Пихалыч

Дулин был не пощадим. Он наступал, напирал, растлевал… Да, да, именно растлевал. И с каждым таким растлением Витя чувствовал, что в следующий раз точно не сможет устоять. Нет, устоять он, конечно, сможет, но вот ухаживаниям Дулина поддастся. Это как пить дать! Или просто дать… - Михалыч! – Дулин влетел в кабинет своего начальника со скоростью ветра. Вид у него был как всегда решительный и… бог его знает, че он опять задумал. На всякий случай Витя его послал куда подальше прямо с порога, не отходя от стола. Мало ли, вдруг опять начнет свои соблазнялки по углам распихивать! - Пошел вон отсюда!... И не смей ко мне приближаться. Но Дулин приблизился. Да еще как приблизился! Он еще никогда так не приближался! Так близко, так горячо… Михалыч не сразу нашелся с ответом. Вернее, с реакцией он своей никак не совладал, когда две руки прижали его запястья к стене, да такой крепкой хваткой, что и сил никаких не хватило сопротивляться. Он замер, потерянный в глазах своего фрезеровщика. - Ваня, не дури… - прошептал Михалыч, чувствуя, что вот он – миг, когда он ответит вниманию самого нетрадиционно ориентированного фрезеровщика. Вероятно, почувствовав эту покорность, Дулин отпустил его запястья. Они просто стояли и смотрели друг на друга. И молчали, завороженные моментом. Потом Иван просто и легко прикоснулся губами к губам своего начальника цеха. И как по волшебству, никто не потревожил их внезапным приходом. Не открылась дверь, не появились другие фрезеровщики с беспокоящими их, обычно так не впопад, проблемами. Поцелуй был таким… Михалыч потерял всякое ясное видение происходящего. Это было так… правильно. Он вдруг понял, как сильно и давно этого желал! Возможно, даже еще до того, как Дулин во всем признался. Еще раньше, когда они были просто… друзьями. Когда пожимали друг другу руки, здороваясь. Или когда крепко по-дружески обнимались. Осторожно, потеряв всякий контроль над собой, Витя стал отвечать на поцелуй, разрешать проникнуть в свой рот чужому горячему языку, которого так хотел. Он сам не знал, зачем так долго отвергал этого мужчину. Теперь уж точно не знал… Он вздрогнул, когда почувствовал руки Дулина на своей пояснице. Вздрогнул, но ничего не предпринял. Не отпрянул, не закричал, не послал его к такой-то матери. Просто прижался крепче своим бедром к его бедру. И с новой волной дрожи почувствовал нечто глубоко не безразличное, отчаянно упругое. Там внизу, и оно настойчиво упиралось в него… - Ваня… - умоляюще прошептал Михалыч. Дулин на секунду оторвался от его «сахарных уст», и посмотрел затуманенным взглядом, от которого по телу начальника цеха прокатилась обжигающая волна. - Что?... – охрипшим голосом спросил фрезеровщик, не останавливаясь стаскивать брюки вместе с красными труселями с бедер директора. - А вдруг кто-то зайдет… - жалобно пискнул Виктор. Несмотря на наличие рубашки, он ощущал себя полностью обнаженным. - Не боись! – заявил Дулин, и опустился на колени на деревянный жесткий пол. Михалыч услышал какой-то странный сдавленный стон, который, вероятно можно было бы принять за комплимент. - Они все на обеде… - это было последнее, что сказал Иван. Или последнее, что услышал Виктор Михалыч Орешкин… Теперь-то совращенный начальник понимал, о чем постоянно твердил ему Дулин, расхваливая свои умения в гомосячных делах. Он вспомнил и о том, что после первого раза всегда бывает и второй, потому что от сладострастного фрезеровщика нетрадиционной сексуальной ориентации еще никто не отказывался. Так говорил он сам. И это было чистейшей правдой! - Тише, Михалыч... Сейчас же пол цеха сбежится! – время от времени повторял Дулин, тем не менее не прекращая пытку. – Тише, черт тебя возьми! Наконец, и рубашка присоединилась к брюкам с красными труселями на полу. А через несколько секунд и рабочий комбинезон вместе с рубашкой. Двое лежали на полу, наслаждаясь друг другом. Уже не по-дружески… - Я всегда мечтал о твоих пышных… - Что – формах?... - Нет, Михалыч, усах… Особенно, вот тут… Иван молча направлял его туда, где, как всегда думал Орешкин не бывать его мужским губам. Ему на секунду вспомнилось, как он отсасывал… яд от ядовитой, якобы, змеи, чтобы спасти жизнь другу. Тогда он и не догадывался, что придется снова… этим заниматься. Причем в таких весьма экзотичных условиях, и добровольно! Михалыч облизнулся, прежде чем обхватить губами уже знакомую часть тела своего работника. Своего лучшего фрезеровщика, будь он неладен! А он неладен… еще и как. - Ооо, ммм, Михааалыч…!!! «И кто теперь орет?!», - думал Виктор Михайлович Орешкин, впервые признавая в себе голубую жилку. - Ооо, Михалыыыч! Твоиии усыыы!!!... Оооох…Аммм…. - Да заткнись ты!!! – гаркнул Витя, оторвавшись от своего дела. – Хочешь, чтобы весь завод узнал, чем мы это тут занимаемся?!... По довольному лицу скользнула хитрая ухмылка. - А и пусть узнают! Пусть все знают!!! Что Я Тебя Люблю!!!! Михалыч испуганно пригнулся. - Хорошо, хорошо. Пусть знают. Пусть… но давай я все-таки закончу… гмм… это, ладно? А потом всем обо всем расскажем!... Договорились? Дулин удовлетворенно кивнул, и с силой притянул седовласую растрепанную голову к своему чреву. - Извержение прошло успешно! – заявил, задыхаясь самый счастливый в мире фрезеровщик нетрадиционной сексуальной ориентации. Михалыч вытирал лицо салфеткой, сидя на руках своего работника. - Не волнуйся, Витек, никому еще с первого раза не удавалось проглотить все сразу… на одном дыхании. Но у тебя будет возможность преуспеть в этом деле! Он любовно приглаживал растрепанную вспотевшую шевелюру, и снова и снова целовал припухшие липкие губы под пышными усами.