История Винсента Робертса

      Около недели я провел дома в бреду, потеряв счет времени, и лишь жажда заставляла выбираться в сторону магазина для вампиров, когда на город опускалась ночь. А о том, чтобы заглянуть в бар к Тони я даже не думал, и так доставил ему слишком много хлопот.       Осознание, что я стал убийцей, настоящим монстром, разъедало кислотой душу, а в глупых попытках найти себе хоть какое-то оправдание, я лишь глубже погружался в отчаяние. Если в первый раз я смог принять убийство как способ самообороны, то второй был полностью на моей совести, поскольку я оказался слаб перед подавляющей волей Хозяина. Я мог бы обвинить во всем его, но не получилось, потому что именно мои руки отнимали жизнь.       Лишенный свободы и выбора, я внутренне выгорал дотла в борьбе с самим собой, со страхом, с презрением к собственной новой сущности, не желал мириться с судьбой и не собирался сдаваться, но и выхода не видел. Я разрывался на части, хотелось жить, и не хотелось одновременно. В угнетенном состоянии разодрал в кровь собственные руки, в тихой истерике разбил костяшки об шершавую бетонную стену в ванной, но после громкого стука соседей снизу, наконец забился в угол.       Ненависть к Эдварду только росла и крепла с каждым новым днем, вопреки всем уверениям, что обращенные беззаветно любят своих создателей, я же был не таким. Неудивительно, если их воля так же накрепко скована, они говорят и делают все то, что хочет Хозяин, и никого не волнует, что они думают на самом деле. Меня ждала отвратительная жизнь послушной марионетки, готовой стелиться под ноги Хозяину, если он захочет вытереть об кого-то грязные ботинки. От этой мысли становилось еще более тошно и отвратительно, и пока что в новой вампирской жизни было откровенно больше минусов, чем плюсов. Сила и скорость радости не приносили, острое зрение и слух начинали раздражать, даже спать перестал. Стоило сомкнуть веки и я видел кровь и изувеченные трупы убитых мной людей, этот кошмар не собирался меня покидать.       Со временем острота восприятия мира стала поддаваться контролю, стоило лишь сконцентрироваться на чем-то одном, но только боль в душе оставалась все такой же, мы почти породнились с ней, притерлись друг к другу. Совесть тихо шептала об ошибках прошлого, что я сам виноват и заслужил такую участь за раздолбайскую никчемную жизнь. У меня был выбор кем стать, а многие могли только мечтать об этом, но я все откровенно просрал, уничтожил собственными руками. Ошибки я понял слишком поздно, однако расплата мне казалось необычайно завышенной. Мне бы подохнуть от алкоголя или в перестрелке, так было бы правильнее.       Сидя на кухне в вечерних сумерках, я вертел в руках пачку сигарет и удивлялся, почему до сих пор жив? Томас мог сдать меня охотникам, но по какой-то причине не стал, те вряд ли бы стали выжидать: вломились бы в дом, чтобы поскорее снести башку кровососу и поставить еще одну галочку в отчете за месяц. Быстрая смерть без мучений, возможно именно поэтому я все еще продолжал сидеть в четырех стенах и ждать чего-то, не пытаясь убежать как можно дальше.       Достав сигарету, я вспомнил, как Валентайн курил, и ему не было противно. Решив попробовать вновь, сделал первую затяжку, и опять закашлялся, но продолжил мучить себя, и после третьего вдоха, дерущее горло ощущение исчезло. После еще нескольких затяжек я перестал разбирать запахи, даже едкий табачный дым. Наконец-то понял, зачем вампиру курить — обоняние отбивало напрочь, оставалось только узнать насколько долго.       Я уже почти привык к тишине и спокойствию, даже понадеялся, что обо мне забыли, когда вновь услышал зов Валентайна. Он резко выдернул меня из тупого оцепенения и заставил вздрогнуть, вспоминая все то, что я упорно пытался выкинуть из головы.       В спешке собравшись, я вышел на улицу и увидел такси у подъезда. Водитель, стоявший у машины, спросил:       — Вы мистер Робертс?       — Да… — удивленно протянул в ответ.       — Прошу, садитесь, — мужчина сделал приглашающий жест и открыл дверцу, — мистер Валентайн ждет Вас.       На автомате поблагодарив его, я забрался внутрь такси и откинулся на спинку сидения, уставившись перед собой в одну точку. Зов стал не таким требовательным, однако все еще не прекращался, и чем дольше мы ехали, тем четче ощущалось приближение к цели.       Дом Эдварда впечатлял, я даже растерялся, когда вылез из машины и увидел перед собой двухэтажный особняк с мансардой. Хотя чего еще ожидать при его-то деньгах и власти. Веранду украшали колонны, а ко входу вела выложенная камнями дорожка, вьющаяся между ухоженной растительностью, скульптурами и огибала фонтан. Сам участок земли располагался недалеко за городом, в окружении густого леса, скрывающего дом от городской суеты и шума.       У дверей встречал строгий дворецкий в униформе и пропустил (пригласил) внутрь. Кроме Хозяина, больше не ощущалось присутствия вампиров, похоже, что вся прислуга — обычные люди.       Внутри дом выглядел еще шикарнее, чем снаружи и, конечно, та же педантичная чистота, что и на работе: все по полкам, под номерками, ни пылинки, будто в операционной. Я поежился.       Валентайн сидел в огромном кресле, а в пальцах его тлела большая сигара.       — Рад тебя видеть, — как всегда холодно протянул он, окинул меня оценивающим взглядом и улыбнулся. — Выглядишь ты неважно. Мало спишь?       — Благодаря тебе я вообще не сплю, — процедил я сквозь зубы, сжимая кулаки. Его лживая улыбка больше не способна была меня обмануть, как бы он не старался выглядеть приветливо, я точно знал, какое прогнившее у него нутро.       — А зря. Лучше отдохни, а то так можешь потерять сознание на работе. Лишние неприятности нам обоим не нужны. Верно?       Очень хотелось ответить ему какой-нибудь грубостью, но незримый ошейник стал сжимать шею и я промолчал.       Эдвард поднялся из кресла, и я невольно отступил на полшага назад, инстинктивно ожидая боль. Валентайн подошел ближе и внимательно посмотрел в глаза изучающим, пронизывающим насквозь взглядом. Потом он втянул дым сигары в рот и пустил колечко мне в лицо.       — Знаешь, я скучал… — как-то странно, немного хитро протянул Хозяин и дотронулся до моей щеки прохладными пальцами. От его прикосновения внутри все сжалось от омерзения.       — Не могу сказать того же… — фыркнул я, небрежно отбрасывая его руку от себя.       — А ты все такой же дерзкий и строптивый. Непослушных мальчиков нужно наказывать, — губы Эдварда растянулись в опасной ухмылке, и я ощутил, как невидимый ошейник стал еще туже. Взгляд Хозяина напоминал прищур хитрого лиса, с любопытством следящего за жертвой и готовящегося напасть.       Поморщившись, я потянулся рукой к горлу. Хозяин очень внимательно проследил за мной, а потом схватил за запястье и стал тушить сигару на ладони. Я зашипел и стиснул зубы от боли, готовый порвать Валентайну глотку, но не мог сдвинуться с места: от руки Хозяина по телу расползалось оцепенение.       — Урод! — процедил я сквозь сжатые зубы, жалея, что не умею убивать взглядом.       — У тебя очень грязный язык, — напряженно протянул Эдвард и отбросил потухшую сигару в сторону, точно попав в небольшую урну возле стены. — Я преподам тебе хороший урок.       Схватив меня за волосы, он оттянул голову назад и провел пальцами по коже, потом приблизился всем телом и вонзил зубы в шею. Он нарочно кусал причиняя невыносимую боль, пил большими глотками, заставляя тело слабеть. Слушал, как я скрипел зубами и тяжело дышал, стараясь не кричать.       — Удивительно: твоя кровь такая приятная на вкус, почти ничуть не изменилась после обращения. Должно быть, ты подарок судьбы.       Хозяин отпустил меня и отошел в сторону, с наслаждением облизывая окровавленные губы. Чудом удалось устоять, но не получалось пошевелить даже пальцем.       — Давай поиграем. Я дам тебе фору — ровно одну минуту. Если сможешь найти выход из моего дома, то уйдешь. Если нет, тогда останешься ночевать. Я специально попросил прислугу приготовить для тебя комнату, — Эдвард снова ухмыльнулся, и у меня появилось нехорошее предчувствие.       Его холодные голубые глаза сверкали азартом, и я боялся спросить, что будет, если не смогу убежать.       Интуиция била тревогу и кричала уносить ноги из этого дома как можно дальше. Бросило в холодный пот от неконтролируемого подступающего к горлу страха.       — Начали, — шепнул Эдвард и щелкнул пальцами. В то же мгновение оцепенение спало, я почувствовал, что могу двигаться.       Рванув из его кабинета, я распахнул дверь и старался бежать как можно быстрее, но перемещаться молниеносно, как настоящий вампир, еще не получалось. К тому же, слабость давала о себе знать. Промчавшись по длинному коридору до лестницы, я спустился вниз. Точно помнил дорогу, поэтому чувствовал уверенность, что выберусь, но неожиданно врезался в стену, когда повернул за угол.       — Какого хрена?! — выкрикнул я, ощупывая глухую каменную поверхность. Совершенно не помнил, что бы она тут находилась!       Развернувшись, я направился через зал в другой коридор: оставалась еще надежда, что просто ошибся лестницей. С одной стороны оказался тупик, я побежал в противоположную, в конце коридора повернул за угол, а затем проскочил еще один поворот и снова уперся тупик. Тьма вокруг только сгущалась, начинал медленно гаснуть свет настенных бра, а окон нигде не было видно. Я ошарашенно отступил назад, совершенно не понимая, что творилось в этом чертовом доме. Стал ломиться в ближайшую комнату, но дверь не поддалась, она даже удар ногой выдержала, что меня особенно сильно поразило! Не мог же я настолько ослабнуть от потери небольшого количества крови?       Я снова побежал, по пути пытаясь открыть и другие комнаты, но все так же безуспешно. Добравшись до конца коридора, я повернул за угол и застыл на месте, чуть не столкнувшись с Валентайном. В полумраке его глаза сверкали странным огоньком: я видел его зверскую ухмылку и огромные клыки.       — Время вышло, — довольно прошипел он.       Мгновенно оказавшись прижатым к стене, я начал сопротивляться и кричать, но Эдвард только сильнее вцепился в меня, вгрызаясь в горло. Слова оборвались, превращаясь в беспомощные хрипы. Струйки крови из разорванных ран побежали по шее к ключицам, стала промокать рубашка. От боли начало темнеть перед глазами, а ноги предательски подкашивались. Из последних сил я попытался уцепиться за что-нибудь руками, но пришлось сжать в ладонях ткань пиджака Эдварда.       — Ты — мой, — прошептал Валентайн на ухо, оторвавшись от раны на шее. — Ты принадлежишь только мне. Все в тебе мое: глаза, нос, губы, волосы, кожа, руки, ноги и пальцы, даже волоски на твоем теле. Все это… Я хочу, чтобы ты запомнил каждой клеточкой своего тела, что я твой Хозяин.       — Отвали…       Эдвард весело хмыкнул в ответ и снова укусил с особой жестокостью, мне стоило огромных усилий не заорать. Мир перевернулся вверх ногами, я начал задыхаться.       — Все в тебе принадлежит мне… — слышал я шепот, как сквозь стену, не мог пошевелиться, а перед глазами плыло темное марево.       Шуршала ткань, холодные пальцы скользили по телу, забираясь под одежду. Острые ногти царапали кожу, оставляя неглубокие болезненные борозды. Кто-то тянул меня за волосы, принуждая отклонить голову, и снова боль обжигала шею. Я даже не мог понять, стою я или уже лежу, все вертелось вокруг, а кровавая картинка менялась, как в калейдоскопе. Сквозь мрак я мог едва разглядеть только сверкающие от удовольствия глаза Валентайна.       — Ты принадлежишь мне… Ты только мой…       Он повторял те же слова снова и снова, оставляя на моем теле болезненные укусы, и кожа пылала огнем. Глубокие вдохи звучали неожиданно громко, почти возле самого уха. Его руки заскользили по моей коже, задевая свежие раны, размазывая кровь. Страшная боль, проходя через все тело вдоль позвоночника, заставила выгибаться дугой. Нестерпимо. Казалось, невозможно выдержать. Я кричал громко, до хрипоты срывая горло, а в ответ получал только смешки, частое дыхание с полустоном от удовольствия и новые укусы на шее, ключицах, плечах, руках. Собственное сердцебиение пульсировало в голове…       — Нет! Нет, хватит, прошу тебя! — в отчаянии хрипел я сорванным голосом, но все оказалось бесполезным. Я пытался вырваться, хватался руками за скользкую ткань, сминая ее в пальцах, но Хозяин снова возвращал меня на место.       — Ты весь мой, полностью… — в очередной раз повторил Валентайн и схватил за волосы.       Новый жесткий рывок, и внезапная резкая боль пронзила тело, заставляя захлебываться от крика. Казалось, он разрывает меня на части.

* * *

      Когда я открыл глаза, вокруг было очень темно, пахло кровью, табаком и Эдвардом, все вокруг пропиталось запахом его кожи, даже я сам. Еще не до конца осознавая, что произошло, я попытался встать, но слабость снова прибила к постели, а ощущение боли становилось все ярче. Но, переборов усталость, получилось сесть на край кровати. Простыни неприятно липли к обнаженному телу от влаги, от моей собственной крови.       Превозмогая боль, я поднялся на ноги и добрел до двери, за которой, как и ожидалось, оказалась ванная. Забравшись под душ, я включил воду и в полумраке наблюдал, как черная вода стекала в канализацию. Если бы боль можно было так же просто смыть, смыть воспоминания, смыть позор…       Упав на дно ванной на колени, я задыхался, а потом приступ тошноты заставил изогнуться, и вырвало темными сгустками запекшейся крови. Трясло в паническом приступе, не хватало воздуха, стало слишком противно в собственном теле, над которым так безжалостно надругался Валентайн. Ему оказалось мало отобрать мою свободу, он хотел сломать меня полностью, растоптать и унизить, и для этого выбрал самый действенный способ: воспользовавшись своим превосходством в силе и контролем, он изнасиловал меня.       От осознания собственной ничтожности я сжался в комок на дне ванной. Жизнь казалась конченой, я больше не видел ни единого просвета, а разум отказывался воспринимать действительность, пытался убежать от правды. И чем больше я погружался в размышления, тем сильнее хотелось кричать и рвать собственную кожу ногтями, чтобы содрать ее, поскольку никакая вода не могла смыть грязных следов, оставшихся от прикосновений Валентайна. Казалось, что все узнают, они увидят и будут тыкать пальцем, на словах сочувствовать, а в душе испытывать отвращение.       Захотелось поскорее уйти, подальше, пока есть хоть малейший шанс, спрятаться так глубоко, чтобы Эдвард не смог меня найти, не смог помешать сдохнуть. Но все еще не получалось успокоиться, хотелось сорваться и крушить все вокруг себя, уничтожать. В приступе глухой ярости я стукнул кулаком в стену и услышал как на дно ванной посыпались осколки разбитой плитки. Вновь возникшая острая боль хоть немного отрезвила разум.       Когда вышел из душа, меня ждал Хозяин, он уже успел помыться и переодеться, и выглядел как всегда безупречно. Он бросил мне в руки сменную одежду и молча наблюдал, как я сразу принялся натягивать на себя рубашку, чтобы скрыть тело от его пронизывающего холодного взгляда.       — Прошу, отпусти меня домой, — хрипло произнес я, склонив голову и стараясь даже не смотреть в сторону Эдварда.       — Какой же из меня хороший гостеприимный хозяин, если я позволю тебе уйти в таком состоянии? — в голосе его сквозило лицемерной доброжелательностью. — Идем, провожу в твою комнату.       Послушно последовал за Эдвардом, хотя ноги едва держали, а жажда все сильнее обжигала горло, но я старательно отгонял все мысли о свежей крови и не показывал слабости. Однако меня как пьяного повело в сторону и пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Валентайн притянул руку, но я отпрянул от него, не желая принимать помощи, чем заслужил еще один неприятный смешок от него.       Оказавшись в небольшой уютной комнате, я положил вещи на кровать, и принялся одеваться дальше, но Хозяин с легкость толкнул меня на постель и навис сверху угрожающе.       — Ты все еще хочешь сбежать?       — Я просто хочу уйти домой, — прошептал я, отворачиваясь.       — Врешь, — рыкнул Эдвард, больно сдавив челюсть пальцами и повернув мою голову к себе, он силой заставил меня смотреть ему в глаза.       — Тебе не стоит пытаться меня обмануть, я знаю все, что ты хочешь на самом деле. Так что ты останешься здесь, пока не выкинешь все глупые мысли о смерти из головы.       Я только усмехнулся и промолчал. Бесполезно с ним спорить или пытаться донести свою точку зрения. И как я только подумал, что смогу выиграть спор в его же доме? Я ведь еще слишком мало знал о нем, о его способностях, возможностях нашей с ним связи. Но рано или поздно он уйдет, уедет на работу, будет занят или отвлечется, и тогда не сможет меня контролировать.       — Ты все еще слишком наивен и глуп, раз думаешь, что я так просто отпущу тебя, — холодно произнес Хозяин и провел большим пальцем по моим губам. — Я не позволю тебе умереть, ты не сможешь, пока я не разрешу.       Эдвард практически прижался лбом к моему, его глаза были так близко, что хотелось зажмуриться, но я не мог даже взгляда отвести, а тело вновь парализовало.       — Ты будешь жить, выживать любой ценой. Ты не сможешь причинить себе вред, и никогда не позволишь охотникам убить себя. Это приказ! — прошипел Хозяин, но я всем своим существом не хотел подчиняться.       Я боролся с его волей, но становилось все больнее, словно иглы впивались в мозг, тело начало трясти в судорогах, а перед глазами потемнело. Мне не хотелось навечно становиться его рабом и подстилкой, я готов был вырвать собственное сердце из груди, но в бесполезной борьбе с приказом Хозяина вновь проиграл. Только горькие слезы покатились по вискам, а потом я отключился.       Когда пришел в сознание вновь, комнату освещал свет ночной лампы, а Эдвард еще не ушел, он сидел в кресле рядом с кроватью и читал газету. Заметив мое шевеление, он отвлекся и отложил газету на столик.       — У меня есть для тебя маленькое вознаграждение, — сказал он и достал из кармана небольшую закрытую баночку с чем-то темным и густым. Я сразу догадался, что это кровь, но уж как-то слишком мало, чтобы утолить мой голод.       Эдвард пересел на кровать и склонился надо мной, а я не мог откатиться от него, слишком вымотался, и просто стало все равно, что он еще будет делать со мной. Хуже, как мне казалось, уже не будет.       — Считай это наградой за то, что так позабавил меня…       Он откупорил пузырек и влил мне в рот немного крови, поначалу вкус показался странным, необычным, точно не человеческий, а потом начало жечь внутри. Я задергался, хватаясь за горло, но жжение только расползалось, словно по венам пустили кипяток. И становилось все хуже с каждой секундой.       Валентайн прижимал меня к кровати, не давая скатиться на пол и прошептал:       — Дыши, дыши глубже, сейчас пройдет.       Потом он быстро расстегнул манжет своей рубашки, надкусил кожу на запястье и прижал рану к моим губам. Его кровь потекла по лицу, по щекам, попала в рот, и казалась источником спасения, я с охотой глотнул ее, а потом еще и еще. Жар стал сходить, превращаясь в обычное тепло, а вкус крови Хозяина странно пьянил. Промелькнула мысль, что его кровь похожа на предыдущую, такую же мощную.       Я лежал на постели и чувствовал, как стало очень хорошо, тело наполнилось легкостью, расслабилось, появилось приятное головокружение, боль ушла, осталось только тепло, разогнанное по венам.       Эдвард коснулся прохладной ладонью моего лица, провел по щеке и задержался пальцами на виске. Глаза сами стали закрываться, и я погрузился в глубокий сон, не желая видеть уродливую и отвратительную реальность.

* * *

      Легкий ветер играл с волосами, заставляя кончики щекотать лицо, я поморщился и открыл глаза, но тут же зажмурился. Яркое полуденное солнце освещало непривычно светлую комнату и слепило. На улице весело щебетали птицы и шумели деревья. Так спокойно и тихо, не слышно ни соседей, ни машин — никого… Я повернулся на другой бок, глубже укутываясь в мягкое, как пух, одеяло. Так не хотелось открывать глаза снова.       Пролежал подобным образом минут десять, пока до меня медленно доходило, что я вовсе не у себя дома. Резко подскочив с постели, запутался в одеяле и рухнул на пол.       — Черт! — сорвалось с языка, я присел и стал потирать ушибленное колено.       Голова казалась необычно пустой, как бы я ни пытался напрячь мозги, не мог ничего вспомнить. Комната выглядела вполне уютной, но слишком светлой от заливающего всю ее солнечного света. На окнах висели светло-бежевые портьеры, а сквозняк колыхал полупрозрачный тонкий, как паутина, тюль.       Постепенно я поднялся на ноги и нашел свои вещи, выстиранные, выглаженные и аккуратно сложенные на стуле рядом с кроватью. Как ни странно, оружие никто не забрал. Я оделся, вышел из комнаты и поплелся по длинному коридору, все еще тщетно пытаясь вспомнить, где я и как тут очутился. Вроде не напивался вчера.       Спустившись вниз по широкой лестнице, я оказался в просторном зале со светлым каменным полом и высокими колоннами. Посередине стояли два кожаных дивана друг напротив друга, а между ними стеклянный столик. Камин украшала лепнина с изображением рыцарей и фамильный герб. Я прислушался к собственным ощущениям, но поблизости не находилось ни одного вампира, только чьи-то приглушенные шаги разбивали застывшую тишину.       — Мистер Робертс? — услышал я мягкий женский голос и обернулся.       Из коридора вышла изящная миловидная девушка в униформе прислуги, украшенной пышными кружевами.       — Господин Валентайн утром ушел на работу. Он распорядился насчет завтрака для Вас, — произнесла она и очень тепло улыбнулась.       Я застыл, пытаясь сглотнуть подступивший к горлу ком. Обрывки воспоминаний, как куски мозаики, начинали складываться в полную картину.       Хозяин позвал, мы о чем-то разговаривали, а потом он решил поиграть. Попытка сбежать не увенчалась успехом — он поймал меня и жестоко мучил, а потом воспользовался ослабленным телом…       Задержав дыхание, я присел на диван, чтобы не упасть. Ужас и отвращение угрожали перерасти в панику, но из последних сил я держал себя в руках. Только не здесь, только не у посторонних на виду. Я не должен никому показывать своего отчаяния и боли. Слишком унизительно. А потом я догадался, что прислуга и так могла все слышать, от чего стало еще ужасно стыдно. Задушив в себе порыв позорно сбежать, я невероятным усилием воли нацепил на лицо маску полного безразличия, чтобы ни один мускул не дрогнул. Пусть они думают, что ошибаются. Гордость не позволяла показать в такой момент слабость.       Девушка подошла ближе и оттянула платок на шее, внимание привлекли ее шрамы. Много отметин от укусов украшали кожу, и несколько из них выглядели еще свежими.       — Угощайтесь, прошу, — произнесла она и снова улыбнулась.       — Ты с ума сошла?! — выпалил я грубо, даже слишком, тут же позабыв о своих проблемах.       — Но Вы же голодны, не так ли? — девушка шагнула еще ближе, и ее привлекательный аппетитный запах вскружил голову. Я сильнее вцепился пальцами в диван, чтобы не сорваться и не напасть на нее.       — Или Вы хотите так? — она оттянула длинный рукав блузки и оголила запястье, покрытое такими же уродливыми шрамами.       Перехватило дыхание от поступившей жажды. Глядя на нее, чувствуя запах, слыша, как стучит сердце и шумит кровь в венах, я не мог не думать о том, как должна быть сладка ее кровь.       И она действительно была умопомрачительно вкусной и теплой, когда я вонзил в тонкую шею девушки зубы, разрывая кожу. Не чувствовал в тот момент ни угрызений совести, ни страха, она даже не кричала, а прижималась сильнее ко мне, обнимая за плечи, будто боль доставляла ей удовольствие. Не отвлекаясь, я пил жадно и много, не помня и не думая, что неконтролируемой жаждой мог убить кого-то. Лишь только желание насытиться руководило моими действиями и разумом.       А когда ее тело упало к моим ногам, я безразлично переступил через труп, и вытер окровавленные губы и подбородок рукавом. Хотелось еще…       Что-то окончательно переломилось во мне этой ночью, высвободив на свет то, что не должно было никогда появиться. Раскаяние за совершенное убийство служанки стало лишь еще одной тупой болью, немного раздражающей, но терпимой. Появилась ненависть гораздо большая, чем разъедала мне душу до недавних пор, и я окончательно уверился, что Эдвард поплатится за все, пусть даже ценой моей собственной жизни. И я не думал даже, что умру раньше него, раз он мне запретил.       Особняк Эдварда я покинул сразу после того, как здорово опустошил его холодильник. Дворецкий вызвал такси, и молчаливый водитель-вампир доставил меня прямо домой, не взяв за поездку ни пенни.       До вечера я не отрывался от изучения статьей в интернете про вампиров и устройство их общества, пытаясь найти для себя любую возможность избавиться от Валентайна. Но информации оказалось настолько мало, что закрались сомнения, узнаю ли вообще что-нибудь полезное для себя? Не существовало никаких законов и правил, защищающих обращенных от их Хозяев, Эдвард мог даже убить меня безнаказанно, поскольку я больше не являлся человеком. Я лишь низшее звено, предпоследняя ступень в иерархии вампиров. По своему желанию не имел права без разрешения Хозяина перейти к другому Высшему, что вообще случалось редко и только в том случае, если настоящий Хозяин умирал. И понятно, почему такое происходило редко, мало кто из чудом обретших свободу вновь желал попасть в рабство.       Истратив немало времени на поиски, чтобы не думать о ночи, я нашел информацию о Высших вампирах, и оказалось, что они делатся на два вида: на древних чистокровных аристократов и Высших второго поколения. Почти все древние входили в состав Совета Старейшин, считающегося неким демократичным органом власти среди вампиров, где все решалось путем обсуждения и голосования. Именно Совет создавал свод правил и законов для всех вампиров, по большей части, чтобы контролировать именно Высших, так как их силы поистине разрушительны. Я даже нашел имена и фото, старики явно не любили попадаться на камеру, поэтому снимки оказались смазанными.       Высшие второго поколения появлялись в результате обращения человека в вампира и они оказались слабее чистокровных аристократов, по слухам, появившихся от крови первого кровопийцы, которого никто никогда не видел. Но все равно в обществе вампиров принято было считать их равными.       Для обращенных никаких делений и привилегий не существовало, не говоря уже о гулях, создание которых не одобрялось даже Советом. Хотя бывали случаи, когда вампиры с годами могли развить силу до уровня слабого Высшего, однако способа эволюционировать и подняться на ступень выше не существовало, что сильно огорчило. Да и судя по цифрам в статье, для достижения такой силы мне понадобится несколько сотен лет, а редко какой обращенный столько живет. Неудивительно, если со всеми так же обращаются, как со мной.       Я снова готов был окунуться в пучину отчаяния, но телефонный звонок отвлек от грустных мыслей.       — Алло? — пробубнил я в трубку, не особо надеясь услышать что-нибудь радостное.       — Винсент, привет! — раздался веселый голос Мари Данэм. — Приезжай завтра к девяти на работу, уже готовы документы и у меня есть для тебя приятный сюрприз.       — Что за сюрприз?       — У тебя же вроде бы есть права, да?       — Ну да, — протянул я, вспоминая свою первую машину, ключи от которой за пьянство отобрала мать. Еще в семнадцать лет я сдал на права и отец почти сразу подарил мне Jaguar, но покататься на нем я толком не успел.       — Вот и отлично, значит, завтра тебя на стоянке будет ждать служебный автомобиль. Он подержанный, конечно, но это ведь лучше, чем на своих двоих, правда?       Я промолчал, не зная, что сказать. Если Эдвард так пытался извиниться или задобрить меня, то он сильно ошибся.       — Так ты придешь? — с волнением поинтересовалась Мари.       — Я не знаю, не знаю вообще, что мне делать.       — Давай завтра поговорим об этом, ладно? Ты только приди. Я буду ждать.       — Ладно, — неохотно бросил я и только после того, как отложил телефон в сторону, опомнился.       Я ведь не собирался работать, не хотел никуда ехать и ничего делать для компании Валентайна, тем более не хотел делиться своими переживания с посторонними. Но что-то было в Данем светлое, она казалась мне совсем не такой, как Эдвард, и ее переживания не выглядели фальшивыми. Неосознанно меня тянуло к ней, и я решился сходить.       Забравшись снова в душ, я стоял, прислонившись лбом к холодной стене. Вспомнил о служанке, что так глупо отдалась мне и в результате погибла. Интересно, будет ли гневаться Эдвард, обнаружив труп у себя дома? Скорее всего, он бы уже давно заставил меня приползти к нему на коленях, если бы его волновала жизнь служанки. И разве она не догадывалась, что работая в доме Высшего, подвергает себя опасности? Ей ведь понравилось, когда я пил ее кровь. Могло ли быть так, что она хотела умереть? Я не мог понять ее, совершенно. И почему-то совсем не испытывал жалости к глупой дурочке, так растратившей свою жизнь. Я становился холоднее с каждым днем, с каждым новым ударом жизни душа черствела, и я чувствовал, что Эдвард именно этого и добивался, стирая во мне все человеческое.