Дельфиниум

      Он растил цветок.       Он не был цветоводом и не работал в сфере растениеводства, но он растил один единственный цветок - дельфиниум. Ярко-синий, ни в коем случае ни фиолетовый, ни светло-небесный, а насыщенный, ярко-синий цветок. Прекрасные и нежные, бархатистые на ощупь лепестки столпом ультрамаринового пламени возвышались на небольшой тумбочке у окна: растениям нельзя находиться у батареи и под прямыми солнечными лучами, но и в холоде и без света им не прожить.       Он любил.       Работая днем за барной стойкой, он искренне радовался, когда приходил тот самый парень. Он заходил от силы минут на пять-десять, врываясь в кофейню, выпивая наспех любимый эспрессо, чтобы согреться, и вновь бежал на улицу.       "Попугай", "чудак", "странный он какой-то" - вот что бросали ему в спину, но парню с волосами, выкрашенными в ярко-синий цвет, тоннелями в ушах, к слову, маленького диаметра, и длинными бледными пальцами со стертыми струнами подушечками было все равно. В дверях кофейни он всегда разворачивался, весело улыбался и шутливо салютировал всем посетителям, выбегая под звонкое бренчание музыки ветра.       Уже через минуту с улицы играла веселая мелодия, гармоничными волнами переборов распространяясь вокруг и заставляя людей непроизвольно улыбаться в ответ. Ловкие пальцы наугад подбирали нужное звучание, сливаясь со звонким голосом и, порой, кривыми рифмами. Некоторые, столь же раскованные, молодые люди останавливались: происходил некий флешмоб, где подростки, юноши и девушки, маленькие, но порой и взрослые тоже, пели и танцевали, заражаясь энергией синеволосого "попугая" и совершенно не заботясь о том, что о них подумают окружающие.       Ему нравилось, когда тот самый парень приходил к ним в кофейню с друзьями.       Ему нравилось, что он никогда не пьет, что его раздражает запах сигарет, потому что у него аллергия на них и что он не уподобляется им. Ему нравилось, что он может спокойно встать на стул посреди зала и начать скандировать стихи символистов или футуристов в зависимости от настроения, ему нравился его голос - звонкий и одновременно твердый, уверенный, ему нравилась его актерская игра, гамма эмоций на лице, хотя он и учился не на актера, а на архитектора. Ему даже нравились вечные пятна чернил на ладонях, в которых он пачкался, пока выполнял чертежи, тратя кучу листов. Так ему казалось.        Он возненавидел.       Он возненавидел март, с его дурацкой погодой, он возненавидел лед, он возненавидел все автомобили мира, их конструкторов, их покупателей, всех, кто хоть как-то относится к автомобилям.       Шестнадцатого марта, после медленного, весеннего потепления резко ударил мороз. Семнадцатого марта тот самый парень подскользнулся на бордюре у перехода, но чудом удержал равновесие, проскользнув на проезжую часть. Двадцать первого марта, спустя три дня нахождения в коме, он скончался от повреждений, несовместимых с жизнью.       Он срезал цветок.       Синее пламя было столь же ярким, как и раньше, особенно в свете солнца. Друзья того самого парня не удивились, когда он спросил, куда ему идти: у "попугая" было много знакомых и друзей.       Синий неприятно контрастировал с мертвым серым. Хотелось вновь забрать дельфиниум, спрятать его от этого холода - он ведь живой, горячий, он так сильно тянется ввысь, к Солнцу...       Нет, во все эти дни не шел дождь. И снег тем более. Во всю светило солнце, отблескивая от полированного гранита, скрывая за бликами столь же солнечную улыбку. Черно-белую.       Синий остался на сером. Горшок от дельфиниума - в мусорном контейнере. Имя "попугая" - не известным, чтобы не вспоминать, не произносить его ночами.       Цветы? Больше никогда.       Он ненавидит цветы.