Картина маслом

О том, что Лео любит рисовать и, мало того, умеет - никто из братьев не знал. Но, получая из рук Эйприл коробку с красками и кистями, Раф серьёзно об этом задумался. Он не обращал внимания на то, чем любит заниматься его старший брат, и не мог он представить одного из сильнейших ниндзя сидящим за мольбертом и рисующим цветочки. Тем не менее, краски лидеру он отнёс. И сейчас, держа старшего за бедро, саеносец осторожно вводит в его анальное отверстие вторую кисть двенадцатого обхвата. Лео тихо стонет, краснея, и Раф не может понять, что именно заставляет его смущаться – стыд или удовольствие, - но в глубине себя он рад тому, что это именно он заставляет их Бесстрашного Лидера кусать губы и жмуриться, потому что концы ручек упираются прямо в чувствительную точку внутри. В комнате Лео пахнет масляными красками, растворителем и маслом. Раф действительно был поражён, когда увидел работы брата. И, нет, это были не цветочки, как того ожидал саеносец, морщась, а его портреты, написанные с разных ракурсов. Когда Лео только успел? Да ещё на таком большом холсте, чтобы Раф того не заметил? - Лео, да ты маньяк! – с усмешкой воскликнул он, задержав взгляд на картине, на которой он – Рафаэль – лежит в алой атласной ткани и, кажется, мирно спит, едва сжимая уголок подушки пальцами, и часть тонкого покрывала накрывает его ноги, но косточки видно так, что Раф волей-неволей, а объём чувствует, и дыхание задерживает неосознанно. - Ты меня с кем-то путаешь, - усмехается Леонардо, хитро смотря на брата, а потом Раф, широко ухмыльнувшись, заваливает его на пол и затыкает поцелуем, зная, что ругаться и кричать старший не будет всё равно – не в первый раз уже, и Раф не сделает ему больно. Раф, может, и больной немного, но вредить Лео он не собирается. Кисти входят легко и плавно, мягко растягивая стенки прямой кишки, и Раф, придерживая кончик самой толстой из кистей, медленно делает круговое движение – дразнит, заставляя тело мечника дрожать, плавясь. Рафаэль почти видит, как глаза старшего закатываются. Выдох рассказывает за Лео всё, что хочет слышать саеносец. Рафаэль оглядывается, находя взглядом стакан, в котором отдельно стоят тоненькие кисточки, видимо, для написания орнамента или особенно мелких деталей, выполнять которые нужно предельно аккуратно, так, чтобы не испортить. Лео удаётся это любыми кистями, но лучше – пальцами. Темперамент легко целует мечника в плечо, заставляя того вздрогнуть, и вводит несколько тонких кистей в проход, добавляя их к более толстым, и внимательно вслушивается в напряжённый вдох, который издаёт Лео. Обхватив все кисти рукой, он медленно их тянет обратно, после чего резко вводит вновь, заставляя спину брата выгнуться. Лео тихо стонет (скорее, звучно выдыхает), и его голос немного хрипит, и у Рафа мурашки по коже бегут, когда он слышит эти звуки. Он обхватывает кисти крепче, двигая рукой быстрее, и облизывает губы, наблюдая, как, сжимая пальцы в кулаки, Лео утыкается в собственные руки лбом, тихо постанывая от удовольствия, и его поза выражает некоторое смущение, робость, и Раф не понимает – как Лео может быть таким чистым после всего, что он с ним сделал? И ещё больше Раф не понимает, почему раньше не додумался до того, что Лео любит рисование, ведь он не раз замечал накрытый мольберт в его комнате. Лео никогда не говорил об этом. А Раф никогда не интересовался, полагая, что единственное, что интересует Лео – чистота духа и слух его тела. Рафаэль целует Лео в уголок губ, в немного покрасневшую щёку, в переносицу, в лоб, а потом, легко поцеловав губы брата, опускается на его шею. И там уже, вдыхая приторный запах самого близкого существа во Вселенной, позволяет себе оставлять следы, кусая и всасывая тонкую кожу нежно-зелёного цвета. Этот цвет – самый любимый для Рафа. Один из них. Лео громко коротко стонет, когда Раф резко дёргает рукой, тихо шипя. Грёбаная судорога могла причинить Лео боль, а этого Раф не хотел делать совершенно. Он обещал, обещал себе и обещал брату, что не причинит ему больше неприятных ощущений. Он осторожно смотрит в лицо лидера, смотрит на закушенную нижнюю губу, на изогнутые у переносицы брови, и по выражению лица понимает, что это не боль. - Проверим, сколько ещё в тебя влезет? – саеносец тихо смеётся, облизываясь, и медленно вводит ещё одну кисть, среднюю по обхвату. Всё это скопление деревянных ручек почти не помещается в его ладони, и Рафаэль немного поджимает губы, наблюдая за тем, как натягивается нежная кожа под возбуждённо дрожащим хвостом, как подрагивают влажные от пота бёдра его любимого старшего брата. И понимает, что никакие кисти не должны заменять его. Но в то же время Раф хочет довести свою пытку до конца. В конце концов, Лео должен попросить, как бы стыдно ему не было. - Мелкий засранец, - шипит лидер, неожиданно срываясь на гортанный стон, и Раф улыбается довольно, щуря изумрудные глаза. Да, определённо, стоит потерпеть. Ради этого точно стоит. Леонардо кусает губы, жмурит глаза и дрожит всем телом, ощущая палящее пламя внизу живота. Он чувствует скольжение кистей внутри, чувствует, насколько они гладкие, как растягивают его, как каждый миллиметр его тела принимает все их изгибы, и понимает, что это не то. Ему необходимо почувствовать Рафаэля, необходимо ощущать его внутри. И Леонардо даёт знать это, хватая Рафа за руку и резко дёргая на себя, и тот от неожиданности вынимает все кисти, что держит в своей руке, чтобы не покалечить. В любом случае, сделать это можно и голыми руками, разве нет? Нет, говорит себе Раф, только не Лео. Рафаэль смеётся, потирая пальцами основание чужого хвоста, и хитро щурится, сверкая глазами, когда Лео шипит что-то неразборчивое, прося сделать это уже. Он говорит, что не может ждать, и он говорит, что сейчас с ума сойдёт, и Раф знает, что ещё совсем чуть-чуть и он будет там же, где и сам Лео, если не сделает хоть что-нибудь. Собственное возбуждение приносит неприятные ощущения, если его не замечать. Раф не думает о растяжке, зная, что она не требуется сейчас. И он легко входит в дрожащее тело старшего брата, прислоняясь к его панцирю своим пластроном, чувствуя приятную прохладу. И это хорошо, потому что Лео горячий везде, и Рафу тоже жарко, и он, в принципе, вполне готов и сгореть, но не сейчас, пожалуйста. У них есть парочка дел, а у Рафа, например, ещё несколько восхитительных идей, о которых он просто забудет до следующей жизни, пока его жалкая душонка будет жариться в Адовом пекле. Лео призывно стонет, показывая, что ему хорошо, и приподнимается на руках, подаваясь немного назад, ближе к Рафу, потому что ему необходимо это сейчас, потому что это нужно ему. И он знает точно, что Раф даст ему, потому что он тоже хочет этого. Рафаэль перехватывает бёдра лидера так, чтобы им обоим было удобно, и делает пару пробных толчков, пробуя готовность Лео, хотя он и не сомневается в ней. Но лишний раз подразнить хотелось всё равно. Лео потом будет весело злиться, и от него будет интересно убегать, потому что Майки сочтёт это игрой и отвлечёт старшего на себя, и этого времени Рафу вполне хватит, чтобы закрыться в своей комнате. Правда, в этом нет никакого смысла, потому что у Лео есть ключи от его двери, а так же он легко сможет вскрыть её и своим клинком. Саеносец нагибается немного вперёд, одну руку перекладывая на плечо брата, а другую на его панцирь, и совершает целенаправленную атаку на голый комок нервов где-то внутри лидера, заставляя Лео буквально взвыть от кислотных импульсов, что будут проноситься по его телу, зажигая огни повсюду. Это очередная взлётная полоса для него. Рафаэлю трудно держаться всё время в одном и том же ритме, но он не хочет замедляться, ему нужно слышать стоны, которые производит его брат, и он будет вырывать их снова и снова, потому что у него голова кружится. У Лео прекрасный голос, и лучше бы он пел, а не рисовал, но Раф даже думать не хочет об этом. Потому что в таком случае у лидера было бы преимущество. Рафаэль не даёт Лео сделать нормальный вдох, и, если разобраться, Лео не дышит вовсе – стоит ему вдохнуть, как тут же кислород тратится на целую кучу восхитительных, по мнению саеносца, стонов и всхлипов. Лео, тем не менее, не против головокружения, из-за которого он не чувствует своих коленей и локтей, сконцентрировавшись только на ощущениях внутри. И он подмахивает движениям Рафа, желая ощутить его как можно больше. И стонет громко от неожиданности, когда толчки темперамента становятся медленными, более плавными, почти аккуратными, а к плечам и шее прикасается его горячий язык. Язык у Рафа шершавый, почти как у кота, и кожа Лео горит в тех местах, где он касается его. И этого вполне хватает, чтобы, стиснув зубы, кончить, крепко сжав внутри себя горячее естество саеносца. Раф над ухом Лео тихо стонет, закрыв глаза (Лео-то знает, насколько красивым темперамент выглядит в такие моменты, он знает почти всё о Рафаэле), двигается чуть быстрее, а потом шипит, оскалившись, изливаясь на панцирь и бёдра брата. И Лео позволяет ему навалиться на себя, чтобы перевести дыхание. Рафаэль тяжёлый, но эта тяжесть приятная, и это почти единственная причина, по которой Лео не гонит его и не сваливает рядом с собой. Просто кожа у темперамента горячая, словно он в лихорадке, влажная, как у самого Лео, и так вообще теплее, так в каком-то роде уютнее. - Что ты там говорил? – щурясь уже опасно, спрашивает Лео, когда ему хватает сил пошевелить руками и ногами. Сердце ещё не успокоилось, но мысли, по крайней мере, в минимальном порядке. Рафаэль лишь смеётся, понимая, что ему сейчас не поздоровится, но не поднимается с Лео, давая ясно понять, что тому придётся подождать. - Расслабься, бро, - голос у темперамента хриплый, и кожа у Лео покрывается едва заметными мурашками от этого. Но ему нужно проучить наглеца в алой маске, потому что сам Лео точно не додумался бы использовать кисти не по назначению. Стоит сказать Рафу спасибо. Но попозже. - Конечно, - мирно отзывается лидер, и резко переворачивается, подминая братца под себя, фиксируя его руки чужими клинками-сай над головой. И почти плотоядно улыбается, облизываясь, наблюдая за тем, как на лице темперамента вырисовывается настороженность. Лео проводит тыльной стороной всё ещё немного дрожащей ладони по слегка румяной щеке Рафаэля, и этот жест почти нежный, и добавляет, едва не мурлыча: - Только сначала проверю, сколько предметов влезет в тебя. Ты же не против? - Лео, панцирь тебя подери! Не смешно! – Рафаэль дёргается, отворачиваясь, и Лео только улыбается, зная, что тому не выбраться. Пока что он в его власти, и отпускать его лидер не намерен точно. Старший из братьев демонстративно берёт в руку толстую кисть пятнадцатого обхвата и ведёт по ней краем языка, смотря в изумрудные глаза саеносца, замершего под ним. Он проводит концом ручки по щеке медленно, дразня, и улыбка его похожа на улыбку самого Дьявола-искусителя. И Раф не способен отвести от неё взгляда, потому что… потому что это Лео, в конце концов. - Вижу, ты не особо против, - лидер улыбается шире, довольный тем, что саеносец не дёргается. Меньше проблем, тем лучше. Лео легко целует брата в губы, и это чем-то похоже на тот детский поцелуй, которыми они часто одаривали отца, прощаясь с ним или желая что-нибудь на тот или иной праздник. И это действует лучше, чем все слова и все ласки, которые он мог бы применить. Лео знает о Рафе намного больше, чем думает. И пользуется имеющимися знаниями, играя почти грязно. - Картина маслом! – восклицает он, и, приложив палец свободной руки к губам, как бы показывая тому молчать, подмигивает ему одним глазом и вводит в темперамента кисть.