Бегущий в Азкабан

— Скажи отцу, чтоб больше не порывался спасать мою шкуру. Я не хочу быть виноват перед тобой в его смерти. — О чем ты? — Тео опять порывается выйти из-за ширмы, но я кидаю в него флаконом с зельем. — Стой там. Тео замирает, смотрю на его темный силуэт за светлой тканью и почти плачу. Прошла неделя, на моем лице до сих пор противно пахнущие бинты. Я боюсь, что останутся шрамы. Очень. — Он убивает вместо меня, — тихо отвечаю, откидываясь на подушки. Нотт вздрагивает, но не пытается войти снова. — Ему жаль тебя… — наконец говорит он. Мне тоже жаль. Только почему-то Дамблдору плевать. Он не вытащил меня, а только подтолкнул к службе у Лорда. Слишком опасно избегать приказов. Еще свежи воспоминания о предсмертных криках предателей и трусов. Что возвращает меня к тому факту, что директор нормально относится к несовершеннолетнему убийце. — Наплевать. Так или иначе, мне придется. Я не хочу потом смотреть, как Лорд его пытает. — Он мог бы бросить все. У нас есть дом на побережье. Громко хмыкаю. — Я уверен, что и этот дом заложен. Война нуждается в деньгах. Не могу оторваться от профиля Тео. Смотрю и боюсь, что он никогда не сможет без отвращения взглянуть на меня. — Тео. — Да? — Принеси мне все документы на дом, какие найдешь. И не нарвись на Пожирателей, прошу тебя. — Но когда? — Скоро Рождество. — Поехали со мной. Теодор, ты слишком быстро прощаешь меня. Вздыхаю и закрываю глаза. Я бы потер лоб, но это вызывает ощущение, что с меня сдирают слои кожи. — Я останусь. Мне нужно догнать школьную программу. Это почти правда. Рождественские каникулы я планирую провести в библиотеке, разыскивая информацию о своем обете. Не хочу лишать себя маленького шанса на жизнь вне войны. Если бы я сейчас знал, к чему приведут мои посиделки с книгой в библиотеке Хогвартса, я бы собрал вещи и рванул с Тео. Пить глинтвейн, не спать до утра, кататься на лошадях морозным утром и быть с ним. Но я не могу предвидеть будущего, поэтому говорю обиженному парню: — Так надо, пойми. Я буду тебе писать. И, в конце концов, это всего одна неделя. — Да… — Мистер Малфой, почему вы не спите? — мадам Помфри быстро входит в палату, шурша накрахмаленными юбками. — Мистер Нотт, покиньте больничное крыло. Моему больному нужен покой. Мадам Помфри в очередной раз заставляет пошевелить пальцами на руке, сгибает каждый сустав. Смотрит в глаза, взмахивая палочкой и снимая слои бинтов. Кошусь в сторону окна, надеясь увидеть отражение, но я слишком низко и далеко. — Северус постарался на славу. — Шрамы останутся? — спрашиваю. Опять. — Ничего не останется, — отмахивается медиведьма и протягивает мне флакон. Послушно выпиваю, морщусь, пока она накладывает мне свежие, пахнущие дегтем повязки и засыпаю. Я просыпаюсь от тихого поскрипывания истертых туфель о пол. Щурюсь, но быстро хватаю палочку, заметив тень. — Положите ее на место, пока не поранились, — негромко чеканит Снейп, и я не смею ослушаться. — Какого драккла, мистер Малфой? Вы не знаете элементарных защитных заклинаний? Ничего, что спасает от огня или летящих предметов? — Снейп зажигает один из факелов. Так лучше. В слабом свете луны тени делали профессора больше и ужасней. — Знаю, сэр. — Тогда почему не применяете, мистер Малфой? Или вам все же стоит назначить часы отработки, чтобы вы подтянули знания третьего курса? — Нет, сэр. Я, — пытаюсь подобрать определение тому бесконечному аду, что творился в моей голове, — растерялся. — Это было новое изобретение авроратских мастерских. Два зелья, смешиваясь, взрываются, — профессор с типичной незаинтересованностью рассказывал об оружии. — В фиале заклятье перегородки. Кидаешь, куда тебе нужно этот бутыль, невербально снимаешь Обис… — он на миг прерывает речь. — Драко, в тебя прилетели всего лишь капли и они припекли маску к твоей коже. Меня передергивает. Я дотрагиваюсь до подсохших на щеке бинтов и легко провожу ладонью. — К чему вы мне это рассказываете, сэр? — Всегда помните об угрозе. — Постоянная бдительность? — кривлю губы в усмешке, вспоминая Барти Крауча-младшего под Оборотным. — То, что происходит сейчас – невинная игра. А он служил Лорду в прошлую войну. Мы можем полагать, что Крауч был прав - ведь он выжил. — Не совсем, — я вспомнил абсолютно пустые глаза Барти после поцелуя. Профессор смотрит в пол, нахмурив лоб, и долго молчит. — Чары необнаружения, наложенные вашей матерью на семейный перстень, разрушены. Вы не можете убежать, — тихо говорит Снейп. Как будто ему есть дело. Как будто он не хочет меня расстраивать, но пересиливает себя. Как будто ему не наплевать на меня. — Ладно. Я и не собирался. — Но почему? Я смогу повторить вязь этих чар. Сбеги, не делай этого. Черт. Он действительно на такой короткой ноге с Дамблдором? Или старик забывает о том, что такие вещи не принято обсуждать в светском обществе? — У меня нет выбора, — я смотрю в сторону. — И мне негде прятаться. У меня нет знакомых, не подчиняющихся отцу и, тем более, Лорду. — Выбор есть всегда, Драко, — почти мягко говорит Снейп. — А у меня нет, профессор! Такое с людьми происходит редко, но я всегда был неповторим, — почти жестко заканчиваю я. Ложусь спиной к профессору, натягивая одеяло до подбородка. Не понравятся мои манеры – пусть присылает жалобы через Малфой-мэнор. Он уходит. Засыпая, я вспоминаю, как завидовал Барти в детстве. Тому, что он, вчерашний подросток, наравне общался с взрослыми магами. А меня запирали в комнате со старой няней. Я завидовал, что он делает, что пожелает. С прошлого лета больше не завидую. * * * В Больничном крыле я грезил покинуть эту тишину, наполненную только звуком метели, перезвоном стеклянных фиалов, шаркающих шагов мадам Помфри и почти бесшумной поступи декана. Приближающееся Рождество приносило запах елей, столь ненавистный после повязок, маленькие вспышки огоньков во всех углах замка, фейерверки, которые будили меня своим шумом каждую ночь, громкие вечеринки в гостиной факультета. Только когда все ученики разъезжаются на каникулы, я могу спокойно выдохнуть: наступает благостная тишина. Большой зал почти пуст, за единственным ученическим столом всего пара десятков человек. Окна залеплены снегом, под зачарованным потолком кружатся вихри снежинок. Когда подхожу ближе, из меня вырывается стон разочарования – Поттер. Кормит моего филина крошками от огромного кекса. Уизли расплодились так, что тебе не хватило места? Вслух говорю иное: — Поттер, отстань от моей птицы, не порть ей праздник несварением. Поттер пожимает плечами, ничуть не смутившись. — Он не против. — Да, на удивление он не блещет интеллектом. Необычно для птицы, правда? Филин обиженно косит на меня желтый глаз, склевывая кусочки шоколадного теста с вытянутой руки. Недовольно смотрю на их идиллию, размешивая сахар в кофе. Негодую еще сильней, заметив на лапе филина сверток. — Поттер, отстань от него. Поттер поднимает на меня взгляд, неожиданно краснеет и убирает руку от моей птицы. Филин смешно вышагивает ко мне, по пути наступив в ванильный пудинг. С каменным лицом разглядывает свою лапу, мне даже кажется, что он морщится. Кровь приливает к лицу. — О Мерлин, что за глупая птица! Хватаю этого дятла-переростка, бурчу очищающее, отвязываю сверток и он улетает, оцарапав мне кожу когтями. В свертке широкий кожаный браслет, с вышитой по всей длине серебристой змейкой. Я провожу по аккуратным стежкам пальцем, она поднимает голову и медленно скручивается в клубок. В свертке записка. Короткая фраза каллиграфическим почерком: «Люблю тебя». Мама. На глаза неожиданно наворачиваются слезы, долго смотрю на парящие под потолком свечи. Вздрагиваю, услышав голос Поттера: — Помочь? Перевожу на него удивленный взгляд. Он поясняет: — Застегнуть. Рассеянно киваю и протягиваю руку с висящим браслетом к нему. Теплые пальцы смыкаются на моем запястье, притягивая еще ближе через широкий стол. — Может мне еще на стол лечь? Поттер отрывается от застежки и отпускает мою руку, краснея. Подменили его, что ли? — Интересно было бы посмотреть, — говорит он очень тихо после заминки. Я подавился кофе и закашлялся. Поттер поспешно отвернулся, спрашивая что-то у когтевранки и шурша какими-то листами в руках. Присматриваюсь, замечая газетные вырезки, но не различаю содержания. Любопытство берет верх: — Вырезаешь кулинарные рецепты для Уизлетты? Хотя с таким владением боевой магией, как у рыжей, скорее ты будешь домохозяйкой, — я представил себе Поттера в переднике, всего в муке и каплей крема на щеке. Чуть не подавился кофе, почувствовав возбуждение от картинки черноволосого, с широкими плечами и узкими бедрами… Поттера?! — Я считаю, — едко бросает мне гриф через плечо. — Благоприятные дни для высадки цветной капусты? — Нет, Малфой. Я считаю, сколько забрать Пожирателей с собой в Ад, — он почти швыряет в меня одной из вырезок. — Вот, это последнее. Произошло, когда ты лежал в Больничном крыле с ангиной. Я давлюсь кофе, он чуть не брызжет у меня из носа. Сдерживаю кашель, вытирая губы салфеткой. С полной невозмутимостью беру листок, читая заголовок: «Сбежавшие Пожиратели наносят удар по маглам. Долго ли будет Министерство жалеть убийц?» Все расплывается, но перед глазами прыгают фразы: «72 магла убито; Азкабан; раненых магов забрали; 9 авроров; Фадж; без вести пропавшие». Небо на моих плечах стало весить в сотню раз больше или гравитация изменилась? Или это восемьдесят один мертвец на моей совести. Мне нужно придумать ехидный ответ Поттеру, я ведь не нашел здесь своей фамилии. — Я уверен, что Лорд выпишет тебе за это чек, — левитирую через стол газетный лист. — Главное подать заявление в нужную инстанцию. Поднимаюсь из-за стола, изумленно слушая… тишину. И поспешно удаляюсь, чтоб не заставить Поттера изменить своему самообладанию. Замок будто вымер, без смеха, разговоров, беготни. В гостиной лишь несколько второкурсников отогреваются у камина. Скинутые на диван теплые мантии все в снегу. Взмахиваю палочкой, высушивая эту кучу и скрываюсь в коридоре, ведущем в спальню. Вечером мне опять не дает покоя Поттер. Шуршит страницами, громко шмыгает носом, поправляя дурацкие очки, растягивает рукава полосатого свитера и вертится. Раскрываю очередной фолиант, накладываю на него заклинание поиска. И опять – ничего. Откидываю бесполезную книгу и открываю следующую. Покашливание раздается над головой, я даже вздрагиваю, поднимая взгляд. Поттер мнется в проходе, стискивая в пальцах потертый временем учебник. — Малфой, что ты делаешь? Вскидываю бровь и почти улыбаюсь от такой глупости. — Ищу. — Как? — Что «как»? Гриффиндорец передергивает плечом, вздыхает, морщит лоб и уточняет: — Как ищешь? О. О. О-о-о. — Тебе что, больше не у кого спросить, Поттер? Кидаешься в крайности. — А ты видишь здесь кого-то еще? — раздраженно уточняет он. Я обвожу библиотеку взглядом. Черт. Ну да. — Заклинанием поиска. Чаще появляйся на Чарах, Поттер, и не придется краснеть. Отворачиваюсь, вчитываясь в оглавление книги. Сопение Поттера никуда не исчезает. Через минуту сдаюсь: — Гоменум Ревелио знаешь? Он радостно кивает. — Вместо Гоменум вставь название того, что ищешь. Я слишком добрый сегодня. Рождественское настроение, куда деваться. — Спасибо. Но его не было на Чарах. Гермиона тогда знала бы. — Она магла, — говорю я, констатируя факт. Поттер сразу взрывается. — И что? Она не становится худшей волшебницей, она колдует даже лучше тебя! — Да наплевать. Просто я вырос с этими заклинаниями, так я находил себе интересные книги, — пожимаю плечами. — Да и ты должен знать. — Я уж точно не знаю, — пасует он, уходя. Я забыл. Настолько был поглощен обидой на все вокруг и самого себя, что запамятовал о существовании Поттера. Что-то новое. В моём представлении Герой Магической Британии не живет с полоумными маглами. — Извини, — говорю и отворачиваюсь. За спиной раздается грохот. Несколько томов ударяют по затылку, вскакиваю, прикрываясь чарами. — Что за… Стеллаж опасно накренился, увесистые книги слетают с насиженных мест. Руками упираюсь в падающий шкаф. Поттер ошарашено смотрит на меня, почти рычу на него: — Помоги! Он встрепенулся, потянувшись к полкам с другой стороны. Вместе ставим стеллаж обратно. От тяжести дрожат руки, на ладонях остатки вековой пыли. — Ты настоящий ребенок, Поттер, — шиплю я на него, потирая ушибленное плечо. — Только у тебя в таком возрасте взрывы неконтролируемой магии. — Молодые люди! — раздается крик мадам Пинс. — Мы все починим, — оправдывается Поттер, начиная собирать с пола книги. У некоторых выпали листы, надорваны форзацы, сбиты края. — Не сомневаюсь, — библиотекарь обводит нас взглядом из-под очков. — Я к вашим деканам. Только сдвиньтесь с места – наказание увеличится в десятки раз! Еще раз посмотрев на нас с самым устрашающим видом, выходит из библиотеки. — Я удивился, — говорит Поттер, поднимая собранную стопку книг на стол. С языка так и хочет сорваться очередная колкость, пока я не понимаю, о чем он. У меня точно праздничное сумасшествие, раз я извиняюсь перед Поттером. — Сам испугался, — бурчу в ответ, и получаю кривую ухмылку. Мы в полной тишине собираем книги. Слишком большой объем ремонтных работ. При учете того, что их нельзя чинить магически. Мадам Пинс замирает над нами, с болью на лице рассматривая рассыпанные листы сборника по защите. — Ваших деканов нет на месте, — говорит она, Поттер заметно напрягается. — Директора тоже. Мне придется самой определить размер вашего наказания. Вздыхаю. Мы останемся здесь жить. — Ладно, — она взмахивает палочкой, призывая магический скотч и клей со своего стола. — Пока не закончите, не выйдите отсюда. Дверь откроется, когда все эти книги будут целы. Из меня вырывается стон разочарования. — Удачи, мальчики, — плотоядно улыбнувшись, мадам Пинс зачаровала выход и скрылась у себя. — Едрить-колотить. Сажусь на пол, хватаясь за голову. Почти смеюсь от смущенного лица грифа. — Ненавижу тебя, Поттер. Не-на-ви-жу. * * * За окном метель, хлещет комьями снега по окну, со свистом врывается в распахнутое окно, мелкой россыпью снега кружась в воздухе. Матерюсь и в очередной раз захлопываю окно, которое не поддается магии. На фоне черного неба танцуют в бешеном ритме снежинки. Среди бесконечного снега чернеют стволы огромных деревьев, слабо мерцает огонек. За спиной раздается шелест. Вздыхаю и возвращаюсь к совместной работе. У Поттера кривые руки. Как он с такой плохой моторикой умудряется только снитч ловить. Пытаясь склеить потрепанный лист волшебным скотчем – надрывает его в новом месте. После очередного провала отобрал у него все книги с порванными листами и всучил ремонт переплета. Так лучше, сидит, шьет, как заправская швея у мадам Малкин. Даже кончик языка прикусил от натуги. Мотаю головой, возвращаясь к работе. Аккуратно разглаживаю листки, покрывая тонким слоем клея оторванный форзац, прижимаю к твердой обложке, разглаживая пузырьки воздуха. — Что ты искал? — нарушает тишину Поттер. — Ничего, — бурчу ему, разглядывая на свет несчастный листок. Откуда он тут? Поттер молчит, я решаюсь спросить: — А ты? Я в библиотеке частый гость, в отличие от грифа. Но судьба была ко мне благосклонна и не сталкивала нас в этой комнате знаний. — Ничего, — неудачно копирует мой ответ и протягивает готовый учебник. Проверяю повреждения, помимо треснувших, от старости и падения, нитей в переплете. — Мне нужна информация о родовом Непреложном обете, — говорю в никуда, склеивая очередную рукопись. — А в чем разница? — При невыполнении обета маг не просто умирает. Пропадает его энергия, сама магия Рода отказывается от него… Между бровей Поттера залегла глубокая складка, он чешет нос и поднимает на меня взгляд. Тяжело вздыхаю: — Энергия волшебника не умирает. Она переходит к наследникам Рода. Обычно. — Реинкарнация? — В каком-то смысле, — одобряюще ухмыляюсь. — Энергия это не душа, как принято думать. Просто часть наследия, чем-то похожая на память крови, но не в прямом смысле. Кроме потери энергии, которая может существовать в других магах, теряется сама память. Маг, не выполнивший родовой обет, исчезает с Древа, никаких трудов, никаких портретов. Иногда магия родового мэнора может даже заставить исчезнуть комнаты неудавшегося наследника рода. Да, Поттер. Вот такая у меня перспектива – кануть в небытие. — А зачем тебе знать о нем? — Для одного… друга, — отрезаю я, возвращаясь к работе. — Но… Ведь можно убить всех, принадлежащих Роду, и получить всю энергию, — Поттер делает вид, что размышляет вслух. — Лорд тоже так думал, — бросаю я, — когда убивал своих родных. Это не поможет, вся энергия не может принадлежать одному человеку, она со временем… меняет место. Бросает род. От этого рождаются сквибы, чаще всего. Несколько веков назад вымерло очень много чистокровных семей. Они вырезали друг друга, надеясь остаться последним. И только этот самый последний мог рассказать миру, что это глупый миф. Не все прислушивались, — я пожимаю плечами. — Малфой. — Что? — Во-первых, ты охрененно умный. Я давлюсь воздухом от такого «охрененного» комплимента. Едва совладав с голосом, отвечаю: — Это я еще не начал рассказывать, отчего исчезли древние фамилии, вроде Гриффиндора или Слизерина. Поттер отрицательно машет головой. — Воздержись, — кривит губы в улыбке. — Не порть наш самый длинный разговор за последние шесть лет. Киваю, пытаясь скрыть предательскую усмешку. Метку невыносимо жжет, хватаюсь за предплечье под столом и незаметно закатываю рукав. Татуировка воспалилась и налилась кровью. Черт, как же вовремя. Бросаюсь к двери, остервенело дергаю за ручки, Алохомора не берет. Поттер уже спешит ко мне с взволнованным видом. — Ты чего? — Не обессудь, Поттер, — успеваю брякнуть я, и аппарирую. Опаздываю на собственную казнь.