only if for a night

we came here with good hope guided by city lights

в какую-нибудь из августовских ночей вдруг окажется, что нью-йоркское небо тоже умеет осыпаться в ладони звездной пылью. и это будет тем, что заставит тебя надеть наушники не включая музыки. это будет тем, что заставит тебя остаться на пустой станции, проважая взглядом уже четвертый поезд. наушники преобразовывают ночную тишину в однородный шум, который вовсе не шум, а звуки падения звезд. электрические лампы выбеливают пространство над единственными четырьмя скамейками, стоящими вдоль всей станции. сорок три минуты назад ты могла бы уже быть дома. на соседнюю скамейку садится какой-то парень. он будто бы обращен внутрь себя, но рассеянный взгляд каждые несколько секунд возвращается к дисплею мобильного телефона, зажатого в левой руке. ты смотришь на него и не чувствуешь страха, который всегда рядом с тобой в этом чужом тебе городе. ты смотришь на него и с каким-то неведомым отчаянием хочешь, чтобы он посмотрел на тебя. ты думаешь, что этот всколыхнет в тебе хоть что-то, что заставит ночь слететь с твоих плечь и наконец-то отпустить тебя домой. ты смотришь на него, и в чуть сутулых плечах видишь лишь свою собственную усталость. потому что нью йорк все еще неприступен и в нем слишком много народу, чтобы возиться еще и с твоими мечтами. кажется, эта мысль была с тобой уже в тот момент, когда самолет еще не коснулся своими шасси посадочной полосы. просто ты заранее ничего не ждала от места, в которое и не хотела ехать. к станции подъезжает пятый поезд и ты пытаешься заставить себя волноваться, когда он уходит не только без тебя, но и без еще одного ночного гостя этой станции. ты повторяешь себе, что нельзя, нельзя так долго ничего не чувствовать. и в такое время, и в таком месте - тем более. поезд издает протяжный гудок, и ты цепляешься глазами за его отдаляющиеся огни. а потом вздрагиваешь и замираешь под разлившимся по телу испугом (таким долгожданным, и от того оглушительным) когда совсем рядом раздается короткий сигнал телефона о полученном сообщении. твои глаза утыкаются в мужской профиль в полуметре от тебя. твоя левая ладонь обхватывает черный пластмассовый треугольник, в три оборота черного шнурка завязанный на запястье, и ты пытаешься унять бешеный стук твоего сердца, потому что незнакомец перестает быть незнакомцем. и все, о чем ты можешь думать: как такое возможно? ты закрываешь глаза ровно до того момента, как его правая рука не дергает за белый шнур твоих наушников, забирая тебя из полутишины. "ты все равно ничего не слушаешь" ресницы отбрасывают тени на щеки и голос словно бы шершав через полуулыбку. "откуда ты знаешь?" получается резко и как-то громко. "у меня было достаточно времени, чтобы научится слышать музыку в людях". и ты расслабляешься. словно наконец случается то, чего ты так долго ждала и о чем тревожилась. (вспоминается, как спокойны животные, когда знают, что умрут) он рассказывает тебе про новую выставку в художественном музее, про последний просмотренный фильм и еще много разных мелочей. а ты крепче сжимаешь треугольник в своей руке, и его острые углы совершенно точно расставляют свои точки между линий на твоей ладони. он раскладывает вокруг тебя свои слова и воздух от них словно бы становится резче, холоднее. и понимание того, что в эту единственную встречу он говорит не с тобой, а с собой, затапливает тебя, отбирает у тебя воздух. сколько ты его знаешь? можно ли сосчитать все то время, равное количеству прослушаных песен, просмотреных видео, увиденых снов и подуманых мыслей? он говорит, а ты смотришь на тысячи, десятки тысяч слов в себе, которые все это время были предназначены этому человеку. и эти слова неподьемны в тебе. и эти слова для того, кто никогда не знал тебя (и сейчас не знает, потому что он до сих пор не спросил твоего имени) кровоточат в тебе. ты улыбаешься и киваешь на очередное предложение, не имея ни малейшего представления о чем оно. все кажется нереальным болезненно-ненастоящим почему он здесь и почему именно тебе выпало стать той, кто даст ему возможность отодрать от себя то, что он пытается отодрать, сидя так близко и говоря, говоря все это бессмысленное (словно бы это способ побыть кем-то, кем он не может быть) и ты думаешь, что самое главное - сохранит иллюзию неузнанности. (руки колет от желания обнять и затопить его накопленным грузом чувств, но нельзя. всегда, всегда было нельзя) и чтобы чтобы дать ему эту иллюзию всего лишь незнакомца, ты вскакиваешь к шестому поезду едва уронив полувиноватое, полуболезненное "пока". вагон пуст и ты сидишь, глядя на все еще сжатую левую ладонь. больше нет надобности сдерживаться и ты позволяешь дождю пролиться из твоих глаз. ты плачешь о том, что так и не сказала так и не сделала всего, о чем думала так долго. всего, чего заслуживал этот знакомый тебе незнакомец. а потом чья-то рука разжимает замерзшие и будто бы неживые пальцы и накрывает их своим теплом, касаясь черного пластмассового треугольника. ты поднимаешь глаза и вы смеетесь смеетесь смеетесь "меня зовут.." "я знаю" перебиваешь ты, наконец-то не отводя взгляд от больших темно-серых в тусклом освещении вагона глаз. и в следующее мгновение начинаешь "меня зовут..". "я знаю" он широко улыбается тебе и касается свободной рукой бейджика, который ты забыла снять, уходя с работы.