Мы знали все заранее

Я всегда, с самого первого дня, как появился здесь, знал: я не выживу. Не знаю, верили ли другие парни в то, что вернутся домой из этого пекла, лелеяли ли надежду вновь увидеть своих любимых, вернувшись к мирной жизни. Порой на кого-нибудь из нас нападала смертельная тоска, он ходил, словно в воду опущенный, не замечая ничего вокруг, но таких сразу же старались растормошить, сказать что-нибудь ободряющее, чтобы через некоторое время самим оказаться на их месте. А я… я всегда был оптимистом и широко улыбался, глядя в чужие глаза. Я не сомневался, и, наблюдая за мной, переставали сомневаться другие. Пару раз у меня пытались выспросить мой секрет, но я просто пожимал плечами в ответ. Все было просто: я знал, что умру. Нельзя сказать, держало ли меня что-нибудь в этой жизни или нет. Да, у меня была семья: любящая мать, строгий отец и надоедливый кузен. Были и те, кого я мог назвать друзьями. Один – веселый рыжий как лис паренек, который уехал – или сбежал, кому как больше нравится – из дома навстречу приключениям, и связь с ним практически полностью оборвалась. Лишь иногда доходила строчка-другая по графу*, да и то больше общие фразы. Другой – серьезный и рассудительный снаружи, но в глубине души романтичный и мечтательный, плохо приспособленный к обычной жизни с ее бытовыми премудростями. Его в армию не взяли, оставив на каком-то безопасном учреждении. Третий – чуть младше меня, пусть вначале я в это и не поверил, всегда будто немного недовольный, частенько делающий замечания, но в целом неплохой человек. Этот попал вместе со мной туда, где нас спешно обучали и бросали в пламя внезапно разгоревшейся войны. Забавно, когда мы были детьми, разыгрывая шуточные сражения и с замиранием сердца просматривая очередной фильм про вторжение из космоса, то и подумать не могли, что однажды сами окажемся на месте героев. Но вот они мы – зеленые юнцы, которые отважно встают на защиту своей родины, растерянные, впервые держащие в руках оружие, передающие услышанные от кого-нибудь истории, большинство из которых были ложью. А что нам еще оставалось делать, нам ведь даже не рассказывали, кто наш противник. Мы предполагали, были ли враги гуманоидами, какими-нибудь разумными насекомыми или чем-то другим, совершенно немыслимым, что мы и представить себе не могли. Почему-то от нас это скрывали, натаскивая на обычных 3D-программах. Симуляторы не создавали ничего похожего на бой, потому что это была всего лишь тренировка, которую можно повторить – как компьютерная игра с восстанавливающимся со временем показателем жизненной силы и кнопкой паузы. Потом все будет совсем по-другому… Если умрешь, то переиграть эпизод заново не получится. – Эй, Рай, – позвал я вполголоса. Общая спальня была погружена в полумрак, и остальные, устав за день, уже спали. – Как думаешь, скоро на фронт? – Ты когда-нибудь угомонишься, Тиг? – проворчал он в ответ. – Неужели так не терпится, спаситель Отечества недоделанный? – Да нет, просто… – я свесился с двухъярусной кровати. – Нам ничего не говорят, остается только строить догадки. – Ну и строй себе, только другим не мешай. – Ага, – кивнул я. – Слышишь, Блонди, – донесся еще один голос, – не заткнешься, я тебе такое устрою – первым попросишься. Я фыркнул. Из-за моего редкого теперь цвета волос сослуживцы то и дело подкалывали меня. Впрочем, дело было не только в этом: я вообще солдатом не смотрелся. Костлявый, с вечно растрепанными пепельно-белыми патлами и блеклыми серыми глазами, на роль защитника человечества я не тянул. Другое дело Рай – пусть не очень высокий, но крепкий, со стальными мускулами шатен, чьи зеленые глаза смотрели на мир уверенным взглядом того, кто сам определяет свою судьбу. Именно из-за взгляда его прозвали Икс-рэй: любому становилось не по себе, когда он смотрел прямо в глаза. Лично у меня возникало ощущение рентгеновского сканирования, хотя за годы общения с ним выработалась привычка. Наверное, я немного завидовал его внешности, но против наследственности не попрешь. Человеческая раса, изменяясь и эволюционируя, уменьшала количество рецессивных генов, поэтому натуральных блондинов в наши дни практически не было, особенно тех, чей оттенок волос был холодным. Поэтому к всеобщему вниманию я привык, хоть и старался избегать компаний. По этой же причине я ни с кем не встречался: осознавать, что гоняются лишь за неординарной внешностью, было неприятно. – У тебя яйца стальные, Орт? – сквозь зубы процедил мой друг. – Рыпнешься еще раз, пожалеешь. – Чего бы тебе его защищать? – усмешка. – Отсасывает он тебе что ли? – Ах ты… – побагровел Рай. – Тише-тише, парни, – поспешил утихомирить их я. – Вы так остальных разбудите. Я уже сплю, – и, подтверждая это, прикрыл глаза и замер. Через какое-то время в комнате стало тихо. Немного не хватало привычного лунного света, пробивающегося сквозь неплотно задернутую штору, но посреди вселенной никто тебе этого не устроит, как и других мелочей, по которым начинаешь скучать, когда их нет: чуть подгоревшая картошка к завтраку или старые разношенные шлепанцы, запущенный парк за окном и кошачья шерсть на джинсах. Нас бросили непонятно куда, мы боялись – и храбрились друг перед другом, становясь нарочито грубыми. Это было у нас в крови, ведь мужчинам стыдно быть слабыми, поэтому, чем признаться, что тяжело носить все в себе, нам проще надорваться. Забавно – стоит мне задаться каким-нибудь вопросом, и сна ни в одном глазу. Вот и сейчас я думал, но уже не о том, о чем спросил раньше. Должно быть, Рая бесит, что я постоянно таскаюсь за ним по пятам. Мы знали друг друга не так давно, однако я практически сразу же признал его ведущим, а себя ведомым. Нельзя сказать, чтобы я был совсем безынициативным, но его слова обычно оказывались разумнее моих, и я привык следовать за ним. Однако предполагать, что мы… Отсутствие девушек, естественно, сказывалось, и некоторые, как мне было известно, оказывали «дружеские» услуги, но мой друг был не из таких. Полагаю, даже если бы на всей планете остались только мы двое, он не трахнул бы меня из принципа. Да и я бы… Эх, поскорее бы нас раскидали по базам, чтобы не видеть противную рожу Орта. И мое желание исполнилось. На следующий день нас подняли ни свет ни заря, погнали в душ, а затем выдали новую форму. – Как думаешь, какая-нибудь инспекция или высшие чины прилетели поглядеть на пушечное мясо? – застегивая рубашку, поинтересовался я у товарища. – С чего бы вдруг такая честь? – Откуда мне знать, – отозвался шатен и, бросив скептичный взгляд на меня, добавил: – Не на те пуговицы застегиваешь. – А? Ага, сейчас. Он всегда замечал малейшие изъяны во внешнем виде, и я уже сбился со счета, сколько раз он поправлял меня. Эта особенность, к слову, распространялась не только на одежду. Рай был человеком серьезным и немного дотошным, и если видел что-то таким, каким оно быть, по его мнению, не должно, сразу же высказывался по этому поводу. Некоторые недолюбливали его за излишнюю прямолинейность, а по мне это было хорошей чертой. Какой смысл молчать, когда что-то идет не так? Наконец, совместными усилиями мы справились с формой – я застрял еще и со шнурками, которые, как водится, существовали отдельно от новых ботинок – и, понукаемые недовольным начальством, прошли в зал, где традиционно проводились собрания по промывке мозгов юных идиотов, сиречь нас. На трибуне стоял средних лет мужчина, по виду которого можно было сказать, что он либо ученый, работающий на военных, либо военный, увлеченный наукой. – Должно быть, будет что-то интересное, – прошептал я и получил от друга по затылку. Вот уж и слова сказать нельзя. Что ж, вспомним старую привычку. Я достал из кармана ручку и нарисовал на ладони рожицу с высунутым языком, кою и продемонстрировал Раю. Тот вздохнул, поняв, что я неисправим. – Итак, молодые люди, – обведя зал взглядом, произнес выступающий военный, – вы все, должно быть, гадаете, зачем вас здесь собрали. Произносить пламенных речей не буду, этим вас уже напичкали по самые уши. А вот конкретную информацию о противнике не давали, – новобранцы одобрительно зашумели. Мужчина сделал паузу, подождав, когда все успокоятся. – Сегодня у вас будет обзорная лекция, чтобы ввести в курс дела, а завтра вы отправитесь туда, куда были распределены. Появятся вопросы – спрашивайте, не появятся – вспомните, что те, кто считает себя умниками, погибают первыми. Начал он, как и водится, с общих фраз, а затем на экране появилось лицо пришельца, и все дружно повернулись в мою – единственного блондина среди новеньких – сторону. – Упс, спалился, – не растерявшись, выдал я, и сослуживцы дружно расхохотались. Наши противники были гуманоидами, поразительно похожими на людей, если бы не потрясающая красота, тонкими и изящными, с белыми волосами и глазами цвета стали. Действительно, совпадение было забавным. – Сдаюсь, – поднял я руки. – Просто меня сочли самым уродливым и отправили в разведку. – На Вашем месте, юноша, я бы не надеялся, что Вас не убьют по блату. Задание Вы все-таки с треском провалили, – парировал выступающий и продолжил рассказ, из которого мы узнали все, что удалось выяснить о пришельцах – или, скорее, все, что нам сочли нужным сообщить. Упор делался на уязвимых местах и сильных сторонах, проанализировав которые мы должны были оценить свои силенки и подумать, стоит ли геройствовать и бежать с криками «Ура!» впереди всей ватаги. Лично я решил, что нужно раздобыть где-нибудь переносную ракетную установку, дабы уравнять шансы. Хотя кто из нас не понимал, что половина погибнет почти сразу же, а другая половина, наученная чужим горьким опытом, получит преимущество и, может быть, даже останется в живых. Я не питал иллюзий, отнеся себя к первой половине – что-то не верилось, что дурак, который зашнуроваться нормально не может, станет первоклассным воином. Странно, но это меня почти не трогало, к собственной смерти я относился более чем равнодушно. Куда больше я переживал за своих близких: того же Рая, Мета, занимающегося научной деятельностью где-то в тылу, рыжего Эльда, от которого не было ни слуху ни духу, семью, в конце концов. Кажется, люди часто этим страдают, заботясь не о себе, а о других. Возможно, поэтому мы и живем парами, чтобы не убиться совсем? Разумеется, я уже влюблялся. Одно время был даже увлечен идеей сохранения рецессивных генов и был членом сообщества блондинов. Однако после мне надоела высокомерность этой «элиты», и я без сожаления разорвал все отношения с ними. Вместо них появились обычные люди вокруг, и я сам стал обычным человеком, таким как все, выдающимся не светлой шевелюрой, а, смею надеяться, мозгами. Хотя порой все-таки мелькала во взгляде прежняя надменность, но друг методично выбивал ее из меня. – Рай, а ты влюблялся когда-нибудь? – вполголоса задал я вопрос. – Ни разу, – отозвался шатен, не меняясь в лице. – А почему? – Тебе больше спросить не о чем сейчас? Не считай ворон, а слушай, глядишь, пригодится. Я покорно кивнул и, слушая вполуха лектора – так и не выяснилось, кто он по профессии – начал рассматривать собственные ногти с белыми пятнышками, мелкие царапины, появившиеся после вчерашней тренировки, спину сидящего впереди – одним словом, скучал. – Простите, – раздался неуверенный голос. Я поднял голову: это решил уточнить что-то наш главный гуманист, Дарек Ост, который, похоже, будет пугаться вида крови и оказывать первую помощь своим и врагам без разбора. Впрочем, повоюем – увидим, на что он годится. – И все-таки кто атаковал первым: мы или они? Я хмыкнул. Что за дурацкий вопрос. Даже если заварушку устроили земляне, будто нам это скажут. Мол, мы, конечно, плохие парни, но что поделать, давайте добьем несчастных Чужих, которые прилетели с миром. По-моему, даже ежу было бы понятно, что правды нам в этом случае не услышать. Как часто нам вообще говорят правду? Сколько бы нам ни твердили о гласности, до обывателей доходят лишь жалкие крупицы истины. Информация предоставляется дозировано в зависимости от рода деятельности и ранга – в этом и заключается управление обществом. СМИ всегда были инструментом в руках политиков, а мы – послушными пешками, которые ходят по шахматной доске, не понимая смысла и правил игры. И сколько нам ни дергаться, игроки будут двигать фигуры по своему усмотрению. Или эти рассуждения служат лишь оправданием нашего бессилия и нежелания что-то менять? – Вы присутствуете здесь в качестве адвоката инопланетян, молодой человек? – скептично заметил выступающий. – Но ведь если… – Не буду врать, – нахмурился мужчина, – при первом контакте агрессия была не с нашей стороны. Не буду врать и о том, что мы не были готовы к войне, потому-то вас и выдернули из обычной жизни. Не буду называть вас спасителями человечества – для начала спасите его. Все замолчали, и, выходя из зала, я осознал, что именно сейчас мы прекращали игры, превращаясь из зеленых спешно мобилизованных юнцов в солдат. Взгляды стали серьезнее и сосредоточеннее, словно мы повзрослели на несколько лет, губы были плотно сжаты, и не произнося ни слова, мы почти строем направились к поименному списку, распределяющему нас по разным базам, который вывесили в центральном коридоре. – Надеюсь, Орта отправят подальше от нас, – проворчал я, хватаясь за рукав друга, чтобы не отстать. – Так, где тут твоя фамилия? Дальман… Дальман… О, вот! Поздравляю Вас, господин инженер с базы «Алькор», – я подмигнул Раю. – Копайтесь себе на здоровье в железках, я рассчитываю на что-нибудь поинтереснее. – Смотрите-ка, – донеслось до меня, – Блонди записали в пилоты! Мои глаза медленно поползли на лоб, и, протискиваясь сквозь толпу, я подошел к листку со своей фамилией. «Вайс Тиг, пилот истребителя, база «Игнис»», – значилось там. – Не хочу я на «Игнис»! – возмутился я. – Эй, кто-нибудь с «Алькора» желает махнуться? – Вряд ли это возможно, боец, – я оглянулся: позади стоял давешний военный. – На «Алькоре» есть своя слетавшаяся команда пилотов. А «Игнис», – предупреждая следующий вопрос, добавил он, – в капитальном ремонте не нуждается, и направлять туда еще одного инженера – нерациональная трата ресурсов. Сказать, что я был растерян, значило не сказать ничего. Обстоятельства забирали у меня очередного человека, в котором я нуждался. Возможно, сейчас жаловаться на судьбу было глупо – каждому приходилось несладко. Однако в данный момент на абстрактных других, по правде говоря, мне было плевать с высокой колокольни. В конце концов, на войне любой из нас заботится о своей собственной шкуре, не озадачиваясь высокими идеалами. Но возможность изменить что-то у меня отняли, и все, что я мог – бесцельно сотрясать воздух, чего, естественно, делать не собирался. – Ничего, переживем, – легла мне на плечо ладонь товарища. – У нас же есть номера графов, будем обмениваться письмами. А закончим с ремонтом той базы – можно будет поговорить о переводе. Веришь мне? – Правильное замечание, – отметил все еще наблюдавший за нами мужчина. – Так что не опускай руки, глядишь, выслужишься и получишь шанс попасть в число Алькорских Бестий. – Этому раздолбаю до Бестий как до Ро Кассиопеи** ползком, – решил съехидничать Рай. – Мечтать не вредно, я быстрее смогу перевестись. Немного успокоившись на этот счет, я потянул шатена подальше от толпы. – Еще посмотрим, кто кого. Спасибо Вам, сэр, я буду стараться, – улыбнулся я военному и пошагал в сторону спортзала. – Может, сыграем на прощание в футбол? Ты ведь был в составе сборной родного города, сможешь научить меня чему-нибудь. – Руку отпусти, – намеренно недовольно попросил друг. – Реакция у тебя хорошая, но слишком уж ты увлекаешься. Помнишь, как вел мяч и врезался прямо в ворота? – Не напоминай, – поморщился я. – Ха, а я думал, куда удалилась наша неразлучная парочка! – раздался позади противный голос моего главного недоброжелателя. – Собрались провести последние часы вместе? Ну да ладно, наслаждайтесь обществом друг друга, пока можете. А у нас, Блонди, будет еще не один шанс на «Игнисе». – Тебя?... – неужели судьба подкинула самые паршивый расклад? – Десантный отряд, база «Игнис», – ухмыльнулся Орт. – Так что на твоем месте я бы побеспокоился о безопасности собственной задницы. Я бессознательно прижался ближе к Раю, цепляясь за пиджак парадной формы, и тот непроизвольно обнял меня за плечи, отчего я слегка опешил. Конечно, мы были близки, однако очень уж покровительственным вышел жест, как, пожалуй, и мой – буквально умоляющим о поддержке. Признаться, я стыдился любых проявлений слабости, а рядом с ним позволял себе быть таким беспомощным. Неудивительно, что про нас ходили слухи: попробуй кто выкинуть то же самое, получил бы в челюсть. При удачном для меня раскладе даже ногой. Иное дело – Икс-рэй. Сколько за все время нашего общения от него прилетело дружеских подзатыльников и прочих признаков заботы, было не сосчитать, и ничего, я терпел, даже смеялся в ответ, и искренне благодарил за замечания, чем вначале повергал его в ступор. Идиот, правда? Да я и сам понимал, что веду себя странно, вот только перестать не мог – все выходило само собой. И хотя мой товарищ не одобрял ребячества, мне многое сходило с рук. Мда, тут не захочешь – подумаешь, что мы любовники. – Тронешь его хоть пальцем, Кан… – голос шатена зазвучал сталью – верный признак того, что он, обычно сдержанный, выходит из себя. – И что ты сделаешь? – в ответе слышалась насмешка. – Когда узнаешь, будет уже поздно, да и со службы тебя никто не отпустит. Останется только сидеть и кусать локти. А может, заснять, как я трахаю твоего дружка и отправить тебе, чтобы было на что подрочить в одиночестве? – Ублюдок! – сжав кулаки, друг шагнул вперед. Драка была неизбежной. – Нет! – вскрикнул я, обнимая Рая со спины и удерживая его на месте. – Он не стоит того. Я не позволю случиться чему-то подобному. Никогда! Брюнет ухмыльнулся и бросил на меня плотоядный взгляд. – Должно быть, твоя задница это нечто особенное, Блонди. Теперь мне еще больше хочется вставить тебе, – и, развернувшись, ушел. Только сейчас я в полной мере оценил степень возможной угрозы. До завтрашнего дня я был под защитой друга, который, хоть и не любил махать кулаками направо и налево, но вполне мог сцепиться с кем-нибудь, если того требовали обстоятельства. А на новом месте я фактически оставался один на один с проблемой, которая проступала все явственнее. С Ортом даже в единственном экземпляре я вряд ли справлюсь, о большем количестве и говорить нечего. Смиряться с судьбой, становясь послушной игрушкой в чьих-то руках желания не было, внутри разгоралась бессильная злость. Что изменится от моего сопротивления? Приложат пару раз, чтобы не дергался, и дело с концом. – Может, отпустишь меня? – каким-то странным, сдавленным голосом спросил Рай, и я сообразил, что мы до сих пор стоим в обнимку посреди коридора. – Прости, – разжав руки, я отступил назад, не решаясь поднимать глаза, в которых явственно читались все мои мысли. – Эй, – на мою белобрысую макушку легла теплая ладонь, – ты ведь не собираешься сдаваться, позволяя делать с тобой все, что придет в голову этому озабоченному придурку? – я слабо улыбнулся и помотал головой, поднимая взгляд. Зеленые, с мягким желтоватым отливом глаза смотрели прямо. Другие бы сочли этот взгляд тяжелым и давящим, но я чувствовал, как, пронизывая насквозь, он словно обволакивает ленивым теплом, заключая в прочный кокон, защищающий от чьих бы то ни было посягательств. Я искренне не понимал, как другие могут считать моего товарища безэмоциональным и холодным, в то время как он мог отличить малейшие оттенки настроения, безошибочно угадывая чужие мысли. Рядом с ним я ощущал себя маленьким и беззащитным, и воображение неожиданно дорисовало огромные крылья у него за спиной. – Знаешь, я… – продолжил шатен, но закончить ему не дали. – Рай Дальман, подойдите к центральному комму***, Вас ожидают на третьей линии. Третья линия традиционно отводилась на вызовы от семей и знакомых военнослужащих. Я ей почти не пользовался, считая частые звонки признаком излишней опеки, которая раздражала меня с самого детства. Друг же с удовольствием общался со своими близкими, рассказывая последние новости и в очередной раз успокаивая родителей. Признаться, его отношения с семьей всегда поражали меня, потому что сам я общался с родственниками довольно прохладно – ну не тянуло к ним. Поэтому я часто чувствовал себя обделенным, хоть и старался не показывать этого. – Иди, тебя ждут, – сдержанно улыбнулся я, – стоит поторопиться – потом времени на разговоры не будет. – Ты… – Никуда не денусь, – подмигнул я с бодрым видом, – в открытый космос не сбегу. Рай задержался еще на пару секунд, а затем почти бегом отправился отвечать на звонок. Я поглядел ему вслед и, вздохнув, пошел в библиотеку. Это тихое, безлюдное место нравилось мне больше остальных. Редко кто заглядывал сюда, чтобы побродить между стеллажами или посидеть в кресле за книгой. Гораздо чаще здесь можно было встретить ищущую уединения парочку. Я заходил в библиотеку, как только появлялась свободная минута, и садился за старенькое фортепиано, чтобы вспомнить заученные когда-то мелодии. Нотной грамоты я не знал – я вообще был склонен заниматься всем понемногу, не углубляясь в дебри – поэтому ориентировался только на мышечную память, заставляющую пальцы порхать над клавишами, наполняя небольшое по сравнению с другими помещение тихими звуками. Пару раз, привлеченные музыкой, ко мне заглядывали сослуживцы, отмечали, что пиликаю я неплохо, и уходили. Что ж, в зрителях я никогда не нуждался – так было и сейчас. Пробежавшись по клавиатуре и сделав пару упражнений для пальцев, я замер на мгновение, выбирая, что исполнить. Естественно, выбор был невелик, и обычно удавалось сыграть все произведения минимум по разу, но с последовательностью я старался не повторяться. Сегодня я решил начать с «Лунной сонаты» – пожалуй, самого известного произведения Бетховена, которое я освоил одним из первых, и ставшее, разумеется, одним из моих любимых. Наверное, она больше других подходила к моему теперешнему угнетенному состоянию. В этой мелодии мне всегда чудилась обреченность с нотками отчаяния и борьбы. Смогу ли я пережить то, что приготовила мне судьба? Конечно, я понимал, что гомосексуальные отношения рано или поздно появляются во всех закрытых коллективах, и роль козла отпущения традиционно отводится самому симпатичному и женственному – словом, я был идеальным кандидатом. Мое согласие, естественно, не понадобится. Лучший выход из подобной ситуации – стать любовником кого-нибудь из руководства, однако подставлять задницу незнакомому человеку тоже не хотелось. Ха, а иначе придется делать то же самое для многих незнакомцев. И для тех, кого уже встречал, тоже… Как скоро Орт осуществит свою угрозу? В первую же ночь? Или даже ночи дожидаться не будет? С такого ублюдка станется… С силой ударив по клавишам, я опустил голову. Как ни поверни, обстоятельства складывались не в мою пользу. Повсюду были лишь враги или те, кому я до лампочки, – такие еще хуже. Или?... Да, один человек, которому я мог доверять, пока оставался рядом. Рай всегда приходил на помощь, когда я нуждался в нем: критиковал, ругался – но поддерживал. Я настолько привык к этому, что уже не представлял долгого расставания. Пожалуй, на него единственного я мог целиком положиться и, пожалуй, не был бы против, если бы он внезапно изъявил желание заняться со мной любовью. Даже без зеркала я понял, что начинаю краснеть от этой странной мысли. Фантазия у меня, как и у любого здорового парня, имелась, однако мужчину в качестве партнера я никогда не представлял. Интересно, каким будет мой друг в качестве любовника? Должно быть, осторожным и нежным, и уж он точно не принуждал бы ни к чему. Скорее всего, он из тех, для кого доставить удовольствие так же важно, как и получить. Его тело понравилось бы любой девушке или парню – если тот предпочитал нижнюю позицию. Наверное, окажись я в такой ситуации, то уступил бы ему. Черт, о чем вообще я думаю! Мы друзья, и между нами никогда не будет никаких отношений, кроме тех, что есть сейчас. Или это все-таки возможно? Рай был для меня ближе остальных, выделяясь из окружения, и я чувствовал к нему нечто отличное от обычной привязанности. Пальцы снова легли на клавиши. «Лунный свет»… Это произведение Дебюсси навевало множество воспоминаний. Шатен оставит о себе в моей памяти только приятные моменты. Смогут ли они перекрыть то, что случится после? Возможно, для этого мне понадобится более яркое событие? _____________________________________________________________________________________ *граф – небольшое устройство для передачи текстовых сообщений **Ро Кассиопеи – звезда, удаленная от Земли на 2500 парсеков; одна из самых далеких звезд, которые можно увидеть невооруженным глазом ***комм – устройство для видеосвязи