Гейша

Молоденькая девушка с изящными и нежными чертами лица стояла среди комнаты. Ее красивое молоденькое личико было раскрашено довольно типично для младшей мейко: кожа лица окрашена в белоснежный цвет, близ волос сохраняется полоска кожи; щеки заметно подчеркнуты розовым колером; глаза имеют насыщенный окрас в малиновых и черных красках; брови - черные, с розовой черточкой; и главный для младшей мейко заметный элемент – небольшой участок нижней губы раскрашен в малиновый оттенок. Длинные ресницы необычно окрашены тушью, и волосы девушки были черными, явно специально окрашенными, красивыми и заплетенными в традиционную для гейши прическу. Хотя, если учитывать региональное расположение, девушку можно было назвать хангёку. Полудрагоценный камень. Она и вправду была таковой, даже среди прославленных гейш прекрасного Эдо. Еще не тронутый цветок. Пугливый взгляд красивых серебристых глаз, легкая неуверенность. Именно мейко, совсем еще ребенок, лет шестнадцать или семнадцать. И в волосах аккуратные цветы, нежные и красивые. Белоснежная сирень и белые речные лотосы. Странное сочетание простой изящности и прекрасной, совершенной красоты. Воротничок нижнего кимоно у нее красный, вышитый золотыми нитями. Ее кимоно с длинными рукавами, длинное, до самых лодыжек, черное и с красивыми бледно-розовыми и белыми лотосами и бабочками семейства морфид, металлически-синих и прекрасных по своей природе, рассыпанными у подола, между рисунками вьется красивый золотистый узор, чуть поблескивающий при свете свечей. Furisode. Бледно-розовый, как и лепестки лотосов на ее кимоно, пояс оби завязан бантом назад. Значит, ученица старой школы. Юноша почти сомневался, правильно ли он выбрал себе спутницу на этот вечер. Однако самураю было несколько все равно на это сомнение. Старших мейко и профессиональных гейш он не слишком любил. Они были слишком … профессиональны. Он хотел почувствовать рядом с собой молодой цветок, еще бутон. И он нашел то сокровище, которое искал так долго и упорно. Драгоценность. Юноша протянул руку девушке, приглашая с собой, и девушка неуверенно взяла парня за руку. Она боялась своего “клиента”, и при этом он ей нравился, это было понятно по быстрым и коротким взглядам и смущенному подрагиванию длинных ресниц, похожих на сполохи крыльев бабочек. Отдельная комната, вид из которой открывался на небольшой японский садик, красивый и изящный в своем сдержанном и простом великолепии, самурай обожал такие тихие и спокойные места. И особенно он любил эти нежные и красивые звуки ручья и соловья, доносившиеся из садика. Уже потихоньку спускались сумерки, и зажигались бумажные фонарики по всей комнате, небольшие огоньки зажигались среди деревьев, и девушка спокойно прислуживала ему за столом, лишь длинные ресницы чуть подрагивали, и блестящие серебряные глаза вспыхивали огоньками, словно звезды в безоблачном небе. - Какое твое имя, мейко? - бархатно спросил у девушки самурай, чуть прикрывая глаза цвета ночного неба и поглядывая на свою компаньонку. - Химе, - сдержанно ответила мейко, наливая сакэ в небольшую специальную чашечку. Японец внимательно взглянул на девушку и чуть улыбнулся, скрывая улыбку в уголках губ. - Принцесса... Тебе очень идет это прозвище. Мое - Канда, - глоток налитой девушкой жидкости и снова полуулыбка-полуусмешка. Мейко чуть склонила набок голову, принимая к сведению. - Умеешь играть на музыкальных инструментах? К примеру, на японской лютне — сямисэне, или флейте «фуэ», - внимательный взгляд словно преследовал девушку. - Да. - Так сыграй. На фуэ. Девушка послушно взяла в свои руки флейту и коснулась ее красивыми и нежными губами. Тонкие изящные пальцы тронули отверстия, воздух оживил инструмент, и прекрасные звуки заструились, вплетаясь в мелодию кузнечиков, соловья, ручейка, шелест листьев на деревьях. И Канда слушал, чуть щуря свои сумеречные глаза и наблюдая сквозь ресницы за девушкой, которая, закрыв серебро глаз, вкладывала в песню флейты свою душу, в эту воздушную и нежную мелодию. И постепенно приходило все более четкое осознание, что он и вправду нашел настоящий бриллиант среди этого прекраснейшего ювелирного магазина. Бриллианты и золото существуют, чтобы наслаждаться ими. И этот чистейший драгоценный камень пока что был лишь на обозрении, пока что он был лишь для созерцания. К нему не касались. И это почему-то очень тешило самолюбие черновласого японца. - Достаточно... - и девушка тут же завершила несколькими аккордами свою прекрасную мелодию. - Принеси лучше чай, - легкий поклон девушки, чуть слышный шелест кимоно, снова прекрасный взгляд из-под длинных ресниц, мелкие шажки на высоких окобо, которые носят младшие мейко. И тоже лотосы, прекрасные и чистые. Канда не особо любил лотосы, однако и не мог он не смотреть, не влюбляться в эти непорочные и нежные цветы. О да, Химе была олицетворением этих цветов. Уточненная, простая красота. И почему-то девушка не выглядела японкой. Скорее, это была красавица-англичанка: тонкие изящные черты, нежная кожа, похожая на лепестки лотосов, эти большие и невинные глаза, какие не всегда встречались у японских красавиц... Однако эти мысли были прерваны новым появлением мейко. Чайная церемония прошла по всем правилам, девушка была обучена просто на “ура”. А потом несколько часов просто молчания и музыки, порой разбавленными тихими короткими фразами и приказами. И Канда мог с уверенностью сказать, что мейко предоставила ему прекрасную возможность побыть с человеком и в то же время наедине с собой. Обычно он ненавидел находиться среди людей, однако не в этот раз. Наутро самурай уже покинул гостеприимный окия Иноуэ, договорившись с хозяйкой, чтобы в следующий раз мейко Химе была свободна. В следующий раз он прибудет в этот город только через пару месяцев, однако не хотел упускать такую возможность повидаться со столь интересной девушкой. Сама же Химе все слышала и спокойно восприняла надежду хозяйки Миками, что этот черновласый красавец сможет стать данна молодой девушки. В те времена самураи были не только почитаемы, но и достаточно богаты, чтобы позволить себе ухаживать и содержать будущую гейшу. А для потерявшей память англичанки, которую сердобольная Миками забрала в свой окия, такой путь был бы самым лучшим. Возможно, у нее вышло бы стать потом женой самурая... Однако девушка сама не верила в такой исход. Однако когда самурай вернулся в город и зашел в знакомый окия, хозяйка еле успела его перехватить за локоть и шепотом сказать, что мейко сейчас занята. - Кто? - в пепельно-синих глазах сверкнули черные огоньки, которые заставили обычно довольно бесстрашную женщину вздрогнуть. - Португальский аристократ, Тикки Микк, он очень важный клиент и содержит одну из наших гейш, поэтому его слово для нас - почти что закон. - Тч... - ощущалось, как вокруг самурая скапливалась темная энергия. И Миками прекрасно понимала, отчего такая злость охватила клиента, она была совсем неглупой женщиной. Единственное, что могла сделать хозяйка, - предложить подождать, пока мейко не освободится. И примерно через час из комнаты девушки вышел молодой мужчина, высокий, с черными волнистыми волосами, завязанными в хвост. Одет он был на европейский манер, в черный фрак, в руках его, облаченных в белоснежные перчатки, была трость из дорогого дерева. Насмешливые золотисто-карие глаза окинули взглядом самурая и обратились сразу к хозяйке окия. - Девушка ведь еще девственна? - спросил юноша глубоким бархатным голосом. - Да, господин Микк, но... - осторожно начала хозяйка, однако мужчина прервал женщину: - Я прошу вас сообщить мне, когда девушка начнет искать данна. С этими словами португалец покинул окия, оставляя Миками и Канду. - Когда наступит пора ей искать своего “хозяина”? - спросил японец у хозяйки, почему-то словно постаревшей на пять лет. - Через год, ей всего семнадцать... Я не хочу, чтобы Химе попала в руки к какому-то … проходимцу. - Мне можно зайти к ней? - Конечно. Канда неслышно зашел в комнату и едва сдержал громкое шипение - девушка сидела на полу и тихонько плакала, размазывая свою косметику по лицу. - Вас обидели, мейко? - непривычно мягко спросил у девушки самурай, и та подскочила на ноги, в серебристых глазах смешались уязвленная гордость, смятение и страх. - Все хорошо. Я буду через пару минут... лишь приведу себя в порядок... - забормотала девушка, тут же выпорхнув из комнаты в соседнюю. Японец лишь успел заметить, что изящное кимоно девушки сбилось, словно она отбивалась, а на красивой шейке остались следы от рук или губ. Пепельные глаза опасно сузились, а сам парень отчетливо зашипел, понимая, что к девушке, которую он уже считал своей собственностью, кто-то прикасался. И пока мейко приводила себя в порядок, он подошел к Миками и шепотом попросил ее и его уведомить, когда девушка будет готова к поиску данна и обряду мидзуагэ. - Но ей всего лишь семнадцать! - вполголоса возмутилась хозяйка, изогнув черные, нарисованные на кукольном личике брови. - Я подожду, - чуть наклонил голову молодой человек, слегка щурясь. К тому времени мейко уже привела себя в порядок, и ни одна деталь в ней не говорила, что ее вообще кто-то посещал сегодня, разве что серебро глаз было более уставшим, чем обычно, более тусклым и сдержанным. Канда все же не мог оторвать взгляд от веточек сирени в волосах девушки и от кимоно с лотосами, словно плававшими на черной воде пруда. Дождавшись, пока хозяйка покинет их, самурай сел ближе к настраивающей сямисэн мейко. - Тебе всего семнадцать, верно? - вполголоса спросил самурай. Однако девушка не стала отвечать, лишь кивнула, пробуя струны. - Химе, ответь, зачем ты пошла сюда? - Я не помню своего прошлого, и матушка была очень добра ко мне, приютив и дав средства к существованию. Я обязана выплатить ей этот долг, - тихо ответила сребровласая англичанка, прикрыв глаза. - Разве ты не знаешь, как бывает в нашей профессии? Через год я должна буду найти данна, который бы оплачивал мое существование, и на церемонию мидзуагэ я согласилась сама, так как иначе не смогу отплатить матушке за ее великодушие. - Ты согласна отдать свою девственность тому, кто заплатит больше всех? - и без того темные глаза стали почти черными от гнева. - А что ты мне предлагаешь? - вскинула голову красавица, и в серебристых глазах сверкнула молния. - Кому нужна иностранка, которая не помнит своего прошлого? Лишь матушка помогла мне, когда я была почти что ребенком, девятилетней девочкой, которую выбросило на берег после кораблекрушения! Меня могли продать любому работорговцу на рынке, таких много! А она оставила при себе ребенка без роду и племени, научила всему, что знает сама! И я обязана... Понимаешь ты это? - под конец своей тирады девушка раскраснелась, а ее глаза стали похожи на затянутое тучами небо, в котором уже готовилась разразиться буря. И Канда поймал себя на мысли, что любуется странной красотой этой чужестранки. - Если бы я стал твоим данна, ты бы согласилась? Как воин, я не могу предать тебя, да и средств оплатить твой долг у меня вполне хватит, - спокойно предложил самурай, и уже разозлившаяся девушка запнулась, недоумевающе глядя на своего клиента. - Но... Канда-сан... Это просто невозможно. Еще год до момента, когда я получу право... - Канду даже позабавило бы выражение растерянности и беспомощности на красивом личике, однако на этот раз он был предельно серьезен. - Я подожду и год, и два, и сколько будет нужно. Но ты не ответила, Химе. Ты согласна? Ответ был дан тихим, но твердым голосом: - Это решает матушка. Кто предложит большую цену, тому и принадлежит право данна. На мгновение самураю даже захотелось ударить девчонку и привести в чувство, заставить ее высказать свое мнение насчет того, как распоряжаться своим телом, однако что-то его останавливало от этого. То ли грозовое небо в глазах красавицы, то ли просто внутренний голос... - Тогда я предложу такую цену, что ее даже Микк побить не сможет, - опасно вибрирующим, низким голосом, в котором зазвучали собственнические нотки, произнес самурай, и мейко покраснела еще гуще, даже сквозь белила был заметен столь яркий румянец. - А теперь присядь, лучше поговорим пока что. Ведь у нас еще есть время. Остаток вечера и часть ночи они просто разговаривали и напевали друг другу песни... И только самурай знал, что через два дня он должен будет на полгода покинуть страну.... Прошло уже полгода, прежде чем Канда снова вернулся к окия Иноуэ, он встретил Миками уже изрядно постаревшей. Годы почему-то не сжалились к красивой женщине, однако она выглядела радостной. И Канда даже знал почему, ибо рядом с ней стояла красивая девушка, хотя и черное кимоно с лотосами было ей несколько маловато в районе груди. Англичанка обретала все более женственные формы, прекрасный бутон все более и более наливался соком земли, готовясь распуститься в великолепнейший цветок. И когда Канда подошел ближе, не сводя глаз с юной мейко, та вложила в его руки небольшое пирожное, которое символизировало предложение присоединиться к “аукциону” данна на право обладания этой красавицей. И самурай мысленно усмехнулся себе. Осталось дождаться лишь срока. Вечером, когда японец пришел в окия, он сразу зашел к хозяйке. Та была занята стандартной для ее дома бухгалтерией и не стала размениваться на церемонии приветствий, а сразу предложила сесть в кресло. - Вы что-то хотели, Канда-сан? - спросила женщина. - Да, матушка, я бы хотел узнать, кто еще приглашен как данна, - серьезно спросил молодой человек. - Вы, юноша, еще лорд Микк и юный историк Лави, принадлежащий Ордену. Каждый из них планирует забрать девушку с собой потом, выплатив ее долг. - Я предложу высшую цену, - прищурился самурай и тихо фыркнул. - А пока... вы позволите мне провести с ней еще несколько вечеров? И да, когда назначен аукцион? - Десятое октября. За два месяца до ее восемнадцатилетия. - Благодарю вас. - Она ждет... Через пару минут юноша уже стоял перед дверью в комнату мейко, нервно облизывая губы и готовясь увидеть ту, которая была ему предназначена самой судьбой. - Канда-сан? - тихо, почти неслышно позвала девушка. - Вы так и будете стоять за дверью? Через пару секунд юноша уже вошел в комнату, глядя на стоящую у окна девушку с красивыми белоснежными волосами, собранными в сложную прическу. Если бы самурай мог, он бы прямо сейчас начал церемонию, но... не мог. Она была пока что не его в глазах людей. - Химе, ты вновь тут... - чуть заметно усмехнулся Канда, видя отражение лица девушки в окне. Она выглядела взволнованной и странно счастливой, словно пташка, которая вот-вот вырвется из клетки. - Вас так долго не было, Канда-сан... - чуть слышно прошептала мейко, глядя на воина абсолютно счастливыми глазами, и почему-то непобедимый самурай откровенно смущался смотреть на хрупкую беловласую англичанку, сердце его начинало стучать все громче и громче, как в битве с непобедимым врагом, но все же несколько не так. Он отчетливо ощущал рвущееся наружу желание - и едва мог сдержать его. Но и не видеть хрупкую красавицу было выше его сил. А терпение было почти на исходе. И что еще прекрасно знал неприступный мечник - есть оружие пострашнее стали и хваленых пистолетов. Есть такое оружие, которое кажется мягче пуха лебедя и нежнее пушка на кожице персика. Есть яд, который хочется выпить, который отравляет незаметно, подтачивая волю и заставляя тело расслабиться и сдаться на милость этого прекрасного яда. Есть такой клинок, который может менять форму и который способен стать самым грозным мечом или самым податливым металлом. Есть такое вино, пьянящее и отбирающее разум у того, кто осмелится испить запретного вина. И это роскошное вино, этот сияющий клинок, это безупречное оружие через два месяца будет принадлежать ему. И только ему. Два месяца пролетели почти незаметно. Канда почти не покидал окия, все время проводя со своей возлюбленной мейко, стараясь не упускать ни мгновения вместе. Наконец, как и сказала матушка, наступил день "продажи" юной красавицы. Пришли всего трое, как и было сказано. Высокий статный брюнет с холодными золотыми глазами и вьющимися кудрями цвета шоколада. Кожа его не была бронзовой от загара, скорее, смуглой, как у жителя Испании. И мало кто бы ошибся - этот красивый юноша с выточенными, словно на камее, чертами лица, чуть пухлым ртом с персиковыми губами, изящным изгибом носа и длинными ресницами-бабочками, был португальским аристократом. Он облачился в строгий европейский фрак и чуть заметно улыбался, опираясь на изящную трость красного дерева. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что мужчина чувствует себя безоговорочным хозяином положения. Тикки Микк. Вторым был не менее высокий юноша с не менее выделяющейся внешностью. У этого парня был всего один глаз, но это не портило его роскошной и порочной красоты. Зеленый огонь мерцал глубоко в зрачке единственного глаза, растекаясь искрами по радужке и превращаясь в водоворот. Кожа была покрыта загаром странствий и все равно казалась светлой и гладкой, изящные губы широко улыбались, напоенные кремовым соком юности, словно лепестки сакуры весной, которые так и хочется целовать и ласкать. Взор красавца излучал уверенность, а эти манящие губы обещали невиданное наслаждение той, кто отведает сей отравленный плод. Рыжие прямые волосы спадали на плечи парня и поврежденный где-то второй глаз, скрытый повязкой, и сполохами света и обжигающего огня резали взор японок и китайских девушек, не привыкших к столь яркому цвету. Его одеждой были прямые темно-зеленые штаны, черная кофта с зеленой оторочкой ворота, перчатки без пальцев и высокие сапоги. Он был более чем необычен. Лави. Историк неведомого Ордена. Третий же был похож на ледяную статую, завораживавшую холодом и красотой. Чуть узковатые глаза цвета полночного неба, гипнотизировавшие и превращавшие кровь в лед и пламя, смотрели твердо и решительно. Бледная, почти белая кожа словно светилась своей алебастровой красотой и чистотой, близкая к совершенству. Черные, даже отдававшие стальной синевой волосы, заплетены в высокий хвост белоснежной лентой, и только две пряди не стали входить в этот роскошный хвост волос, спадая змеями на грудь своего хозяина, струями неудержимого черного потока. Он тоже был высок и статен, хоть и казался младше и ниже своих соперников, но определенно не был слабее их. Одет был юноша в белоснежное кимоно с шелковым белым поясом, а к поясу были прикреплены ножны с грозной катаной, наводившей ужас на врагов изящного воина. Канда Юу. Все три молодых человека были удивительно хороши и завораживали взгляд начинающих мейко, шептавших по углам о счастливой судьбе их Химе, ведь каждый из этих троих после церемонии хотел увезти с собой красавицу гейшу. И вот и сама виновница. Белоснежные волосы уложены в красивую и сложную прическу, в которой причудливо переплетались ленты нежных пастельных тонов и тоненькие веточки георгин и прекрасных осенних астр. Она все еще носит макияж мейко, хотя сегодня должна стать старшей мейко и, впоследствии, нетронутый бутон должен распуститься роскошным цветком страсти и света, дарящим своему хозяину вечную преданность и любовь прекраснейшей из дев Востока. Тонкая, еще девичья невинная фигура с нежными и плавными формами осторожно обвита шелковой тканью кимоно, похожего на белоснежный снег, по которому рассыпали капельки крови и лепестки астр. Пояс оби цвета зимней вишни традиционно завязан бантом назад, и Канда мысленно улыбнулся: даже тут красавица не изменяла своим привычкам и правилам. Девушка выглядела непривычно спокойной, и только чуть поблескивавшие серебристые глаза выдавали волнение Химе. Она все же была просто девушкой, которой предстояло лишиться девственности, и, возможно, с абсолютно незнакомым ей человеком, в этом беловласая не сомневалась, ибо ни один из присутствующих здесь молодых людей не выпустит ее из своих рук так просто. Красива. Ослепительна. Прекрасна. Словно бабочка. Ее опаляли взгляды мужчин. Золотой огонь развратных холодных глаз леденил сердце. Лиственное пламя оценивающе касалось ее тела, разрезая невидимыми гранями острой травы ее одежду и проникая под нее гибкими стеблями вьюнка и плюща. И только черный пожар полуночного неба согревал и ограждал ее, давая силы противостоять убийственной магии своих соперников. Наконец, в комнату вошла и матушка Миками, одетая в праздничное кимоно, однако ее руки подрагивали от волнения за свою любимую воспитанницу, которой она планировала позже передать окия, даже если Химе покинет профессию. Женщина полюбила эту девушку как родную дочь и искренне желала ей счастья. - Я приветствую вас как хозяйка этого окия и его глава. Сегодня, господа, вы пришли сюда для того, чтобы узнать, кому по праву выпала честь провести древнюю церемонию мидзуагэ, - твердым голосом начала Миками. - Я хочу напомнить вам, гости, что подразумевает данная церемония. С 18 лет мейко получает право обрести данна - покровителя и мецената, с которым она должна пройти церемонию мидзуагэ - лишения девственности, которую данна покупает за большие деньги. Но так же данна может быть и женатым мужчиной, который имеет средства на спонсирование жизни гейши, не имея при этом сексуальных и любовных отношений с ней. После этого происходит повышение статуса мейко до старшей мейко, а затем, со временем, по мере накопления опыта и роста популярности - до гейши. В дальнейшем данна должен обеспечивать гейшу материально и способствовать ее популярности среди клиентов. - Насколько я понимаю, ни один из вас, господа, не откажется от того, чтобы сорвать сей прекрасный цветок, но лишь один из вас достоин этого, - продолжила женщина. - Имя этого человека... - казалось, все три молодых человека приготовились к броску, сжавшись пружинами от нетерпения. - Канда Юу. Самурай ничем не выдал своей радости, лишь улыбнулся уголками губ, видя, как чуть скривилось лицо рыжика в гримасе недовольства, а португалец надменно вскинул голову, щуря диковатые кошачьи глаза. - Я этого так не оставлю, - тихо сказал Лави, так, чтобы услышал это только счастливый избранник. Но Канда не придал этому значение, он был слишком счастлив. Как только оба поверженных соперника покинули окия, девушка почти подбежала к Канде, обнимая его и прижимаясь дрожащим телом, сдерживая слезы, а мужчина обнял свою избранницу, улыбаясь и поглаживая ее по серебряным волосам. Миками тоже поспешила покинуть комнату. Только она знала, что на деле не Юу должен был стать победителем: Книгочей Лави предложил за девушку более высокую цену. Но счастье было в том, что Миками могла выбрать, да и цена мечника полностью покрывала долг приемной дочери. Канда осторожно скользил кончиками пальцев по плечам девушки, не решаясь размотать оби и снять нежную ткань с тела красавицы. Несмотря на октябрь, было очень тепло, поэтому раздвижная дверь была распахнута, и лунный свет заливал небольшую верандочку и большую часть комнаты, нитями оплетая девушку и ее избранника. Кремовые губы чуть приоткрылись, вдыхая прозрачный воздух осени, и потянулись к более обветренным губам юноши, с готовностью открывшимся навстречу и тут же начавшим ласкать податливую мякоть, собирая с них нежный отравленный мед, выпивая их и сгорая в пламени общей страсти, окутавшей тела подобно кокону. Грубоватые от меча пальцы потянули за завязку банта на пояснице девушки, и пояс мягко упал на пол, обласкав бедра девушки своей прохладной гладкой волной цвета вишни. Румянец на девичьих щеках, нежные ласковые пальцы коснулись одежды юноши, чуть сдвигая ткань, в серебристых глазах смешались страх, любопытство и желание, превращая эти глаза в два кусочка осеннего неба, в гладь глубочайших озер, и Юу тонул в этих омутах, растворяясь, как кусочек сахара, как тягучий и сладкий мед в горячем травяном чае. Снова соприкосновение губ, и брюнет, приобняв девушку, опустился на татами вместе с ней, невольно облизывая губы и чуть тяжело дыша. Она была совершенна, его личный дурман, прекрасная сирена его сердца. Наконец-то, только его, исключительно его девушка, которая, глядя чуть несмело из-под своих длинных ресниц, доверяла ему самое святое, что оставалось в ее детской и нежной душе. Стоило только подумать, что сие создание Демиургов могло оказаться в лапах тех двоих, как сердце сжимало преотвратное ощущение. Воображение предательски нарисовало это прекрасное тело с нежной атласной кожей, которая так контрастирует с далеким южным загаром, или хрупкое и невесомое существо рядом с тем развратным Книгочеем... Но она была только его, и это она сейчас прогибалась навстречу его губам, именно она, его беловласая богиня, несмело скользила кончиками тонких пальцев по роскошному шелку черных волос и шептала на английском нежные слова любви, трепеща подобно цветку жасмина на прохладном весеннем ветру. Прекрасная, изящная, ослепительная. Ее хотелось ласкать и окружать нежностью и заботой, ее хотелось любить и на отпускать больше никогда. Сильфида, океанида, сирена с чертами влекущего земного создания. Тихий, почти неслышный стон девушки, податливо выгнувшееся навстречу тело и слегка упавшая с изящных плеч ткань ее кимоно, когда губы самурая коснулись груди девушки, изучая и лаская нежную и красивую кожу. Нежные пальцы на плечах, стремящиеся не то оттолкнуть, не то притянуть ближе, стыдливо сведенные колени, по которым уже скользили чуть грубоватые от меча пальцы молодого человека, с почти ненасытной жадностью скользившего кончиком языка по белоснежной коже, от которой почти неощутимо пахло корицей и немного сандалом, влечением молодого тела, предлагавшего вступить в языческий танец двух душ. Тихий вскрик, и девушка прижала ладони к губам, мелко-мелко вздрагивая, когда тонкие и длинные, как у пианиста, пальцы, крепко вцепились в колени мейко, разводя их и лишая последнего прикрытия для стыдливости. Канда отлично знал, каково сейчас было девушке-девственнице, пусть уже и достаточно возбужденной, чтобы наконец-то стать женщиной без особого дискомфорта. Прекрасный бутон в руках воина скоро станет роскошной и великолепной розой, белые лепестки непорочной лилии обагрит капля красного вина. Но сначала теплые лучи солнца должны стать стимулом для того, чтобы бутон обнажил свою сердцевину и позволил лепесткам продемонстрировать свою прелесть. И поэтому пальцы медленно скользили по внутренней стороне бедер девушки, чуть подрагивая от нетерпения и желания поскорей вкусить сладость своей возлюбленной, потому пересохшие губы и влажный язык чертили на животе девушки неведомые ранее буквы алфавита страсти, а в воздухе отчетливо нарастало напряжение, клубком окутавшее пару. Чуть слышный удивленный стон, словно тихий вскрик птицы в тишине, нежная ласка и невесомые прикосновения мужчины к еще совсем девочке пробуждали в беловласой красавице нечто такое, чему не было имени на языке людей. И она с еще детской пугливостью и стеснительностью открывалась перед мужчиной, а он не мог налюбоваться ей, не мог не хотеть ее, не соединить их тела так же, как нечаянная встреча соединила их души, одним огнем, одной окровавленной нитью. Прикосновения нежных девичьих пальцев на лице и шее, несмелый взгляд юной мейко, робко просящий о поцелуе, нежное соприкосновение, перешедшее в страстную схватку, забиравшую остатки разума, и прикосновения шершавых пальцев внутри девушки, ласкающие, смущающие, почти невесомые, но заставляющие красавицу мелко дрожать и сводить колени вместе, словно закрываясь. Ночь лишь только начиналась, и самурай мог позволить себе подарить сказку для своей прекрасной богини, пусть бы и рожден он был не для созидания, а для разрушения. Им предстояло соединить инь и янь, энергии начала и конца, света и тьмы, познать добро и зло, подобно Адаму и Еве из европейской книжки. Канда не слишком понимал эту легенду о райском плоде и искушении, но сейчас ему казалось, что именно ангел лежит в его объятиях, покорный и готовый отдать свою драгоценную жемчужину чистоты и непорочности человеку, что боготворит это невинное создание. Легкий, чуть слышный вскрик, и девушка чуть заметно выгнулась, вздрагивая, в уголках серебряных глаз появились едва заметные капельки слез, а мужчина, только что принявший дар девушки, окропивший кровью чистоту, нежно касался губами бархата ее ключиц и груди, с нетерпением ожидая, когда прекрасный ангел позволит ему продолжить начатое и подарить свой собственный рай, открыть новые врата к небу. И девушка, лишь только она смогла чуть прийти в себя и порывисто обнять возлюбленного, сама сделала первый шаг навстречу, смущенно и ярко краснея, словно две розы расцвели среди снегов Фудзиямы. А ее личный демон, ее искуситель и любимый, одаривавший огненными цветами поцелуев ее тело, очерчивающий каждый изгиб юного тела, впитывал с каждым движением ее тепло и душу, неосознанно отдавая девушке свою и клянясь сохранить ее, безмолвно и незримо. В эту ночь, когда полночный мрак прорезал первый стон, они подписали безмолвный договор двух душ, навеки соединенных тем, что зовется любовью. Утро они встретили в объятиях друг друга, и при свете дня мечник считал, что его возлюбленная выглядит ничуть не хуже, чем в неверных лучах обманчивой луны. Обнаженная и невообразимо прекрасная, она лежала рядом с ним, обвивая его своими тонкими нежными ручками, и, воистину, не было счастливей в этот момент человека, чем непобедимый воин Канда Юу. Лишь она сейчас занимала его мысли, его прекрасная принцесса, повторения которой не было в этом мире. - Да, матушка, я бы хотел забрать вашу приемную дочь из окия как свою жену, - твердо произнес мечник, когда утром он пришел к госпоже Миками. У женщины не было возражений против брака своей новой гейши и прославленного воина, добрая хозяйка позволила воину забрать девушку из окия в свой дом. Она искренне желала счастья юной семейной паре, ибо обычная гейша зачастую лишена радостей семейного очага. - Могу ли я обрадовать Химе? - тихо спросил брюнет, приподнимая глаза на женщину. Отчего-то он ощущал вину перед ней, словно бы похищал драгоценное сокровище из дома, что приютил его и подарил высшее блаженство, что доступно смертному человеку. Впрочем, так оно и было, ибо забирал с собой мужчина прекраснейшее в мире создание, пленившее его своей красотой и нежностью. - Элен. Ее настоящее имя Элен, - неожиданно тепло улыбнулась женщина, и словно бы едва заметные морщинки разгладились на лице матушки, и Канда узрел легендарную гейшу Саюми, чья красота и образованность в годы ее юности славилась на весь Восток. Прошлое этой женщины не было светлым и радужным, и ее самым большим желанием стала забота о ребенке, подобранном после кораблекрушения. Теперь пора было законному мужу принять эту юную драгоценность и беречь ее. Если он любит, то убережет от всего, от всех бед. А в любви сего смелого и отважного воина к ее дорогой, пусть и приемной дочери Миками-сан не сомневалась. Прошло несколько лет с тех пор, как Элен и Канда покинули окия и стали мужем и женой. За это время многое изменилось. Они жили в небольшом доме на окраине Киото, в живописном и прекрасном месте. Элен обучала детей рисованию и игре на музыкальных инструментах, Юу, покинувший армию как прекрасный воин и военачальник, помогал любимой жене и стал учителем детворы по боям на мечах. - Отец! - невысокий парень с черными волосами и пронзительным взглядом серебристо-серых глаз отложил бокен и подошел к сидящему неподалеку мужчине. - Могу ли я спросить твоего совета? - Да, сын, - уголками губ улыбнулся бывший воин, глядя на любимого отрока. Все же от его Химе не могло родиться нечто иное, чем сильный и смелый юноша, у которого, несомненно, будет блестящее будущее. - Мне... нравится девушка из соседнего города... но... - начал юноша, запинаясь. - Я не знаю, что делать. Она красива и умна... - Слушай сердце, только оно скажет. Что ты сейчас чувствуешь? - взгляд черных глаз молнией блеснул сквозь полуопущенные ресницы. - Что я на правильном пути. - Иди к ней... - тихо шепнул отец, и мальчишку сдуло со скамьи, словно ветром. А вместо него рядом села Элен. Годы не убили дивной красоты мейко, а в серебре глаз смешались материнское тепло и безграничная любовь к детям и мужу. Сейчас внутри этой прекрасной женщины снова билось два сердца, и воин почти трепетно обнял возлюбленную, прижимая к себе. Они прошли через войну, во время которой родился сын, через атаки Лави, который желал заполучить мейко, через беды и невзгоды... И теперь семейная пара, в душе оставшаяся теми самыми юными воином и мейко, которыми они были, надеялась дожить до старости и еще увидеть внуков своих детей, веря, что любовь их нерушима и неизменна... И скажу вам по секрету - на окраине Киото после их смерти было установлено надгробие, на котором было высечено "Двум самым верным супругам, чья любовь сильнее смерти. Элен и Юу Канда".