ID работы: 1633060

Следы на песке

Гет
G
Завершён
32
автор
Размер:
7 страниц, 1 часть
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
32 Нравится 16 Отзывы 8 В сборник Скачать

Следы на песке

Настройки текста
      Он почти плакал, когда его, расплывшегося в кресле-каталке, подвезли к ней. Ее новый кузов блестел, мотор гудел тихо и ровно, а шипованная резина шин так и просилась на магистраль.       — Мистер Чеховски, будете забирать машину сейчас? — спросили у него, а он посмотрел на работника сервиса и недоуменно кивнул. Как можно оставить на лишнюю минуту то, что дает тебе полноценную жизнь?       — Помогите мне пересесть, — только попросил он. Его сопровождающий без лишних слов нажал пару кнопок на передвижной панели, и два манипулятора ловко, но аккуратно подхватили Чеховски под руки.       Он никогда не был силен в ходьбе. Друзья из клуба нумизматов всегда удивлялись — он выглядел достаточно подтянутым, но относился презрительно к диетам и ни разу в жизни не расстался с автомобилем. Он ценил машину дороже, чем всю свою коллекцию монет, и не понимал, как можно променять скорость и комфорт четырех колес на две медлительные конечности. Многие были с ним солидарны — это их усилиями мир, приспособленный всегда для двуногих, стал равно приспособлен для четырехколесных.       Два шага от одного кресла до другого дались Чеховски с невообразимым трудом. Когда он опустился на такое привычное сидение, пот залил спину и лоб, хотелось скорее включить кондиционер.       — Мистер Чеховски, обязательно позвоните, если возникнут неполадки, — стандартно предупредили его. — Иначе двигатель может снова загореться.       — Обязательно, — прошептал он, гладя руль.       Вжать сцепление в пол, первая передача. Это еще одно отличие его автомобиля от всех остальных — Чеховски ненавидел популярные нынче автомобили с автоматической коробкой передач.       Услышать, как внизу сыто урчит мотор. Медленно-медленно колонны, электронные табло и панели проплывали мимо, он снова знакомился с машиной, вспоминал ее после трех мучительных недель в кресле-каталке.       Чеховски вышел из восторженного оцепенения в двух кварталах от сервис-центра. Посмотрел на приборы. Бак — под завязку, температура в норме. А что там у нас?..       Он запоздало подключил к уже зажившей вене систему искусственной фильтрации крови — его собственные почки давно стали сродни балласту в организме, работая только тогда, когда предписания врачей не оставляли Чеховски другого выхода.       Пульс — девяносто, указатель ползет из желтой области в оранжевую. Даже приятные эмоции вредны его сердцу. Давление сто тридцать на восемьдесят. В пределах нормы, но хотелось бы поменьше.       Как по заказу из-под кресла вынырнул суставчатый манипулятор-шприц. Одна инъекция, и сутки можно ни о чем не беспокоиться.       Температура тела в норме, утомления нет, а вот уровень глюкозы в крови оставляет желать лучшего — самое время для пары сэндвичей и чая.       На магистрали за жилыми кварталами он перешел на пятую передачу. Снаружи мелькали рекламные щиты, заправки с цветастыми вывесками, свистел ветер, гоняя газеты и пищевые обертки по асфальтовым площадкам, а в салоне — ровные плюс двадцать один, тихо, спокойно.       Низко вдоль магистрали на небольшой скорости шла платформа. Чеховски даже казалось, что он видит головы ее пассажиров, выглядывающих за невысокие борта. Ему иногда становилось жаль этих несчастных, не способных по каким-то причинам преодолеть несколько километров между районами на собственном автомобиле и вынужденных пользоваться ногами и креслами-каталками вкупе с общественным транспортом. Таких «пешеходов», как называли их раньше, было немного, но искоренить их совсем правительству пока не удавалось.       Когда по сторонам магистрали вместо ровных площадок появились щиты отбойников, Чеховски неохотно переключился на третью передачу. Хотелось лететь, чувствовать скорость, слышать ровный гул мотора и шипение кондиционера, но городские правила требовали безоговорочного подчинения под страхом лишения прав на автомобиль. Для Чеховски это стало бы смертью.       Впереди и чуть сбоку села платформа — там за домами скрывалась посадочная площадка и парк воздушных такси. В небо взмыл зеленый сигнальный огонь — разрешение на старт, а следом понеслась узкая, как стрела, ракета.       Город жил неторопливой полуденной жизнью. У универмага на светофоре Чеховски встал в обычную здесь пробку, еще три минуты потерял рядом с космодромом, пропуская колонну техники. Похоже, очередной рейс на Луну был не за горами.       Перед пунктом раздачи в его любимом кафе стояло всего две машины. Такие короткие очереди в обед — редкость, значит, горожане вновь в космопорте, на показательном запуске какого-нибудь технического чуда.       Чеховски не успел толком рассмотреть специальное меню, поэтому сделал свой обычный заказ — сэндвичи с говядиной и чай. Говядина оказалась на удивление свежей, чай — горячим, и Чеховски окончательно уверился в том, что сегодня фортуна на его стороне. Оставалось только заехать в офис, принять отчет, а потом – на весь вечер в клуб к старым друзьям, табаку и картам. Он давно привык проводить свои вечера именно так — спокойно, степенно. Суета вызывала у него мигрень.       — Влад, это ведь ты?!       Из приятных обеденных размышлений его нагло вырвал высокий женский голос. Чеховски нехотя открыл глаза и повернулся к окну, пытаясь хотя бы для виду улыбнуться. Его, важного человека на серьезном посту, и вдруг по имени? Он уже забыл, когда мог позволить себе такую фамильярность.       Она стояла — стояла! На ногах! — рядом с его машиной, склонившись к окошку. Он узнал ее почти сразу, хотя она сильно похудела и выглядела болезненно. Галина... не то Стей, не то Стай. Он уже не мог вспомнить. Но ее лицо всплыло в памяти мгновенно.       Тем летним утром он прочно увяз в пробке у дома культуры в Варне. Впереди прямо на дорогу упала грузовая платформа, ее угол, печально тянувшийся к небу, и массивные шестерни двигателей виднелись у перекрестка.       — Я опоздаю к зубному! — по телефону возмущалась девушка в соседней машине, юркой красной малютке.       Чеховски понравился ее автомобиль — чистенький, ухоженный. И... с механической коробкой передач, если судить по тому, как он трогался. Только после он обратил внимание на девушку. Она была на удивление красива — яркая, солнечная, интересная. Стройная, будто сошла со страниц учебника истории. Он никогда раньше таких не видел, особенно — за рулем. Только в кино такие встречались, да и то редко.       — Вы чего-то хотели? — неприязненно спросила незнакомка, почувствовав его взгляд.       — Да, один вопрос, — он постарался натянуть улыбку. — У вас механика?       — Да, — она кивнула. Напускное высокомерие медленно сползало с ее лица. — А почему вы спрашиваете?       Они тогда разговорились, и время в пробке пробежало незаметно. Чеховски даже пожалел, что платформу убрали настолько быстро.       Он попросил дать номер телефона, она дала без вопросов. И подписалась «Галина С». Он представился Владом и сказал, что у нее чудесное имя.       Позвонил он в тот же день после полудня — не удержался. Позвонил бы сразу, если бы позволяли правила хорошего тона. Галина долго мучила его ожиданием и длинными гудками в трубке, но все раздражение исчезло без следа, стоило ему услышать ее приветливый голос.       Они встретились и до вечера катались по городским улицам. Галина хорошо знала Варну, рассказывала что-то про здания, историю, но Чеховски не вслушивался и, тем более, не запоминал. С ней можно было говорить о чем угодно и бесконечно. С ней можно было забыть об образе занятого, важного человека, приехавшего в Болгарию на пару недель.       Их встречи становились все длительней, а потом превратились в ежедневную необходимость. С утра он провожал ее на работу, в пять вечера провожал с работы до кафе, а после они до первых июньских звезд катались по дорогам Болгарии, неслись с горы наперегонки, в облаках пыли мелькали у пляжа. Их машины посерели и изгрязнились, но на душе стояло чистейшее бело-звездное утро.       Первая неделя пролетела, как счастливый сон. В субботу после кафе Галина отказалась ехать за город и пристроила машину неподалеку от парка.       — Что ты делаешь? — не понял Чеховски, в окно наблюдая за странными манипуляциями девушки.       — Пройтись хочу, — ответила она.       Он сначала не осознал, что она имеет в виду. Ее слова дошли до него, только когда она вылезла из машины, легко, словно каждый день это делала, встав на ноги.       — Ты... ходишь! — страшно глянув на нее, выдавил Чеховски.       — Да, — она закрыла машину и выжидающе посмотрела на него. — Выходи. Пойдем, погуляем.       А он словно язык проглотил; шею тронул неприятный холодок.       — Влад? — торопила она. — Что с тобой? Тебе нехорошо?       — Я... — он знал, что должен это сказать, но никогда бы не подумал, что для этого потребуется столько мужества. — Я... не умею. Ходить.       — Не умеешь?.. — она, похоже, растерялась. — Как?.. Я думала, ты можешь. Ты не такой толстый, как те, кто не ходит, — она совсем смешалась, устыдившись своих слов. — Ой! Прости.       — Ничего, — он нервно сглотнул. — Знаешь, я никогда в жизни не ходил. Зачем мне это, если есть машина.       — Ну, — она замялась. — А зачем ты монеты старые собираешь?       — Хобби, — коротко ответил он.       — Вот и к ходьбе следует относиться так же. Ну, наверное.       — Но она ничего не дает тебе, — возразил Чеховски. — Вот что ты можешь от этого получить? Только простуду и боль в мышцах. А монеты с каждым годом становятся ценнее.       Она опустила голову, изучая собственные туфли.       — Ты не прав, — сказала тихо, но он все равно услышал. — Ладно, забудем. Давай сделаем так: я пойду по тротуару, а ты медленно поедешь рядом со мной.       Так они и гуляли: она шла чуть впереди и рассказывала, рассказывала, рассказывала. О том, как они с такими же «ходоками» ездили в горы, как шли в «поход» — это, значит, на своих ногах по бездорожью. Потом говорил он — о том, как его, пятилетнего, усадили за руль, как заказывали специальное кресло и монтировали особые педали.       Мимо них по широким аллеям парка катились автомобили — часто парочками, реже — по одному. А на тротуарах не было ни души, в трещинах плитки зеленела молодая трава.       Они «гуляли» всю ночь и только утром вернулись к ее машине, сделав хороший крюк по городу.       — Спасибо, — она отвернулась, доставая ключи. А он подумал, что ради такой девушки можно и привычками пожертвовать.       — Галя, — он позвал ее, когда она завела машину. — Научи меня. Научи... ходить.       Она странно посмотрела на него, прищурилась... и вдруг улыбнулась. И от этой улыбки утро в его душе загорелось солнечным восходом.       Галина взялась за его обучение со всем возможным упрямством. Утром она вывезла его к пляжу и в тени тента заставила вытащить ноги из машины, сгибать и разгибать колени, пока мышцы не начали нестерпимо ныть. В первые неудачные попытки встать она ловила его и на себе тащила неповоротливое тело до сидения. Они отдыхали, пили холодную воду и пытались снова. И снова. И снова.       К вечеру Чеховски через нечеловеческие усилия смог сделать несколько шагов. И упал на скамью под тентом, истекая потом.       — Галя, ты сумасшедшая! — простонал он, схватившись за сердце. — И я сумасшедший. Мы с тобой совершенно рехнулись.       Она села рядом, вытянула ноги и призналась:       — Я не верила, что у тебя получится. Но теперь ты должен собой гордиться — ты очень легко учишься.       — Чем гордиться?! — он истерически засмеялся. — Тем, что учусь самому бесполезному делу в этом мире? Галя, я никак понять не могу, ты серьезно?! Что ты нашла в этом странном... хобби?       — Не понимаешь? — она не сразу посмотрела на него, но когда их взгляды пересеклись, он ясно увидел, что она никогда не оставит попыток объяснить. — А знаешь, я тебе покажу.       Он еще не успел опомниться, а она уже нашла где-то пляжное кресло-каталку, подкатила ее ближе и решительно потянула его вверх. Чеховски всегда удивлялся, как в такой хрупкой на вид девушке умещается столько силы. Галя поднимала его настолько легко, словно он весил пару килограмм, а не центнер с лишним.       Кресло было горячим — похоже, весь день стояло на солнце. В такую жару не находилось охотников вылезать из прохладных автомобилей, чтобы потом сидеть на солнцепеке у моря. Море вообще горожан мало интересовало — куда большей популярностью пользовалось объемное кино, шоу голограмм и разнообразные клубы по интересам.       — Галя, что ты делаешь? — Чеховски по-настоящему всполошился, когда она зашла за спинку кресла и покатила его из-под навеса к пляжу. — Что ты задумала?!       — Увидишь, — туманно ответила она. Чеховски показалось, что она улыбается, скрытое веселье звенело в ее голосе.       Широкие колеса зашуршали по песку, за креслом тянулись две кривые борозды. Плоские крупные раковины зубчато торчали наружу, скрипели о пластик.       Они остановились в двух шагах от теплых волн — высокая, прямая Галя, и он, сгорбившийся и задыхающийся.       — Галя? — он пытался обернуться к ней, посмотреть в лицо, но она уходила от прямого взгляда. — Галя! Что ты хочешь сделать?!       — Сейчас, — она вдруг опустилась на песок перед креслом и принялась расшнуровывать его спортивные тапочки. — Подожди всего минутку.       Он с немым ужасом смотрел, как быстро движутся ее пальцы, как обувь мягко соскальзывает с ног, и как белеют давно не видавшие солнца ступни.       Она встала перед ним — темная фигура, а за ней — сине-лиловое море, сине-золотое закатное небо, рыже-золотой мокрый песок.       — Вставай, — он, щурясь от яркого света, уставился на протянутую ему руку. — Я же обещала показать, зачем хожу.       — Сумасшедшая, — прошептал он, а на лице сама собой загорелась шальная улыбка.       Желтый песок щекотал пятки. Ноги утопали в нем, Чеховски все время боялся потерять равновесие, но каким-то чудом пока не падал. Он стоял, изредка шевелил пальцами, стряхивая налипшие песчинки, и смотрел. Синее-синее теплое море, теплый и мягкий песок — он впервые это чувствовал — и синее, бесконечно синее небо, далеко-далеко, без конца и края.       Он шагнул вперед, как в пьяной горячке, не видя ничего, кроме яркой синевы. И ноги погрузились в прохладу мокрого песка там, где начиналась линия прилива. Он вскрикнул и плюхнулся прямо на землю, безудержно хохоча. Рядом смеялась Галя, хватала его за плечи, тянула вверх. Их смех спугнул бакланов, рассевшихся на каменистой косе, несколько серых росчерков взмыли в небо.       На песке, там, куда не могли дотянуться синие волны, отчетливо виднелись две пары следов.       Он стал учиться ходить с удвоенным упрямством — не ради Гали, не ради смены привычек, а только ради яркой небесной синевы и песка под ногами. В его душе солнце сияло новыми идеями, новыми планами, новыми ощущениями. Он слушал рассказы Гали — о походах на пятнадцать, двадцать тысяч километров, и ужасался. Ведь это не два шага, даже не двадцать шагов, а целых сорок тысяч! В сорок тысяч раз усиленная боль мышц, в сорок тысяч раз больше капель пота на дряблом подбородке. Как человек может такое вынести?! Как хрупкая Галя смогла?       Сам он ходить не мог. Те несколько шагов, что он сделал в первый день, так и остались его потолком. Галя просила не пытаться прыгнуть выше головы, не мучить себя, но он упрямо продолжал истязать мышцы непривычной нагрузкой. Он боялся перегореть раньше времени, до того, как редкие пешие прогулки станут привычкой.       Галя смогла вывезти его из дома только в конце недели, заставив устроить себе передышку. Кафе оказалось необычным. Вместо стандартных парковочных мест для автомобилей там под тентом расположился десяток столиков, большей частью пустых.       Галя помогла ему вылезти из машины и пересесть за столик. А он никак не мог поверить — в их четырехколесном мире есть кафе для таких, как Галя, для таких, как он, для тех, кто может ходить!       Как во сне он слышал музыку, заказал какой-то коктейль для себя и для Гали. Она улыбалась тепло и ободряюще.       — Потанцуешь со мной? — вдруг предложила она, кивая в сторону пустой площадки перед баром.       — Что? — он не понял, слово было ему незнакомо.       — Подвигаешься под музыку, — привычно объяснила она и добавила, видя, что он все еще не понимает: — Это почти так же, как стоять, только при этом надо двигать руками и иногда ногами.       — Давай ты лучше мне покажешь, — смущенно предложил он.       Похоже, ей очень хотелось «танцевать». А Чеховски сидел, смотрел и думал, что у тех, кто умеет ходить, очень странные развлечения. Столько лишних, бесцельных движений, какое в этом может быть удовольствие?       Ритмичная музыка оборвалась, и Галя подлетела к нему, хватая за руку.       — Ну что, пойдем?!       Он смотрел в ее лицо и видел необычное воодушевление. Ей нравилось, действительно, нравилось это делать. И ему не хотелось лишать ее этой маленькой странной радости.       — Знаешь, я лучше посмотрю. Мне очень нравится смотреть, как ты танцуешь, — соврал он.       — Хорошо, — она согласилась легко, словно не сомневалась в отказе. — Позовешь, если заскучаешь? Поедем потом с тобой кататься за город?       — Поедем, — он кивнул, улыбнулся.       Странная эта Галя. Не похожа ни на кого другого.       Он пил коктейль и смотрел, смотрел на нее. Она не оборачивалась и на взгляд не отвечала.       Она странная, необычная, светлая. Имеет дурацкое хобби и не менее дурацкие развлечения. Но, он знал, такой женщины в его жизни не будет больше никогда.       Чеховски упустил тот момент, когда на площадке появился кто-то, кроме Гали. Этот молодой человек подошел к ней, тронул за плечо. Она остановилась, радостно вскрикнула и вдруг обняла его. Его. Не Влада Чеховски.       Чеховски отставил коктейль. На безоблачное небо вдруг набежала тучка.       — Влад, познакомься, — Галя не заставила долго себя ждать, подводя своего, вероятно, старого знакомого к их столику. — Это Кирилл, в прошлом году мы вместе ходили в поход. Кирилл, это Влад.       — Очень приятно, — снова соврал Чеховски.       — Очень. Вы не будете против, — этот Кирилл был невообразимо вежлив, — если я ненадолго заберу у вас Галю?       — Влад, мы так давно не виделись, — неловко добавила Галя. — Всего на пару минуток, поговорить.       Чеховски согласился без вопросов — духу не хватило ей отказать. А мысленно он уже проклинал этот вечер, проклинал свое решение выехать куда-то из дома.       Они танцевали вдвоем, говорили, смеялись. Им было о чем поговорить, у них были общие планы. Их разговор затянулся не на пару минуток и даже не на полчаса. Уже темнело, когда Галя вернулась к Чеховски.       — Влад, прости, — она избегала смотреть на него, отворачивалась. — Я ненадолго отойду, прогуляюсь. Просто он мой старый друг, здесь проездом, завтра уезжает...       — Но ты можешь прогуляться со мной, — не подумав, перебил Чеховски. — У нас ведь получилось тогда!       — Ты не ходишь, — то, что все время вертелось на языке, наконец с него сорвалось. — А это уже не то. Я так редко вижу здесь людей, которые могут просто пройти со мной рядом, без окошка машины между нами, без инвалидного кресла. Влад, пожалуйста, пойми!       Он понял. Он всегда ее понимал. Но, когда они вдвоем вышли из кафе, когда скрылись в зелено-сиреневом полумраке парка, солнце в его душе заискрило, пошло пузырями, запульсировало. И взорвалось.       Они не вернулись даже к закрытию кафе — просто ушли слишком далеко и не смогли поймать ни такси, ни попутную машину. Чеховски ждал их до последнего, заказывая один и тот же коктейль, выпивая, заказывая новый. Ожидание мучило его, грызло душу.       Но настоящий ад для него начался, когда его очень вежливо попросили освободить столик. Он должен был самостоятельно встать и пройти целых двадцать два шага до машины. Он специально их считал, когда Галя вела его сюда.       Без сил повиснув на косяке двери, он проклял все. Свои бессмысленные потуги стать таким же, как эти больные, свою больную привязанность, свои безумные мысли. Эгоистку, чертову эгоистку Галю, эту болтливую, верткую девицу. Должно быть, она смеялась над ним, считала ущербным. И только потому, что она может ходить, а он, как все, как чертовы миллионы жителей Земли, нет. Она всегда вела себя так, словно обладает каким-то тайным знанием. А на деле это знание — пустышка, умение правильно двигать конечностями. Бесполезное, глупое.       Он пришел в себя глубокой ночью в машине. Кто-то, похоже, из жалости дотащил его туда. Он завел автомобиль, выехал на дорогу. Солнца в его душе больше не было, но гнев исчез тоже.       Он больше ни разу никуда с нею не ездил. Она звонила, просила прощения, что-то кричала. Говорила, что Кирилл — просто друг, как друзья Чеховски из клуба нумизматов. Он соглашался, но к ней не выезжал.       Он бросил учиться ходьбе. Зачем это, если он так и не нашел смысла? А следы на песке — это просто следы. Рано или поздно их все равно слизнет море.       Вскоре Галя перестала добиваться встреч с ним, и из Болгарии он уехал, даже не прощаясь.       Галя, совсем как десять лет назад, стояла рядом и чего-то ждала. Чеховски не мог говорить — язык отказывался слушаться.       — Влад? — снова, уже менее уверенно позвала она. — Влад, я не отниму много времени. Ты знаешь, сейчас правительство готовит положение о снятии тротуаров в центральном районе. Хотят расширить дороги. Мы собираем подписи в защиту тротуаров. Ты знаешь, это важно, многие люди хотят ходить.       Последние ее слова отчего-то вызвали в нем ярость. Многие?! Кучка дураков, не считающихся с удобством миллионов! Эгоисты, самые натуральные эгоисты! И она такая же, ничем не лучше.       В выражении его лица ничего не изменилось, но Галина резко распрямилась, отступая от его автомобиля.       — Девушка, вы кто? Не мешайте людям обедать.       Он видел, когда выезжал из кафе, что она все еще стоит на прежнем месте. Она и в самом деле постарела, отметил он.       Уже позже, по пути к клубу из офиса, он устыдился. Зачем он отказал ей? Она немногого просила. Вон эти злополучные тротуары, узкие, в трещинах. Пользуются ими раз в год, ремонтируют и того реже. Он сам никогда их не замечал.       Что это было? Упрямство? Глупое, как тогда, когда он тщетно пытался научиться ходить. Или зависть? Кто-то может почувствовать песок под ногами, а он — нет. А, может быть, он просто хотел отомстить Гале за злополучную ночь в кафе? Любого другого он стал бы презирать за такую мелкую месть.       Чеховски даже, совершенно случайно свернув не туда, проехал снова мимо кафе. Но никого там уже не оказалось.       Владислав Чеховски и сейчас живет в своей небольшой квартире в северо-западном районе исполинского города. Сам он уже никуда не ездит — пару лет назад врачи запретили ему водить машину. Зрения не было, сил — тоже.       Днем он слушает новости, аудиокниги и концерты классической музыки, вечером сиделка возит его в клуб нумизматов, откуда к одиннадцати часам он возвращается на такси. Он много курит, чем очень беспокоит своего лечащего врача, много ест, с чем тщетно бьется его диетолог, и слишком часто играет в карты, чем тревожит многочисленных наследников его коллекции. Он каждую неделю переписывает завещание, похоже, находя в этом какое-то изощренное развлечение. Каждый месяц ходит на прием к психологу.       Он солиден, угрюм и обладает крайне тяжелым характером.       Но нет-нет, а по ночам иногда, очень редко, ему снится синее море, синее-синее, бесконечно глубокое небо, кружащиеся высоко бакланы, чья-то легкая и светлая улыбка и две пары следов на песке у самой кромки волн.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.