Я вышел во двор. Там оказалось светлее, чем в обители, и мне пришлось прищуриться. Очень непривычно было ощущать пустоту в груди и отсутствие глаза.
«Как же я теперь буду… если это навсегда?!.. Ничего, заслужил. Привыкай теперь!..»
Демон ждал меня возле самой высокой башни, которая заметно выделялась на фоне остальных и венчалась длинным шпилем. Лиикир не стал принимать женское подобие. Он так и остался сгустком тьмы с красной спиралью посредине, которая постоянно пульсировала. Мне стало страшно. «Демон угрожал замучить меня, а вдруг он прямо сейчас возьмётся за исполнение своих обещаний?»
— Да иди, не бойся, не укушу, — услышал я низкие раскаты такого знакомого и одновременно такого чужого голоса.
Но подходить было страшновато. Я поёжился.
— Сцыкун ты, — хохотнул демон. — Ща мы тебя подправим, а то смотреть противно.
Невольно сделав шаг назад, я судорожно сглотнул, но Лиикир уже был рядом. Тёмный туман, из которого состоял демон, внезапно уплотнился, и житель Ада приобрёл вполне чёткие формы человекообразного существа. Дотронувшись до меня, он что-то забубнил себе под нос, и вскоре пустота в моей груди перестала ощущаться. Когда демон отошёл, я дотронулся до всех трёх проблемных мест: повреждений как не бывало.
— Ну вот, теперь не так противно на тебя смотреть, — констатировал, потирая руки, Лиикир. — Что, готов пройти следующий Храм? — с издёвкой спросил он.
Я утвердительно кивнул.
— Тогда вперёд! — демон кивнул следовать за ним и вплотную подошёл к двери самой высокой башни, отливающей красным. На тёмных дверях красовалась табличка с изображением силуэта человека, высоко задравшего нос. — Добро пожаловать в Храм Гордыни — царицы грехов!
Лиикир толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. Я, не дожидаясь специального приглашения, ступил в прохладный мрак. Мне хотелось поскорее покинуть демона. После недавних событий его общество стало малоприятно, хотя и раньше не вызывало особого восторга.
Дверь хлопнула за спиной, и меня окутали темнота и пустота. Но, сделав пару шагов, я увидел свет, а через мгновение оказался в просторной огромной зале.
Помещение было выполнено в серых тонах. Никакого лишнего цвета, лишь игра чёрного и белого, да их всевозможных оттенков. Высокий потолок тонул где-то в неизвестности, и уловить детали было невозможно. По центру залы располагалась странная стена, метра три в высоту, она не доходила до потолка, но, подобно ширме, разделяла собой огромное пустое помещение. Стены, выполненные из серого нешлифованного мрамора, оказались пустыми: ни гобеленов, ни других украшений, только огромные зеркала, высотой около шести футов и шириной около двух футов. Я насчитал их семь: три на правой стене, три на левой и одно, расположенное прямо напротив зияющей пустоты, из которой я только что пришёл, будто бы манило, подсказывало, что там выход, ибо было немного больше других.
Матовая поверхность зеркал была тёмной, я обратил внимание и, к своему удивлению, обнаружил, что они ничего не отражают. Их непрозрачная матовая гладь лишь переливалась непонятными бликами. Мне стало жутковато, и я вздрогнул. Внезапно одно из зеркал, то, что было по правую сторону и ближе всего ко мне, будто ожило. Его поверхность засветилась, словно вышедший из спящего режима монитор, и там появилась картина.
Сначала я не понял, скорее, не узнал тех, кого показывало зеркало, но это длилось не больше мгновения.
— Мама, ну зачем, скажи, зачем тратить деньги на дорогостоящие операции, если врачи говорят, что Кир не жилец?! — говорил Женька, мой брат, который был старше на шесть лет.
— Женя, он мой сын и твой брат, мы должны использовать любую, мало-мальски доступную возможность, чтобы спасти его.
— А если все траты окажутся напрасными? — Женька поджал губы. — Почему всегда все должны страдать по вине Кира? Он, ей-богу, в семье урод. Вечно во что-то вляпается со своей бедовой головой. А всем остальным приходится расхлёбывать…
— Да как у тебя язык поворачивается?!.. — голос мамы срывается, а на глазах появляются слёзы.
— Ну мам, он ведь действительно прав, — к ней подходит с другой стороны Виталик, ещё один мой брат, который старше на три года, и обнимает за плечи. — Смысл тратить столько денег на операции, если неизвестно, помогут они или нет. Ты же сама говорила, что у Кира не было ни единого неповреждённого органа, как он жить будет?
— Главное, что ваш брат будет жить… — всхлипывает мама.
— Мам, ну ты подумай, — подходит к ней с другой стороны Женька. — Кир всегда гордился своей физической формой, считая себя самым крутым парнем. Он всегда хвастался отличными показателями, победами на соревнованиях… — брат на секунду замешкался. — У него всегда шило в заднице имелось, вот и доигрался. Представь, каково ему будет жить, даже если он очнётся, что маловероятно: кома при таких травмах — это уже покойник.
— Женя прав, Кир стал калекой. Что за жизнь ожидает нашего крутого космического мена в инвалидной коляске? — с некоторым сарказмом в голосе говорит Виталь. — Ты можешь считать это цинизмом, но поверь, дать Киру спокойно умереть… так будет лучше для всех, а для него — в первую очередь.
— Он, как и его отец, всё о себе думал. Геройствовать, видишь ли, захотелось. А как близким потом придётся… — со злобой выпалил Женька и получил звонкую пощёчину от мамы.
Надо сказать, что братья приходились мне братьями наполовину, то есть мы были единоутробными: при одной матери у нас были разные отцы. Их родитель бросил маму, а потом спился; мне мало было про него известно, он иногда приходил к братьям, но толкового ничего они от него не видели.
Когда непутёвый папашка Женьки и Виталика исчез в неизвестном направлении, на горизонте появился мой будущий отец. Мама долго не решалась завести новые отношения, но потом всё же настойчивые ухаживания сломили её непреклонность. А позже появился и я. Только с моим отцом произошла беда. Он был оперативником и погиб при выполнении задания. На весь наш городок долго гремело это дело, папа стал героем… посмертно… А я, трёхлетний сорванец, никак не мог понять, почему фото папы распечатано во всех газетах, а сам он всё не приходит и не приходит…
Эх! Кажется, история повторяется. Я пошёл по стопам отца… только… Только он погиб геройской смертью, а я… Я, как идиот, по собственной глупости.
— Думай, что говоришь… — обращается к Женьке мама. — Кир такой же мой сын, как и вы…
— Да зачем ты вообще родила этого урода?! — восклицает Виталь. — Сколько помню, от него были только неприятности, а вы с бабушкой с ним как с писаной торбой носились: «Кирюша то, Кирюша сё, он же маленький, ему же нужнее»… — брат осёкся, встретившись с тяжёлым взглядом мамы.
— Ма, пойми, у нас семьи, у меня малая скоро в школу пойдёт, Виталя ждёт пополнения. Мы не можем сейчас помочь финансово. Да и если было бы это рациональным, а так… — Женька махнул рукой.
— Но ведь он же вам помогал… — надрывно, словно пытаясь докричаться до своих сыновей, говорит мама.
— Хах, когда это? — лицо Витали перекошено сарказмом.
— Короткая же у вас память, дети мои, — сердится мама. — Не помнишь, как Кир доложил значительную часть суммы, чтобы ты, Женя, купил отдельную квартиру. А ты, Виталик, не помнишь, как твой умирающий брат дал тебе денег на свадьбу и добавил на покупку машины? Нет? Это был не Кир, не ваш брат?
— А ты вспомни с каким пафосом, с каким одолжением он это делал, — хмыкнул Женька. — Да от таких подачек… Проще у чужих людей попросить…
***
Зеркало мутнеет, зал, в котором я нахожусь, куда-то плывёт, унося в сизую мглу. А через секунду всё рассеивается, и вот меня окружает интерьер квартиры мамы. Такой, какой он был ещё до ремонта, три года назад. Передо мной стоят братья. Так совпало, что Женька хочет купить квартиру, а Виталик надумал жениться, и ему нужно сделать это поскорее, ибо невеста уже на третьем месяце беременности. Обоим нужны деньги.
— Ну что, Кир, поможешь? — спрашивает Виталик.
— Не, ну если у тебя там свои нюансы, не вопрос, — театрально разводит руками Женька, пытаясь взять на «слабо».
Я пожимаю плечами и отвечаю им:
— Да какие вопросы, так уж и быть, помогу, — начинаю свою речь с самым пафосным видом. — Вот свезло мне со старшими братьями: нет, чтобы младшенького поддержать материально, они его за дойного козла держат, — на моём лице появляется ухмылка превосходства. — Вот почему я должен вам постоянно помогать? Что я, банкомат что ли? И суммы вы просите немелкие. Неужели самим кишка тонка заработать?
Ожидаю услышать похвалу в свой адрес и упрашивания. Ведь прекрасно знаю, что нет у них возможности повысить свои доходы до моего уровня. Нет у них связей и левых каналов, да и бизнеса подпольного тоже. А раз такие недотёпы, так пускай руки мне целуют да радуются, что я у них такой есть — спаситель-выручатель. Только реакция последовала совсем другая.
— Знаешь что, а не пошёл бы ты, — процедил Виталь.
— Не хочешь помогать, не надо, — подхватывает Женька.
— Почему не хочу? Просто меня удивляет ваша лапушарость, — продолжаю ехидничать я.
— Да ну тебя на хер, — в один голос произносят братья.
— Ну не хотите, как хотите, — ухмыляюсь вслед закрывшейся за ними двери.
«Ну, если они не умеют просить, их проблемы», — пожимаю про себя плечами.
А на следующий день ко мне пришла мама со взбучкой:
— Кир, как тебе не стыдно, — начала она. — Братьям твоя помощь нужна сейчас, а ты себе цену набиваешь, как последний негодяй. Это подло с твоей стороны.
— Да чего там, — стушёвываюсь я. — Просто хотел, чтобы они нормально попросили. А не в привычном ключе: «Ты больше зарабатываешь, значит, ты обязан нам помогать!»
— Да? А они мне рассказали, будто ты их начал с грязью мешать. Или ты хотел, чтобы они пали перед тобой на колени и ноги тебе лобызали?! Нехорошо, сын, ох нехорошо ты себя повёл…
— Они сами не захотели, не навязываться же мне?.. — пытаюсь оправдаться.
Мама лишь качает головой.
— Кир, нужно так давать, чтобы можно было взять, — наконец изрекает она.
— Ну хорошо, хорошо, — покорно опускаю голову я. — Сниму деньги, а ты передашь им. Всё же искренне хочу помочь.
На лице мамы застывает её добрая и ласковая улыбка.
***
Виденье исчезает, зеркало снова темнеет, а через секунду опять зажигается. И тут неожиданно, словно там, за стеклом, кто-то кинул бомбу, взрывается миллионом сверкающих осколков разной величины: от мелких капелек до особо внушительных и обоюдоострых. Это всё случилось так внезапно, что я не успел никак среагировать. Острые крупные обломки зеркала полетели прямо в меня с невероятными скоростью и силой, намертво пригвоздив к странной стене, которая стояла посреди залы.
Прибили очень плотно, как иголка мотылька для препарации. Боль пронзила всё сознание, так что выбила все мысли и ощущения. Лишь спустя какое-то время я вновь смог думать и ощущать. Восемь огромных осколков, словно мечи, пронзили мои грудь, живот и даже ноги, лишь руки остались свободными. Из ран сочилась кровь, запах её был тошнотворным: тяжёлый железный с примесью гнили, как от трупа. Цвет тоже был практически чёрным.
«Почему со мной всё это происходит? — думал я, превозмогая боль. — Значит, меня никто не ценит, кроме мамы? Даже родные братья!»
Новая волна боли, новая волна тошноты накатывают на меня. Становится просто невыносимо это терпеть.
«А может… Может, я сам виноват? Хотя… Я ведь только хотел, чтобы меня ценили по достоинству. Всего-то… Или всё же я делал что-то не так?..»
Боль немного уменьшилась, и я увидел как вспыхнуло светом другое зеркало, то, что находилось рядом с разбитым.
