Свободен.

- Рицка! – Соби бросается к мальчику, ловя хрупкое измождённое тело. Тот тянет ладошку по стене, но не за что зацепиться и почти падает. Если бы не Соби. – Рицка! Закутанный, как новорождённый, в одеяло, Рицка лежит на диване и чуть слышно дышит. Его ресницы беспокойно вздрагивают, бросая тень на бледное лицо. Сколько можно? Он больше не выдержит. Каждый бой, пусть и выигранный, высасывает душу. Вытягивает вместе с силами, медленно истязает Рицку. Он ведь ещё ребёнок, ему сложно так сразу влиться в этот бушующий жестокостью мир, привыкнуть, научиться абстрагироваться. Стонет. Даже сквозь сон боль внутри не даёт покоя. Это невыносимо. Невыносимо быть рядом и не знать, как спасти того единственного, кто дороже всей жизни. Соби и рад бы забрать всю эту боль себе, но ведь мальчик упрям. Даже когда погиб Сеймей от его руки, Рицка судорожно повторял «Всё хорошо! Всё хорошо!» и прятал боль глубоко в себя, отвергая чью-либо помощь. Такой сильный. Но хочет тянуть не предназначенный для него груз. В одиночку. Ещё боится доверять. *** Прислонившись спиной к ограждению, Соби сидел на балконе. Через щель меж занавесок в окне наблюдал за спящим Рицкой. Курил. Бродил мыслями глубоко в себе и искал выход. Дым приятно покусывал горло, Соби изредка бросал взгляд на лежащий рядом телефон. Истлела третья сигарета. Он глубоко вздохнул и потянулся к трубке. - Добрый вечер, Соби, - как всегда невозмутимый голос ответил на том конце, - рад, что ты позвонил. - Сколько это будет продолжаться? – Соби стиснул зубы – Чего ты хочешь добиться, спуская на Рицку своих собак? - Как ты всё извращаешь, Соби, - человек вздохнул в трубку, а Соби знал, что в этот момент на стол легли его очки, - я просто хочу дать Рицке то, что ему положено иметь. Ровно как и тебе в своё время. Соби знал, что это бесполезный разговор. И лишь один аргумент мог всё изменить, разорвать круг, дать свободу. - Что мне сделать, чтобы ты оставил нас в покое? – Соби замер, вынеся приговор сам себе. В трубке на несколько минут замолчали, и Соби знал, что сейчас на той стороне тонкая игла вошла в тельце новой бабочки. - Ты знаешь, - наконец, произнёс человек и повесил трубку. - Это ради тебя, малыш, - Соби склонился над Рицкой и коснулся губами кончика ушка. Мальчик чуть сдвинул брови во сне, но потом снова расслабился. Плотно закрыв балконную дверь, Агацума растворился в ночи. *** Тёмный коридор, тусклый свет. Всё вокруг спит, в объятиях ночи. Всё, кроме одного. Соби приподнял костяшку пальца, чтобы постучать, но она замерла в нескольких сантиметрах от двери. Словно почувствовав даже этот невесомый жест, из-за двери произнесли: - Заходи. Агацума тяжело вздохнул. Открывая дверь, он словно заходил в своё прошлое. Тяжёлое время, подёрнутое дымкой безысходности, растленное его кровью по стене, насквозь пропитанное слезами и болью. Бесконечное празднество унижения, страха и безмолвия. А вот и тот, кто был хозяином этого проклятого карнавала. Ничуть не изменившийся за столько лет, разве только лицо чуть старше и взгляд пронзительней. - Здравствуй, Соби, - обманчиво мягко произносит он. - Здравствуйте, Рицу-сенсей, - обманчиво бесстрастно отвечает Соби. Несколько шагов к центру комнаты, туда, где был приучен стоять большую часть времени, за исключением уроков с плетью. Спокойно, почти равнодушно длинные пальцы пробегаются по пуговицам, расстегивая пальто. Через несколько секунд оно небрежно падает на пол. Ещё через мгновение следом за ним мягко приземляется тонкий свитер. Округлые стекляшки сползают по переносице, следом за пальцами, аккуратно складываются душки, и очки падают поверх одежды на пол. Наконец, можно поднять глаза и посмотреть в лицо своему прошлому. Мужчина сидит за столом всё в той же позе, что и минуту назад, когда Соби только вошёл. Его внимательный взгляд не упустил ни одного движения, ни одного чувства на лице. Пристальный, холодный, изучающий, словно Соби – крыса на лабораторном столе. Агацума замер. Идя сюда, он всё равно не до конца понимал, что действительно от него хочет Минами. Снова унизить? Избить до полусмерти? Может ещё как-нибудь потоптать душу, новым изощрённым способом. Он всматривался в лицо учителя и искал ответ. Рицу медленно встал. Обогнул стол, приблизился к Соби, отшвырнув одежду ногой, обошёл его со спины. Замер. Несколько протяжных минут тишины и бездействия, а потом Соби вздрогнул от забытого прикосновения холодной руки. Пальцы скользили по коже, слегка касаясь старых шрамов, будто впитывая в себя их ауру, дымку прошлого. Соби закрыл глаза, пытаясь унять вспыхнувшую из глубины души горечь. - Ведь было больно? – над самым ухом произнёс Рицу. Его руки стали более смелыми, и вот уже всей поверхностью ладони он скользит по спине Соби, желая почувствовать изрытую кожу целиком. Чуть более усерднее, с нажимом, набегая на плечи, вминая пальцы. Соби не отвечал, поэтому Рицу продолжил, - Тогда ты тоже молчал. Запирал в себе эмоции, давил крики. Маленький, но гордый. Руки Минами незаметно расползались по всему телу Соби. Касались плеч, груди, перебирали изящные выступы рёбер, слегка, но уверенно, по-хозяйски жадно. Сам он становился невообразимо ближе, почти прислоняясь к обнажённой спине Соби. Его губы почти касались мочки уха, а он всё продолжал говорить, обдавая щеку горячим дыханием: - И чтобы я не делал, ты всегда принимал это с молчаливой готовностью. Ты терпел и был готов терпеть ещё большее. И даже, когда я сорвал твои ушки… Агацума сжал зубы и с неприязнью отвернул лицо в сторону, пытаясь уйти от обжигающего дыхания. Минами улыбнулся, а его рука коснулась бледной кожи на шее и лёгким движением, описав дугу, сползла на ключицу. - Тогда ты тоже не произнёс ни звука. Ты плакал, но храбро молчал. К горлу подступил ком. Вместе с воспоминаниями из души вырывались чувства. Те самые, что он отчаянно пытался скрыть, унять, никогда не давать им воли. Страх, ненависть, отчаяние, боль, злоба, бессилие, горечь… Всё то, что рвало душу маленького мальчика на лоскуты и медленно сжигало, по крупице. Делая из человека мертвеца, безвольную игрушку, куклу в руках хозяина. Холодные губы коснулись плеча Соби, вызвав в теле лёгкий спазм. Минами не был его хозяином теперь, но Соби словно снова чувствовал эту противную удавку на шее. И она тянула, вызывала отвращение, но нельзя было противиться. Только стоять и душить гордость. Рицу касался мягкой кожи только губами, оставляя смешанное чувство контраста холодных губ и горячего дыхания. Плечо, шея, он потянулся к мочке уха, прислоняясь к Соби всем телом, заключая его в свои цепкие объятья, из которых не убежать, не вырваться, даже если сильно захочешь. «Прости, Рицка, прости, прости, прости. Прости малыш, прости…» - Соби шептал про себя это слово, проклиная свою слабость и неспособность сделать что-то ещё, чтобы защитить свою маленькую жертву. Но он пойдёт на любую пытку, лишь бы всё закончилось, лишь бы Рицка стал снова улыбаться. Холодные руки Рицу уже скользили вниз. Губы впились в шею, терзая мягкую кожу. Язык прижигал, царапали зубы. Зазвенела пряжка ремня, одна за другой распахнулись пуговки джинс. Властная рука скользнула внутрь, заставив Соби обрывисто вздохнуть и сморщиться, сжать губы и почувствовать себя снова проигравшим. - Но ты ведь полюбил боль, - прошептал Минами в самое ухо, когда его рука коснулась возбуждённой плоти Соби, - иначе как это объяснить? Рицу сжал ладонь. Сильнее, чтобы прочувствовать пальцами каждую жилку, каждую пульсирующую венку, горячую кровь, что заставляет его напрягаться и чуть вздрагивать. Тело Соби вздрогнуло в ответ, Минами слегка улыбнулся и провёл пальцем по разбухшей головке. - Ты ненавидишь меня, Соби? – неожиданно спросил он. - Да, - впервые за весь вечер произнёс Соби. - Это хорошо. Значит, я что-то для тебя значу. Гораздо лучше, чем если бы ты был ко мне равнодушен, - он расслабил хватку и заскользил ладонью по члену, неожиданно мягко и нежно. Соби снова вздрогнул. Душа кипела от отвращения, но тело предательски его оставляло, и как бы он не сопротивлялся, как бы ни стискивал зубы, холодное возбуждение охватывало нижнюю часть тела. Что-то инстинктивное, животное, что он не мог контролировать. А Рицу продолжал двигать рукой, впиваться зубами в плечо Соби, разминать пальцами кожу на его груди. Вдруг неожиданно остановился. Вслушиваясь в стук сердца Соби, в его прерывистое дыхание, словно ища среди этой симфонии сладкую мелодию стыда. - Выпусти свою ненависть наружу, - прошептал он и убрал руку из брюк Соби, - не держи в себе, покажи свою силу. Возьми меня. Озноб прокатился по спине Соби. Он распахнул глаза, не понимая, тяжело задышал. Буря в душе достигала своего апогея, руки похолодели и намокли, в голове гудело, а сам он проваливался на месте, не осознавая, что происходит. Как. Как? Не важно. Уже не важно. Всё случилось неожиданно, в секунды. Мир взорвался и вывернулся наизнанку, поглотил реальность и смешал с прошлым. Закружил в одном бурлящем потоке и выплюнул. Соби казалось, что это не он. Не его руки, не его тело, не его разум. Он стоял в стороне и наблюдал за происходящим. Как проснулся спящий зверь, как схватил Рицу и, что было сил, швырнул в стену. Как посыпались рамки со стен, разбиваясь вдребезги на полу, освобождая запах тлена и иссохшие тушки. Как зверь шёл по этому стеклу, разминая в крошку, хватал Минами и ударял по лицу. И тонкая ниточка крови сползала с губ учителя, а он страшно улыбался, словно только и ждал. И зверь снова кипел. Скрутил учителю руки, грубо развернул и снова вбил в стену, оставляя красные отпечатки на её поверхности. Рвал одежду, зло и в лохмотья. Стискивал руки на горле, словно желал задушить. Тянул бессовестно смеющееся лицо к себе и впивался губами в губы. Ненавистно, жадно, кусая в кровь. Щёки, подбородок, шею, плечи, оставляя бурые пятна. Стискивал пальцы, давил и мял кожу, оставляя отметины по всему телу. Рицу ежился, хмурился, вздрагивал от очередного болезненного прикосновения, улыбался и томно дышал. А сильные руки уже швыряли его снова, разворачивали лицом к стене, вжимали до удушья. Удар по ногам, раздвигая их в стороны, новый рывок, треск ткани, рычание, злость. Минами закрыл глаза, прикусывая губы. Резко. Больно. До конца. Задыхается. Рицу скребёт пальцами стену в кровь, дрожит, в глазах колет. Сухая соль. Впервые чувствует себя насаженной на иглу бабочкой, криво ухмыляется. Ноги подкашиваются, но Соби держит крепко, не позволяя даже шелохнуться. Агацума чуть отстраняется, и снова впивается глубоко, словно жалом желает дотянуться до сердца и пронзить. Хватает Минами за волосы и накручивает на кулак до предела, чувствуя, как тянет кожу. Заглядывает в ненавистное лицо и с остервенением начинает двигаться. Сильно, глубоко, грубо, с размахом, как не ожидал сам от себя. Вкладывая в удар каждый кусочек своей растленной души, желая вбить её в это проклятое тело. Всё быстрее и чаще, дыша обрывисто, опаляя горло, стискивая до белизны костяшек пальцы на плечах учителя. Несколько секунд безумного действа. Треск стекла. Сдавленный стон. Рычание. Стук сердца в ушах. Гул. Холодная ярость в глазах, и резко нахлынувшая эйфория, стянувшая тело в болезненной судороге. Упали оба, на размятое под ногами стекло, рамки, бабочек… Тело била дрожь. Соби тяжело дышал, приходя в себя и осознавая то, что сейчас произошло. Он с опаской поднял глаза на Рицу, тот полулежал, прислонившись к стене в обезображенном виде, но улыбался. Всё продолжал и продолжал улыбаться, с таким самодовольством, словно не его сейчас избили и поимели. Соби отшатнулся. И вдруг осознание чего-то очень значимого пришло к нему. Теперь и он, закрыв глаза, чуть улыбнулся. Сам себе. Своему прошлому, которое больше не тянет. Своим страхам, которых больше нет, своей душе, которая, снова дышала. Он свободен. Соби вскочил с места, на чуть пошатывающихся ногах, схватил одежду и выскочил прочь. Накидывая всё на ходу, он почти бежал, рвался домой, туда, где на его тёплой кровати спит единственное значимое для него существо. Тот маленький ангел, которому он принадлежит. Нет, не так. Он никому не принадлежит. Он просто любит и любим. Вот так. Всё просто. Никаких ошейников, никаких поводков… это были глупые условности. Никому и ничего не должен, не обязан подчиняться. Боец-жертва – эта система, рамки, за которую нельзя было выйти, так ему вдалбливали с детства. А он просто боялся, боялся проверить. А сегодня… Соби встал посреди мостовой. Крупные хлопья снега падали с небес. Он подставил им лицо. Они падали, таяли, стекали вместе со слезами по щекам, собирались на губах, что были изогнуты в искренней улыбке. Он свободен. От системы. От условностей. Он штампов. От Минами. От всего мира. Он просто человек. Живой. С чувствами, которых больше не нужно прятать, стыдиться, скрывать. Он выплеснул всё сегодня, всю ненависть, что копилась годами и омрачала не только его, но и жизнь Рицки. А теперь он чист, обнулён. И больше нет того груза, что тянул назад в прошлое. Он остался там, на полу тёмного кабинета в осколках стекла и раздавленных бабочках. Было ли это запланировано Рицу, или всё получилось случайно – он не знал, да и не хотел. Как отцепившийся от состава вагон, он остался на станции, а Соби двигался дальше. Вперёд. Не бойцом. Живым человеком. Тем, в ком так нуждался Рицка, а Соби не понимал. Но теперь всё иначе. Он любит. Просто так, искренне, не по приказу. От сердца, от души. И он покажет это Рицке, непременно. Докажет свою любовь. - Рицка! – выкрикнул Соби, упав на колени. Он всё ещё смотрел в небо, плакал и смеялся. – Я люблю тебя! *** Дрожащей рукой Минами дотянулся до сигарет. Щёлкнул зажигалкой, осторожно затянулся. Тело болело. Но оно того стоило. Дым успокаивающе растекался в лёгких, Рицу снова улыбнулся. - Прощай, Соби, - прошептал он в потолок, - теперь твоя жертва действительно в безопасности.