проигнорировала мужчину и ушла. Может быть, уже подходила? Я лениво перепотрошила конспекты. Учиться мне нравилось, но после перевода в другой город все пошло наперекосяк. Было тяжело ездить, терпеть намеки учителей на взятки, а еще сложнее соглашаться со всем, что они говорят. Тем более, что слова противоречили поступкам. — И чем же ты сейчас занимаешься? — Учусь, — ответила я, не отрываясь от конспекта. — И как тебе? Я удивленно подняла голову. Как будто мысли читает. Беседа пошла легко, мужчина был хорошим слушателем. Он только кивал да соглашался в некоторых местах. — Так, может, и не ехать тебе? — Куда? — На экзамен. Я рассеянно посмотрела на знакомого. Вроде бы не упоминала. — Да у тебя все на лице написано! — рассмеялся он, и я, кажется, залилась краской. — Послушай моего совета, пока ты живешь, делай, как хочешь, чтобы удовольствие было, а не лишь бы отмахнуться. — Мне нравится то, чем я занимаюсь. И профессию я полюбила, и получила навыки, о которых раньше и думать не могла. — Ну и хорошо. Только ты подумай, если бы завтра конец света какой, или вдруг жить осталось немного, что бы ты стала делать? И я задумалась. Конечно, было бы жалко и печально, но я бы не хотела что-то менять. Хотя, конечно, на экзамен я бы не поехала. Я мысленно рассмеялась такой глупости. — Ты так сделай, приедешь как, сразу обратно отправляйся. А экзамен и пересдать можно. — Ну как же я могу! Мужчина еще немного уговаривал меня, пока я не согласилась. Приеду, а там видно будет! Я облегченно отложила тетрадь, облокотившись о стекло. В семь утра зимой за окном еще темнота, и светает ближе к девяти. Обычно в восемь выключают свет, рассчитывая на тусклый отблеск рассвета, но в этот раз небо устилали грозные тучи. Радовало только одно: если сорвется, то только снег, с таким морозом дождя не должно быть. Я зевнула, решив послушать музыку. Мои попытки распутать наушники были прерваны резкой темнотой. Вошли в тоннель. Я замерла, ожидая, когда в окнах можно будет хоть что-то увидеть. По ту сторону было светлее, тучи лишь клочками висели то тут, то там. Солнце уже начало подниматься, и я хотела было поделиться со знакомым радостной вестью, как обнаружила, что его нет на месте. Неужели в темноте выбирался? Выйдя из вагона, я направилась к кассе и взяла обратный билет. Еле успела, иначе пришлось бы ждать почти час до следующего. Подъезжая к окраине города, я поняла, что хорошо поступила, температура все снижалась, а отбывать в холодном колледже пять часов не хотелось. За окном мелькали ограды, дома, кладбище с покосившимися надгробиями. Я вспомнила про дедушку, покоившегося где-то на краю, и как мы с матерью ходили на его могилу. А затем вдруг ясно увидела мраморную плиту с выгравированной гитарой, под которой вот уже три года покоился отцовский друг. Тот самый, посоветовавший мне ехать домой. Стало неимоверно жутко. Неужели обозналась? По имени он меня не называл, про отца не спрашивал. Посмеявшись мысленно над своей глупостью, скрывая за насмешками страх, я направилась домой. В дверях меня встретила испуганная мать. Она кинулась меня обнимать, едва не плача. — Что случилось? — Как же я испугалась! — Она крепче прижала меня к себе, указывая на экран телевизора, стоявшего в зале. Очередной взрыв на вокзале. Только вот в этот раз в нем значилась моя конечная. А садилась ли я в эту электричку вовсе?