Не люблю прощаться

2PM – A.D.T.O.Y. - Не люблю прощаться, - неожиданно говорит Хичоль. Ханген давно перестал удивляться таким заявлениям, но сейчас он чувствует неприятное смятение. Хичоль выглядит слишком умиротворенным для подобных разговоров. Обычно он начинает откровенничать в запале, после того как справляется с неприятностями или досматривает тяжелый фильм. Когда занятие заканчивается, а энергия остается. - Прощание – это точка в одной истории и начало другой, - отвечает Ханген. Просто так. Чтобы поддержать разговор. Чтобы заставить его говорить дальше. - Я не люблю ставить точки против своей воли, - фыркает Хичоль и лениво вытягивается на кровати. Ханген целует его в висок. Он делает так, когда ему не хочется говорить, но хочется слушать. Но сегодня Хичоль замолкает, вопреки обыкновению. Только поворачивает голову и смотрит в глаза так, будто все знает. Ханген улыбается и делает вид, что не знает ничего. Это первый раз, когда они могут просто лежать рядом, довольствуясь легкими прикосновениями. Это первый раз, когда Ханген видит Хичоля таким спокойным. Когда нет этих кошачьих повадок и демонстрации независимости. Это первый раз, когда Хичоль здесь, рядом с ним, а не витает в своих мыслях, перескакивая с одной темы на другую. Поэтому Ханген не говорит ему ничего о билете на самолет, уголок которого выглядывает из-под сброшенного на пол пиджака. А Хичоль слишком зациклен на себе, чтобы заметить такую мелочь. Впрочем, Ханген любит эту недальновидность. - Я тоже не люблю прощаться, - говорит Ханген через две недели. Хичоль делает вид, что удивлен. Он не любит, когда кто-то обнаруживает, что он чего-то от кого-то ждал. - Этот момент наступит. - Момент? – переспрашивает Ханген, стирая со щеки пену тыльной стороной ладони. - Момент, когда я посмотрю на тебя и пойму, что мы больше не увидимся, - говорит Хичоль, пожимая плечами. - Ты можешь ошибиться, - зачем-то возражает Ханген. Хичоль придвигается вперед и целует его в нос. Он делает так каждый раз, когда думает, что прав. Это первый раз, когда Ханген проводит с ним второй день подряд. Это первый раз, когда они спокойно принимают ванну вместе, не отбив руки и ноги об стенки, не залив пол и не наглотавшись воды. Это первый раз, когда они не бросаются друг на друга, едва только увидевшись после долгой разлуки. Но Хичоль все равно чувствует себя еще более ненасытным, чем раньше, несмотря на то, что они уже долгое время спокойно сидят и смотрят друг на друга. Иногда он игриво сжимает коленями бока Хангена или гладит его по бедру, не забывая наигранно огорчаться тому, что ванна слишком тесная. Но все остальное время просто пожирает его глазами, стараясь запомнить каждый едва заметный шрам на лице, шее и плечах. Это первый раз, когда Хичоль позволяет себе рассматривать Хангена так открыто и откровенно, откладывая в памяти каждую мелочь. Поэтому причина, по которой из их квартиры постепенно пропадают всякие мелочи, так и остается невысказанной. Ханген слишком заклинен на себе, чтобы заметить отсутствие симпатичной вазы на журнальном столике в гостиной. Но Хичоль любит в нем даже это. - Не умею прощаться, - говорит Хичоль. Говорит на выдохе, после того как легко кусает Хангена за плечо. Говорит не вовремя, потому что Ханген не умеет мыслить трезво сразу после секса. Он слишком любит долго валяться в приятной сытой бессмысленности, когда ощущение невероятной близости появляется от любого прикосновения. Ханген целует Хичоля в шею. Он делает так всегда, когда считает, что откровенный разговор будет не к месту. Обычно Хичоль успокаивается, прижимается к теплому боку и погружается в свои мысли, но сейчас он поднимается с пола и подходит к окну, чтобы распахнуть его настежь и впустить в комнату свежий ночной воздух. Луна слишком яркая, и в ее свете Хичоль кажется лишь худым призраком, вроде тех, что завлекают своей невероятной красотой путников в лесу и выпивают из них жизнь взамен на ночь любви. Ханген не знает, была ли среди их ночей секса хотя бы одна такая. Или ему только предстоит отдать за это свою жизнь. - Красиво, - говорит Хичоль, когда поворачивается и смотрит на Хангена, едва прикрытого скомканной простыней. - Красиво, - соглашается Ханген, любуясь им до тех пор, пока Хичоль не укладывается рядом, уткнувшись лицом в единственную подушку. Это первый раз, когда произнесенные слова, пусть их так немного, кажутся настолько значительными, что приходится проматывать их в голове снова и снова, чтобы не забыть. Ханген обводит взглядом комнату, в которой теперь совсем нет мебели. Хичоль ссылается на то, что летом слишком жарко, и от нее становится еще хуже, поэтому они спят на полу. И едят, к слову, тоже, потому что кухня и гостиная также пусты. Ханген не обращает внимания, давая Хичолю право на причуды. К тому же, то, что все его вещи теперь в чемодане, выглядит совершенно естественно. Остается только аккуратно их сложить. - И я не умею прощаться, - почти беззвучно произносит Ханген, но Хичоль все равно слышит его. Слышит – и почти давится своим стоном, потому что это совершенно не то, чем забита его голова, когда Ханген наваливается на него перед тем как кончить. Слышит – и почти не чувствует оргазма, потому что эти слова действуют на него как ведро ледяной воды. - Когда-нибудь наступит другой момент, - говорит Хичоль спустя какое-то время, целуя Хангена в плечо. Он делает так всегда, когда хочет поддержать или приободрить. - Какой? – спрашивает Ханген, перевернувшись на бок и прижав его к себе снова. - Когда я наткнусь на твою фотографию и пойму, что у меня остались только светлые воспоминания. Ханген только вздыхает и зарывается лицом в волосы Хичоля. Пол на кухне прохладный, потому что большое окно выходит во внутренний двор, и здесь пахнет едой. Это первый раз, когда они занимаются сексом без всяких предпосылок, первоначальных желаний, среди тарелок и уже остывших банок из-под пива. Это первый раз, когда нужда в близости вспыхивает неожиданно и одновременно – секунда в секунду. Хичоль доволен. Все, что ему нужно – это лежать так, легко отстукивая по спине Хангена ритм его сердца. Чувствовать тепло рук. Записывать на пленку памяти еще одно светлое воспоминание. И поэтому Хичоль не говорит Хангену о том, что договор о продаже квартиры уже подписан, а залог он потратил на первый попавшийся билет на поезд. - Буду скучать, - говорит Хичоль, задумчиво перебирая пальцами волосы Хангена. Ханген чувствует себя котом, которому безумно хорошо в человеческих руках. Он млеет и трется лицом об мягкую ткань футболки Хичоля, стараясь не утонуть в нахлынувшей нежности. Они сидят так уже неизвестно сколько, кажется, с самого утра. Хангену не хочется отпускать Хичоля, и он ищет любой повод прикоснуться. Хичоль, кажется, совершенно не против, хотя обычно он бесится от простых и невинных ласк, считая их слишком слащавыми. Это первый раз, когда Ханген чувствует себя рядом с ним так хорошо. Когда Хичоль принадлежит ему полностью. Когда не нужно воевать за каждый сантиметр его личного пространства. Ханген задирает футболку Хичоля, но только для того, чтобы легко и невинно поцеловать его в грудь. Он делает так каждый раз, когда хочет занять в его сердце еще больше места, чем есть. - Сейчас не скучаешь? - Сейчас ты есть, - пожимает плечами Хичоль. – Буду скучать, когда тебя не будет. Совсем. Ханген прижимается к нему, обнимает так крепко, как только может, не обращая внимания на сдавленный вздох, зная, что Хичолю было больно сейчас, и понимая, что эта боль – ничто, по сравнению с той, которую он испытает утром, когда проснется в одиночестве и поймет, что упустил момент. Хичоль, невыносимый, переменчивый, взрывной, давно и слишком прочно вклинился в жизнь как единственное постоянство. Ханген никогда не встречал таких людей. Именно поэтому приходить к нему каждый вечер и проводить с ним единственный выходной в неделю было так приятно. Сейчас это исчезает из сердца так стремительно, что Ханген почти не чувствует боли. Рабочая виза истекает завтра, и он больше не сделает ничего, чтобы возобновить ее. Хичоль слишком независим для того, чтобы ехать с ним в Китай и начинать свою карьеру сначала. Они добьются невероятного успеха – но только по отдельности. Ханген смотрит на время, снова обнимает Хичоля и мысленно желает ему счастья. До вылета остается восемь часов. - Я тоже, - выдыхает Ханген ближе к вечеру, поставив на пол перед Хичолем тарелку с клубникой. - Что – тоже? – спрашивает Хичоль, с готовностью отправляя в рот первую ягоду. Он знает ответ. Но все равно хочет услышать. - Я тоже буду скучать, - говорит Ханген, глядя ему в глаза. - Знаю, - хмыкает Хичоль. – Потому что мы – лучшее, что было в твоей жизни. Он слишком голоден, чтобы думать. Одной клубники мало, но это лучше, чем ничего. К тому же, мысли вернутся, когда голод исчезнет. - Мы, - глухо отзывается Ханген. – Да. Лучшее. Это первый раз, когда Хичоль делает все, чтобы не смотреть на него. Когда старается заняться чем-то – и в то же время быть ближе, напитываться теплом так, чтобы хватило на всю жизнь. Хичоль понимает, что не хватит. Никогда. Удержать человека, который хочет вернуться домой – все равно что пытаться ухватить воздух. Хичоль наклоняется вперед и целует Хангена в губы. Он делает так только тогда, когда понимает, насколько сильно любит его. Ханген не дает ему отстраниться, целует снова, более настойчиво, хватает за руку, отодвигает куда-то тарелку с клубникой, чтобы не мешала, вжимается в него так, будто боится потерять, и это впервые, когда Хичоль чувствует себя нужным. Ханген появился в его жизни тогда, когда на ней можно было поставить крест. Когда она рисковала скатиться к примитивным целям, превратиться в обычное существование. Красивый Ханген. Надежный Ханген. Верный Ханген. Страстный. Импульсивный. Горячий. Любимый Ханген. Все это время Хичоль делал упор на свою независимость, прекрасно понимая, кто из них был действительно независимым. Ханген отстраняется, немного виновато глядя ему в глаза. Хичоль облизывает губы и смотрит тоже, не говоря ни слова. Он понимает, что один момент наступил. Скоро наступит второй.