Я - Никто

I'm searching no more for tomorrow I reach for the skies while I can. (c)Within Temptation

— Береги себя, — тихо шепчу я, но голос дрожит и срывается на сип, и тяжелая судорога перехватывает горло, не давая дышать. Он ласково проводит по моему лицу самыми кончиками пальцев, будто старается запомнить каждую черточку, каждую линию. Легко гладит по волосам, поправляя выбившиеся из небрежно затянутой косы прядки. — Я вернусь, — взгляд глаза в глаза, и он полон такой нежности, что сердце щемит и в голос воет от боли, а я сжимаю кулаки так сильно, что ногти до крови впиваются в ладони. Хватаю его за рукав, не давая и шагу ступить, боясь, что он сейчас оттолкнет и укоризненно покачает головой, но он лишь обнимает меня, притягивает к груди, в которой сердце стучит как сумасшедшее. Отпускает и, тряхнув гривой светлых волос, стягивает с одной из кос серебряную бусину, отдает её мне, осторожно накрывая мою руку своей. Брат стоит рядом, по его лицу блуждает странная, немного будто нездешняя улыбка, а пальцы нетерпеливо перебирают жесткую щетину оперенья стрелы, вытянутой из колчана. Я стараюсь держаться, стараюсь сдержать рвущийся наружу крик и разжимаю руку, отпуская рукав. Он улыбается мне и, подмигнув брату, направляется к выходу. Темноволосый, глаза которого легко и озорно сверкают, следует за ним. И только гулкие коридоры запомнят эхо их шагов. Я — никто. Всего лишь жалкая крупица чужого мира, чуждой жизни, обреченная только наблюдать. Неспособная изменить то, что предначертано, что свершилось много лет назад и сейчас лишь движется по кругу, замыкая его вновь и вновь. И только холод, ледяной холод такой тяжелой серебряной бусины давит на грудь, оставляя измученной душе лишь воспоминания. Осколки образов впиваются в душу, сжимая средоточие жизни в стальных объятиях смертного холода, когда передо мной вновь и вновь возникает из омута памяти его умиротворенное лицо: закрытые глаза, навеки слепые; плотно сжатые губы, сквозь которые ему больше не сделать вдох. И рвется последняя нить, держащая чуждое этому миру сознание здесь. Я больше не хочу противиться зову, который подхватывает меня и уносит прочь, оставляя мне лишь горечь, тягучую боль и пустоту, которую отныне не заполнить ничем. Сегодня я впервые за два месяца выхожу из дома. Только мой мир больше не имеет красок, подернувшись туманной пеленой, сквозь которую не пробьется даже яркое солнце, совсем по-весеннему светящее на улице. И в левой руке намертво зажата серебряная бусина. — Получай! — звонкий голос и громкий хохот будто бьют в самую душу, и сердце пропускает удар. Темноволосый парень отряхивает перчатки от снега и весело скалится, глядя, как его брат трясет головой, сбрасывая остатки снежка с гривы светлых волос, и глаза озорно поблескивают. Я стою молча, задыхаясь от вихря, бушующего внутри меня, потом делаю шаг. Они одновременно замечают меня. Светловолосый смотрит чуть недоверчиво, но в глазах на мгновение проскальзывает узнавание, а младший чуть хмурится, вспоминая. — Фил! — она появляется внезапно, счастливо и радостно смеясь, обнимает старшего брата. Она — красавица. Разве может быть иначе? Он вздрагивает и поворачивается, подхватывая ее за талию и кружа в воздухе. Темноволосый бросает последний взгляд на меня, и я исчезаю для них. Не будет сказки о бродяжке, превратившейся в принцессу. Не будут петь менестрели о той, кто спасла своего возлюбленного и изменила предначертанную судьбу мира. Я — никто. Словно во сне, я опускаю тяжелые от замерзших слез ресницы, разжимая кулак. Серебряная бусина, прощально проведя отразившимся от граней солнечным лучиком по лицу, становится всё легче, темнеет и съёживается, распадаясь невесомым прахом, и легкий порыв ветра играючи подхватывает серую пыль…