Часть 1
7 февраля 2014 г. в 21:29
— За что мне все это? Вот ведь идиот. Превратил группу в цирк — получай теперь. — Маврин бьется головой об стену.
К стулу привязан Максимов. Возражать не смеет.
В студию заваливается Алексеев. Вид, мягко говоря, помятый. Оба смотрят на него с надеждой, но Алексис забирает гитару и на выход.
— Не уходи, — Сергей преградил ему путь. — Поговорить надо.
— Я думал, мы вчера поговорили. Вот ты мне точно всё сказал.
Ярким тому аргументом служил шикарный фонарь под глазом Алексеева. Вопрос, кто в этом виноват, отпал автоматически.
— Ну, я погорячился вчера, бывает.
— Погорячился? Это сейчас так называется? С Холстининым и Кипеловым ты тоже погорячился?
— Стоп. А они-то тут причем?
— Ты повспоминай. Отпустит — звони.
— Стоять на месте. Я требую подробностей.
— Подробности привязаны к стулу.
Алексис ушел, Максимов попытался изобразить потерю сознания. Маврин радовался внутри, уж подробности-то точно от него никуда не убегут.
— Максимов, о чем он говорил? Я знаю, ты меня слышишь.
— Я-то откуда знаю?
— Заметь, если что, убежать ты не успеешь, да и не сможешь.
— А чего сразу я? Идея-то изначально твоя была.
— Максимов, ты — садист! И я тебя сейчас стукну.
— За что? Я ничего еще не сделал. А про Холстинина с Кипеловым ты сам придумал.
— Аааааа! Что я придумал? Почему у Алексеева глаз подбит? И при чем, твою дивизию, тут Кипелов и Холстинин? При чем, я спрашиваю? — переходя на визг.
— Да не ори ты хоть, и так хреново. Ты сказал привести тебе их — я и привел. Я же не думал, что ты нажрешься с Холстининым и станешь состав группы менять. То есть, в том, что ты нажрешься, я не сомневался, но что с таким исходом.
— Ой. А сам-то. Мог бы и остановить.
— Алексис попытался.
В кладовке что-то рухнуло.
— Стыров?
— Нет. Удалов. Ты его на край положил. А Холстинин на полу, ему некуда падать.
— Так. Стоп. Я же просил Кипелова привести, а не Удалова.
— Макс тоже хорошо поет. А Кипелов, когда про состав услышал, свалил сразу.
— Охренеть!
— Охренел я, когда ты заявил, что и басиста намерен менять.
В кладовке опять что-то рухнуло.
— Харьков?
— Нет.
— А Дубинин бы обязательно сматерился. Стыров?
— Грановский. Из Стырова басист никакой. Я проверял.
— Грановский?! Охренеть!
— Согласен. Я совсем охренел, когда он меня к стулу привязывал.
— А Стыров тогда где? Я помню, он вчера был.
— Похоже — это единственное, что ты помнишь. Он проветриваться ушел. Ну и расписал же ты его вчера, надеюсь, он там ни с кем не встретится.
— А повод?
— Ты сказал, что Удалов в разы лучше поет. Ты сам идиот, превратил группу в цирк и далее по тексту.
— За наглость, — отвесил Максимову подзатыльник.
— Может, развяжешь уже?
Развязал, позвонили Алексееву, вернулся и Стыров. Пленников из кладовки выпустили. Маврину пришлось долго слушать, кто он есть на самом деле и еще дольше извиняться.