Прикосновение

Летний вечер был тихим и светлым. Солнце просвечивало насквозь небольшой сад у резиденции АХ и окутывало сиянием тонкую хрупкую фигурку девушки на скамейке и с молитвенником в руках. Высокий священник с серебристыми волосами понаблюдал за ней, за игрой света на складках белого платья, хитро улыбнулся и решительно свернул с дорожки к розовым кустам. Если зайти вот с этой стороны, поставить ногу тут, то наверняка получится... Он стянул с руки мешающую перчатку и отчаянно потянулся за полураскрывшимся алым бутоном в самом центре большого куста. - Святой отец! Как вам не стыдно! - сестра Эстер оказалась не так сильно поглощена молитвой, как он подумал сначала. - Ой! А... Что? Что я такое?... Ох! Попытка быстро вернуться в вертикальное положение оказалась неудачной. Авель потерял равновесие, схватился за колючую ветку, всё равно не удержался и свалился на землю, прямо на газон у ног девушки. - Святой отец! Нельзя рвать цветы без разрешения... Ох, ну вот, ты ещё и поцарапался! - она сняла свои перчатки, присела рядом и взяла его за руку: - Покажи мне? Прикосновение оказалось удивительно бережным. - Покажи мне? ... Смуглая кожа. Тонкие, сильные и изящные пальцы унизаны кольцами. Браслеты тихо прозвенели и затихли, когда ее легкая рука ласково взяла его ладонь. Бесконечная забота, незаслуженная нежность. Невыносимо прекрасная. Желанная. Единственная. Недоступная. Этого больше не повторится. Никогда. Ты любил её больше всего на свете и погубил своими руками. Лилит. Сестра Эстер с удивлением и горечью увидела, как Авель вздрогнул от ее прикосновения, словно она его ударила, и побледнел на глазах. И, кажется, даже забыл дышать. - Святой отец? Что случилось? С вами всё в порядке? - Сестра Эстер... Простите... Он судорожно, через силу, вдохнул, вскочил и почти сразу же исчез, оставив ее смотреть в спину и гадать, что же она на этот раз сделала неправильно. Когда монахиня в поисках беглеца тихонько постучала в его келью, ответом ей была только могильная тишина. Она не могла видеть, как Авель стоял на коленях за крепко закрытой против обыкновения дверью, прислонившись к ней и скорчившись, будто от сильной боли. Губы беззвучно шевелятся, словно пытаясь выговорить имя, а со слишком сильно сжимающих колючий крест пальцев скатываются алые капли, бесследно впитываясь в чёрную грубую ткань сутаны. На следующее утро он появился у выхода с первыми лучами солнца, засиявшими сотней вспышек в каждой начищенной до блеска металлической детали облачения. И, как ни в чём ни бывало, улыбнулся зевающей монахине. - Святой отец! Вот вы где! Где вы были вчера вечером, я вас обыскалась! - Ох, сестра Эстер, мне вчера было так плохо! У меня неделю назад кончилось жалование, вчера в обед я забрёл на кухню, и там в углу стояла миска... - он опять нёс какую-то ерунду, жаловался, размахивал руками. Затянутыми в безукоризненно белые перчатки. - Хватит! Если вы немедленно прекратите, я так и быть, угощу вас чаем. - Сестра Эстер, да вы просто святая!!! Отец Леон Гарсия де Астуриас проводил взглядом эту странную парочку и тоскливо повернулся обратно к тюрьме, в которой его уже заждались. - Идиот... - пробормотал он, - Ну кто же так ухаживает за девушками? Боюсь, этот парень совершенно безнадёжен.