***
Ночью Карин не спится. Не хватает воздуха. Она выходит на балкон. Дышит жадно. Совсем, как тот парень в дождливом Санрено, прежде чем она прострелила ему голову. Карин крепко зажмуривается, пытаясь прогнать неприятное видение. Он сам виноват. Или его родители… Точно неизвестно. Пока неизвестно. Наука всё исправит. Карин это уже не оправдает — ну и наплевать.***
Они уезжают из города, прежде чем первый луч солнца достигает земли. Начинается лето, и Карин думает, что, возможно, это к лучшему. Лето наполнено воспоминаниями. — Как ты в это влипла, Карин? — спрашивает Джон, будто чувствуя, что ей нужно поделиться с кем-то всем, что так давит на неё в последнее время, не давая свободно дышать. — Иди к чёрту, — отзывается она. Карин не любит душевных разговоров.***
В отеле они расстилают на столе карту, и Джон вычёркивает очищенные города. Его рука едва заметно дрожит. Это наводит на размышления. — Возможно, тут целая банда, — замечает Карин, заряжая пистолет, — ты со мной, Джон? — Как я могу оставить тебя одну? В голосе Джона почти обречённость.***
Они проводят в засаде восемь или девять часов. Джон наблюдает за тем, как неспешно плывут по небу белые облака. Облака счастливее людей: у них нет принципов и законов. Карин бьёт его по плечу, когда один из них наконец-то высовывается. — Всё-таки не ошиблись, — говорит Джон скорее самому себе, чем напарнице и следует за ней в серый дом без дверей и окон. Теперь они знают, как туда войти.***
Джон оглядывает комнату, когда на него нападают сзади. За последнее время преследуемые значительно озлобились. Хотя, если верить политикам и учёным, они всегда такими были. Высокий рыжий детина пытается задушить Джона, но тут же оседает на пол, безвольно дёргаясь. Карин никогда не промахивается. Всего врагов четверо, Карин прекрасно видит их, пусть они и пытаются спрятаться. Последний из преследуемых умирает через десять минут. Джон и Карин — отличная команда.***
Карин глушит виски в ближайшем баре. Джон не может винить её за это. Он бы с удовольствием присоединился, вот только нужно сделать ещё кое-что… Расспросить людей. На всякий случай. — Я знаю, что здесь у них был один дом, — говорит он седому джентльмену в чёрных очках, — но, возможно, мы что-то упустили… — О чём вы? Джон удивлён. До этого его всегда понимали с первого раза. Возможно, джентльмен глух? — Я спрашиваю вас о них. — О ком? Что-то случилось с кем-то из ваших знакомых? — в голосе старика неподдельное участие, и Джону становится смешно. Этот человек действительно ничего не знает? Неужели такое возможно? — Осенние дети… Рыжие. С зелёными глазами. Я о них говорю, — уточняет парень, надеясь на понимание, но джентльмен только улыбается: — Рыжие и зеленоглазые при том, наверное, это очень красиво. — Вы не следите за новостями? — почти кричит Джон. Этот выпавший из реальности человек начинает его раздражать. — Не слежу. У меня и без них всё хорошо, — потом, оправдываясь, добавляет. — Я приезжий. Джон вздыхает. Всё это очень странно. — Не понимаю, как можно не знать о чистке. Они опасны эти люди… понимаете? — Джон смотрит старику прямо в глаза, — в их генах — мутация. Они больны, но не хотят признавать этого. Человечество под угрозой. Старик в ответ как-то неприятно кривится: — А что вы сами думаете по этому поводу? — Да, иди ты к чёрту! — не выдерживает Джон и, отвернувшись от странного старикашки, почти бежит к бару. Нельзя задавать людям такие вопросы. И как же Джону тошно.***
Рюмка горьковатой золотистой жидкости помогает Джону прийти в себя. — Представляешь, Карин, я встретил человека, который ничего не знает об осенних детях. Говорит, что он приезжий. — И что же? — она уже изрядно пьяна и смотрит на напарника слегка расфокусированным взглядом. Джон вздыхает и тянется к бутылке: — Он намного счастливее нас. Карин ухмыляется, проводит рукой по каштановым волосам парня: — А знаешь, Джон, мне всегда так приятно, когда кто-то говорит, что мы подходим друг другу… Джон смотрит на неё с недоумением. Целует Карин в лоб и произносит с неожиданной нежностью: — И мне приятно, Карин. Он провожает её до номера и сидит рядом, пока девушка не закрывает глаза. Джон бы остался с ней до утра, но у него сегодня есть ещё одно важное дело.***
Карин просыпается через несколько часов. Туман в голове постепенно тает. Она пытается вспомнить, что именно сказала Джону, когда он пришёл в бар. Наверняка, что-то донельзя сентиментальное. Это ужасно. Карин встаёт с постели. Смотрит на циферблат электронных часов. Полвторого ночи. Джон ложится не раньше трёх. Можно зайти и извиниться. Карин собирает волосы в хвост. По привычке закрепляет на поясе пистолет. Им с Джоном всегда нужно быть начеку.***
Она поднимается по лестнице, стучится в дверь гостиничного номера. Джон не открывает, и Карин начинает нервничать. У них уговор — никуда не выходить по ночам, не предупредив другого. Возможно, что-то случилось. Карин наудачу вставляет свой ключ в замочную скважину. Он легко проворачивается. Девушка довольна: не пришлось ломать дверь. Она проходит. В спальне никого нет, а вот в ванной горит свет. Дверь приоткрыта. Карин стучится, но ей не отвечают. Немного подумав, дёргает на себя алюминиевую ручку. Джон сидит спиной к ней. Он в наушниках. Карин хочет выдернуть одну из затычек и отчитать его за небрежность, но вдруг замечает бутылёк. — Краска, — произносит Карин вслух. Джон оборачивается. Глаза у него зелёные. Карин закусывает губу и, подчиняясь рефлексу, хватается пистолет. Он не пытается оправдаться. Она никогда не промахивается.***
Карин поднимает тело парня за волосы. Кровь сделала их тёмно-красными. Карин вытирает руки и спускается к себе в номер. Подходит к зеркалу. Всё оказалось сложнее, чем она думала. Карин снимает линзы и тут же отводит взгляд от собственного — зелёноглазого — отражения. Достаёт карту. Руки слегка дрожат, и она делает глубокий вдох, заправляя за ухо тёмно-синий локон. Смотрит на линии и точки. Следующая цель — всего в двух днях пути. Карин садится на кровать и прикрывает глаза. В Беркли её уже ждут другие осенние дети.