Часть 1
18 февраля 2014 г. в 22:39
Небо никогда раньше не казалось таким высоким, тянущимся вверх, словно выпущенный из рук маленькой девочки воздушный шарик. Ещё пока такое яркое, безоблачное, теплое и ярко-ярко голубое, тянущееся к далёкому солнцу.
Может, оно действительно всегда было таким. Никогда не нависало мутной пеленой, словно пуховое одеяло, в котором нельзя продохнуть. Не было сокрыто от глаз огромным люком над Ёшиварой.
Хинове есть, с чем сравнивать.
Смех Сейты, легкий ветерок и едва виднеющийся в небесной синеве воздушный змей тому лучшее подтверждение.
***
Хинова не раз любовалась на цветущий клён, заботливо пересаженный в кадку около дома. Без солнца он бы не вырос. А тусклое солнце, светившее с неба до того, как и вовсе исчезнуть вместе со звездным небом, ему бы не помогло.
Все говорят, что его солнцем стала Хинова. Вот он и раскинулся, едва помещаясь в широченной кадке, величаво распустив узорные листья, и приветливо сиял издалека яркими и насыщенными цветами, перебивая собой все вывески.
Хинова же смотрит на пару листков, выпачканных в муке, и понимающе качает головой. Не она его солнце.
Сейта, схлопотавший от преподавателя замечание из-за невыученного урока, сидит и, болтая ногами, клеит гербарий – задание к следующему занятию. А отчаянно чихающая Цукуё с пакетом муки в одной руке и с миской теста в другой напоминает жуткого стенда.
Черт знает, что потянуло Хинову ляпнуть, что мужчинам нравятся женщины, умеющие готовить все на свете. Однако на Цукуё эта фраза явно произвела впечатление.
В доме весь день шум и гам: то и дело наведываются Хьякка, сообщающие о нарушениях и сдающие отчёты о патрулировании Ёшивары, регулярно заходят с дарами постоянные посетители, шуршит бумага в руках у Сейты и продолжает звенеть ложкой об стенки стальной мисочки Цукки.
Хинова прекрасно знает: когда станет прохладнее, а солнце зайдет за крыши домов, все стены будут в тесте, кто-нибудь особо язвительный - по уши в кунаях, и на всю комнату будет пахнуть табаком. Уши Сейте придется прикрыть ладонями, чтобы он потом не пересказывал нехорошие слова в школе, а гербарий будет весь в муке и неровно склеенный.
А клён у дома щедро накормят остатками того самого клея.
***
Сейта бежит уже чуть быстрее, чем обычно, едва удерживая в руках зонтик. Тот заставляет Сейту то и дело спотыкаться и падать с ног – ветер невероятно сильный.
Зато дома все как прежде: Цукуё вновь танцует танго с поваренной книгой, орудуя ножом и свежими овощами на доске. Все вокруг залито маслом, но пахнет ароматно. Клён приветливо колыхает листьями на ветру, словно приветствуя Сейту.
А к двери на коляске подъезжает его прекрасное голубоглазое солнце.
В какой-то момент пропадает ветер. Становится словно чуть светлее и теплее, и едва заметная мутная пленка наступающей осени словно исчезает с неба, кое-где затянутого облаками.
А при вхождении в дом Сейту обволакивает тёплый, ароматный воздух, а в нос проникает едва чувствуемый запах гари.
Цукуё, кажется, жарит овощи.
***
– Не жирновата? – с улыбкой спрашивает Хинова, отрезая себе небольшой кусочек с кожицей от сочной куриной ножки.
Цукуё скрещивает руки на груди.
– Как смогла.
– Ну что ты, вышло просто замечательно, улыбается Хинова, умиленно глядя на красную, как томат, Цукуё.
– Я… Я обязательно потренируюсь ещё пару раз… – говорит она, уткнувшись в тарелку.
– Многовато приправ. И чеснока можно было поменьше, – бормочет Сейта, ковыряя кусок курицы на блюде. Уворачиваясь от куная, он тут же вздрагивает и кричит:
– Не-не-не-не-не! Все прекрасно! Просто чудесно! Сестрёнка, ты готовишь лучше всех!
– Как в школе? – Хмуро спрашивает в ответ Цукуё.
Сейта смущенно косится на свой недоделанный гербарий. Сестрёнка всегда знает, куда бить.
– Осень ещё не закончилась. Сдашь его на этой неделе, – ободряюще говорит Хинова, поглаживая Сейту по плечу.
Сейта кивает в ответ. Конечно, сделает. А Цукуё на этой неделе сделает отличный кремовый торт.
Солнце ещё пока высоко, а плоды, принесенные этой осенью, воистину невероятны.
А клён успеет расцвести ещё больше прежнего перед сезоном дождей и первыми заморозками. За это время он явно полюбил клей и масло.
Три солнышка не позволят ему опустить яркие листья надолго.