Каникулы

День 5. Утро, день.       Брайан не знал, во сколько он проснулся - сквозь открытые ставни вливался солнечный свет, и слышался гомон горожан. Американец лежал голый под своим пледом и сонно жмурился. Еще вчера Ливия забрала его мокрую одежду и унесла куда-то для чистки и просушки – повертев головой, Брайан не обнаружил в большой комнате ни одежды, ни самой Ливии. Не долго думая, он завернулся в плед и сходил в туалет, там же он смог умыться холодной водой из маленького фонтанчика. Вернувшись, он увидел на столе горячий завтрак – тарелку с какой-то кашей, горячую лепешку, на которой грелся сыр, и неизменный маленький кувшин вина. Прекрасно, они тут пьют вино на завтрак. «Серебряный слиток за чашку кофе!»       Ливия подошла к Брайану и молча потянула на себя плед. Брайан плед отдал, но забрал из черных рук трусы, брюки и шерстяной свитер, и стал одеваться сам. С брюками все было отлично, а вот тонкий свитер на Брайана не налез. То есть, налез, но оставил обнаженную полоску кожи на животе, а рукава едва прикрывали локти. В таком виде идти на гладиаторские бои не стоило, зато можно было полюбоваться на выпученные глаза рабыни, которая пыталась понять, что произошло: - Ливия, дорогая, я дарю тебе этот прекрасный свитер от Корнелиани за 270 евро, а ты, пожалуйста, сбегай и купи мне какую-нибудь симпатичную тунику – Брайан залез рукой в рюкзак, зачерпнул несколько слитков и отдал Ливии – В ваших магазинах такие высокие цены, когда у вас начинаются сейлы? Ливия неуверенно улыбнулась, но с удовольствием приняла подарок и выбежала за дверь. Брайан же выудил из рюкзака свою читалку и погрузился в чтение труда какого-то историка, который скрупулезно описывал причины и хронологию восстания Спартака в 73 году до нашей эры. За чтением он съел весь завтрак, щедро запивая его вином. Вернулась Ливия, помогла надеть белую короткую тунику без рукавов, и Брайан жадно продолжил чтение на своей лежанке.       Кое-что Брайан знал из школьных уроков, но сейчас он узнавал факты, которые цепляли его внимание. Это было единственное восстание гладиаторов за всю историю их существования. Историк Плутарх писал, что его поразило благородство характера Спартака и показывал, насколько ничтожным был Красс по сравнению с ним. Хм, победителя считают ничтожнее проигравшего? Историк Саллюстий называл Спартака «первым гладиатором». Вольтер писал, что восстание Спартака - единственная справедливая война в истории, а Карл Маркс так и вовсе считал Спартака «самым великолепным парнем в античности». Брайан был совершенно согласен с Карлом Марксом и даже поправил его – «Не только в античности». Много вопросов возникало по поводу подготовки восстания. Все источники упоминали, что восставшие рабы захватили подводу с оружием, которая на редкость удачно проходила мимо виллы Батиата, но откуда взялась эта подвода, не знал никто. Много различных версий выдвигалось при установлении целей восставших, которые предпочли умереть в Италии, хотя могли покинуть пределы Римского влияния. Но большинство историков сходились в том, что восстание Спартака стало одной из причин падения Римской империи. И еще один факт, засевший в голове Брайана – тело поверженного Спартака так и не было найдено на поле последнего боя. Победителям нечего было предъявить своему народу в качестве доказательства победы над легендарным полководцем. То ли умер, то ли нет, но – бесследно исчез. Лежа на своей каменной кровати, Брайан так погрузился в размышления о самом великолепном парне всех времен и народов, что очнулся, только когда Ливия тихонько сказала: - Господин, Эномай ждет нас в амфитеатре. - А сколько времени? А, ясно, можешь не отвечать, – и начал быстро собираться.       Нынешний Капуанский амфитеатр вмещал около 25 тысяч зрителей, позже он будет перестроен на 60 тысяч посадочных мест – и развалины именно того, нового строения, вяло осматривал Брайан ровно 5 дней назад. Тогда он поленился найти музей гладиаторов, не ожидая увидеть там ничего интересного… А сегодня его ждала экскурсия по подземным коридорам амфитеатра с наставником Спартака, его учителем и будущим соратником Эномаем. Это был иссиня-черный пожилой негр исполинского роста с внушительными мускулами, с головы до ног покрытый старыми шрамами. Его торс прикрывал коричневый жилет из старой дубленой кожи, а ноги скрывали широкие брюки. Процедуры знакомства не состоялось, Эномай кивком головы послал Ливию на трибуны и провел Брайана через узкую дверь в стене арены. Они спустились ниже уровня земли и пошли по длинному коридору, по левой стороне которого располагались бесчисленные камеры, забранные толстыми железными решетками. Большинство камер были пустыми, в некоторых кто-то находился, но Брайан не стал разглядывать. Коридор освещался масляными факелами, укрепленными на стене через равные промежутки. Запах стоял скверный. - Я не хочу знать твое имя, чужеземец, и я не спрашиваю, кто ты такой – начал свою речь Эномай – Я хочу рассказать тебе про черный мраморный стол. Я родился в лудусе Батиата, мальчиком я подносил деревянные мечи тренирующимся гладиаторам, а в 16 лет сам вышел на арену. В 35 лет меня убил на поединке великан Теоколис, и я оказался на гладиаторском столе. Что случилось со мной дальше – я не расскажу никому и никогда, потому что это касается только меня и богов, которые приоткрыли передо мной завесу будущего. Я очнулся, мои смертельные раны зажили, и я обрел дар скромного провидца… - Эномай быстро взглянул на Брайана, чтобы удостовериться, что тот его понимает. Брайан кивнул, и они пошагали дальше по коридору. Иногда за решеткой камер происходило что-то страшное и неправильное, но Брайан старался не отвлекаться от тихих слов Эномая и не заглядывать в темные углы камер. - Тогда я обратился к своему наставнику, и он открыл мне, что боги взвесили на своих весах мою жертву и дали шанс изменить жизнь. И я ее изменил. Я стал наставником в школе Батиата с единственной целью – дождаться, когда в нее привезут пленника с голубыми глазами из Фракии. Эномай замолчал, пытаясь скрыть волнение. Брайан внимательно слушал. - И я его дождался… - снова длинная пауза. – Вчера Спартак сказал мне, что прозрел будущее и должен идти той дорогой, которой его ведут боги. Я понял, что жертва Спартака тоже была взвешена на божественных весах. - Боги это судьба? – спросил Брайан. - Не важно, как называть. Завтра, во время праздника на вилле Батиата, Спартак поднимет бунт, воспользовавшись теми вещами, которые сами пришли к нему – взрывчаткой, ножами и снотворным. Он убьет хозяев и гостей виллы, а затем начнет войну с Римом. Он понял, что не должен быть гладиатором - очистительной жертвой за римский народ, он должен воевать и погибнуть во имя свободы рабов и падения Рима. Кровь гладиаторов и пленников, которую проливали римляне на своих аренах, падет на их головы. – заключил Эномай. Потом он немного успокоился и продолжил уже другим голосом, спокойным и тихим: - Приходи завтра на виллу, когда увидишь сигнальный огонь. Спартак проведет тебя к черному камню и поможет вернуться туда, куда ты должен вернуться. - Я так и не понял, почему я сюда попал… - Потому что, во-первых, твое сознание покинуло твое тело на гладиаторском столе, а во-вторых, твоя жертва была взвешена богами и признана достойной второго шанса. - Но я не приносил никакую жертву. Эномай взял Брайана за плечи и всмотрелся в его глаза: - Ты ничего не понял, чужеземец. Это не ты приносил жертву, это кто-то пожертвовал тобой! Ты и есть жертва. Ошарашенный Брайан стоял, смотрел на черное лицо, на котором при свете факелов видны были только белки глаз, и не знал, что ответить. Похоже, этот человек абсолютно уверен, что Брайан - гладиатор 21 века. И что судьба дает ему шанс… на что? Решив, что рано еще делать выводы из своего приключения, Брайан кивнул, и они продолжили шагать по коридору под ареной амфитеатра. Но их путь завершился через несколько шагов – Брайан получил легкий толчок в спину, неловко стукнулся о решетку ближайшей камеры, из которой протянулась загорелая рука и прижала Брайана к железу. И пока щеки больно терлись о грубое железо решетки, его губы горели под страстными поцелуями знакомого жесткого рта. - Спартак, ты знаешь правила, нельзя спускать семя перед поединком. - Наставник, я помню правила, – губы исчезли в тени за решеткой. - Поединок начнется через час, - предупредил Эномай и быстрым шагом удалился по закругляющемуся коридору. Спартак протянул обе руки сквозь прутья, прикоснулся к темным отросшим волосам и принялся пропускать пряди между пальцами: - Брайан, ты узнал ответы на свои вопросы? - Эномай сказал, что кто-то пожертвовал мной… - Брайан прикусил губы и опустил голову. - Кто-то, кого ты…? - Любил. – И видя в глазах Спартака желание выслушать, продолжил: - Он не виноват, это я научил его перешагивать через чувства ради… разных других вещей. Это моя ошибка, а не его… - Ты можешь это изменить. - Я не уверен, что мне это нужно. - Главное, что можешь. Воспользуешься ли ты такой возможностью – это решишь сам. – В голосе Спартака слышалась такая теплота, что Брайан тоже продел руки через отверстия в решетке, обнял гладиатора и притиснул ближе к себе. Губы их соприкоснулись, а крепкая рука Спартака легла Брайану на ширинку. Брайан поднял брови, и Спартак прошептал: - Тебе Наставник не запрещал спускать семя? – рука ерзала по ткани брюк. Брайан вцепился обеими руками в решетку и всем телом подался вперед, к ласкающей руке.       Спартак расстегнул ремень, спустил брюки и белье к коленям Брайана и начал легко трогать напрягающуюся плоть. Пока лишь кончиками теплых пальцев. Их лица почти соприкасались, дыхание смешивалось, и они не отводили взгляд друг от друга. Спартак жадно ловил любую гримасу на лице Брайана. Напряженное ожидание, быстрый вздох сквозь зубы, едва заметный намек на стон. А еще он двигался в руку Спартака, прилаживался удобнее, подавался бедрами вперед и назад. Белые ягодицы Брайана двигались и светились в полутемном коридоре. Спартак отнял руку, поднес ко рту и напустил в нее лужицу слюны – Брайан смотрел, не отрываясь. И вдруг почувствовал, как теплая влажность сомкнулась вокруг его стоящего члена и начала скользить быстро и умело. Брайан застонал, закрыл глаза и уперся лбом в решетку. Двигался, ударяясь лобком в железо, не замечая этого, пытаясь как можно глубже втиснуться своей плотью в сильную ладонь. Спартак при каждом движении проезжался большим пальцем по уздечке, не пытаясь быть нежным, что вызывало все новые и новые стоны Брайана. И внезапно Спартак, всматривающийся в лицо своего любовника, получающий удовольствие от одного вида этих сведенных бровей и сжатых губ, опустился на одно колено и взял член американца в рот. Громкое удивленное «А-а-а-х» разнеслось по гулкому коридору, и будто эхо вернуло его обратно. Брайан открыл глаза, увидел склоненную макушку гладиатора и поняв, что долго не продержится, спешил насладиться упругостью неумелых губ, нежностью языка, которые ни на сантиметр не отдернулись, когда на них полилась терпкая сперма Брайана. Спартак приник и сосал эту сперму, сглатывая и облизывая набухшую головку. Руками Брайан поднял и подтащил к себе Спартака, и принялся целовать прямо в запачканные губы, проталкивая свой язык, ощущая собственный вкус. - Всё. Уходи, Брайан. – Несильный толчок в грудь. - А как же ты? - А меня ждет бой.       - Граждане Капуи! Сегодня мы воздаем почести Римскому консулу и командиру, непревзойденному Марку Минуцию Руфусу! – закричал из главной ложи, украшенной разноцветными флагами, распорядитель сегодняшних игр. Брайан сидел на деревянной скамье в пятом ряду трибун между Ливией и Эномаем, чуть далее располагался Ашур со своими то ли охранниками, то ли телохранителями. Жарко светило послеполуденное солнце. Народ был взволнован. Когда Брайан пробрался следом за услужливой Ливией на нужное место, Эномай скользнул взглядом по прилипшим ко лбу прядям, припухшим губам и ярким пятнам румянца на скулах – и сразу все понял. Его черное лицо потемнело от негодования еще больше, и Брайан поспешил оправдаться: - Наставник, Спартак не нарушил правило. Эномай пристально вгляделся в глаза американца и – поверил. Уставился на арену. На высоких нотах протрубили медные трубы. - В память о нём его внук решил вспомнить самую знаменитую победу его деда - разгром фракийских орд! На этой арене мы инсценируем победу Рима над фракийцами, которых будут изображать шестеро преступников, приговоренных к смерти! На роль Руфуса был один кандидат – Приносящий Дождь! – на трибунах раздались овации. – Победитель Теоколиса!! Чемпион Капуи!!! СПАРТАК!!! – толпа зрителей поднялась со своих мест и бешено зааплодировала.       Сначала на арену вышли шестеро приговоренных, все крупные здоровые мужчины, вооруженные копьями, топорами и тяжелыми деревянными молотами. Они сжались группой вдали от центра и не выказывали большого желания с кем-либо драться. Затем распахнулись кованые ворота главного выхода, по трибунам пронесся дикий вой, и быстрой упругой походкой, в полном боевом облачении римского командира, с надменным лицом и гордо поднятой головой на арену вышел Спартак. - СПАРТАК! СПАРТАК! СПАРТАК! – кричала публика, некоторые женщины срывали с плеч туники и в экстазе трясли голыми грудями. Брайану показалось, что он попал на концерт какой-то мега-звезды, где фанаты бьются в истерике, рыдают и бросают на сцену нижнее белье. Разница была только в том, что звезда, стоявшая сейчас на арене, была принесена своими фанатами в жертву темным силам. У Брайана это в голове не укладывалось, ему казалось отвратительным такое жестокое жертвоприношение. Спартак был одет в темно-красные доспехи из толстой кожи, прикрывавшие торс и бедра, украшенные на груди девятью бронзовыми эмблемами рода Руфусов. Предплечья и голени защищали высокие железные щитки с богатой чеканкой. Шлема на гладиаторе не было, его лицо было открытым и чистым. В каждой руке – по сверкающему гладиусу. - В честь Марка Минуция Руфуса да пусть прольётся кровь! – заорал распорядитель. Внук Руфуса, молодой толстый аристократ, довольно улыбался.       Спартак вышел на середину арены и раскинул руки в знак готовности к бою. Толпа неистовствовала. Синие глаза гладиатора нашли на трибуне светло-карие, и мир исчез для двух мужчин. Брайан испытывал потребность выйти на арену и стать рядом с гладиатором - спиной к спине, чтобы защитить своего любовника. Он вспомнил об утреннем чтении Плутарха, который писал о Священном Фиванском отряде: «Существует рассказ, что вплоть до битвы при Херонее отряд оставался непобедимым. Когда же после битвы царь Филипп, осматривая трупы, оказался на том месте, где в полном вооружении, грудью встретив удары македонских копий, лежали все триста мужей, и на его вопрос ему ответили, что это отряд любовников и возлюбленных, он заплакал и промолвил: «Да погибнут злою смертью подозревающие их в том, что они были виновниками или соучастниками чего бы то ни было позорного».       Завыли трубы, бой начался. Преступники, поняв, что против них вышел один-единственный гладиатор, приободрились и начали медленный маневр по окружению самоуверенного безумца. Спартак, стоя неподвижно с раскинутыми руками, поднял лицо к небу и закрыл глаза. Трибуны стихли и напряженно смотрели на арену. Сердце Брайана билось в его горле. Один из преступников зло ухмыльнулся, разбежался и метнул копье в неподвижную фигуру. В тишине послышался свист летящего оружия, которое сначала взмыло высоко вверх, а затем полетело в гладиатора, который даже не открыл глаза. Острый наконечник копья прочертил по смуглой скуле крошечную царапину и с силой воткнулся в песок арены. Крик трибун сотряс амфитеатр, Спартак открыл глаза, взмахнул обоими мечами и побежал навстречу своей судьбе. Брайана сотрясал прилив адреналина. Он хотел опустить голову между колен, чтобы не видеть неравный поединок одного против шестерых, но чувствительный тычок Эномая под ребра и шипение: «Прояви уважение, ты должен смотреть!» заставили его поднять глаза. Поэтому он видел, как Спартак врезался в круг противников, отражая удары со всех сторон, как сначала теснил их, но затем мощный удар тяжелого молота сбил его с ног и заставил сделать несколько кувырков по песку. Мечи полетели в разные стороны. Приговоренный с молотом кинулся на грудь гладиатору, который голыми руками пытался противостоять давлению оружия. - Ты помнишь, что мой дед выиграл эту битву, ланиста? – с главной ложи послышался обеспокоенный голос внука Руфуса. У Брайана заиграли желваки на скулах. Нахуй Марка Минуция Руфуса!       Он закрыл глаза, поднял лицо к небу и начал молиться. Это не была молитва в полном значении этого слова, это был мысленный разговор с судьбой. Это была попытка понять и принять, довериться и противостоять, просить и обещать. Безумные крики беснующегося народа заставили посмотреть на арену. Несколько преступников недвижно валялись на песке, Спартак наступал на оставшихся. Острые мечи сверкали на солнце, его тело двигалось в стремительном танце, который нес противникам последнее упокоение. Когда толпа начала скандировать: «Убей!» и тыкать большими пальцами вниз, над последним из приговоренных мелькнул милосердный взмах меча.       Брайану хотелось уничтожить всех этих лицемерных сволочей, которые затопили свою Республику кровью завоеванных народов, которые разучились сеять, пахать и работать. Этих ленивых ублюдков, которым рабы завязывали даже ремни на сандалиях. Этот народ, который завоевал полмира, чтобы ради развлечения убивать людей на своих аренах. То, что увидел сегодня Брайан – было самое отвратительное зрелище в его жизни. И он сказал себе: «Я должен помочь Спартаку разрушить Рим». Брайан наклонился к уху Ливии: - Дорогая, пригласи Ашура сегодня вечером к нам на презентацию. - Куда? - На презентацию. Ему понравится. Кивнул в ответ на пытливый взгляд Эномая и начал пробираться к выходу с трибун. Римские граждане с упоением ждали, когда им покажут новое представление. День 5. Вечер.       Комната Брайана была освещена несколькими светильниками. На столе стояли кувшины с вином и водой, несколько горячих блюд из рыбы и запеченной свинины, белые лепешки, твердый и мягкий сыр, виноград и блюдо с крепкими зелеными яблоками. Отдельно на крошечном блюдце стояли три пирамидки шоколадных конфеток Хершиз – все начиненные марихуаной, и лежала марочка ЛСД. Брайан курил сигарету, сидя за столом, табачный дым уносило в оконные проемы, не закрытые ставнями. Ливия молча стояла у дверей. Когда в комнату вошел Ашур со своими двумя охранниками, Брайан широко улыбнулся и поднялся навстречу гостям: - Рад приветствовать тебя, уважаемый Ашур, и вас, достойные солдаты, в скромном обиталище чужеземца. Прошу разделить со мной вечернюю трапезу, прежде чем я открою причину, по которой попросил вас о встрече.       Ашур с охранниками пришли в гостиницу сразу по окончании гладиаторских боев, которые завершились только после заката солнца, поэтому с благодарностью уселись за стол и принялись за еду. Ливия прислуживала мужчинам, подавая блюда и разливая вино. По улице гуляли толпы народа, все еще возбужденные кровавыми зрелищами, слышались веселые крики, иногда доносились пьяные песни. Увидев, что гости утолили первый голод, Брайан подсел ближе к Ашуру и грустно сказал: - Причина, по которой я просил о встрече – Спартак. Ашур расплылся в похабной ухмылке, с видимым удовольствием поглаживая на руке Омегу Си Мастер, надетые вверх ногами: - О, господин хочет повторить встречу? - Я хочу его купить. Я покидаю завтра Капую и хочу увезти в свои края этого прекрасного гладиатора, чтобы он радовал своими поединками взоры моего господина, большого поклонника эффектных зрелищ, которыми так славится Рим. Вряд ли Ашур поверил в эту легенду, он скорей поверил бы в то, что чужеземец хочет купить раба для постельных утех своего правителя, но в конечном счете это было не важно: - К сожалению, мой господин быстрее расстанется со своей женой, чем со Спартаком, который принес в его лудус богатство и процветание. Спартак не продается – заключил Ашур. Брайан сделал скорбное лицо и замолчал. - Я привез с собой удивительные вещи, чтобы купить в Риме лучшего бойца, но теперь мне придется увезти их обратно… - Брайан взял с блюда зеленое яблоко, подбросил его вверх, поймал в ладонь и сочно откусил. Охранники и Ливия уставились на него, прервав трапезу. - Что за удивительные вещи чужестранец привез с собой? – поинтересовался Ашур. - Это маленькие вкусные вещи для услаждения… души. Хотите угоститься? – все кивнули. Американец мягко продолжал: - Они бывают разные, одни нужно вкушать как сладость – и Брайан подал охранникам и Ливии по шоколадной пирамидке, другие должны таять на языке – и бумажная марка, пропитанная ЛСД, легла на высунутый язык Ашура, третьи нужно курить – Брайан подошел к светильнику и прикурил Мальборо, с сожалением отметив, что в пачке осталась всего одна сигарета. Все затихли, ожидая услаждения души. Наконец, один из охранников не выдержал: - Да ну, я ничего не чувствую – прыснул, и звонко засмеялся. Второй охранник подумал и ответил: - Это потому, что твоя душа такая круглая и зеленая, я ее вижу! – И тут, прикрывая рот и смущаясь, засмеялась Ливия. Ашур поднял на Брайана удивленно-радостные глаза с большими черными зрачками и протянул руку, разглядывая ее и улыбаясь.       Брайан затянулся, сделал гримасу «у меня тоже приход» и, скрывшись за матерчатой ширмой, упал на свое ложе. Достал мобильный телефон, включил альбом с хит-парадом 80-х для развлечения своих гостей и начал листать фотографии. Он брал с собой телефон, когда пошел на свидание к Спартаку в лудус, он брал его сегодня в амфитеатр - у него была мысль наделать уникальных фотографий одного из самых великих людей древнего мира… в памяти вдруг всплыло - «самый великолепный парень во всей античности»… но Брайан не смог фотографировать. Ему казалось, что это неправильно, и хотя он знал, что потом будет жалеть об отсутствии снимков, но не смог заставить себя щелкать камерой, когда на арене лилась кровь. А еще Брайан знал, что вид Спартака, стоящего на песке с запрокинутой в небо головой, навсегда отпечатался на внутренней стороне его век. Изящная линия подбородка, раскинутые сильные руки. Стоило закрыть глаза – и он видел молодого мужчину, о скулу которого чиркает наконечник копья. Но самым острым, самым невероятным в этой картине было то, что Брайан знал и пронзительно явственно ощущал вкус и запах губ гладиатора - свой собственный вкус и запах…       Стоило сморгнуть – и перед внутренним взором появлялось лицо в перекрестье железной решетки. Потом – то же лицо, отражающее незнакомую боль, переходящую в незнакомое наслаждение. Умелые нежные пальцы, скользящие по животу. Обнаженное тело в душевой кабине. Маленькие ягодицы, едва видимые в полумраке балкона, но навсегда запечатленные в жадной памяти Брайана. И самый первый кадр – грязное тело на темном камне… 5 дней назад. Но в телефоне – только несколько кадров из Неаполя - Спартак задумчиво слушает музыканта, Спартак ест мороженое, Спартак оглянулся через плечо и светло улыбнулся фотографу.       За ширмой слышался громкий смех, оживленные разговоры и звуки продолжающейся трапезы. Самое время вернуться к гостям. Ашур, весело блестя глазами, начал расспрашивать Брайана, за какую меру серебра тот согласен расстаться с своими удивительными вещами, которые так красиво услаждают душу. «Мне серебро не нужно, мне нужен Спартак» - твердил Брайан. Ашур уговаривал, настаивал и предлагал другие римские товары для иноземного господина, от зерна до мраморных статуй, но Брайан отрицательно качал головой. И когда ассириец, наконец, произнес «Прекрасные римские железные мечи», Брайан протянул: «Ну, наверное, можно…», и они ударили по рукам. Однако, в ходе дальнейших переговоров выяснилось, что хитрый Ашур и в состоянии измененного сознания умеет жестоко торговаться. Брайану пришлось отдать весь пакет марихуаны, все марки с веселыми слониками, все серебряные слитки прямо в красивой жестяной коробке из-под печенья и даже девять оставшихся шоколадных конфет. Взамен он получил подводу с 50 железными мечами, десятком боевых топоров и несколькими длинными копьями, а также – настойчивое увещевание убраться с этой подводой из Капуи не позднее завтрашнего вечера. Бутылка виски, армейский нож и сигнальная ракета – вот и все, что осталось в рюкзаке у Брайана. И одна сигарета. А еще Ливия.