***
- А это моя Неллиэль, - тучный мужчина сдержано улыбнулся, представляя Нойторе вошедшую даму. Тёмно-каштановые волосы аккуратно обрамляли лицо девушки, складываясь в незатейливую причёску. Во всём её облике было что-то неуловимо притягательное, изумительно-женственное, будто сама Красота вошла в гостиную, осветив её. Если бы Нойтора принадлежал к числу тех впечатлительных людей, которых он сам с презрением величал «нервными», он бы непременно вздрогнул или почувствовал бы, как его сердце затрепетало. Но мистер Джируга был совсем из другого теста, поэтому он лишь хищно улыбнулся, предвкушая интересное дело. Между тем Неллиэль церемонно подала ему руку, затянутую в светло-сиреневую перчатку. Нойтора отметил, что кружево на перчатке было изрядно изношено. Впрочем, учитывая то, что её отец без пяти минут банкрот, а она, по видимости, не замужем… Джируга непременно бы оценил и другие подробности её наряда, но в этот момент Нелл взглянула на него. В её глазах, непередаваемого оттенка, было что-то странное. Не карие и не серые, в них было что-то от пустыни. Зыбучие пески. Нойтору нельзя было причислить к поэтам или людям, страдающим излишней одухотворённостью, но в этот момент он всерьёз усомнился в трезвости своего рассудка. Потому что он падал. Джируга постарался улыбнуться. Интересно, заметила ли она то, как подкосились его ноги? Лицо Неллиэль было безмятежно, и это раздражало. Неужели она действительно ничего не почувствовала? Почему она, чёрт возьми, не упала вместе с ним? - Здравствуйте. Отец рассказывал мне о вас. И всё то же невыносимое спокойствие в голосе. - Вероятно, ничего хорошего, - сдержанностью в суждениях Нойтора никогда не отличался, тем более теперь, когда она сама дала ему шанс проверить её, посмотреть, как разобьётся эта маска вежливости и благонравия о его вопиющую бестактность. - Именно так, - тихо ответила она и прошла к креслу, слегка задев его искусно расшитым подолом. Мистер Ту Одершванк растеряно заморгал, явно не понимая, что происходит. Нойтора же прищёлкнул языком: намечалась сделка. Отныне всё зависело от того, как скоро этот жирный, обливающийся потом месье решит продать ему свою дочь. - Я останусь на чай, - сказал Джируга и с удовольствием отметил, как дёрнулись пальцы Нелл, сжимающие переплёт какой-то книги. Она несомненно всё поняла.***
Нойтора Джируга, один из самых богатых буржуа Англии, меньше чем за десять лет вдвое увеличивший капитал, оставленный ему отцом, всегда знал чего хочет. И, конечно, всегда получал желаемое. Он отдавался своему делу со страстью, достойной похвалы, с демонической одержимостью, пугающей достопочтенных буржуа. Он с удовольствием разорял некогда богатых людей, на законном основании обирая их до нитки. Нойторе нравилось присваивать чужое, постоянно увеличивая свой банковский счёт. Но с такой же пылкостью Джируга проигрывал недавно заработанное в карты, пропивал деньги в элитных клубах, а порой и в дешёвых барах. Он жил на широкую ногу, содержал бесчисленных любовниц, участвовал в скачках. Казалось, что он беспрестанно ищет новые способы ощутить жизнь, покорить её. Жажда завоевания была его сущностью, основой его мироздания. Нойторе претили религия и общественная, узаконенная нравственность. Он ненавидел и презирал тех, кто готов был жить по заранее заготовленным догматам, запрещающим почти все удовольствия этого мира. Увидев Нелл в тот февральский день, он ни секунды не сомневался в том, что она скоро будет принадлежать ему. Уже следующим вечером Джируга снова был у них. В маленьком доме, где всё кричало о тщательно скрываемой бедности, его приняли настороженно. Отец Нелл долго говорил с ним об условиях долговой расписки, составленной ещё дядей Нойторы. Джируга зевал, не заботясь о поддержании беседы. Наконец, Неллиэль вернулась с прогулки. Нойтора тут же отметил, что она в том же платье, в котором выходила вчера. Значит, дела Ту Одершванка ещё хуже, чем он думал. Отлично. В этот раз они проговорили около часа. Нелл была всё так же спокойна и вежлива. Правда, на его словесные выпады отвечала с обескураживающей честностью. «Раздражающе-притягательная», - так мысленно охарактеризовал Нойтора мисс Ту Одершванк, опасаясь смотреть ей в глаза. Опытным путём уже было выяснено, что его падение продолжалось, она же оставалась безмятежной. Будто не подозревала о том, какой силой обладает. Через неделю стало очевидным, что простой любовницей Неллиэль не будет. Во-первых, её отец, заметив его интерес, явно вознамерился не только продать дочь подороже, но и обеспечить её будущность. Во-вторых, Нойтора понял, что Нелл горда. Её спокойствие, которым она закрывалась от мира, точно щитом, было так холодно и непробиваемо, что становилось очевидным – она скорее умрёт, чем ступит на неправедный путь. И пусть это раздражало, но одержимый идеей получить её, Нойтора был вынужден пойти на уступки. «В конце концов, - утешал он себя, - жена не помешает обычному образу жизни. Ей придётся смириться с тем, что у меня есть другие женщины. Это нормально». Пожалуй, самым печальным в данной ситуации было то, что сейчас Нойтору абсолютно не интересовали его любовницы. Эти женщины, исполнявшие любые его прихоти и готовые на всё ради его денег, вызывали в нём отвращение. Нелл преследовала его, точно приведение. Такая манящая, притягательная и невероятно далёкая… Невозможность завладеть ею немедленно приводила Джиругу в иступлённое бешенство. Отец Неллиэль ничем не высказывал своей заинтересованности в намечающемся союзе. Порою у Нойторы возникало ощущение, что старик специально избегает этой темы. Прошло два месяца, наполненных беседами, неспешными прогулками и холодным равнодушием с её стороны, прежде чем Джируга решил закончить это дело, которое уже порядком измотало его нервы. Боже, он ещё никогда не был так терпелив и предусмотрителен! Да любая девица на выданье в Англии почла бы за счастье оказаться на месте гордячки Нелл! Он приехал раньше, чем обычно и изрядно удивился, обнаружив, что дверь не заперта. Переступив порог, Нойтора огляделся, но маленькая горничная, которая всегда встречала его немного смущённой улыбкой, не вышла из своей комнаты. Постояв несколько секунд на месте, Джируга, наконец, сделал пару шагов к двери, ведущей в гостиную с кремовыми стенами. Его рука, протянутая к резной ручке, замерла и опустилась, когда он услышал взволнованный голос Неллиэль. - Этот человек сегодня снова придёт, отец. Ты и сам знаешь, и я не удивлюсь, если… Столько отчаяния. Нойтора мысленно выругался: неужели он противен ей? - Ты боишься его? Джируга осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Старик сидел на диване, опустив голову на руки. Во всей его позе было что-то трагическое. Несмотря на отсутствие склонности к поэтическому восприятию жизни, Нойтора всё-таки не был человеком бесчувственным. Мистер Ту Одершванк, всегда казавшийся ему смешным и жалким, сейчас пробудил в нём что-то, до крайности похожее на сострадание. Возможно, истинная причина этого чувства скрывалась в Нелл. Девушка стояла рядом с окном. Волосы, обычно уложенные с помощью нескольких заколок, свободно струились по её плечам. Нойтора невольно залюбовался непослушными локонами, он ещё никогда не видел Неллиэль такой простой и уязвимой. Она обхватила себя руками, точно желала защититься от этого мира, от жестокой необходимости, с которой ей нужно было примириться. В её взгляде, устремлённом на отца, сквозила ничем неприкрытая нежность. Джируга даже не подозревал, что Нелл может быть столь чувственной и открытой. Девушка не спешила отвечать на вопрос отца, наконец, она вздохнула и произнесла: - Я боюсь не его, а неизбежности. - Дорогая, - отец протянул к ней руку, и она подошла к нему, опустилась на колени, будто вверяя себя его воле, - я не хочу, чтобы ты считала себя обязанной. Нелл грустно покачала головой: - Но у него твоя долговая расписка. Сегодня мне пришлось рассчитать горничную. Если мистер Джируга не получит… - её голос дрогнул, и это разозлило внимательно прислушивающегося к её словам Нойтору, - того, чего добивается, против тебя возбудят дело. И мы его не выиграем. Обречённость и чувство долга. Как же это взбесило Джиругу. Значит, она считает себя жертвой его страсти, даже прихоти. На самом деле Нойтора и сам не знал, как назвать то странное чувство, что он испытывал каждый раз, когда видел – или просто вспоминал – Неллиэль. Любовь? Страсть? Нежность? Желание обладать? Всё это было слишком банально или наоборот – поэтично, но в целом совершенно неверно. Не про него. Не про них. Джируга просто падал в неведомую ему пропасть, и только Нелл могла спасти его, пока не поздно. Пока он не разбился на тысячи бесполезных осколков. Больше всего на свете Нойтора боялся, что она поймёт, какой властью обладает. Но и подобное горькое равнодушие, осознание неизбежности, звучащее в её голосе, его не устраивало. Не могло устроить. Старик тем временем обнял девушку: - Дочка, ты самое ценное, что у меня есть. И я клянусь, что никогда не выдам тебя за этого или любого другого человека насильно. Слышишь? Лучше долговая тюрьма, чем осознание, что ты несчастна. Нойтора чертыхнулся. Значит, он ошибся. Мистер Ту Одершванк действительно любит свою дочь и не собирается использовать её как разменную монету. И откуда столько благородства в этом вечно потеющем тюфяке? - Я могу пойти работать, - неожиданно предложила Неллиэль, и Джируга чуть было не вскричал одновременно с её отцом: «Не стоит!» Хотя Нойтора, конечно, придерживался передовых взглядов, женский вопрос всегда казался ему несколько надуманным. Действительно, зачем женщине свобода или возможность зарабатывать себе на жизнь, если её обеспечением должен заниматься мужчина? Особенно, если женщина хороша собой и занимает определённое положение в обществе. Убеждение, что девица ценится по отцу, а жена – по мужу, было довольно крепко заучено Джиругой ещё в пору его беспокойного детства. И достигнув двадцати девяти лет, он не изменил своим принципам. Тем более – Нелл. Девушка, которую он уже подсознательно считал своей собственностью. Как может она решить свою судьбу подобным образом? - Неллиэль, пусть сейчас мы и редко вспоминаем об этом, но я всё-таки барон, хоть и разорившийся, а ты, моя дорогая, баронесса. Не для этого твоя мать и я растили тебя… - А для чего? – девушка сощурилась и с вызовом посмотрела на отца, - для брака с состоятельным человеком? Тогда почему ты так рьяно убеждаешь меня в том, что я не должна выходить замуж за мистера Джиругу? Чем он хуже другого соискателя? И почему бы мне сразу не покориться судьбе? Старик покачал головой: - Ты его не любишь. Почему-то эти слова, которые Нелл даже не подумала опровергнуть, отозвались болью в сердце Нойторы. Он помотал головой и отошёл от двери. Нужно уходить, пока его не заметили. Какая же всё-таки отвратительная история. Забыть бы этих людей и встретиться со стариканом в суде, пусть бы там ответил за свои слова. Нойтора вышел, постаравшись по возможности аккуратно прикрыть входную дверь. Бессильная злоба переполняла его. Конечно, он знает, где гуляет Нелл, какие маршруты обычно выбирает. Он мог бы похитить её, запереть в своём загородном особняке. Её отец не способен противостоять ему. Но мысль о насильственном овладении Неллиэль показалась Нойторе довольно мерзкой. Подсознательно он чувствовал, что это преступление не остановит его падение, а лишь усилит его последствия, разрушит Джиругу изнутри. И поклявшись придумать что-нибудь дельное, Нойтора отправился в ближайший клуб – пропустить пару рюмок виски в приятной компании. Жаль, только девушка с глазами цвета песка мерещилась ему в каждой капле горького напитка, прожигая и осушая.***
Уже неделю он не появлялся в доме Ту Одершванка. По правде говоря, за прошедшие семь дней Нойтора вообще ни разу не покинул своё новомодное трёхэтажное жилище. Виски и джин помогали ему развеяться. Джируга забавлялся тем, что смешивал напитки в разных пропорциях, лихорадочно пытаясь найти ответ на простой вопрос: как получить Нелл без ущерба для собственной гордости? Когда ему доложили, что в гостиной его дожидается мисс Ту Одершванк, Нойтора поперхнулся. Странное дело… зачем она здесь? Пригладив рукой свои чёрные, больше средней длины, волосы, он вышел к нежданной гостье. Сегодня на Нелл было жёлтое платье, которое он до этого видел всего один раз. Джируга с сожалением подумал о том, сколько действительно красивых нарядов он мог бы преподнести этой девушке, если бы она проявила к нему чуть больше участия. Если бы она полюбила его… Дурные мысли, вызванные выпитым с утра виски, показались Нойторе жалкими. Никогда он не опуститься до того, чтобы просить её о снисхождении. Вымаливать любовь! Какая пошлость, разве она вообще существует? Разве есть в мире что-то, кроме этого бесконечного падения, к которому эта женщина так беспощадно приговорила его? - Мистер Джируга, - она сдержанно улыбнулась, - мне сказали, что вы не принимаете, и я уже собралась уходить. - Бросьте, - Нойтора остановился напротив неё, - вы знали, что для вас будет сделано исключение. Я, вероятно, кажусь вам довольно предсказуемым? Она поморщилась, уловив его несвежее дыхание, но Джируге было наплевать на её чувства. Подумаешь, какая неженка. Пусть терпит, если пришла. - Нет, вы по-своему интересны. И по её голосу Нойтора сразу понял, Нелл не врёт. Впрочем, у него вообще складывалось ощущение, что мисс Ту Одершванк не знает, что такое ложь. - Почту за комплимент, - улыбка, озарившая его лицо, больше напоминала оскал хищного зверя, - но ведь вы пришли не для того, чтобы сообщить мне об этом. - Верно, - Неллиэль кивнула, - вы не появлялись у нас неделю. Отец очень переживает по поводу своих обязательств. И я тоже. - Я приеду за долгом на следующей неделе, - отчеканил он, стараясь избегать её взгляда. - Тогда можете сразу брать с собой пристава. - По-вашему, я дал вам недостаточно времени? Вопрос прозвучал так двояко, что Нелл вспыхнула, но тут же постаралась взять себя в руки. «Её угнетает эта ситуация, - заметил про себя Нойтора, - даже свой хваленый самоконтроль растеряла. Любит отца и не хочет, чтобы он угодил в тюрьму. Сопливое благородство». Хотелось сплюнуть или закричать. Чего она хочет от него? - Я понимаю, что не имею права просить, но, мистер Джируга, не могли бы вы ещё немного подождать? Отец не знает, но я подрабатываю в одном доме, даю уроки музыки. К тому же, - ему показалось, что она сейчас расплачется, но Нелл подавила чувства, придав своему лицу нарочитую безмятежность, - мы скоро продадим дом. Думаю, нам удастся собрать нужную сумму. Значит, она всё-таки поступила по-своему. Упрямая девица. Хотя мысль о том, что Неллиэль приходится работать была крайне неприятна Нойторе, в некоторой степени он всё же восхищался её силой воли. Женщина, способная постоять за себя, это неправильно, но чертовски притягательно. И желание заполучить её любой ценой вспыхнуло в нём с новой силой. - Я дам вам отсрочку. Больше Нойтора ничего не добавил, но продолжение фразы, опущенное им, было довольно очевидно: «…Если вы будете принимать меня у себя». Нелл улыбнулась: - Спасибо. И вышла так поспешно, что Нойтора не успел насладиться моментом. Всё-таки это искреннее «спасибо» было пока самым приятным, что сказала ему гордая мисс Ту Одершванк.***
Три месяца, минувшие с памятного визита Неллиэль, были окрашены мучительным ожиданием. Нойтора, привыкший добиваться желаемого в кратчайшие сроки, сходил с ума, непрестанно срываясь на слугах. Правда, рядом с Нелл он старался сдерживать себя. Благодарная ему за возможность спасти отца от позора, который он вряд ли смог бы пережить, мисс Ту Одершванк была с ним куда приветливее, чем раньше. Несмотря на то, что она периодически скрывалась за маской, сотканной из равнодушия и спокойствия, Джируга теперь имел возможность общаться и с другой Неллиэль – настоящей. Стараясь не спугнуть её излишним вниманием, Нойтора приходил в дом барона всего несколько раз в неделю. Правда, он не отказывал себе в удовольствии «случайно» столкнуться с Нелл во время её прогулок. Часто он сопровождал девушку, когда она возвращалась после своих уроков. Крайне высокий, грациозный Нойтора и очаровательная, статная Нелл прекрасно подходили друг другу. Прохожие оборачивались им вслед, и Джируге нравилось то достоинство, с которым его спутница проходила мимо случайных наблюдателей. Всё-таки она была истинной баронессой. Впрочем, когда он сам становился жертвой её холодности, то неизменно приходил в ярость. Как смеет эта гордячка равнять его с другими? Уроки, которые Нелл давала в нескольких преуспевающих семьях, уже давно были взяты Джиругой под контроль. Повидавшись с представителями семейств и пустив в ход деньги, лесть и угрозы, он сговорился о самых лучших условиях для юной учительницы и высоком жаловании. Все эти уловки помогли ему примириться с мыслью, что Неллиэль сама зарабатывает на жизнь. И когда она, воодушевлённая своими успехами, рассказывала ему о том, какое удовольствие получает от занятий с детьми, Нойтора едва сдерживал улыбку. Осознание того, что он хоть в чём-то обыграл эту девушку, заставляющую его менять свою жизнь, приносило ему истинное наслаждение. Порою Джируга дарил ей подарки – изысканные безделушки, заказанные у лучших мастеров. Чаще всего это были заколки, сделанные из полудрагоценных металлов, обложки для книг и веера. Ничего большего Нелл не принимала, чем вызывала неизменное раздражение Нойторы: он так старается, а она, руководствуясь какими-то надуманными понятиями о чёртовых приличиях, позволяет себе отвергать его подарки. Правда, для тонких чёрно-белых перчаток из лёгкого, почти невесомого кружева, девушка всё-таки сделала исключение. Приобретая их за баснословную цену, Джируга тайно ликовал: перчатки Нелл совсем изношены, она не сможет ему отказать. К тому же они такие красивые, изящные, определённо девушка примет их. Пожать её ручку, облачённую в его подарок, было особенно приятно. Но как же он жаждал большего! Узнавая Неллиэль, он не только не разочаровывался в ней, но непрестанно находил новые симпатичные черты в её характере. А эти глаза, таинственного, неземного цвета, способные выражать столько эмоций в одно мгновение и уже в следующую секунду покрыться инеем. Нет никакого сомнения, она станет ему достойной женой. Однако ожидание, постоянная потребность скрывать всю силу терзающей его страсти порядком угнетали обычно несдержанного Нойтору. Нелл была хрупким цветком, и порой ему отчаянно хотелось сорвать это, не желающее падать ему в руки, растение. Растоптать, уничтожить, стереть с лица земли и избавиться, наконец, от горького чувства. Остановить падение. Сломать крылья бабочки, доверчиво севшей ему на ладонь, показать, насколько он сильнее её. Уничтожить. Но с той же одержимостью он бы целовал эти губы, скрывающие что-то неведомое. Убаюкивал бы на своём плече. Наряжал её, точно диковинную куклу. И без конца слушал бы её рассказы об увиденном, прочитанном, услышанном. И когда она смотрела на него, улыбаясь, падение становилось поразительно приятным, словно та жуткая яма, к дну которой он стремился уже почти полгода, сулила не смерть, но счастье. Вот только Нелл ничего не должна была знать обо всём этом. Злясь на себя за «сентиментальную чепуху», он иногда был намеренно суров и дерзок в разговорах с ней, прикрывая ехидной усмешкой тот страшный огонь, что она, не подозревая, исправно поддерживала в нём.***
Идея пригласить Неллиэль на бал, который устраивал один из его знакомых, Майкл Марантс, показалась Джируге почти гениальной. В тот солнечный июльский день они прогуливались с Нелл в саду, разбитом и обустроенном, как рассказала девушка, ещё её матерью. Сама мисс Ту Одершванк старалась по возможности поддерживать цветы и деревья в хорошем состоянии. Забота, с которой она относилась к этим, довольно бесполезным, по мнению Нойторы, существам, была непонятна Джируге. И как всё непонятное в Нелл, раздражала и дразнила одновременно. Остановившись, около одного из розовых кустов, девушка склонилась, вдыхая тяжёлый, вязкий аромат. Сегодня Неллиэль была мила и как-то особенно воодушевлена. Оторвавшись от цветка, она обернулась к своему спутнику: - Осталось всего несколько недель, мистер Джируга, и мы сможем отдать вам долг. Нойтора скрипнул зубами. Отдать долг? Какого чёрта! Значит, так она решила сообщить ему о том, что вскоре они расстанутся? И в этот момент ему захотелось сомкнуть свои пальцы на тонкой шее девушки. Несчастная, что она вообще говорит? Разве не видит…? «И хорошо, что не видит», - поправил себя Джируга. - Нашли того, кто согласился купить дом? - Да, мне это удалось, - Нелл снова повернулась к кусту. Удалось… Что ж, если будет нужно, он решит эту проблему. Интересно, за сколько будущий владелец увитого плющом домика с посеревшими от времени стенами, откажется от него, не поднимая особого крика? Они молчали. Неллиэль старалась придать форму кусту, а Нойтора, намеренно отвернувшись, предпринимал тщетные попытки успокоиться и привести не желающие слушаться его мысли в порядок. Котёнок, выбежавший из-за кустов, сам того не подозревая, оказал Джируге большую услугу. Не желая задеть животное, Нелл сделала шаг в сторону и, не удержав равновесие, чуть было не приземлилась на клумбу. Похвалив себя за расторопность, Нойтора заключил её в объятия, куда более крепкие, чем полагалось в данной ситуации. Как же приятно было ощущать её дыхание так близко, слышать отчаянно бьющееся сердце, смотреть на заливающий щёки румянец… И хотелось притянуть Нелл к себе, целовать требовательно и жадно, повалить на клумбу, смяв чёртовы кусты. Заламывая ей руки, наслаждаться растерянностью и мольбами. Завоевать Неллиэль и подчинить себе раз и навсегда, чтобы не терзаться больше, не чувствовать так пугающе глубоко. Не падать. Видно, сладостные мысли отразились на лице Нойторы. Он заметил настороженность в глазах спутницы. Нет, если сейчас пойти на поводу у своих желаний, можно испортить всю партию. Она ведь непременно раскричится, да и место тут не самое уединённое... Необходимо подождать, ведь судя по тому, что благодетельная мисс Ту Одершванк смутилась, победа близка. - Вы поедете со мной на бал? – спросил Джируга, с сожалением отпуская Нелл. - На бал? – она внимательно посмотрела на него. - Да, один мой знакомый устраивает что-то вроде праздника цветов каждый год… Глаза Неллиэль заволокла странная дымка. Она о чём-то напряжённо размышляла и, наконец, произнесла, стараясь придать голосу твёрдость: - Нет, я не смогу. Нойтора скрипнул зубами. Чёртова девица! Он так старается ради неё… И тут же понял: у Нелл ведь каждая копейка на счету. Наверняка, у неё нет приличествующего случаю платья. - И что же вы не хотите пойти? – он навис над ней, почти угрожающе и, помучившись немного, Неллиэль сдалась. - Хочу. Я никогда ещё не была на большом балу. Тем более на празднике цветов. Мистер Джируга, а вы не знаете, в чём суть праздника? Почему он так называется? Сейчас она была похожа на восторженного ребёнка, и Нойтора, никогда не понимавший её способности менять настроения, точно перчатки, не преминул воспользоваться этим. - Не знаю. Я никогда не вникал в это, но, кажется, каждая девушка представляет определённый цветок или что-то вроде того… - Цветок? О, это чудесно! Я могла бы быть розой! Правда, я немного похожа на неё? Неллиэль закружилась на месте, вероятно, представляя, что она уже на балу. Но уже через несколько секунд резко остановилась: по видимости перспектива снова не удержать равновесие и оказаться в объятиях своего спутника, не привлекала её. - Не люблю роз, - честно ответил Нойтора. Она сомневалась ещё несколько долгих секунд, показавшихся Джируге вечностью. И почему она просто не может согласиться? Как же с ней сложно! - Думаю, я пойду, мистер Джируга, - наконец, произнесла мисс Ту Одершванк. Нойторе очень хотелось поддразнить её, но он сдержался и лишь окинул её взглядом, в котором вполне отчётливо читались все его надежды и желания.***
Бал был в самом разгаре, когда Нойтора заметил, что Неллиэль нет в зале. Отметив, что хозяин праздника тоже куда-то исчез, Джируга выругался. Они приехали в числе первых, и Майкл, вышедший встречать их, сразу произвёл на Нойтору не лучшее впечатление. Слишком уж красноречивы были взгляды, которыми молодой Марантс окидывал одетую в розовато-золотистое платье Неллиэль. А число комплиментов, произнесённых им, пока они дошли до зала, и вовсе перевалило за сотню. Схватив Нелл за руку, Нойтора силой оттащил её от хозяина дома. Она слабо сопротивлялась, но вскоре увлеклась созерцанием большого танцевального зала и забыла о своих протестах. Две недели, пока Неллиэль готовилась к празднеству, заказывая платье и выбирая аксессуары (ради этого ей пришлось перенести их с Джиругой «расчет» ещё на пятнадцать дней), она старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия. Но когда Нойтора заехал за ней, одетый в чёрный с модными белыми вставками смокинг, она уже не могла сдерживать своего волнения. Назвав его «очаровательным», Нелл болтала без умолку всю дорогу, задавая Джируге бесчисленное количество вопросов. Он отвечал по возможности терпеливо, радуясь столь бурному вниманию с её стороны. Но стоило им оказаться в зале, как хорошее настроение Джируги мгновенно испарилось. Майкл оказался не единственным мужчиной, претендующим на внимание его спутницы. Нойтора испепелял конкурентов взглядом, всячески показывая, что им стоит убраться к чёрту, но далеко не все внимали его угрозам. Очень скоро все танцы Нелл были расписаны, и она от души радовалась этому, не обращая внимания на угрюмого и до жути злого Джиругу. Ему досталось всего два вальса, но переполнявшее Нойтору бешенство, не дало ему насладиться ими. Каждую секунду он боролся с желанием посильнее сжать руку на талии Нелл, причинить ей как можно больше боли и неудобств. Пусть узнает, что её поведение непростительно. Лживая гадина! Пробралась на праздник, чтобы вертеть хвостом перед похотливыми чурбанами. Могла бы вести себя подостойнее. Где её хваленая гордость? И вот теперь они с Майклом исчезли, а если учесть, что наследник рода Марантсов от души приложился к бутылке, ничем хорошим это не кончится. Издав рык, похожий на клич хищника, у которого отняли долго выслеживаемую добычу, Нойтора принялся обследовать комнаты. Причитания слуг о том, что «сюда входить не положено», были ему абсолютно безразличны. Он услышал бессвязные речи Марантса ещё в коридоре и тут же, не раздумывая, вышиб запертую ключом дверь плечом. Джируга всегда обладал большой физической силой, а теперь она, как ему казалось, увеличилась вдвое. Майкл прижал Неллиэль к стене. Заломив ей руки, он с жадностью целовал её шею и плечи, постепенно спускаясь всё ниже, девушка же отчаянно вырывалась. Смертельно-бледная она упрямо сжимала губы, изворачиваясь всем телом, пытаясь увернуться от этих липких, грязных ласк. Чёртова дура! Почему она не кричала, не звала на помощь? Нойтора не мог понять этого. Её желание не опозорить себя перед другими, остаться чистой в глазах общества казалось Джируге блажью. Но презрение, с которым она смотрела на насильника, несколько компенсировало эту её причуду. Впрочем, всё это пронеслось в голове Нойторы не больше, чем за мгновение. Ослеплённый ненавистью и мучимый ревностью, отдававшей в виски, разрывавшей его изнутри, он подлетел к Майклу и с силой ударил его в челюсть. Вышло совершенно не по-джентельменски, но Джируге было плевать на это. Он бил Марантса ногами, чувствуя, как удушливой волной закипают в нём звериная жестокость и обида. Майкл посмел посягнуть на его собственность, на девушку, которую он за полгода знакомства даже пальцем не тронул! Сволочь. Смерть будет для него слишком малым наказанием. Ведь он касался Нелл, целовал её… О, чёрт! Вырвать бы этот поганый язык… Нойтора не сразу осознал, что Неллиэль тянет его за руку, будто призывая остановиться. Довольно глупая попытка, если учесть, насколько он выше и сильнее её, но всё же, как только пелена начала спадать, а девушка фактически ударила его в спину, Джируга обернулся. Марантс слабо дёрнулся, будто не веря, что его пытка кончена. - Чего тебе? – взбешенный Нойтора не мог сразу стать вежливым и милым, как того требовали правила презираемого им этикета. - Оставьте его. Он уже достаточно наказан, - голос Неллиэль ещё дрожал, но она всеми силами старалась не выдать своего волнения. Он еле сдержал себя, чтобы не ударить и её. Кто просил её так улыбаться этому гаду? Сама виновата! Видно, чувствуя, что её просьбы было недостаточно, девушка взяла его руку в свою и приложила большую горячую ладонь к своей щеке: - Я знаю, что была не права, поверив этому человеку. Этот жест, полный безотчётной нежности, смутил Джиругу, спутав его мысли. Где-то на задворках сознания всплыла ассоциация с дрессировщиком, приручающим тигра, но он выбросил её из головы. - Вы вели себя крайне неосмотрительно, Нелл, - возвращение к претившему ему «вы» он компенсировал тем, что впервые обратился к ней по имени. Но она не возразила, не смерила его ледяным взглядом, а лишь плотнее сжала его руку: - Простите. Смиренная, притихшая, но всё же не сдавшаяся Неллиэль вызывала в нём странные чувства. И почему она не плачет? Разве женщине, над которой чуть было не совершили акт насилия, не полагается реветь и падать в обморок? Её выдержка почти бесила Джиругу. Майкл пополз к двери, даже не пытаясь встать и сдавленно охая. Нойтора сделал шаг вперёд, преградив ему дорогу: - Я не разрешал тебе уходить. - Мне плевать на твоё разрешение, - сдавленно прохрипел Марантс, - ты слишком много о себе думаешь. Я ещё подам на тебя в суд… Понял? Джируга отступил от Нелл и приподнял Майкла за полы сюртука: - Это она на тебя в суд подаст, сучёныш. Что выпил лишнего, сразу храбрым стал? - А она разве не из заведения? Ты же только с такими водишься… Нос Марантса противно хрустнул под кулаком Нойторы. Джируга с удовольствием бы забил этого проходимца насмерть, но, вспомнив о Нелл, застывшей за его спиной, он лишь пнул Майкла, и тот, предусмотрительно замолчав, выполз в коридор. - Обычно балы проходят без подобных происшествий, - произнёс Нойтора, повернувшись к своей спутнице. - Я была глупа, - тихо ответила она, - мне всё это, - Нелл развела руками, - казалось чудесным сном, сказкой. Понимаете? И люди вокруг… Я думала, что все они желают мне добра, и было так приятно видеть, что они разделяют мою радость и любуются мной, ведь я так тщательно подбирала платье… Голос Неллиэль сорвался, она была близка к истерике, но всё ещё старалась не расплакаться. Девушка тяжело вздохнула, а затем продолжила: - И когда…он сказал, что хочет показать мне картины наверху, я не подумала ни о чём плохом. Вы, верно, считаете меня пустышкой, не способной отличить ложь от правды? Она взглянула на Нойтору, ожидая ответа, так точно он должен был огласить её приговор. Джируга покачал головой. Он не отличался пресловутой честностью, свойственной Нелл, но сейчас с его губ сорвался единственно возможный ответ, даже несмотря на то, что хотелось сказать что-нибудь едкое: - Нет, Неллиэль, вы не глупы. Просто наивны. - Я испортила вам вечер, - грустно отозвалась она. - Не думайте об этом. Нойтора чувствовал, что именно сейчас может задать ей вопрос, волновавший его столь долго. Да, пока в ней ещё живо чувство благодарности, и Нелл так сладостно уязвима. Сейчас или никогда. - Лучше скажите, Нелл… - по её взгляду он сразу понял, что вопрос ей уже известен, но всё-таки нужно было произнести вслух эту невозможную, странную фразу, - вы выйдете за меня? Он так и не решился узнать, любит ли она его, объяснив себе это глупостью самого слова «люблю». Неллиэль молчала, и если бы Нойтора был внимательнее, он бы понял, что сегодня его спутницу напугал не только Майкл Марантс. Но он ничего не заметил. Напряжение было слишком сильным. Неведомая сила тащила его всё дальше, вниз… Непрестанно. - Да. В голосе её было куда больше твёрдости и спокойствия, чем нежности, но это уже не волновало Джиругу. Какая разница, почему она решила сдаться? Точно не из-за денег, для этого Нелл слишком благородна, а на остальное ему плевать. Учитывая, что изначально он подумывал купить её расположение, нынешний результат казался ему идеальным. Нойтора притянул её к себе и долго, с удовольствием целовал эти нежные, чертовски желанные губы. Ощущение власти пьянило его, заставляя забыть обо всём на свете, даже о чувствах Неллиэль. Когда он понял, наконец, что девушка пытается вырваться из его объятий, чтобы сделать лишний глоток воздуха, Джируга отстранился. Не желая извиняться за свой порыв, он подал ей руку, и Нелл пришлось смириться и пойти за ним. Всю дорогу она была молчалива и холодна, ежеминутно вызывая в Нойторе желание разбить это ледяное пренебрежение каким-нибудь скверным поступком. Однако он сдержался и даже сумел церемонно попросить у мистера Ту Одершванка руки его дочери. Впрочем, всем присутствующим при этой сцене было понятно, что данная просьба – чистейший фарс и большая уступка со стороны Джируги. Он уехал, полностью уверенный в своей победе, но порядком взбешённый холодностью Нелл. Как может она быть такой наивной, эмоциональной и одновременно гордой и полной этого выводящего из себя достоинства? Нойтора выругался. Бархатная ночная тишина была ему ответом.***
В комнате Нелл все вещи были подчинены какому-то странному, непонятному Нойторе порядку. Джируга провёл пальцем по корешку одной из её любимых книг, думая о том, куда она могла деть его портсигар, который вчера взяла с его столика из чистого любопытства. Склонность его жены к ребячеству вызывала в Нойторе весьма противоречивые чувства. Впрочем, все эти проделки, как и разложенные на столе в виде буквы «U» книги, были вполне в духе Нелл. Их совместная жизнь, длившаяся уже полгода, нисколько не помогла Нойторе разгадать эту женщину. Она принадлежала ему телом и душой, но он не мог избавиться от ощущения, что какая-то часть её сердца всё ещё скрыта от него. И как бы жалко и смешно это не звучало, Нойторе недостаточно было физического обладания ею. Беседы, в которых она неизменно сообщала ему что-то новое, тоже не удовлетворяли его болезненной жажды. Он наблюдал за ней, слышал её смех, покупал ей платья и безделушки, заставлял её подчиняться, когда речь шла о мелочах, но не мог остановить своего падения. Глаза, напоминавшие ему зыбучие пески, по-прежнему действовали на него магически. Иногда Джируга убеждал самого себя, что пока прошло всего шесть месяцев, и значит, возможно, излечение впереди. Но внутренний голос, почти инстинкт, утверждал обратное. И это раздражало. Хотя он старался не вымещать злобу на Нелл и в большинстве случаев был с ней так нежен и предупредителен, как только мог. Он старался свести к минимуму горделивую холодность, которой жена закрывалась от него, как только он позволял себе грубость по отношению к ней, и самоконтроль, как не погано было это сознавать, являлся единственным возможным для этого средством. Раздвигая книги, к которым Нойтора всегда испытывал что-то вроде презрения, он наткнулся на белый листок, лежащий под одной из них. Пожалуй, он бы не обратил на него внимания, если бы не заметил своё имя, выведенное аккуратным почерком Неллиэль. Она пишет о нём? Но кому? Не утруждая себя размышлениями о вопросах этики, Джируга развернул листок и принялся читать, постепенно всё сильнее и сильнее сжимая в руках проклятое неотправленное письмо: «Милая Энн! Мы так давно не общались, и я ужасно соскучилась. Знаю, мне следовало бы для начала поинтересоваться твоим здоровьем, но, несмотря на то, что мы обе теперь замужние женщины, я надеюсь, что наша дружба по-прежнему выше этих пустых формальностей. И да… ты спрашивала, что за человек смог украсть моё сердце. О, Энн! Поверь мне, оно всё ещё на месте, в моей грудной клетке. Ты сейчас, верно, вздрогнешь и спросишь: «К чему тогда это замужество, Одершванк?» Но постой, ты ведь ничего не знаешь. А мне так нужно поделиться этим с кем-нибудь! Признаюсь, поначалу мысль о том, что моя судьба может быть связана с Нойторой, была мне крайне неприятна. Дело в том, дорогая Энн, что он совсем не соответствует моему идеалу. Твой Джон похож на принца, о котором ты всегда мечтала. Нойтора же не принц. Как не грустно мне это сознавать, он скорее похож на мифическое создание – минотавра или циклопа. В нём есть что-то жуткое, какая-то звериная жестокость, которую он, правда, усердно пытается спрятать. Я не люблю его, но…» На этом послание обрывалось, очевидно Нелл ещё планировала дописать его. Видно, не нашла больше подходящих сравнений, чтобы выразить то презрение, которое она испытывает к нему, своему супругу. Холодная ярость овладела Нойторой. Самым горьким было то, что он осознавал, насколько права была Неллиэль, когда писала о живущей в нём жестокости. Но то, что мы сами знаем о себе на интуитивном уровне, вызывает неизбывную горечь, стоит об этом заговорить кому-нибудь другому. Тем более столь близкому. Нойтора разорвал ненавистный листок, будто надеясь таким образом стереть отпечатавшиеся в каждой клеточке его тела слова Нелл, и спустился вниз. Когда она вернулась с прогулки, Джируга ни слова не говоря, потянул её за собой, в свою комнату. Сразу заподозрив неладное, жена пыталась сопротивляться и задавать вопросы, но он не обращал внимания на эти жалкие потуги. - Нойтора, - она вцепилась в дверной косяк, не желая проходить дальше не по своей воле, - что происходит? Не удостоив её ответом, он оторвал Нелл от пола и бросил её на кровать. Затем закрыл дверь и повернулся к ней: - Раздевайся. - Что с тобой? Растерянность в голосе жены показалась ему донельзя смешной. Значит, этого она не знает. А разве человеку не полагается знать, что задумал живущий с ним зверь? - Ничего. Я велел тебе раздеваться. Неллиэль присела на кровати, всё ещё ожидая разъяснений: - Ты ведь не пьян, так что происходит? Ответь, Ной! Она называла его этим сокращённым именем в самые сокровенные минуты. Обычно он мгновенно откликался, становился почти шёлковым, но сейчас… Даже воспоминания о своей покорности и привязанности к этой женщине причиняли нестерпимую боль. О, Нелл, ты ничего не знаешь! Кажется, ты действительно невыносима глупа. Правда, для Нойторы это ничего не меняет. Пропасть, в которую он летит становится ещё глубже, когда Джируга, скинув рубашку, нависает над женой, заставляя её лечь. Ужас в её глазах всё-таки вынуждает его ответить: - Я животное, дорогая. А разве животное может напиться? Или как ты там меня назвала? – он укусил её за шею, с наслаждением наблюдая за тем, как исказилось лицо Неллиэль, - мифическое создание. Понимание отразилось на её лице, Нелл охнула: - Ты читал письмо? - Искал портсигар и наткнулся, - объяснил Джируга, чтобы пресечь обвинения в слежке. Он ведь, чёрт возьми, доверял ей. Сволочь. Хладнокровная, жестокая, медленно высасывающая его жизнь сволочь. Как она смеет судить его? Как может писать о нём такие вещи какой-то там Энн? - Там было «но», Нойтора. Джируга невесело хмыкает: - Хотела добавить что-то вроде, «но, пользуясь его деньгами, могу дождаться прекрасного принца и не сдохнуть от голода»? Неллиэль белеет, точно полотно: - Меня никогда не интересовали твои деньги, и ты об этом знаешь. Он сжимает её запястья, думая о том, что завтра на нежной коже Нелл непременно проступят синяки. Так ей и надо. Всё это время он сдерживался, старался быть предупредительным. Какая глупость! Нужно было взять её силой ещё после их первой встречи и забыть об этом. - Я не знала, как лучше выразить в письме то, что чувствую… - голос Нелл дрожал, она понимала, что происходит в нём и боялась иступлённой злобы, которой горели его глаза, - Ной… я думала написать: «Но хочу полюбить. Ведь со мной этот человек может быть благородным, добрым и деликатным. Он сильная натура, и так любит меня…». - Заткнись, - прошипел Нойтора, замахиваясь для удара, - я не верю ни единому твоему слову. Никогда больше не поверю. Он знал, что Нелл не врёт, видел это вполне отчётливо, но обида была слишком сильной. Нойтора опустил руку, вместо удара, наградив её ещё одной тёмной отметиной от своих зубов. Разве это любовь? Нет-нет! Любовь – это выдумки, а то, что он испытывает к Нелл не имеет ничего общего с фантазиями. Это реальность, жестокая, невыносимая, горькая. Его личный ад, и сегодня он отомстит ей за все пережитые страдания. Джируга больше не слушал её. Сегодня он не стеснялся в выражениях, не думал о том, что чувствует Нелл. Отдавшись своей болезненной страсти, он получал странное, иступлённое удовольствие, видя, как в уголках её глаз блестят слёзы. Пусть помучается. Она это заслужила.***
Нойтора ждал, что за завтраком или после обеда Неллиэль предпримет ещё одну попытку оправдаться, попросит у него прощения и, возможно, даже расплачется. Мысль о том, что он может заставить эту гордячку плакать вызывала в нём неимоверную радость. Но Нелл была спокойна, холодна и не делала ничего, чтобы помириться с ним. За завтраком она съела свою порцию, не проронив ни звука, не одарив его даже привычным: «С добрым утром!». Джируга сидел напротив и внимательно смотрел на жену, надеясь смутить её своим взглядом, но ничего не выходило. Он заметил только, что синяки и укусы, оставленные им вчера на матовой коже Неллиэль, аккуратно замазаны каким-то косметическим средством. Весь день она не разговаривала с ним, и это чертовски раздражало. Почему она ведёт себя так, будто это он виновен? Если бы Нелл не написала тех проклятых слов, этой ночи никогда бы не было. Будто не понимает, что только она причина всего и должна расплачиваться! Вечером Джируга не выдержал, схватил Нелл за локоть и прошипел, точно змей: - Какого дьявола ты весь день молчишь? Она тряхнула волосами и ответила голосом, холодным и колким, точно лёд: - А вы желаете, чтобы я говорила? Это «желаете», произнесённое так презрительно, будто она снисходила к нему, взбесило Нойтору ещё больше. И ночью всё повторилось. Следующие три недели их совместной жизни были окрашены в мрачные тона. Они больше не разговаривали, не выходили вместе в свет и никого не принимали. Хрупкое доверие, сложившееся между Джиругой и его супругой, разлетелось на мелкие осколки. Нойтора захлёбывался ненавистью. Прежде всего, к самому себе. Вид растерзанной, поблекшей и безучастной ко всему на свете Нелл приводил его в бешенство. Осознание, что её состояние – это его вина, резало не хуже ножа. Сколько раз, прикусывая губы Неллиэль, чувствуя её кровь на своём языке, он мысленно взывал к ней: «Попроси прощения. Сдайся. Прекрати свои страдания, ведь тебе плохо. Я знаю, что тебе очень плохо». Но она молчала, не желая сдаваться. В том письме не было ни слова лжи, и, по мнению Нелл, даже если Нойтора и заслужил каких-либо извинений, своим поведением, он давно уничтожил возможность их получения. Совместная пытка, приносящая тюремщику не меньше горечи, чем его жертве, прекратилась, когда Неллиэль захворала. Бледная, точно смерть, она сидела на краю кровати. И когда Джируга вошёл в комнату, попросила слабо, теряя сознание: - Врача… Нойтора так давно не слышал голоса жены, что эта её просьба принесла ему некоторое облегчение. Правда, её вид не сулил ничего хорошего. Послав за доктором, Джируга вернулся в комнату и обнаружил Нелл, лежащей на кровати. Он приподнял её, чтобы подложить под голову жены подушки, но та дёрнулась, оттолкнув его руку. - Я не трону тебя, - произнёс он как можно мягче. Неллиэль помотала головой, но она была слишком слаба, чтобы оказать ему достойное сопротивление. Укутав жену одеялом, Джируга беспокойно заходил по комнате. Неужели она умирает? Как она может? Как смеет умереть? Нет, это всё сон, обман… Этого не должно быть! Где же чёртов доктор? Почему он не едет, дьявол его за ногу? Врач, непропорционально худой мужчина с неприятным, желтоватым лицом, приехал через десять минут. К этому времени Нойтора успел перечислить всех его родственников, вплоть до десятого колена, приписывая им далеко не самые лучшие качества. Когда же доктор вышел из комнаты Неллиэль, Джируга подлетел к нему и, вероятно, сбил бы несчастного с ног, если бы тот вовремя не ухватился за спинку одного из стоящих в гостиной кресел. - Что с ней? Мистер Ровенс (а именно так звали флегматичного доктора) пригладил усы и сообщил: - Всё в порядке. Просто общее недомогание. В её состоянии, учитывая общую слабость организма, это нормально. Нойтора чертыхнулся про себя: - Что за состояние? - О, самое естественное для женщины, - доктор как-то странно улыбнулся, - ваша жена ждёт ребёнка.***
Новость о беременности Нелл потрясла Джиругу. Жена подарит ему ребёнка. Доктор правильно сказал, что это «естественно», но от этого известия боль, терзавшая Нойтору, лишь усилилась. Что может быть хуже, чем дитя, которое будет напоминать им обоим о событиях прошедшего месяца? И разве сможет Неллиэль полюбить этого ребёнка, смотреть на него без отвращения, которое она явно испытывает к его отцу? Хотелось поговорить с женой, приласкать её и даже попросить прощения за всё, что ей пришлось пережить, но Джируга не смел подойти к двери. Постучаться. Войти. Нет, если сейчас он увидит, что Нелл несчастна, то не сможет за себя поручиться. Нойтора прислушался. За дверью было тихо, вопреки его ожиданиям Неллиэль не плакала. Собравшись с духом, он приоткрыл дверь и обнаружил, что жена спит, по-детски подложив ладонь под щёку. За этот месяц он столько раз ломал её, причинял Нелл страдания, что сам устал от этого. И хотя самая тёмная часть его натуры по-прежнему желала бы увидеть её сломленной, Джируга чувствовал также и другое: потребность заботиться. Он укрыл Неллиэль одеялом и долго сидел около кровати, оберегая её сон, с горечью осознавая, что единственный от кого нужно беречь эту женщину – он сам. Но разве виноват он, что рядом с ней всё приобретает такой трагический размах и даже сердце бьётся иначе? Неллиэль толкнула его в пропасть, и разве странно, что он так отчаянно желает забрать её с собой?***
Несмотря на то, что известие о положении Нелл многое изменило в их жизни, полностью нормальным их совместное проживание так и не стало. Не поговорив о самом главном, они сохраняли вежливую дистанцию по отношению друг к другу. Правда, поначалу Неллиэль непроизвольно вздрагивала каждый раз, когда он касался её лба или оставлял на щеке жены чистейший из поцелуев, но вскоре это прошло. Джируга мучился, не понимая, в чём тут дело – Нелл смогла примириться с ним или просто достаточно окрепла, чтобы призвать на помощь бесивший его до чёртиков самоконтроль? Так или иначе, три месяца всё было относительно спокойно. Они даже выезжали вместе в парк и несколько раз навещали её обожаемого батюшку. Нойтора отчаянно желал узнать, о чём она думает, но каждый раз предпочитал молчание серьёзному разговору. «Жалкий трус», - ругал он самого себя, чувствуя, что стал заложником неведомой и беспощадной силы. Трагедия произошла в тот самый день, когда Джируга решил, что поговорит с женой, чего бы ему это не стоило. Одна из служанок прибежала к нему в контору, растеряно причитая, и дрожащим голосом сообщила, что «с хозяйкой беда». Обругав её последними словами, Нойтора отправился домой, охваченный жгучей тревогой. Тот же тщедушный врач встретил его в коридоре и сообщил, предусмотрительно отойдя на несколько шагов: - Ваша жена потеряла ребёнка. К сожалению, я ничего не смог сделать. Разочарование, испытанное Нойторой, было не слишком сильным. Да, этот ребёнок был его частью, тем, что связывало его и Неллиэль, куда прочнее брачных уз, но всё это не имеет значения, если она жива. - Она дурно себя чувствует, но её состояние достаточно стабильно, - продолжал тем временем эскулап. - Что с ней произошло? - Горничная объяснила мне, что миссис прогуливалась по саду. Кто-то из беспризорных ребятишек перелез через решётку. Кажется, их было трое. Они бегали наперегонки, и один из них буквально свалил её с ног. Удар был слишком сильным… Нойтора сжал кулаки: - Где эти дети? - Никто не знает. Не думаю, что вы их найдёте, - скороговоркой проговорил доктор и, опасаясь, что гнев хозяина дома обрушится на него, буквально выскочил за дверь. Не обратив никакого внимания на этот манёвр врача, Джируга вошёл в комнату жены. Шторы здесь были плотно задёрнуты, а сама Неллиэль, бледная и измученная, лежала на кровати, точно сломанная кукла. Несчастная и даже жалкая. Нойтора неожиданно понял, что именно такой он хотел видеть Нелл всё это время, и сам испугался своих желаний. Нет, она не должна сдаваться. Никогда. Ни в коем случае. Только не его Нелл. Сердце Джируги переполнилось смутной, невыразимой нежностью. Он подошёл к жене и долго стоял у её постели, пока не увидел, что Нелл приоткрыла глаза и протянула к нему руку. Нойтора взял её ладонь в свою и долго стоял так, впервые в жизни наблюдая за тем, как по её лицу текут слёзы. Раньше он мечтал увидеть это зрелище, казавшееся ему апогеем возможной власти над ней, но теперь… Теперь он бы охотно отдал жизнь лишь бы прекратить это. Излечить её горе. Потому что её слёзы жгли, точно его собственные, о существовании которых он забыл ещё в раннем детстве. - Нелл. Не плачь, Нелл. Она благодарно сжала его руку: - Ной, я… Не уберегла его. Прости меня, если сможешь. Её слова поразили Джиругу. Она просит прощения сейчас? Но за что? - У нас будут другие дети, Нелл. Женщина вздрогнула, несколько слезинок скатились по щеке, упали на одеяло. - Он не сказал тебе? – и, вздохнув, взглянула ему в глаза, так точно собиралась принять бой, - скорее всего, я больше не смогу иметь детей. Известие было ошеломительным, горьким, но, по мнению Джируги, вовсе не таким жутким, каким оно представлялось Нелл. Дети интересовали его весьма мало. Он никогда не принадлежал к числу людей, одержимых идеей оставить после себя потомство. Учитывая, что до знакомства с Нелл его и создание семьи не интересовало, то, что она говорила не могло по-настоящему расстроить Нойтору. - Для меня это не имеет значения, - спокойно произнёс он, не отпуская её руки. Неллиэль прикрыла глаза: - Ты очень добр. Он так и не понял, что она имела в виду, но, не желая нарушать её покой, не стал задавать вопросов. Даже если Нелл не поверила ему, в этом нет его вины.***
С той ночи, когда он в первый, и как подозревал Нойтора, в последний раз видел Неллиэль в столь подавленном и жалком состоянии, минул год. Их отношения, изрядно сгладившиеся за то время, пока она была в положении, постепенно налаживались. Джируга порой и сам не понимал, что происходит. Он просто видел, что изо дня в день Нелл всё больше доверяла ему. После потери ребёнка и приговора медиков в её глазах появилась грусть, природу которой Джируга так и не смог понять до конца. По его инициативе лето они провели в Испании. Идея оказалась удачной, Нелл заметно оживилась, стала чаще улыбаться и опускать свой «ледяной щит». Он наслаждался этим спокойствием, и хотя периодически поступки жены вызывали в нём волну раздражения, Нойтора учился смирять его. Ему не хотелось больше ссориться с Нелл, терять её расположение. Эта женщина, по праву принадлежащая ему, была его болью, гордостью и жизнью. Он не мыслил себя без неё, без этого постоянного, не прекращающегося ни на миг падения, ставшего основой его существования. В одну из ночей, когда они вернулись под крышу дома, посвящённого в их тайны, Нойтора проснулся от того, что почувствовал, как кто-то перебирает его волосы. Они изрядно отрасли за последнее время, и, по правде говоря, их уже давно полагалось остричь, но Джируга, увлечённый особо интересным делом на бирже, всё время забывал об этом. Он открыл глаза и обнаружил, что Нелл смотрит на него так пристально, будто никогда раньше не видела. Её пальцы легко перебирали чёрные пряди. - Я не хотела тебя будить, - улыбнулась она. В её взгляде сквозило что-то незнакомое, неведомое прежде. - Хотела, - откликнулся Джируга, ничуть не обиженный этим её порывом. Ему нравилось, что Нелл снова рядом с ним, а не отодвигается на самый край кровати, так будто боится прикоснуться к своему мужу. Осознав, что сломав Неллиэль или запугав её, он всё равно не излечится, Нойтора теперь ощущал особую прелесть в этом доверии, на которое никто, кроме него, не имел права. - Когда я думала, что у нас будет ребёнок, то всегда представляла, что у него или у неё будут такие же чёрные, красивые волосы, как у тебя. Эта откровенность изумила Джиругу. По молчаливой договорённости они не обсуждали не её беременность, не события, предшествовавшие ей. К тому же Нелл редко делала ему комплименты, и уж тем более никогда она не любовалась им, не высказывала своего восхищения мужем. - Ты представляла, каким будет наш ребёнок? – он не смог сдержать любопытства. - Конечно, Ной, - расшалившись, Неллиэль щёлкнула его по носу, он нежно прикусил её запястье, она рассмеялась. - И ты любила бы его вопреки…? – Джируга не стал договаривать, остановившись на полуслове. - Я простила тебя, Ной, - Нелл коснулась его руки, как делала всегда, когда хотела донести до него что-то важное, - прости и ты себя. Потом помолчав, продолжила, продолжая перебирать волосы мужа: - Я любила бы этого малыша, просто потому что он был бы нашим. Понимаешь? Нет? Он бы ничего не знал о тех событиях, но унаследовал бы твоё умение добиваться своего, твой темперамент. И что-нибудь от меня… например, любовь к искусству и природе. Ведь ты их совсем не признаёшь, дорогой. - Да, не признаю, - он кивнул и добавил несвойственным ему философским тоном, - и у него должны были быть твои глаза, Неллиэль. Непременно. Луна укутала их мягким серебристым светом, сохраняя и оберегая этих двоих, сумевших наконец-то примириться со своими чувствами.***
Нойтора сжимал в руках письмо, написанное неизвестным. Горькая усмешка кривила его губы. Письмо. Эти чёртовы письма, видно, всегда будут уничтожать его сердце. А они ведь прожили вместе семь довольно счастливых, не обременённых горем лет. Джируга грязно выругался. Какого чёрта горничной понадобилось вручать ему эту гадость? Теперь каждое слово этого мерзкого послания отдаётся в висках и не даёт спокойно дышать. «Мистер Джируга. Уверены ли вы в верности своей жены? Уже третий раз вижу я её в сопровождении человека, младше вас по возрасту и весьма привлекательного. Готовы ли вы мириться с этим? Желающий вам добра Аноним». У Нелл роман? У высоконравственной, благородной Неллиэль? Какого чёрта! Джируга бросил письмо и налил себе в стакан любимого виски. Залпом осушив его, он посмотрел на часы. Скоро придёт жена, и… что тогда? Вдруг это правда? Но Неллиэль не умеет врать. Она ответит честно, если задать верный вопрос. Внутри всё горело, и Джируга чувствовал себя уязвлённым, растерянным и униженным. О, если бы он мог сказать, что письмо – это лишь порождение чьих-то злобных происков! Какое счастье, какое облегчение испытал бы он тогда! Но крыть было нечем. Неллиэль за всё время их брака ни разу не сказала ему: «Я люблю тебя», не открыла сердца. Правда, и он молчал, ведь так глупо говорить об этом… Была, конечно, та ночь, когда она говорила о его волосах и темпераменте. Сказала, что простила, но… полюбила ли? Ведь писала тогда этой Энн, что сохранила сердце при себе. Такая спокойная! А он… мечется, точно загнанный зверь, и нет его муке конца. Неллиэль вошла и, подарив ему приветственный поцелуй, собралась было подняться наверх, но он протянул ей листок: - Читай. Женщина пробежала глазами по строчкам и посмотрела на мужа. Нойтора осушил ещё один стакан: - Это правда? Нелл скрестила руки на груди, будто желая защититься. Но зачем ей защищаться, если она не виновна? Ярость, всегда дремавшая в нём, подняла голову. Джируга сжал кулаки. - Не всё. - Ах, вот как! - Ной! – Неллиэль старалась сохранять спокойствие, - я действительно встречалась с молодым человеком, как здесь написано, три раза, но… - Чёртово «но»! – Нойтора стукнул по каминной полке, - вечно у тебя какие-то отговорки! Затаённая злоба душила его. Почему она всегда такая холодная? Почему не дрожит даже сейчас, когда он навис над ней? Ведь знает, чем это может закончиться! - Дай мне договорить, - Нелл взяла его за руку, но он отдёрнул её, - этот человек – мой двоюродный брат. Он… не самый достойный член нашей семьи. Ему нужны были деньги, и я боялась, что он обратится к отцу и потревожит его. Ты же знаешь, папе очень плохо в последнее время. Джируга смотрел на неё с подозрением. Брат? Что ещё за брат? Он никогда о нём не слышал. И эта её извечная нежность к отцу, забота о старике, уже превратившемся в развалину и периодически забывающем её имя! Будет ли она также оберегать его, если с ним что-нибудь случится? - И что же ты? Дала ему денег? - Да, мне пришлось продать кое-что, но больше он нас не потревожит. - И почему ты не обратилась ко мне? – Нойтора схватил её за руку, сжимая запястье, всё такое же тонкое, как и тогда… - Мне не хотелось впутывать тебя в это. Ты был очень занят. - Какая забота! – Джируга присвистнул, - и ты считаешь, я должен поверить в эту сказку? - Да. Я никогда не врала тебе, Ной. Конечно, она же непогрешима! Это он монстр, связавший по рукам и ногам принцессу! Джируга выпил совсем немного, но алкоголь и ярость, извечное осознание своей слабости перед ней кружили ему голову, не давая здраво мыслить, заставляя почти ненавидеть её. - Это ты так говоришь! – и, схватив её за плечи, он встряхнул жену, точно куклу. Не желая терпеть подобное обращение, Неллиэль попыталась освободиться: - Перестань! - Перестать! – он скривился, как от пощёчины, и сильно надавил на плечи Нелл, прежде чем отпустить её. А потом произошло что-то странное и непоправимое. Запутавшись в складках пышной юбки, девушка оступилась и отклонилась назад. Он успел поймать её уже после того, как голова Неллиэль коснулась угла каминной полки. Оглушающий и безобразный звук заполнил помещение. Опьянение исчезло. Нойтора стоял на коленях посреди комнаты, а у него на руках истекала кровью Нелл. - Врача! Врача! – прохрипел он, не отрывая взгляда от любимого лица. Где-то там забегали служанки. Кто-то вскрикнул. Это не имело значения. Только он и Нелл, нестерпимо бледная, с потемневшими, мокрыми от крови волосами. Она сделала усилие, приоткрыла глаза и провела рукой по его скуле: - Люблю… Это тихое признание прозвучало так чувственно, нежно и нестерпимо горько. Нойтора смотрел на неё, не отрываясь, напряжённо прислушиваясь к её постепенно пропадающему дыханию. Но где же врач? Почему он не идёт? Джируга схватил жену на руки, понёс её к выходу. Не обращая внимания на оклики слуг, преодолел лестницу. Он бежал по улице босиком, прижимая к самому сердцу драгоценную ношу, виновницу всех его бед, женщину, сделавшую его счастливым. И проклятая кровь сочилась из раны на её голове, пачкая его рубашку. Он остановился, когда понял, что больше не слышит дыхания Нелл. - Неллиэль! Очнись! Я приказываю тебе, Нелл! Но это было бесполезно: она никогда по-настоящему не слушалась его приказов. Нойтора опустился на колени. И стоя так посреди тротуара, баюкал тело жены, всё ещё тёплое и так приятно пахнущее её любимыми духами и чем-то ещё. Почему она умерла, а он всё ещё жив? Разве это честно? Как могла она так поступить с ним после своего признания? Невыносимо! Странная мысль пронеслась в его затуманенном разуме: «А может быть, это я убил её?» И взглянув на свои пальцы, на которых уже засыхала багровая кровь, Нойтора взвыл. Прохожие испуганно шарахались в стороны, окликая полисменов: «Тут сумасшедший!» И проходя мимо, качали головами: «Как же всё-таки страшно лишиться рассудка».***
Лишь взглянув на Трес Эспаду, Октава почувствовал неимоверную ярость. По крайней мере, он сам именно так определил это странное ощущение, мгновенно заполнившее его до самых краёв. - Убью её, - прохрипел он, и Тесле, давно знавшему своего хозяина и, по большому счёту, привыкшему к его дикому нраву, почему-то стало страшно. «Или сам умру», - подумал Нойтора, попытавшись, правда, забросить подальше эту неприятную мысль. Но в глубине своей, изрядно очернённой, почти сгоревшей в крови и огне души Октава чувствовал, что лишь окончательное развоплощение сможет остановить его падение.