Часть 1
11 марта 2012 г., 20:37
– А теперь ещё раз, с самого начала, – Эдвард сцепил пальцы замком, пристроил на них подбородок и приготовился внимать. Госпожа Шульц, консультант по вопросам усыновления и попечительства, высокая сухопарая женщина с лицом санитарки психиатрической лечебницы, смотрела на него с плохо скрываемым раздражением.
– Господин Элрик, мне кажется, я уже всё сказала, и то, что я сказала…
– Крайне неубедительно. Постарайтесь найти более весомые аргументы, почему моему родному брату лучше быть усыновлённым какими-то посторонними людьми, чем жить со мной.
– Наш комитет считает, что в вашем состоянии, господин Элрик, вы не сможете обеспечить Альфонсу необходимый уход, – госпожа Шульц нахмурилась – морщин на длинном узком лице сразу прибавилось. Ей, наверное, не было и пятидесяти, но выглядела женщина много старше. Тощая мрачная птица с морщинистой шеей, что-то вроде стервятника. Или просто стерва.
– А теперь подумайте ещё раз и скажите мне, верите ли вы сами в свои слова, – если тот, кто терпит, попадает в рай, то Эд каждым своим разговором с этой женщиной обеспечивал себе место под древом познания.
– Господин Элрик, мы с вами взрослые люди, – пустила в ход свой «неоспоримый аргумент» госпожа Шульц, – Альфонс серьёзно болен. Вы же, прошу прощения…
– Да-да-да, человек с ограниченными физическими возможностями. Инвалид, короче говоря, – Эдвард раздражённо помахал протезной рукой. – Вы уж извините, что в далёком детстве мы попали в железнодорожную катастрофу, мы так виноваты…
– Не передёргивайте, господин Элрик, – женщина поджала тонкие губы и поправила очки в массивной оправе. Жуткие очки, по его, Эда, мнению – они делали и без того не блещущее красотой и добродушием лицо похожим на морду какой-то противной ящерицы. Такое же сухое, в складочку, и презрительно-безразличное.
– Вас волнует материальный вопрос? Не стоит беспокойства, госпожа Шульц. Я достаточно обеспечен, гранты и финансирование от лиц, заинтересованных в моих исследованиях, дают мне возможность не переживать о хлебе насущном. Могу предоставить вам все подтверждения моего финансового положения, а пока, исключительно для успокоения совести, доведу до вашего сведения, что мои нейронные протезы стоят больше, чем этот приют получает от всех спонсоров вместе взятых за год. Я могу позволить себе дополнительные расходы – и на содержание, и на лечение моего брата.
– Беспокоиться о воспитанниках нашего заведения – моя работа, господин Элрик, – женщина явно обладала бесконечным запасом терпения, либо же была наглухо отмороженной. – Я не отрицаю, что вы – весьма интеллектуально одарённый юноша, и государственное признание ваших исследований в области биохимии это подтверждает, однако наш комитет считает, что опека над Альфонсом для вас – непосильная задача.
– Могу я узнать, почему же комитет так считает? – Эд всерьёз боялся сорваться. Не хватало ещё, чтобы у этой карги появились основания считать его неадекватным.
– Не можете, господин Элрик. Решение было принято опытными специалистами и обсуждению не подлежит. Для Альфонса будет лучше остаться в приюте, либо быть усыновлённым нормальной, полноценной, – это слово она выделила особенно, мразь, – семьёй.
Эдварду стоило титанических усилий выдавить из себя вымученную улыбку:
– Мы с вами взрослые люди, госпожа Шульц, – голос звучал ровно, уже хорошо. – У Ала травматическая эпилепсия, этот диагноз отпугнёт любую нормальную потенциальную… – поиграем в переводного дурака, да? – семью. По-вашему, ему лучше оставаться в приюте до совершеннолетия, имея возможность жить со мной и получать куда более профессиональную медицинскую помощь? Вы не думали спросить самого Ала, что бы он предпочёл?
– Наш ответ – нет, господин Элрик, – госпожа Шульц с негромким стуком закрыла папку с документами, ставя точку в их разговоре.
– Я надеюсь, вы не думаете, что это наша последняя встреча, – Эдвард ловко исправил точку на многоточие. – Могу я увидеться с братом?
– У вас есть час, господин Элрик, – поджала губы консультант. – По истечении этого времени я бы попросила вас покинуть территорию нашего заведения.
«Вы же не думаете, что мне приятно здесь находиться?» - хотел бы спросить Эдвард, но озвучивать свои мысли не стал. Он провёл в этом месте почти десять лет своей жизни, и лишней минуты бы здесь не задержался… Если бы не Ал.
– Братик!
Вот оно, его сокровище. Бежит навстречу, едва не спотыкаясь, улыбается так светло и солнечно, и в груди будто разливается мягкое тепло.
– Здравствуй, Ал, – Эдвард легко подхватил брата на руки, крепко прижимая к себе, зарываясь носом в коротко остриженные золотистые волосы. Такой родной и бесконечно любимый… – Как же я рад тебя видеть…
– Я скучал по тебе, братик, – мальчик обнял его за шею и уткнулся лицом в плечо. Эдвард буквально кожей чувствовал, как колотилось его сердце. Глупышка, так ведь и приступ спровоцировать можно. Около месяца назад такое уже было. Эд тогда едва не до полусмерти испугался, благо, приступ был совсем слабым и быстро затих.
– Чшш, тише… Дыши глубже, тебе же нельзя волноваться, ты знаешь, – Эдвард осторожно поставил брата на ноги и мягко потрепал его по волосам. – Как твоё здоровье? Приступы не повторялись?
– Позавчера был, – Альфонс опустил взгляд. – И в понедельник тоже. Сильный. Так больно было… И мальчишки испугались. Говорят, меня трясло очень – я не помню, наверное, сознание потерял.
Эдвард помрачнел. Значит, болезнь и правда прогрессирует. Ещё полгода назад приступы бывали от силы раз в пару недель. Нет, Ала нужно отсюда вытаскивать, чем раньше – тем лучше, и показать нормальному специалисту, а не местным эскулапам.
– Братик, не расстраивайся, – Ал смотрел на него виновато и жалобно. – Сейчас я в порядке, правда.
– Я очень на это надеюсь, – Эдвард невесело улыбнулся и ободряюще похлопал брата по плечу. – Просто волнуюсь за тебя, Ал.
– Мм, я правда в порядке, – Альфонс улыбнулся немного растерянно, будто задумавшись о чём-то своём. Смотрел он куда-то вверх, будто сквозь Эда, на четвёртый этаж унылого кирпичного здания, каковым был этот приют. Эдвард поневоле и сам оглянулся.
– Братик, пойдём в парк, – Альфонс потянул его за рукав, – а то эта смотрит…
Эта – разумеется, госпожа Шульц. Старая скверная летучая мышь. Делать ей нечего – нагонять тоску одним своим видом. Задёрнула бы шторы, что ли. Нечисти полагается при свете дня в склепе сидеть…
Алу уже четырнадцать, в этом возрасте дети – или уже подростки – обычно стесняются открыто проявлять привязанность, но ему всё равно – он просто рад быть рядом с братом, и крепко сжимает его ладонь, пока они гуляют по парку. Славный мальчонка, ласковый такой, незлобивый… Эдвард невольно улыбался, слушая его немного сбивчивые – от переизбытка эмоций – рассказы, обо всём на свете, пусть даже весь «свет» ограничивался стенами детдома.
– А ещё Карл во вторник наловил в парке мелких ящериц и выпустил их в кабинеты госпожи Шульц и госпожи Хаас. Они так верещали… – Альфонс даже зажмурился. Ещё одно светлое воспоминание в копилку памяти. Эдвард усмехнулся и легонько взъерошил ему волосы.
– Насчёт первой и спрашивать не буду, и так всё понятно, а директрису вы за что так невзлюбили?
– Братик, ну она же противная, – Ал очень забавно насупил брови. – Все ребята решили, что Карл правильно сделал.
– Ты хорошо с ними ладишь? – мягко спросил Эдвард. – С остальными ребятами, я имею ввиду?
– Угу. Они славные, в общем-то, и ко мне неплохо относятся, но без тебя всё равно одиноко, братик, – Ал вздохнул и как-то совсем по-детски прижался щекой к его руке. – А ещё они очень пугаются, когда у меня начинаются приступы, поэтому считают меня немного… ну… странным, что ли.
Эдвард ностальгически улыбнулся. Ему самому в своё время крепко досаждали косые взгляды сверстников, обращённые на сутулую фигурку в инвалидном кресле. Калека без руки и ноги, ещё и глаза какие-то странные – золотисто-жёлтые, кошачьи. У Ала такие же были, совсем как у отца, хоть Эд его почти и не помнил – тот ушёл куда-то, когда они с братом были совсем ещё мелкими. От издёвок остальных детдомовцев спасало собственное упрямство и взрывной характер, благодаря которому инвалидными колясками едва не обзавелись несколько особо наглых подростков, вздумавших измываться над Эдом и его братом, его Алом, когда они только попали в этот приют. Алу тогда едва-едва четыре исполнилось… С тех пор «этих Элриков» никто не пытался и пальцем тронуть – от греха подальше. Кажется, урок был усвоен накрепко, и горький опыт «предыдущих поколений» не выветрился и по сей день.
– Кстати, о приступах, – припомнил Эдвард, щёлкнув пальцами протезной руки. – Знаешь, я недавно встретил одного врача… Доктор Марко, Тим Марко, не слышал о нём? Он хороший специалист и прекрасно разбирается в черепно-мозговых травмах. Я уверен, что он сможет тебе помочь.
– Было бы здорово, – Ал мечтательно улыбнулся. – Так раздражает – полностью зависеть от лекарств… А с твоей рукой и ногой ничего поделать нельзя?
– Братишка, я ведь не ящерица, чтобы новые конечности отращивать, – устало улыбнулся в ответ Эдвард. – Но это ничего. Наука не стоит на месте, так что я и так жизнь проживу, – парень демонстративно сжал и разжал пальцы искусственной руки. – Прикосновений, правда, не чувствую, но двигается не хуже настоящей. И нога тоже. Рокбеллы – и правда гении протезирования, не зря перебрались из нашей провинции в центр, их тут ценят. Кстати, помнишь Уинри?
– Твою подружку? – Альфонс хитро прищурился.
– Ал! Она мне не… Ну ладно, мою подружку, – под лукавым взглядом брата Эдвард быстро капитулировал. – В общем, она тоже пошла по той же дорожке, что и её родители, земля им пухом, и бабуля Пинако. Говорит, в следующий раз сама будет калибровать мне руку. Что-то я уже за свою жизнь боюсь.
– Когда мы были помладше, такие искусственные конечности казалось почти фантастикой, – Альфонс тихо рассмеялся. – А теперь, посмотри-ка…
– Будущее за наукой, Ал, – Эд с видом умудрённого старца воздел палец к небу и насмешливо фыркнул. – Ты бы видел, какие у нас исследования ведутся! Такое даже в книжках не встретишь – просто за гранью фантастики…
Наверное, сработал закон подлости, но отведённый им час истёк просто чудовищно быстро. Несправедливо как-то даже. Каждая неделя, которую Эд ждал встречи с братом, тянулась невыносимо медленно, даром, что работы всегда невпроворот, а когда приходило время встречи – казалось, что и глазом моргнуть не успел, а уже пора уходить…
До ворот они шли молча, всё так же держась за руки, и лишь подойдя к кованой фигурной решётке почти вплотную, Эдвард обернулся и осторожно сжал искусственной ладонью плечо брата.
– Я заберу тебя отсюда. Обещаю, Ал.
– Я буду ждать, братик, – Альфонс нехотя отпустил тёплую Эдову ладонь. – Поскорее бы…
– Сделаю всё, что в моих силах, и даже больше, – Эд легонько поцеловал его в лоб. – Если понадобится – буду доказывать через суд, но до конца этого года ты покинешь это место. Веришь мне?
– Верю, братик, – ясные золотые глаза смотрели с бесконечным доверием и любовью. Эдвард с тяжёлым сердцем крепко обнял брата на прощание.
– Я обязательно скоро вернусь за тобой, Ал, – шепнул он ему на ухо, устало закрыв глаза. – Просто подожди ещё немного.
За ворота юноша шёл как будто в полусне. Такое неприятно-задумчивое состояние, когда почти ничего не видишь и не слышишь, а тело движется на автомате.
– Братик!
Эдвард резко, будто только проснувшись, оглянулся через плечо. Ал держался за ограждающую парк кованую решётку и махал ему рукой. И Эд не мог не улыбнуться, маша ему в ответ.
Ох, время… Нужно ведь зайти к бабуле Пинако, откалибровать протезы, иначе опять начнутся проблемы, а это, помимо того, что очень неудобно, ещё и больно. Впрочем, она не станет слишком журить за опоздание – простит по старому знакомству. Уж кто, как не она понимает, что он, Эд, чувствует, не имея возможности забрать брата из ненавистного приюта – у самой было мороки с улаживанием всех формальностей, когда оформляла опекунство над единственной внучкой.
А ещё нужно проконсультироваться с хорошим юристом. Сегодня же, не откладывая в долгий ящик. Давали ему тут визитку одного специалиста…