Преследователь

Первый раз Мадлен встретил комиссара в парке, куда они с Козеттой каждый вечер выходили погулять. Погода стояла прекрасная, март в этом году выдался тёплым и не дождливым, поэтому в парке собралась чуть ли не половина Монтрейля - мамочки с колясками, степенные пожилые господа и дамы, родители с детьми, молодые парочки. Мадлену нравились эти их вечерние прогулки, нравилось чувствовать себя таким же обычным человеком, как и все вокруг. Мысли у него в голове были спокойные и счастливые. Он отвечал на приветствия знакомых и следил за Козеттой, которая каталась на роликах по дорожке от него до стенки - пока она не умела ни поворачивать, ни тормозить, - тормозила либо об стенку, либо об папу. Тоненькая, длинноногая, длиннорукая, угловатая – но он уже сейчас знал, что года через два-три она будет красавицей, и это наполняло его сердце гордостью. Комиссара он заметил только тогда, когда тот подошёл совсем близко и поздоровался. Мадлен до этого не встречался с ним лично, но читал в газете, что старый Бриске ушёл в отставку, а на его место назначили этого… Жавера – так, кажется. Даже по плохой газетной фотографии можно было понять, что этот человек совсем не похож на добродушного, мягкого Бриске. В реальности он производил ещё более устрашающее впечатление. Взгляд у него был такой пронзительный, что, кажется, мог проткнуть человека насквозь и высунуться с другой стороны. Наверное, стоило ему устремить этот свой взгляд на человека с нечистой совестью, как тот начинал дрожать и во всём признавался. - Хотел с вами познакомиться, - сказал этот устрашающий человек после того, как они с Мадленом обменялись приветствиями. – Много слышал о вас. После каждой фразы он крепко сжимал губы, как будто для того, чтоб наглухо запереть оставшиеся слова. - Надеюсь, хорошее слышали? - Да, - отрезал Жавер. – Занимаетесь со студентами. Организовываете внеучебную деятельность. Это хорошо. Правильные идеи нужны, чтобы не было беспорядков. Мадлен на это только улыбнулся. Он следил за Козеттой, которая затормозила вытянутыми руками об стенку, медленно развернулась и поехала обратно к нему. - Вы уже десять лет в этом городе, - продолжал Жавер. – А до этого жили в Париже? Мадлен перевёл взгляд на собеседника. Жавер так и впился в него своим пронзительным взглядом. - Нет, до этого я жил в Дине какое-то время. А в чём дело, господин комиссар? - Интересуюсь, - кратко сообщил Жавер. – Кажется, мы раньше встречались. Чувствуя себя как человек, который неожиданно проглотил сосульку, Мадлен довольно резко ответил: - Не думаю, я бы вас запомнил. - Папа, лови меня! – ещё издалека закричала Козетта. Она ехала на всей скорости по дорожке, – белокурый хвостик трепался из-под шлема, как флажок, глаза сияли – и через пару секунд влетела прямо в объятия Мадлена. Он подхватил её, прижал к себе, а она поджала ноги и повисла у него на шее со счастливым смехом. Жавер посмотрел на эту идиллию, сказал «Гм!» с многозначительным видом, коротко кивнул и удалился. Мадлен смотрел ему вслед. Холодная, мерзкая сосулька никуда не делась. Он не слишком хорошо спал в ту ночь и встал в дурном настроении, но после того, как прочитал лекцию своему любимому курсу, немного развеялся. В конце концов, это ведь обязанность полицейского комиссара – всех подозревать. Вот он и подозревает – на всякий случай. Наверное, лучше запугать честного гражданина, чем оставить подозрительную личность безо всякого страха в душе? Все подобные мысли улетучились из его головы, когда он увидел в коридоре университета Жавера вместе с ректором. У ректора был очень озабоченный вид, он что-то тихо рассказывал комиссару, и поздоровался с Мадленом очень холодно. А приветствие Жавера было похоже на приветствие человека, который выяснил что-то гадкое про ближнего своего и теперь этому радуется. Сосулька опять возникла и таять, похоже, не собиралась. Ректор ему ничего не говорил, но если приходилось обращаться к нему, обращался неохотно и холодно. Нельзя сказать, чтоб раньше он обожал Мадлена – ректору не нравились его методы и «неподобающая», по его мнению, дружба со студентами – но теперь он сделался подозрительней и вёл себя странно. На Жавера Мадлен натыкался регулярно. Жавер здоровался с ним, задавал вопросы, которые ясно показывали: он что-то подозревает. Возможно, даже знает точно, но не говорит потому, что доказательств у него нет. Он интересовался, где Мадлен жил раньше, откуда взялась у него приёмная дочь, чем он занимался до приезда в Монтрейль, почему решил стать преподавателем и так далее. Мадлену каждый раз хотелось сказать что-нибудь вроде «Я больше ни слова не скажу без своего адвоката», или «Пришлите мне официальную повестку, потом уже допрашивайте» - но он старался не выдать своего волнения. Однажды он прочитал в газете высказывание Жавера по поводу того, что раскрываемость преступлений за то время, что он был комиссаром, повысилась чуть ли не втрое. «Бриске был слишком снисходителен к преступникам, - говорил Жавер. – Не может быть никаких смягчающих обстоятельств для вора, бандита или убийцы. Мы должны твёрдо знать, что они подрывают общественный порядок и делать всё, чтобы пресечь их антиправную деятельность». Это было уже слишком. Вот он, хищник во всей красе! Мадлен понял, что так продолжаться не может. Нужно было предпринять решительный шаг – ради спокойствия если не своего, то Козетты. *** На лекции к Мадлену ходили все. Самые скучные, самые нелюбимые студентами книги он ухитрялся рассмотреть под неожиданным углом, найти в них актуальные проблемы, вопросы, интересующие всех. Притом он не столько рассказывал, сколько беседовал со студентами. Часто во время его лекций возникали жаркие споры, и бывало так, что время лекции заканчивалось, а Мадлен и особенно увлечённые студенты оставались в аудитории и продолжали обсуждение. Но в последнее время Мадлен был не в форме. Кажется, его мысли занимало что-то совсем другое, и лекции его сделались скучными. Сегодня он вообще зачитывал вслух учебник и не обращал внимания на то, что творилось в аудитории. Из первого ряда на него были устремлены прекрасные голубые глаза Анжольраса, одного из самых преданных его студентов, можно сказать, фаната литературы. Анжольрас тревожился за профессора и думал, что его долг – предпринять все усилия, чтоб выяснить, что же с ним случилось. На задних рядах царило веселье. Фейи с Леглем играли в карты на щелбаны; Легль проигрывал с незавидной регулярностью. Лоб у него уже покраснел, но Легль не унывал. - Зато мне в любви повезёт, - говорил он. И ошибался. Ему ни в чём не везло. Рядом с игроками спал, положив всклокоченную кудрявую голову на руки, Грантер. Его то и дело начинал тормошить Комбефер: - Грантер! Грантер, ты – низкая личность: спать на лекции у Мадлена! Грантер мычал что-то нечленораздельное и продолжал спать. Прувер подмигнул Баорелю, сложил из листка бумаги птичку оригами и сунул её в волосы Грантеру. - Птичка в гнезде, - сказал он и радостно захихикал. Баорель, который ценил более прямые шутки, написал на листе бумаги «Я ХОЧУ АНЖОЛЬРАСА» и прилепил Грантеру на спину. Рядом Жоли пытался измерить свой пульс и приставал к соседу: - Мне кажется, у меня учащённый пульс. Курфейрак, положи руку мне на пульс. Как по-твоему, учащённый? Но Курфейрак писал записку Эпонине Тенардье, его мало интересовал пульс Жоли. Вот пульс Эпонины он бы измерил с удовольствием. Лекция закончилась очень скоро; Мадлен отпустил всех на полчаса раньше, чем следовало, и отправился на кафедру. - Что-то не так с нашим профессором, - заметил Комбефер, спустившись с задних рядов в первый ряд к Анжольрасу. – Какой-то он вообще не такой. - Я давно заметил. - Знаете, я недалеко от него живу, - сказал Прувер, - и что-то заметил такое – вокруг него этот новый комиссар ходит, как кот вокруг мыши. - И смотрит, как Грантер на Анжольраса, - жизнерадостно добавил Баорель, но под суровым взглядом вышеупомянутого Анжольраса сразу сник. – Да шучу я, чего ты. - Может, это из-за нас? Фараон думает, что профессор нас типа подстрекает к бунтам? - Может, у них лямур, - предположил Прувер, который видел «лямур» всегда и везде и сам был способен влюбиться в кого угодно. Анжольрас и на него посмотрел сурово. - Я думаю, - внушительно сказал он, - что комиссар может чем-то угрожать профессору. - Давайте ему тёмную устроим! – немедленно выдвинул предложение Баорель. - Предлагаю проследить за профессором, и если он встретится с комиссаром – понаблюдать за их поведением. Если будет понятно, что комиссар ему действительно чем-то угрожает… - … тогда тёмную! -… тогда мы подумаем, какие меры можем предпринять. Все согласны? С Анжольрасом все всегда были согласны, и он продолжал: - Следить всей толпой смысла нет, так что будем ходить по двое. Я – первый, а со мной пойдёт… - Можно я? – вклинился в разговор Грантер. Он только что проснулся и спустился вниз, всё ещё с листком на спине и с птичкой на голове – она запуталась в его кудрях. О чём шла речь, он не знал, но с Анжольрасом был готов пойти куда угодно. Анжольрас посмотрел на него так, как он обычно смотрел на Грантера, подошёл к нему, вынул у него из волос птичку, взял его за плечо, развернул, снял со спины листок, сунул всё это ему в руки и сказал: - Хорошо. Пошли. *** Комиссар Жавер любил ночные дежурства, потому что когда он оставался дежурить, ему не приходилось придумывать, куда девать вечер. Это было большой проблемой. Телевизора он терпеть не мог, а книги были дороги для его небольшого жалования, и он не мог себе позволить слишком часто их покупать. Так что он с удовольствием брал максимальное количество дежурств и занимался одним из любимых своих дел – восстановлением справедливости. Он и бумаги писал без малейшего раздражения, какое отличало многих его коллег – он твёрдо знал, что делает полезное дело. Именно этим полезным делом он занимался, когда зашёл сержант Дюпре и сказал, что пришёл профессор Мадлен, чтоб поговорить с господином комиссаром. Жавер удивился и обрадовался. - Пусть заходит. Мадлен вошёл и, не дожидаясь, пока комиссар поздоровается, резко сказал: - Давайте с этим покончим. Он не сел, остался на ногах и смотрел на комиссара сверху вниз, и, надо сказать, вид у него был довольно-таки угрожающий. Вообще он выглядел очень внушительно, Жаверу всегда было интересно, где преподаватель литературы ухитрился получить такую физическую подготовку. Мадлен был сложен крепко, как носильщик, а на его плечах можно было разместить рояль. – Я знаю, чего вы от меня хотите, Жавер. Жавер очень смутился. - Послушайте… - начал было он, но Мадлен его перебил, не замечая смущения: - Нет уж, вы меня послушайте! Вы же не думаете, что мне легко было решиться прийти сюда и во всём признаться? Меня зовут Жан Вальжан. Теперь даже самый невнимательный наблюдатель не смог бы истолковать выражение лица Жавера иначе, чем крайнее удивление. Но Мадлен – или Вальжан, как правильней теперь будет его называть – был слишком взволнован, и даже если б Жавер сплясал ему канкан на столе, разницы не заметил бы. - Вы меня узнали – я это понял, - продолжал он, стиснув руки в кулаки. – У вас нет доказательств – это тоже понятно, иначе вы бы не стали молчать. Я сам вам их предоставлю. Мне надоело бояться, что кто-нибудь случайно меня узнает. Я десять лет живу в страхе перед полицией, - не думайте, что я боюсь за себя, я боюсь за свою дочь. Она не должна ничего знать. Может, это эгоистическое желание, но я хочу, чтоб она всегда думала обо мне, как о честном человеке. Я уйду из университета, мы с Козеттой уедем отсюда – всё будет, как вы хотите. Вор всегда останется вором – так вы мыслите, верно? Я прошу вас об одном: ничего никому не говорите, пока я не уеду из города. Потом – будь, что будет. Пусть мои студенты… - тут вдруг он запнулся и продолжал уже другим тоном, усталым и печальным. – Хуже ведь, если я стану для них героем, чем отверженным! Исправившийся грабитель - разве не романтично? Если они увлекутся этой идеей, кто знает, куда их это приведёт? Он всё-таки сел на стул, опустил голову и замолчал. Жавер какое-то время тоже помолчал, потом сказал: - Я этого ничего не знал. И вы думали, я вас всё это время подозревал? Вальжан поднял на него взгляд: - Разве не так? - Понятия не имел. Послушайте, это я виноват. Никогда не умел общаться с людьми, - Жавер пожал плечами, чувствуя себя очень некомфортно, и больше не из-за случившегося недопонимания, а из-за того, что собирался сказать. – Вы – Жан Вальжан. Ну, хорошо. Я не знал. Но я понимаю – сменили имя, чтобы вас воспринимали как честного человека, а не как бывшего грабителя. Если узнают – вас ждёт позор. Я никому не скажу. Теперь пришла очередь Вальжана сидеть с ошарашенным видом. - Но вы же… вы же говорили обо мне с ректором! - Не о вас. Ректор считает, что американцы прислали к нему шпиона – его секретаршу. Чтоб выведать секреты о его научной работе. - Вы за мной следили? – уже не так уверенно продолжил Вальжан. Жавер смутился так, что это наконец стало заметно. - Вы – очень хороший человек, господин Мадлен. Хотел с вами побеседовать. Может, подружиться, - с трудом выговорил он. – Говорю же: совсем не умею общаться с людьми. Эээ… Хотите кофе? *** Анжольрас и Грантер ходили вокруг полицейского участка. Анжольрас беспокоился, Грантер был всем доволен – в конце концов, он ведь гулял с Анжольрасом! Ну и что, что вокруг полицейского участка? Он был бы согласен гулять с Анжольрасом даже вокруг адского пламени. - Что можно так долго там делать? - Не знаю. - Я иду внутрь, - решил Анжольрас. – Ты со мной? - Я с тобой хоть на край света, - заверил его Грантер. Решительный Анжольрас зашёл в участок, отстранил с дороги сержанта со словами «срочное дело к комиссару», распахнул дверь в кабинет комиссара и возник на пороге, как ангел мести бюрократии. - Господин комиссар! – воскликнул он звенящим голосом. И осёкся. Неизвестно, что он ожидал увидеть – он и сам не знал – но увидел он господина комиссара и господина профессора, которые мирно сидели за столом господина комиссара и пили кофе, а между ними лежал пакет с пончиками. Когда человек собирается угрожать или причинять вред другому человеку, вряд ли он будет есть с ним вместе пончики – это Анжольрас понял. Больше он не понял ничего. - У вас ко мне дело, молодые люди? – спросил комиссар, хмурясь. - Это мои студенты, - сказал Мадлен. – Что-то случилось? Грантер понял, что пришёл его черёд выступить. Он оттёр Анжольраса плечом и сказал: - Господин профессор! Он хотел поговорить о своей работе по литературе. Он у нас немножко маньяк и срочно хотел узнать, что вы думаете о его работе. Я его уведу и успокою. Извините, что потревожили! Он вытолкал Анжольраса из кабинета, закрыл за собой дверь, и они вышли на улицу. Вечер был прекрасный, солнечный и тёплый. - Пойдём на набережную, там все наши в кафе, - предложил Грантер. Анжольрас, временно потерявший способности к лидерству, послушно пошёл за ним. Он пытался понять, что же он упустил. Это был далеко не первый раз, когда Грантер понял о ситуации больше, чем Анжольрас.