Способ очиститься.

Капли дождя стекают по витражным окнам замка, слезами увлажняя холодную гладь цветастого стекла. Не смывают налипшую грязь. Проскальзывают по ней, но не уносят с собой, не очищают, только пуще размазывают маслянистый слой по поверхности. В ванне вода не дождевая, пропитанная благоухающими маслами из разных закоулков королевства. Она помогает смыть запах, смыть следы прикосновений, но никогда – воспоминания о них. Помнить хуже всего. От этого никуда не денешься. Воспоминания станут твоей тенью, последней мыслью перед сном, забытым ночным кошмаром. Регина помнила каждую ночь, каждую ужасную ночь, полную отвращения, тугим узлом протянувшегося от горла к низу живота, склизкие поцелуи прилипшие к коже, отдающее старческим смрадом дыхание, смешивающееся с её. Эта мерзкое ощущение всегда с ней. Грязь, которую нельзя отмыть водой, даже волшебной, пусть самой святой, собранной из слёз ангелов… Её можно смыть только кровью. Его кровью. Королевской кровью. Но она могла терпеть. Выработала этот навык с годами. В конце концов, Леопольд стар, а значит мужские потребности в нем не так сильны, и это её несказанно радовало. Иногда целые месяцы, проведенные королем в разъездах, были свободными от гнёта супружеского долга. Регина всё равно чувствовала себя запертой в клетке, однако даже это лучше, чем находить себя в объятьях старика, грезящего о давно скончавшейся жене. Она была красивой, такой красивой. Красивее всех на свете, всех милее. Злость смешивалась с ненавистью, переплеталась с завистью, танцевала за ручку с гневом, окутывалась завесой ярости. Негативные эмоции, черные мысли, черные чувства, черные слова и сердце, с каждым днем засыхающее от тоски и безысходности. Регина сама встала на этот путь, но от этого ноша не казалась легче. Дни летели быстро, и всё же ночи, те самые ночи, были невыносимо длинными. Минуты грезились столетиями, секунды годами. Она могла терпеть. Свыкнуться. Пытаться забыть, пусть и безуспешно, хотя временное забвение спасало от новых ночных кошмаров. Находила утешение в магии, в чужих горестях и страданиях, упиваясь ими как коршун, смеясь до смерти испуганным, убитым печалью людям в лицо. Но однажды любому терпению, даже самому прочному, королевскому терпению приходит конец. Когда Леопольд одной тёмной ночью, которую не забыть никогда, начал грубо цепляться зубами за кожу, оставляя рубцы, царапать спину до крови, а в ответ на попытки протеста зажимать ей рот, подавляя крики… Именно тогда, в тот миг, королева решила забыть, что месть подают холодной и на заранее отполированном блюде. Убийство есть убийство. Он слишком сильно задел её гордость. Регину не волновали причины, из-за которых почти пассивный в постели мужчина обратился в голодного мучителя. Она чувствовала себя грязной, не смотря на блестящие черные волосы и благоухающую ароматом цветов кожу. Очиститься можно только одним способом. Пусть наспех, пусть без приготовлений – зато быстро и навсегда. Нельзя обделить вниманием и Белоснежку, милую, дорогую падчерицу, в последнее время постоянно предпочитающую одиночество. Маленькая птичка, запертая в клетку слабым здоровьем. Скоро добрая мачеха избавит её от страданий, свернув очаровательную шейку. Вода не помогала отчистить эту невидимую глазу дрянь. Однако Регина всё равно приняла ванну, предвкушая сладкий вкус долгожданной победы, приправленный девичьими слезами и пылью растертого сердца. План пропитанным чернотой плодом зрел в голове, простой, но действенный. Теплая вода помогла расслабиться, унесла небольшую часть боли с собой. Мимолетное блаженство забрало все горести и заботы. Но не смыло грязь. Её можно смыть только кровью. В просторных коридорах замка веяло прохладой. Босые ноги легкой походкой ступали по камню. Шелковая ночная рубашка цвета грозовой тучи чуть колыхалась. Её кожа и волосы были ещё немного влажными, а на губах играла улыбка. Она вошла в комнату падчерицы, не издав и малейшего звука, скрипа петель или шума шагов. И почему-то подумала о том, как давно не бывала здесь. Снежка раньше часто просила её остаться на ночь, и Регина, подавляя нахлынувшее отвращение к самой себе за проявленную слабость, оставалась, читала сказки, целовала в лоб, а порой засыпала рядом, прижимая хрупкое детское тельце в попытке уберечь малышку от невзгод и страхов. Те времена ушли, не успев попрощаться. Принцесса взрослела, а королева растила в себе зерно ненависти. Кажется, в последний раз они говорили месяц назад, и Регина помнила, что былая мечтательность в голосе падчерицы сменилась глухой пустотой. Любимица народа – маленькая правительница, частенько коротала целые недели в своих покоях. Ученица Тёмного, тратящая каждую свободную минуту на изучение заклинаний, не раздумывала об этом. Не было времени. Не было желания. Не было сил. Регина слишком усердно ухаживала за деревом своей злобы, надеясь на отравленные плоды, предназначенные для свержения её врагов. Она не могла позволить всем трудам пойти насмарку. Начать рубить это самое дерево под корень душевными беседами с разрушительницей её жизни. Дерево вырвали из души в один момент. Снежка заметила присутствие постороннего в покоях не сразу. Лицо было немного опухшим от слез, вид разбитым, а глаза такими пустыми и наполненными слепым отчаянием, что Регине стало страшно. Восторг от предстоящего сменился безмолвным ужасом. Нижняя губа у падчерицы слегка кровоточила, руки испещрены следами грубых прикосновений, лиловыми и фиолетовыми, словно цветы, растущие у замка. Приглядевшись, королева заметила их по всему юному телу, прикрытому белой простыней: на груди, на шее, даже на ключицах. Девчонка уже не рыдала, но уголки губ по прежнему подрагивали. У Регины, собиравшейся вырвать дражайшей падчерице сердце, после чего заставить её с особой жестокостью убить родного отца, внутренности сжались в комок. На карие глаза навернулись нежеланные слёзы. Полные уста чуть приоткрылись в немом вопросе. Глаза Снежки заблестели не то испугом, не то удивлением, а может быть и своеобразной радостью, когда она заметила в дверях Регину. - Ты не должна была это видеть, - укоряя себя, произнесла девушка, обхватывая руками коленки. – Мне жаль. Только не говори ему, пожалуйста, о том, что видела. Он может сделать тебе больно, если узнает. Ненависть потонула в сочувствии, в утерянных проявлениях заботы, которыми она когда-то давным-давно окружала маленькую принцессу. Регина забыла причиненную Снежкой боль так легко, что смешно об этом думать. Она могла убить падчерицу или заставить её своими руками убить всех, кто дорог, но это… Это было слишком даже для королевы. Возможно, Кора была не самым худшим в мире родителем. Он так любил говорить о своей покойной жене. О том, как та была прекрасна, как похожа его дочь на её безгранично красивую матушку. Словно в тумане, будто во сне, Регина опустилась на кровать рядом с девушкой, прижала падчерицу к себе как раньше. Королева не знала, плачет ли или нет, но голос дрожал от ужаса, а не от потерянного желания лишить девочку сердца. - Как давно это продолжается, милая? Это то… - Я знаю, как это называется, Регина. Я уже не маленькая, - посмеялась принцесса, но смех не был веселым, скорее истерическим. – Он забрал мою невинность, когда я достигла детородного возраста. Разговорить Снежку довольно просто: она никогда не умела хранить тайны, а уж собственные так особенно. Её рассказ был долгим, полным горьких слёз и печальных всхлипов, но Регина баюкала принцессу, словно малютку, шептала на ухо, что всё в порядке и не следует ничего бояться. С каждым словом, врезающимся в сердце небольшой иглой, королеве плохело, но она продолжала слушать, ласково поглаживая спутанные тёмные волосы своей падчерицы. Когда Снежка закончила, в Регине не осталось слёз или сожалений. Только жажда мести, только нестерпимое отвращение. - Я убью его, дорогая, - отчеканила королева так, как обычно приказывала слугам подлить ещё вина в опустевший бокал. – Что ты чувствуешь? Девушка сглотнула, прижимаясь ближе к телу мачехи. Недолго вслушивалась в биение чёрного сердца. Это привело её в чувства, хотя бы чуть-чуть. - Я чувствую себя грязной, - бесцветным голосом ответила Снежка. Вырвать сердце первому попавшемуся на глаза стражнику оказалось проще простого. Заставить беднягу убить короля – и того легче. Регина шептала приказ над сердцем, и её голос был тверже камня и холоднее льда. И деталей было немного: чтобы умер в муках, чтобы хоронить пришлось в закрытом гробу. Пульсирующее, налитое кровью сердце тихо постукивало в шкатулке, а где-то там, в королевской спальне, Леопольд молил о пощаде, но просьбы о помощи не услышал никто, да и никто и не хотел их услышать. Она вернулась к Снежке, когда рассвет начал окутывать королевство первыми лучами солнца, но небо ещё хранило блаженную синеву. И девчонка сказала спасибо, но вкупе со словами пошли странные действия, которым не было сил сопротивляться: тонкие губы, местами надтреснутые, впились в пухлые уста королевы, и в этот поцелуй вмешался солоноватый вкус слёз. - Не отвергай меня, Регина, - шепотом выдохнула та ей в ухо, видя непонимание, парализовавшее женщину с ног до головы. – Прошу, пойми. Я хочу хоть раз почувствовать удовольствие. Хоть раз почувствовать… И Регина хотела сказать, пораженная словно громом, что у Снежки обязательно будет прекрасный принц, с которым она построит семью, счастье, своё королевство и дом. Однако поняла, что это бесполезно. Девушка, которая была когда-то ребёнком, выросла слишком быстро, при самых жутких обстоятельствах из возможных. Если это даст ей хоть крупицу счастья, то она готова на это. Происходящее почему-то не казалось отвратительным или неправильным. Может, это помешательство. Может, способ загладить вину за прошлое, за ненависть, за предательство для обеих. Горячие уста прошлись по бледной коже, поцеловав каждый синяк, каждую царапинку, каждую ранку. Былая ненависть к Белоснежке превратилась в целую палитру непонятных эмоций, в клубок, который не хочется распутывать. Снежка пыталась отвечать тем же. Её прикосновения были неловкими, но принцесса старалась, как могла. Материнские чувства, чувства дочери растворились и ушли прочь. Общая боль смыла всё. Волна наслаждения накрыла Снежку раньше, чем Регину. Она хрипло стонала, почти смеялась, потому что ей впервые было приятно. Боль, причиняемая отцом, сменилась ласковыми прикосновениями женщины, которая тоже совсем недавно страдала от нужды делить с ним ложе. Где-то там, совсем рядом, в соседней части замка, Леопольд истекал кровью, в последний раз пытаясь набрать воздуха в легкие. Они обе тяжело дышали, обе были выжаты до последней капли. Снежка крепче прижалась к телу мачехи, утыкаясь головой в её плечо. Регина провела рукой по лицу девушки и улыбнулась. Теперь у неё есть поддержка и неприкосновенное право занять престол. Королева впервые за целую вечность чувствовала себя абсолютно чистой.