Во власти Тривии.

Тонкие, чуть дрожащие, пальцы достают из плотно стянутых в пучок волос золотистую шпильку, и локоны рассыпаются по обнажённым плечам, щекоча кожу. Она стоит перед зеркалом, окружённая своими Венерами, чьи руки беззастенчиво касаются её тела. Чужая рука скользит по животу, втирая масло, и Юнона, чьё лицо уже скрывает маска, резко хватает холодную ладонь, отдёргивая от себя. Слишком много масла, слишком приторный запах ладана и шафрана с примесью высушенных цветов. Он свербит в носу, опутывая её тело. Он давит на сознание, рождая ядовитый образы той, что каждый раз снимает с неё маску, обезличивая, стирая из реальности. Он рождает скорбь, и Юнона скорбит по Эмме, которая прахом оседает на ладонях неистовой Тривии. Светловолосое божество еле заметно морщится при мысли об этой женщине, и разводит руки, чтобы богини любви скрыли её грудь повязкой из белой ткани. Золотая кайма переливается на молочной коже. Сегодня на ней не будет украшений. Юнона смотрит на своё отражение на фоне залы, не тронутой ни временем, ни реальностью, существующей вне этих стен. Она ненавидит это место и это ложе, хранящее тайну порока, она ненавидит эту колыбель, качающую богов в грехе. В серых глазах горит ненависть и жажда. В серых глазах горит боль. А ладонь сжимает стеклянную амфору, и богиня почти чувствует, как внутри сосуда переливается серебристая жидкость. Женщина тянется к постаменту с широкой вазой, где лежат фрукты. Виноградная гроздь приятна ладони, гладкость ягод наводит на мысль о совершенстве. Юнона с силой кусает нижнюю губу, чувствуя приближение встречи, чья фатальность расколет этот дом как ореховую скорлупу. Юнона сжимает ладонь, пуская виноградную кровь. Она чувствует терпкий сладковатый запах, ударяющий по обонянию. Сок струится по руке, и женщина наблюдает за алой слезой, а после переводит взгляд на своё отражение, презрительно кривя губы. Венеры молча стирают липкий сок, забирая из всё ещё сжатой ладони кисть винограда. Юнона чуть взмахивает рукой, давая понять, что девушки должны уйти. Она остаётся одна, не в силах смотреть на себя. Мать Богов наполняет серебряные кубки вином, вдыхая дурманящий запах, а после идёт к окну. Воздух почти холодный, но ей нравится этот контраст с тёплой и мягкой атмосферой залы, источающей греховный смог. Царица богов ждёт, когда мрак разольётся у её ног, облизывая ступни. Сегодня всё будет иначе. Острее и болезненнее. Сегодня они сгорят. Она ступает мягко, взглядом скользя по золотистым стенам и великолепной лепнине, украшающей этот длинный коридор, ведущий её к порочному наслаждению. Трещины расходятся причудливыми изломами под её ногами, Тривия дышит свободно, охваченная страстью и предвкушением. Тривия жаждет свергнуть Мать Богов, наполнив её отныне бесплодное чрево своим именем. Тривия жаждет Юнону. Она толкает двери, проходя внутрь и идя через воду, ласкающую кожу ног прохладой. Юнона стоит у окна, и ветер доносит до Тривии запах отчаяния, очернённого сладким развратом, которого так жаждет божество. Юнона поворачивается, с яростью глядя на вошедшую, чей величественный вид заставляет желать лишь одного – разорвать эту женщину, чтобы чувствовать, как её кровь омывает руки, сжимающие сердце богини мрака. Невыносимая жажда плоти терзает отрёкшуюся богиню, не давая дышать. Звериное желание охватывает каждую клеточку существа Юноны, которая направляется к улыбающейся Тривии. Фрески расщепляются, изъеденные расколами, будто под тяжёлыми ударами молота. Этот звук наполняет коридоры и залы, заглушая звуки утех. Он проникает всюду, предвещая крах. Руки беззастенчиво скользят по плечам и шее, по ложбинке и животу. Юнона чувствует запах этой женщины, её чёрной сути, набивающей вены ртутью. Она чувствует, как густой и насыщенный запах амбры, в сердцевине сандала, смешанного с горьким цитрусом, распадается внутри неё, въедаясь в стенки сосудов. Тонкие пальцы чуть сжимают пояс набедренной повязки, забираясь подушечками под ткань и оттягивая. Юнона пристально смотрит в темнеющий янтарь, видя, как внутри него плещется звериное желание и неистовое безумие, окаймляющее порочное божество. Юнона чувствует, как эти путы проникают под кожу, срастаясь с ней. Юнона дёргает ткань, разрывая её и освобождая обнажённые бёдра Тривии, которая с восторгом ждёт следующих действий. Колонны покрываются трещинами, опасно кренясь вбок. Обломки падают на пол, оставляя впадины, скульптуры обрушаются, теряя свою целостность и красоту среди каменной плоти. Страшный грохот расходится по всему дому греха, угрожающе нависая над богами. Юнона целует Тривию в губы, выдыхая стон наслаждения. Юнона сходит с ума, касаясь языка темноволосой богини. Поцелуй становится жадным и агрессивным. Царица богов кусает нижнюю губу Тривии до крови, чувствуя медный привкус и отстраняясь, чтобы посмотреть в карие глаза. А после опустить взгляд на выступившую кровь. Богиня мрака улыбается, касаясь губы, стирая кровь и проводя языком по пальцу. Юнона заворожённо наблюдает, а после снова целует, толкая женщину к кровати. Тривия освобождает белокурое божество от ненужной ткани, проводя ладонями вдоль спины и прижимая женщину к себе. Прикосновения доводят до исступления, и Юноне хочется, чтобы это не заканчивалось. Нужно больше, сильнее, чтобы до боли. Поцелуи обжигают, заставляя кровь кипеть. Ощущение обнажённого тела под собой сводит с ума, призывая ласкать настойчивее, граничить с болью. Стоны разбиваются о стены. А стены покрываются трещинами и дрожат с каждым выдохом. Потолок обсыпается на обнажённые тела, грозя обрушиться на порочный кокон страсти, что плетут боги, забывшие свою смертную суть. Юнона целует вздымающийся живот порочной женщины, видя, как та запрокидывает голову в предвкушении. Царица богов целует разведённые бёдра, а после проводит языком по влажной плоти, слыша шипение, сорвавшееся с полных губ. Тривия извивается от каждого прикосновения, задыхаясь в своей жажде. Тривия готова кричать имя Юноны, признавая её власть, но лишь сильнее кусает губу, когда волна наслаждения расходится по всему телу. Стены крушатся, осыпаясь камнями на пол. Дом умирает, будто поражённый неизлечимой болезнью. Касаться Тривии – быть проклятой сотни раз. Целовать Тривию – умирать и возрождаться снова. Юноне не искупить своих грехов и не избавиться от власти проклятой богини, чьи губы клеймят кожу. Её запах не смыть с тела и не выжечь огнём. И плоть болит её руками. Юнона запускает пальцы в чёрные пряди, целуя женщину за ухом и чувствуя сладкий запах влажных волос. Юнона молчит, когда ласки Тривии переполняют её нутро. Юнона молчит, чтобы не кричать о своей болезни, отравившей её плоть и сознание. Это не любовь. Это лихорадка. Они долго молчат, глядя друг на друга. Тривия пытается снять маску, но Юнона уклоняется, замечая удивление и недовольство в глазах темноволосой богини. Она тянется к тумбе, где стоят кубки с вином, передавая один Тривии, которая делает глоток божественного нектара. Юнона выдыхает перед тем, как сделать глоток. – Это был последний раз, – она говорит едва различимо, но уверенно, на что Тривия смеётся. – Ты не сможешь, – она встаёт с постели, подходя к зеркалу, отражающему их порочное ложе. – Не смогу, – Юнона встаёт следом, ставя пустой бокал на тумбу. Она подходит ближе, но останавливается позади, – нам не придётся, – она говорит это с дрожью в голосе. Её взгляд безумен, и Тривия не понимает, что та пытается сказать, но лишь до тех пор, пока не чувствует, как что-то поднимается изнутри, сковывая и заставляя цепенеть. Женщина разворачивается, с ужасом глядя на царицу богов, источающую безысходность, которая, словно змея, подбирается к Тривии, чтобы ужалить. Богиня мрака падает на пол, выпуская кубок из безвольной руки. Юнона опускается рядом, бережно снимая маску с лица угасающей Регины. Вино окропляет развалины величия и порока. Юнона снимает маску, касаясь лица Регины пальцами. Эмма наклоняется, чтобы оставить поцелуй на бледных губах, и ложится рядом, обнимая безвольное тело Королевы, у которой еще остаются силы на: – Ненавижу. Они засыпают на обломках колыбели разврата, погребая свою греховную страсть в руинах мёртвого дома.