Слизеринец

Когда Наму было пять лет, он был довольно слабым ребенком. Любой маленький волшебник мог обидеть его словами или ударить. Так было до тех пор, пока в один летний солнечный день его семью не пригласили на бал в дом семейства Ким, где собралось много знатных особ. Родители Ухёна веселились и танцевали, пробовали угощения с щедрого стола. Но их маленький сын чувствовал себя чужим на этом празднике и скромно отсиживался в уголке на дворовой лавочке. Погода была замечательной, теплой и ясной, слышался веселых смех из окон, и урчание почтовой совы где-то неподалеку, и шум ветра, гулявшего между листьев. Дети других волшебников быстро нашли общий язык между собой, они играли с детскими метлами. Эти устройства позволяли им парить над землей на небольшой высоте, около полуметра. С помощью такой метлы дети с малых лет учились держать равновесие в полете, при этом в случае неудачиного падения не калеча себя. Один из местных задир заметил сидящего неподалеку Ухёна. Над Намом вновь начали смеяться. – Что ты сидишь в этом углу, как жаба, – они показывали на него пальцем, громко заливаясь злым смехом. Ухён не мог ответить, а возможно, просто не знал, как. Когда им стало скучно просто смеяться, они толкнули мальчика, скидывая с лавочки на сырую землю. – Жабе место на земле! – довольно грубо заявил главный мальчик. Нам зажмурил глаза, стараясь абстрагироваться от насмешек, как вдруг услышал крик, а потом сквозь неплотно сощуренные веки увидел, как в обидчика прилетела ветка, угодив прямо в лоб и оставляя очень яркую красную отметку. – Еще раз его тронешь, и я в тебя камень запущу вместо щепки, – грозно прокричал другой мальчишка с волосами огненно-красного цвета. Ухён широко распахнул глаза от изумления и восхищения, когда все задиры отступили, проклиная красноволосого и самого Нама всеми ругательствами, которые только знали. Его защитника звали Ким Сонгю, он был сыном хозяина этого дома. Разница между ними была всего год, но Сонгю выглядел на голову выше и казался сильнее. Он протянул Ухёну руку, чтобы помочь встать, но младший отказался, ударив его по запястью. – Не нужно, думаешь, я не справился бы сам? – грозно прокричал он, отталкивая Сонгю от себя, и то упал на землю, где минуту назад был сам Ухён. – Никогда так не делай и вообще не подходи ко мне, понял? Удивленный и обескураженный таким заявлением Сонгю так и сидел на земле, пораженно таращась в спину уходящего маленького мага. Он совсем не понял, за что на него накричали и стоило ли ему защищать того, кто не особо этого заслуживал. Что случилось, не понял и Ухён. Почему ответил так грубо, почему не поблагодарил его? Мальчик посмотрел на свои руки - они дрожали, а сердце колотилось как обезумевшее. Мысль о том, что его кто-то защитил, а не проигнорировал, была для него новой и даже слегка пугающей. Нам очень долго размышлял над произошедшим и понял, что страха перед Сонгю у него не было. Наоборот, Ким был единственным, кого Ухён не боялся обидеть и кому сказать резкое слово, а возможно, и сделать больно. Все детство Ухён уделял особое внимание Сонгю. Нам был милым и послушным мальчиком, росшим без проблем и каких-то конфликтов с окружающими. Но стоило ему остаться наедине со старшим - и он превращался в дьяволенка. Он мог пытаться заколдовать Сонгю, запереть его в шкаф с Боггартом. Мог разбить хрустальный шар предсказаний и с самым невинным лицом сказать, что это сделал Сонгю. Ухён делал все, чтобы привлечь внимание старшего. И потихоньку, год за годом, характер Сонгю ломался под натиском Ухёна. Ким рос добрым мальчиком, но из-за постоянного давления со стороны младшего он вырос неуверенным в себе юношей, очень подавленным и опасающимся лишний раз высказать свое мнение. И, конечно, он винил в этом Ухёна. Он его просто ненавидел. Когда Сонгю исполнилось 11 лет, он с облегчением отправился в Хогвартс, подальше от родных. Для Ухёна это был самый ужасный год, год, когда не было привычной опоры рядом, человека, из-за которого он чувствовал себя сильным и защищенным. Так уж вышло, что, когда не было под боком нерешительного Сонгю, не было и смелого Ухёна. Нам почти целый год не выходил из дома и только и делал, что мечтал о поездке в Хогвартс. Иногда Ухёну казалось, что в нем жили две противоположности. Но этот маленький секрет знал лишь один человек, и звали его Ким Сонгю. Через год Нам отправился в школу, и самым жутким страхом было - не попасть в Слизерин. Его главной мечтой было учиться вместе с Сонгю и его друзьями, смотреть, как старший утром завтракает, а вечером ужинает. И когда шляпа оказалась у него на голове, Ухён мысленно повторял без остановки: «Слизерин, Слизерин, Слизерин». Шляпа удивленно подняла брови в виде кожаных складочек и громко прокричала: – Слизерин! Нам удивленно распахнул глаза. Ему хлопали и приветствовали со стороны зеленого факультета. Вот только лицо Сонгю было таким перекошенным от негодования и разочарования, что просто не передать словами. – Поздравляю, что ли, – буркнул старший, протягивая ему руку. Ухён посмотрел на его ладонь, мягкую и наверняка очень теплую, но внутри опять екнуло что-то неправильное. – С чем поздравляешь? Учиться с таким неудачником, как ты, на одном факультете - что может быть хуже? – Нам гордо поднял голову и отвернулся, чтобы не видеть покрасневшее и обескураженное лицо хёна. Тот еще стоял с протянутой рукой несколько секунд, пока окончательно не пришел в себя и не сел на другой конец праздничного стола. С тех пор для Сонгю начались тяжелые времена. Ему не было покоя ни дома, ни в школе, потому что везде и всюду за ним темной тенью следовал Нам Ухён. Его кошмар, его проклятье. А младший все больше ловил себя на мысли, что его вспышки гнева чем-то даже обоснованы, в них же должен быть какой-то смысл? Или же он просто дурак? Шло время, минуло два года. Ухён окончательно для себя решил, что его враждебное поведение было основано на симпатии. Просто в детстве что-то щелкнуло в голове, захотелось в глазах этого человека выглядеть смелее, чем было на самом деле, а духу признаться не было до сих пор. Зато появились сны. Нам стонал, сминая и кусая подушку. Ему снилось, как Сонгю целует его, как ласкает, эти развратные образы сводили с ума, и когда Ухён просыпался, первым делом срывал собак на Кима, повторяя, какой он никчемный. Просто страх раскрыть свою симпатию был выше него. Сонгю терпел, он старался игнорировать все, что говорил ему младший, потому что видел, что, по большей части, это было сказано специально. – Делай! – приказывал Ухён, вынуждая Сонгю упасть на колени. – Прямо тут? А если увидят… – Значит, – младший недобро сверкнул глазами, – у тебя будут большие проблемы. Ким смотрел с ненавистью на Ухёна, и младший даже понимал, за что. В любом случае, Сонгю его слушался, он всегда это делал. – И если будешь плохо стараться, я покажу твоему отцу те фотографии, помнишь, где ты мастурбируешь? Да что отцу, всему факультету Слизерина покажу! – Сука ты, Нам Ухён, – злобно процедил Сонгю. – Для тебя Мистер Сука. Приступай! Ухёна разрывало между похотью и счастьем, стыдом и желанием. Когда губы Сонгю касались его плоти, он не мог оставаться равнодушным. Он стонал, но тут же критиковал Кима, чтобы тот не думал, будто Наму это сильно нравилось. А когда Сонгю, отплевываясь, выходил из комнаты, Ухён ненавидел себя за то, во что превратил их обоих. Несмотря на все те гадости, что Ухён делал для Сонгю, он находил в себе смелость стоять горой за своего хёна. При друзьях он всегда вел себя слишком отстраненно и горделиво, но стоило кому-то даже подумать про Кима плохо, ухёнова палочка сразу угрожающе утыкалась обидчику в горло. – Только я, уяснил? – шипел Нам. – Только я имею право издеваться над этим неудачником. И все соглашались, ибо лучше с Намом было не связываться. О том, что на самом деле он был трусом, одноклассники не знали - так умело Ухён научился это скрывать благодаря издевательствам над Сонгю. Среди своего класса он больше всех преуспевал в темной магии, а значит, с каждым годом становился все более опасным противником для любого волшебника. Но только Ухён знал истинную причину своих угроз: Сонгю был его, весь, от пятки до кончиков красных волос. Он принадлежал Ухёну, и никто не смел обижать то, что он мог бы обидеть сам. Противоречивость - сложная черта характера Ухёна, а еще скрытность и страх, что не поймут. Но все резко изменилось, когда Сонгю стал вести себя иначе. Нам следил за ним, боясь вмешиваться, но тем не менее восхищаясь его смелостью. Сонгю с таким воодушевлением пытался помешать Сынри, что Ухён невольно стал думать, что у него все получится. Сам же Нам не поддерживал ни позицию Сынри, ни позицию Сонгю. Его больше волновали собственные проблемы и свое внутреннее «я», впрочем, как и большинство слизеринцев. Но когда Ким стал с таким воодушевлением говорить, что это неправильно, что раз староста школы - гей, это не значит, что он ущербный или плохой, сердце Нама замирало каждый раз от этих слов. Получалось, несмотря на то, что Ухён заставлял его делать пошлости и ужасные вещи, Сонгю по-прежнему относился хорошо к таким как Джи, к таким, кем был сам Ухён. – Да ты охамел в край, Сонгю! Ты чего, дружочек?! – Сынри прыскал ядом после заявления, что он будет неважным старостой и Джи, по мнению Кима, лучше. Сонгю гордо держал выправку, молча принимая все оскорбления, которые сыпались на него буквально градом. Палочка была наготове, еще немного - и они сцепятся в магической дуэли. – Позвольте мне с ним разобраться, – вмешался Ухён. Он просто испугался, что у Сонгю могут быть проблемы. Пусть Ким и осмелел и, наконец, определился в своих целях в жизни, но Сынри был сильным магом, а еще крайне злопамятным. – Я знаю, как заставить этого наглеца подумать над своим поведением. Хён, ты разрешишь? Сынри, конечно, разрешил, долгие года Нам добивался его распоряжения и доверия. Кстати, одной из причин такого упорства была защита глупенького, но любимого хёна. – Хорошо, думаю, тебе виднее, как побольнее на него надавить, - Сынри подозрительно сощурил глаза и отвернулся, тут же скрываясь в темных коридорах. Ухён кивнул и, вцепившись в мантию Сонгю, грубо потащил его за собой в комнату, где, на радость, никого не было. – Какая змея тебя укусила? – Ухён впервые злился так открыто. Его одновременно пугала и раздражала манера Сонгю вести переговоры. – Что за бред ты там нес? А вчера? Ты вообще заявил, что будешь подавать прошение быть старостой школы. Ты - староста? Рассмешил! – в подтверждение своих слов он саркастично расхохотался. – Да, – спокойным и ровным тоном ответил ему Сонгю и даже улыбнулся. – Я буду бороться с Сынри за это место, чтобы прекратить в школе бессмысленную гомофобию. – Но старосту школы выбирает директор Хогвартса! – в голосе Ухёна звучало искреннее удивление. Он бы отдал свой голос за него, если мог, но учителя вряд ли будут с ним солидарны. – Вот пусть между нами и выбирает, а ты мне поможешь, – нагло заявил хён. – Я?! – младший захлебнулся от возмущения. – Размечтался! С чего вдруг? Вместо ответа Сонгю неожиданно толкнул его к стене, крепко придавливая своим телом к холодному камню подземелья. – Какого хрена?! – Ухён испуганно уставился на хёна, чувствуя, что собственное тело так плотно прилегает к чужому, как никогда не было ранее. Он попытался освободиться, но не тут-то было. Сонгю не просто прижал его, он и руку успел в штаны ему запустить, сжимая пальцами головку его члена. С губ Ухёна сорвался стон. То ли от отчаянья, то ли от удовольствия. – Какого хрена… – повторил он свой вопрос, но прозвучало это уже более скромно и тихо – скорее, даже с каплей жалобности. Улыбка на лице Сонгю еще никогда не была такой злорадной. В тот вечер Ухён многое открыл для себя: страсть, нежность, первое признание и первый секс. Напор Сонгю был таким непрошибаемым, как волна цунами, и вся язвительность Ухёна исчезла, не сумев противостоять решительным поцелуям. Нам и не думал, что Сонгю может ТАК целоваться, что может ТАК к нему прикасаться. Он, неожиданно для себя, с такой легкостью и покорностью позволил старшему все. Словно дикий кот, устав кусаться и царапаться, Ухён склонил голову и позволил человеку себя погладить. Но, несмотря на то, что Сонгю позволено было быть с ним грубым, он этого не сделал. Он заботливо растягивал его и покусывал шею, шептал что-то на ухо. Их первый раз был переполнен чашей удовольствия, перемешанного с болью. Но боль - это даже хорошо, это значит, все было по-настоящему, значит, тело будет помнить его прикосновения чуточку дольше. Ухён облизывал опухшие губы, стирая со лба Сонгю капли пота. Когда он почувствовал внутри себя частичку хёна, теплым потоком щедро разливающуюся внутри него, Нам не сдержался и простонал его имя. Почему-то сейчас счастье переполняло самого Ухёна намного сильнее, нежели когда он получил подарок в виде настоящий метлы от родителей или когда впервые поехал в Хогвартс. Это было ни с чем не сравнимое чувство, это был его Ким Сонгю. Хён настолько перевернул создание Ухёна, что потребовалось довольно много времени, чтобы прийти в себя и вновь начать разговаривать. – Ты ведь будешь рядом? – неуверенно поинтересовался Ким, и младший усмехнулся: его сконфуженный тон звучал до нелепого мило после всего того, что он с ним сделал. Ухён, улыбаясь, кивнул. – Я бы и так помог, если бы ты даже не просил, – впервые честно ответил он. Впервые не стал ему грубить или отвечать злобой на добро. Внутри просто снова что-то щелкнуло. – Даже так? И почему же? - удивился красноволосый, пытаясь понять, действительно ли Ухён говорит правду. – Идиот, ты же сам все правильно сказал. Ты все правильно понял. - Младший снова улыбнулся, но почти сразу же тяжело вздохнул. – Сейчас мне надо уйти, – он быстро встал и, пересиливая боль, натянул штаны, в спешке покидая комнату. Ухёну надо было переварить все, что они сделали и сказали друг другу. Впрочем, подумать должен был и сам Сонгю, поэтому он совсем не удерживал его, когда младший уходил. Немного странно, но то, что между ними произошло, одновременно и радовало, и вводило в ступор обоих. Всю свою жизнь они привыкли грубить друг другу и ненавидеть, поэтому так трудно было начать любить. Вечером того же дня Сонгю встретил Ухёна в библиотеке. Тонсен сидел над книгой по заклинаниям с потерянным и задумчивым лицом. Ким улыбнулся: ему нравился такой Ухён. Хотя, если так подумать, ему он нравился любым: и милым, и обиженным на весь мир, и даже злюкой. Смешно, но еще вчера он бы подумал, что сошел с ума, раз такие мысли приходят ему в голову. Сонгю пракически беззвучно подошел ближе и молча навис над тонсеном, лишь рассматривая его лицо. И Ухён поблагодарил всех великих волшебников, потому что в этом крыле библиотеки никого не было, потому что, взглянув Сонгю в глаза, таких же хитрых, как у лисенка, но и гипнотизирующих, как у коршуна, он не смог сопротивляться. Губы вновь коснулись губ, руки переплелись с руками, соединяясь в замок. – Не бойся, все будет хорошо. Тебе нужно быть самим собой. Получилось у меня, получится и у тебя, вот увидишь, – говорил он ему на ухо Сонгю, а Ухён завороженно слушал, закрыв глаза. Ему хотелось бы в это верить, ему очень хотелось просто быть собой. Однажды теплым вечерним деньком директор Хогвартса Ян Хёнсок за чашкой сладкого чая, закусывая лимонными дольками, обдумывал важные дела школы. Рядом горел камин, а портреты на стенах предыдущих директоров школы, устало зевали, показывая, что пора было закругляться. – Джиён, ты точно не хочешь чаю? – спросил Хёнсок, поправляя свою белоснежную бороду. Квон вздохнул, отрицательно качая головой. – Нет, я скоро пойду, просто хотел убедиться, что это ваше окончательное решение. – Относительно Сынри? Ага, - кивнул собеседник и отхлебнул из кружки. – Не беспокойся за него, он хороший. Джи посмотрел на директора и снова вздохнул. Когда Квон только поступил в Хогвартс, борода директора только начала белеть, среди густых черных волос еще зарождались едва заметные серебряные волосинки. А сейчас цвет почти сравнялся и стал серым. Время скоротечно. Изменился и сам Джиён, из маленького и наивного мальчика он вырос во взрослого, сильного волшебника. Он многому научился, многое познал и во многом разочаровался. Больно было это все оставлять, грустно было покидать дом. Хотя его ждал Сынхён, новая, взрослая жизнь, и будущее казалось не таким мрачным. Оно будет прекрасным, но сейчас все равно было грустно. – Извините, к вам можно? – послышался голос за дверью, и в кабинет вошли двое учеников Слизерина. – Проходи, Сонгю, – кивнул Хёнсок, совсем не удивляясь его приходу, в отличие от гриффиндорца Джиёна. Вместе с Кимом стоял и Ухён, виновато глядящий в пол. Он совершенно не хотел идти с хёном, но раз теперь между ними не было секретов, а дела каждого автоматически становились общими, он просто не мог оставить его здесь одного. – Говорите, смелее, – произнес Ян Хёнсок, хитро щуря глаза. Создавалось впечатление, что он уже обо всем догадался и чисто из вежливости попросил рассказать причину визита. Сонгю был серьезен как никогда. Он был так красив, спокоен и уверен в себе, что Ухён невольно залюбовался его лицом. Блики каминного огня на его красных волосах переливались, весело искрясь и перескакивая по локонам. По спине у Нама от этого зрелища пробежали мурашки. – Я бы хотел предложить свою кандидатуру на пост старосты школы, – уверенно сказал Ким. Лицо Джиёна вытянулось в недоумении, и Сонгю добавил чуть менее уверенно, неловко откашливаясь: – Я понимаю, что это решает только директор Хогвартса, но я думаю, что буду хорошим приемником мистера Квона. – Ммм, – многозначительно протянул директор и снова потянулся за сладостями. Джиён тоже молчал, впрочем, как и все в комнате. – А почему, – неожиданно продолжил Хёнсок, – вы решили быть старостой? Это большой труд и немалая ответственность. Сонгю немного замялся, смотря на Джиёна, а потом перевел взгляд на Ухёна и взял его за руку. Нам улыбнулся ему в знак поддержки и крепче сжал хёновы пальцы. – Потому что… – ответил Ким, – мне не безразлично, что будет с учениками. Мне не безразлично, что будет со школой. Впервые в жизни я уверен в том, что делаю, а потому уверен, что мне это под силу. – Как самоуверенно, - не выдержал и съязвил Квон, но потом вспомнил, как сам, пару лет назад, стоял так же перед директором и так же решительно на него смотрел. В итоге Джиён стал первым в истории Хогвартса, кто стал старостой школы не в выпускном классе и через год не переизбирался заново. Может, Сонгю действительно именно тот, кто «сможет». Взгляд Джиёна скользнул вниз: оба парня держались за руки, и причина такой решительности стала немножечко понятнее. Джи улыбнулся. – Трудно будет, но если вы готовы к трудностям... то все получится. Получив одобрение от действующего старосты, Сонгю и Ухён обменялись явно воодушевленными взглядами. Но староста, по сути, ничего не решал, а Хёнсок по-прежнему молчал, мирно попивая свой чай. – В любом случае, детишки, мое решение вы узнаете только на следующий учебный год. Когда Хогвартс вновь откроет двери для юных волшебников, – директор был на удивление спокоен и своим ровным тоном гасил уверенность в том, что у ребят все получилось и что все будет именно так, как они задумали. Сынри бродил в сумерках по ботаническому саду и молился о двух вещах: чтобы решение директора было справедливым и чтобы Мандрагоры не стали просить удобрений, учуяв его присутствие. Вдруг Сынри услышал знакомый голос: – По идее, ты должен быть в своей комнате, спать и делать вид, что вполне счастлив находиться в стенах этой школы. От знакомого баритона прошла дрожь. Сынри затравленно оглянулся и увидел тень, а за ней и ее хозяина-волшебника. Он знал его как Черного Ворона. – Могу то же самое сказать и про вас, староста факультета Рейвенкло, – съязвил Сынри. Тэян улыбнулся, выходя на свет. Лунные лучи освещали его коротко стриженные волосы и вечно торчащий хохолок, он был похож на галчонка, и Сынри это всегда казалось таким жалким. – Зачем тебе это надо? – вновь нарушил тишину Тэян, и воцарилась загадочная пауза. Ли сразу понял, на что ему намекали: Сынхён-младший был понятливым малым, хоть и притворялся иным. – Затем, что это мерзко. Однополая любовь - мерзость. Ебля в жопу - мерзость. Все вокруг - сплошная мерзость и разврат, – наконец прошипел Сынри, корча такие рожи, будто его сейчас стошнит. Ёнбэ грустно вздохнул и сделал шаг к нему навстречу, щуря свои и без того маленькие глаза. – Разве у любви есть пол? Разве стоит осуждать их за то, что они другие? Разве стоит себя презирать за то, что ты другой? – Я? – удивился Сынри и сделал шаг назад. – Я нормальный, понял? Может, это тебе хорошо с голубыми, ты вот всю жизнь в голубом ходишь и учишься на голубом факультете, и общаешься ты тоже с голубыми, – Сынри знал, как надавить побольнее. Ёнбэ недовольно поморщился. – Не стоит злиться на меня из-за того, что Джиён не ответил тебе взаимностью. – Что? – младший впал в ступор. – Что слышал. Просто на этом жизнь не закончилась, тебе не стоит ее портить другим. Подумай, что мог бы сделать Сонгю для школы, а что ты? Не мешай ему. Ёнбэ ушел, оставляя Сынри со своими мыслями. Ли еще долго сидел под окнами оранжереи и размышлял, верно ли он поступает. Может, все-таки стоит прислушаться к хёну? Он просто хотел сделать все правильно, он хотел... А хочет ли сейчас? Сонгю и Ухён шли от кабинета директора, держась за руки всю дорогу. Ухён думал, что, если Сонгю не выиграет выборы, он все равно будет самым замечательным и самым крутым, потому что перестать бояться себя и перешагнуть через свою неуверенность сможет только человек с крепким духом и добрым сердцем. – Я хочу извиниться перед тобой, – тихо пробормотал Ухён, останавливаясь на полпути к мужской спальне. Ким непонимающе посмотрел на тонсена и пожал плечами. Нам, собравшись с духом, продолжил: – Все эти годы я вел себя с тобой безобразно. Не думаю, что осмелюсь сказать это тебе вновь, я ужасно сожалел о всех своих поступках, но не мог ничего с собой поделать. Сонгю улыбнулся и шагнул к нему ближе, касаясь своими огненными волосами его темных локонов. – Я же говорил, что понимаю, как тебе это нравилось и как ты получал от этого удовольствие. А раз ты бы счастлив, ведя себя так, значит, я тоже счастлив. – Получается, – удивился Ухён, – я могу продолжать так себя вести. – Ну, конечно, разбежался, – фыркнул Сонгю и отпрянул от него, разворачиваясь и быстро шагая по коридору в сторону слизеринского входа в гостиную. – Но почему? Хён? Эй ты, задница! – возмущаясь для приличия, тонсен шел за ним, улыбался и думал, что пусть им предстоит много узнать друг о друге и, может, предстоит идти на компромиссы со своими принципами, но это определенно будет лучшее лето в его жизни. И он постарается сделать так, чтобы и для Сонгю оно стало незабываемым.