Ромашки

«Не надо было брать на войну подростка, - говорил взгляд Ситиродзи. – Мы, в любом случае, отвечаем за все его ошибки». «Ничего себе, подросток! Уйти с поста и с девчонкой под кустами валяться – для этого он, значит, взрослый, а как боевых товарищей подводить, так ребёнок?» - мысленно не соглашался с этим утверждением Хейхати. На лице у Кикутиё отражалось короткое, но внятное и ёмкое: «па-ра-зи-ти-на». Кацусиро, несколько секунд назад прибежавший в деревню с воплями «бандиты!», спугнул разведчика, за которым из укрытия уже давно наблюдали старшие самураи. Он сбивчиво объяснил разозлённым воинам, что увидел в лесу подозрительного паренька, который оказался стриженой местной девушкой. Что девушка сильно испугалась, и её пришлось успокаивать. На этом месте рассказа Горобэй так выразительно вздохнул, что Кацусиро замолчал и покраснел до корней волос. Но под строгим взглядом учителя младший самурай смог собраться и продолжил доклад уже по делу: увидев среди деревьев стреноженных лошадей, он понял, что бандиты где-то рядом и сразу побежал предупредить деревню. Надо было действовать, не теряя ни минуты. Камбэй начал короткий военный совет. - Лазутчик не мог прийти один. Слишком опасно, да и лошадей Кацусиро видел несколько. Надо постараться захватить всех разведчиков, пока они не добрались до своих и не рассказали о построенных укреплениях. - Да, - согласился Хейхати, - расскажут – вся работа насмарку. - Кто хочет пойти? - укоризненно посмотрев на ученика, спросил Камбэй. Первым вызвался Кюдзо. - Я пойду. Это моё направление, значит, и ответственность на мне. Кикутиё завопил что-то воинственное и нечленораздельное, в том смысле, что тоже пойдёт. - Я знаю, где бандиты прячут своих лошадей, - робко сказал Кацусиро. - Можно устроить засаду там. Камбэю не хотелось отправлять на поимку лазутчиков сразу двух неопытных людей, но он решил положиться на опытного - Кюдзо. В результате, с Кюдзо пошли светящийся от азарта Кикутиё и пристыженный Кацусиро. Оказалось, что бандиты держат лошадей в лощине, среди редких, чахлых деревьев. Плохое, негодное место для засады. Чуть выше по склону, на сплошь покрытой ромашками поляне, стояло одинокое раскидистое дерево. Выбирать не приходилось. Кюдзо приказал Кацусиро спрятаться в дальних кустах, внимательно смотреть, но в бой не вступать. Кикутиё было приказано в бой вступать, но только по сигналу. Закончив с распоряжениями, Кюдзо уселся у подножия дуба и утонул в ромашках. Кикутиё ловко забрался на развилку крепких ветвей. Густая листва почти полностью его скрывала. Пару раз вздохнув полной грудью, Кюдзо прислушался к шуму ветра, шелесту листьев, тихим голосам обитателей леса. Вскоре эти звуки слились в стройный хор, стали привычными, а потом, и вовсе, превратились в тишину. Стало слышно, как сопит в кустах взволнованный донельзя мальчишка и шуршит корой дерева неугомонный Кикутиё. Кюдзо из-под полузакрытых век созерцал цветы. Ромашки. Когда-то давно, в юности суровый самурай не был таким уж суровым. На поэтический турнир придворные дамы часто приносили цветы. Каждая - своё особенное растение, со смыслом или какое удалось достать. А их юные и не очень кавалеры соревновались, посвящая цветам тонкие и глубокомысленные стихи. Кюдзо довольно быстро понял, что лучший на таком турнире экспромт - написанное заранее стихотворение с тщательно продуманным флёром небрежности. Названия цветов, которые дамы могли принести, не составляли секрета. Догадаться было совсем нетрудно. Ирис, лотос, павлония, ветка сакуры. Каждый сезон дарил турниру свой цветок. Зимой было и того проще - в ход шли хризантемы разной формы и размеров. Кюдзо очень скоро наловчился сорить словами: зимой про тёплые лепестки, холодные снежинки и пряный горький запах хризантем, а летом - про сладкий аромат пионов. И также скоро ему это надоело. «Интересно, - подумал Кюдзо, разглядывая некрупную дикую ромашку, - какие бы вирши доблестные придворные поэты придумали, принеси кто-нибудь из дам такой вот неожиданный объект поклонения?» Круг, без начала и конца. И лепестки, как указатели дороги. Какую выбрать путнику? «Эй, ты, на дереве, прекрати скакать, как неразумная мартышка. Собственно, о чём я прошу? Ты же от мартышки недалеко ушёл. Поверь, волноваться нет повода. Я хорошо слышу, слышу даже, как в кустах трясётся трава. Почему она трясётся? А это дрожит наш ученик. Очень надеюсь, что дрожит он от волнения, а не от страха». «Красивый цветок, почти идеальный, но вот этот лепесток чуть-чуть длиннее других, значит, судьба указывает путь на запад. А если повернуть стебель, направление изменится. Кто на самом деле поворачивает стебель нашей жизни? Кто-то, точно, поворачивает, иначе всякий шёл бы по жизни прямо. И ещё. Одному достаются ромашки пушистые, выбирай любую дорогу. Другому – реденькие, как растопыренные пальцы. Этот человек способен резко менять свою судьбу. А третьему – опавшие, и он всю жизнь стоит на одном месте, как стебель ни верти». «Да прекрати же прыгать, это глупо. Мне за шиворот сыплется труха, а шум такой, что чуткое ухо услышит его на расстоянии ри. Или ты думаешь, что бандиты слепы и глухи?» «Ромашка чем-то напоминает цветок небесного бамбука, но она растрёпанней и проще». Кюдзо с силой сжал стебель. Тонкий запах сорванной травы разбудил глубоко запрятанные воспоминания: холодный ручей с прозрачной, но тёмной водой, стена высокого бамбука, дом с красными перилами и колоннами, черепичная, покрытая мхом крыша. Небесный бамбук. Изящное строгое лицо, шёлк, умные речи, тонкие запахи». «Увижу ли я когда-нибудь вновь поющие заросли, усыпанные белыми цветами? Сердце говорит, что нет. Разве только в Мэйфу. Не теряю ли я в жизни слишком много? Нет. Можно уметь и делать всё, но кое-как. И тогда после смерти от тебя останется куча никому не нужного барахла и короткая память близких родственников. Можно стать мастером, в этом случае появляется шанс, что от тебя останется легенда. Я выбрал свой шанс, и не отступлю. Всё же иногда… Некстати ромашки, некстати я вспомнил белые цветы и прошлое, не ставшее будущим. Я должен слушать окружающий мир, а не биение собственного сердца. Потом, перед смертью ещё успею вспомнить». «Я не сплю. Прекрати топтаться по ветке! Слушать мешаешь. Ты бандитов ещё не видишь, а я уже знаю: к поляне идут трое. Если сомневаешься, обрати внимание, как заволновались их лошади. Даже лошади умнее тебя. Идут бандиты друг за другом. Это хорошо. Шаг, удар, вдох, шаг, удар, поворот, удар. Напрасно я согласился взять с собой этого топтуна, сам бы отлично справился. Я надеюсь, он без команды не прыгнет на них?» «Как мало времени остаётся на цветы». «Ружейной смазкой и порохом не пахнет, значит, огнестрельного оружия у бандитов с собой нет. Не рискнули взять в разведку. Это плохо. Бой будет лёгким, но почти бесполезным. Совсем бесполезным, если я убью всех. Как минимум одного надо захватить живым. Он нам расскажет о других бандитах. На помощь Кацусиро рассчитывать не следует, да и не понадобится она. Но одного, всё равно, надо убить сразу, а то, пока я буду его вязать, остальные разбегутся, как тараканы». «Кикутиё, я по-прежнему не сплю. Сказать это вслух? Встать и сказать тебе это? Я понял, что ты, наконец, заметил бандитов! И даже догадался не броситься на них без приказа. Молодец. Что?! Если кинешь в меня корой, трупов будет четыре. И, ведь, кинул! Но не попал! Всё, пора!