Приговоренная

Генрих сильнее сжал зубы — его жена всегда устраивала из своего появления шоу, заставляя всех ждать. И сейчас, когда ей предстояло попрощаться с жизнью, ничего не изменилось: королева опаздывала; те немногие, кого допустили этим утром на площадь у замка, скучающе вертели головами и переговаривались между собой. Генрих не стал сгонять сюда жителей близлежащих деревень — хотя, видит Бог, ему хотелось показать смерть своей коварной супруги всем и каждому. Но Франциск сумел разубедить его — сын, наконец, стал мужчиной. Стал думать как король. По иронии судьбы преображение случилось именно теперь — когда в этом не было смысла. Вдали показалась королева - в сопровождении двух стражников. Она выглядела… спокойной. Другого слова Генрих подобрать не мог — он ожидал, хотя бы сейчас увидеть на лице жены эмоции, чувства — но там был только холод; как в любой другой день. Она оставалась Медичи до конца. Генрих раздраженно вздохнул, кивая палачу приготовиться. Катерина медленно приблизилась к помосту — держа голову прямо, и ни разу не обернувшись по сторонам — даже когда на площадь вывели ее сыновей. Нет, король не был зверем — но дети должны попрощаться с матерью. Дети должны с ранних лет понимать, что королевским особам приходится принимать трудные решения… Не то, чтобы казнь жены была для Генриха слишком тяжким грузом — как раз наоборот, он чувствовал, как с ее смертью он обретет свободу. Ему больше не нужно будет оглядываться на вездесущих Медичи, под час опасаясь неодобрения супруги или всеобъемлющих связей ее семьи. Королева осталась спокойна, даже когда маленький Генрих крикнул: «Мама!» - и попытался выбежать к ней — солдат удержал мальчишку, но по площади поползло недовольное эхо — кажется, все присутствующие были удивлены чрезмерным равнодушием королевы. Или жестокостью короля, вдруг подумалось Генриху, и он сжал кулаки. - Зачем ты привел их, отец? - Баш поклонился рядом с троном короля. В ответ Генрих бросил испепеляющий взгляд на сына и стоящую рядом с тем Марию. Мария. Вот, кто за прошедшую неделю удивил короля даже больше, чем его собственный сын. То, с каким упорством шотландская гостья — и наследница английского престола, напомнил себе король — пыталась спасти жизнь Катерины, поражало. Главным доводом все так же были дети — маленькие негодники, которые по мнению окружающих вот-вот остались бы сиротами. При живом отце. Генрих сплюнул в сторону. Нет, он не собирался отправлять свою жену в монастырь, сколь бы отчаянными не были мольбы Марии Стюарт помиловать ту. Он собирался отправить ведьму на тот свет — и очень надеялся, что в аду найдется для нее место достаточно мрачное. Дойдя до деревянного помоста, стражники остановились, опуская головы в поклоне и позволяя Катерине самостоятельно подняться по лестнице. Королева на мгновение замерла, вглядываясь в неотшлифованную древесину, из которой наскоро было сооружено место казни; а затем стала томительно медленно подниматься — ступенька за ступенькой. Ее длинное синее платье путалось в ногах, переливалось бликами на солнце и... На верхней ступеньке Катерина оступилась, споткнувшись о подол юбки, и рухнула вперед, неловко выставляя связанные руки и пытаясь не удариться о помост головой. Жалкое зрелище — даже Генрих такого не ожидал. Его жена, мгновение назад казавшаяся высокомерной и равнодушной к происходящему, вдруг упала на четвереньки, едва не задевая лицом ноги священника, поспешившего ей на помощь. Гнев Генриха прошел. По площади снова прокатился гул обсуждения (или осуждения?). Король бросил взгляд на сына — Франциск стоял в стороне с ничего не выражающим лицом, но крепко сжатыми кулаками. Катерина, наконец, поднялась на ноги — не без помощи священника, в первые мгновения не знавшего, как подступиться к ее величеству. Он потянул ее вверх за связанные руки, позволяя опереться на свое плечо. Как только ее величество поднялась, священник отступил назад, позволяя той с достоинством подойти к плахе и попрощаться с присутствующими. Но через два шага Катерина снова пошатнулась, вызывая недоумение на лице Генриха: куда делась его высокомерная жена? Уже приблизившись к плахе, королева замерла, глядя на кровожадный кусок дерева. Взгляд, полный недоумения, скользнул в сторону мужа — кажется, она, наконец, заметила, что ее верный Нострадамус стоял в стороне. Живой... Генрих решил, что на сегодня достаточно одной смерти. Король замер. Его жена вот-вот произнесет последние слова и исчезнет из его жизни. Будет ли он скучать? Да. Будет ли сожалеть о том, что сделал? В минуту слабости, пожалуй — но королю не дозволено быть слабым. Катерина молча опустилась на колени, так и не произнеся ни слова. Уже дотронувшись руками до плахи, женщина снова потеряла равновесие и упала на бок. Все замерли в удивлении. Генрих раздраженно сжал губы — что-то было не так с его женой, если она не воспользовалась возможностью вылить на мужа очередную порцию ораторского яда Медичи напоследок. Что-то было не так с его женой — потому что она ценила свое достоинство выше своей жизни, а это маленькое неуклюжее представление явно не способно было ее спасти. Это представление... Генрих осекся, когда его супруга, наконец, уперевшись руками в пол, опустила голову на плаху. Королева замерла. Замер и король. Палач закинул топор — в ожидании сигнала от монарха. Генриху оставалось лишь махнуть рукой — и дело было бы сделано... Внимание короля привлек стражник, откуда-то со стороны конюшен волочащий служанку — ту самую, что король лично выбрал для последнего дня Катерины. Женщина едва успевала переставлять ноги — так быстро шагал солдат. - Ваше Величество! - начал он еще издалека. Генрих узнал в нем одного из тех стражников, которых выставил в секретных переходах замка. После откровений о незаконнорожденной дочери Катерины, все эти годы прятавшейся в замке и остававшейся незамеченной, король не хотел, чтобы казнь сорвал кто-то из преспешников его жены, пробравшийся тайными ходами.- Мы поймали эту женщину, когда она пыталась покинуть замок через один из тайных туннелей. Вы приказали лично доставить вам любого, кто туда сунется... Генрих еще раз взглянул на жену, смиренно лежащую головой на плахе в ожидании неизбежного. Милосерднее было бы закончить все прямо сейчас — не заставлять ее томиться. Но, черт подери, она столько лет плела за его спиной интриги, столько лет манипулировала им, столько лет лгала и предавала его... Он имел право на эту маленькую месть. - Вы пытались сбежать? - Генрих звучал скорее удивленно. Пока в его память не ворвались все те странные, неуклюжие движения королевы на помосте — его жена не хотела умирать; возможно, даже боялась. Но превыше всего она боялась унижения, подобного этому. - Что вы сделали с ее величеством? - Генрих резко встал с трона, мельком оглядываясь на пустующее рядом место — традиционно Катерина сидела рядом с ним. Теперь там не было никого — Диану найти пока не удалось. Отогнав от себя мысль, что, возможно, к исчезновению его любовницы тоже приложили руку Медичи, король вплотную подошел к запыхавшейся служанке и схватил ту за горло. - Повторяю вопрос. Что вы сделали с моей супругой?! - женщина попыталась пятиться, но хватка Генриха не позволила ей сделать и шага. - Я ведь предупреждал, чего вашей семье будет стоить любая помощь, оказанная королеве! Она попросила у вас яд? - Ваше Величество, - служанка едва могла дышать, пальцы на ее шее сжимались все сильнее. - Это не яд. Это... - она засипела, и Генрих расслабил руку, позволяя женщине рухнуть на траву. Служанка закашлялась, но продолжила. - Это маковое молоко. Я с утра добавляла его в питье королевы, чтобы к моменту казни она ничего не чувствовала. Беременные женщины ведь ощущают боль намного острее; я только хотела оказать ей милосердие и облегчить муки... - служанка давилась слезами. Генрих, до этого стоявший над ней, резко наклонился. - Это королева сказала, что беременна? Боже, эта ведьма пойдет на все, лишь бы последнее слово осталось за ней... - он раздраженно перевел взгляд на палача, с все еще нависшим над Катериной топором. - Ее Величество ничего мне не говорили, - служанка приподняла заплаканное лицо и посмотрела на Генриха. - Когда я ее одевала перед казнью, заметила изменения в ее теле... другого объяснения нет, Ваше Величество, - в голосе появилась надежда. Если король не знал о беременности жены, он может отменить казнь. Он может помиловать ослушавшуюся служанку... - Ваша супруга беременна, уже не меньше дюжины недель. Генрих замер. Жена скрыла от него беременность? Он медленно зашагал к помосту, где все еще лежала Катерина — подойдя ближе, он увидел, каким умиротворенным выглядело ее лицо. Казалось, она спала. Только ресницы немного вздрагивали, и из-под них по щекам скатывались слезы. Генрих оглянулся по сторонам — все вокруг замерли, не решаясь пошевелиться. Франциск быстро удалялся в сторону замка. Мария и Баш стояли у трона, но теперь будущий король обнимал свою невесту. Держал ее — по всей видимости, Мария, как и Франциск, услышала служанку, и теперь рвалась помешать Генриху закончить начатое. Генрих еще раз взглянул на жену. Пальцы связанных рук дрожали... Она и в своей смерти обыграла его. Эта ведьма решила унести с собой в могилу его потомство. Да как она посмела! Обида на супругу затуманила сознание Генриха и он, кривя губы, посмотрел на палача. Смеется ли тот сейчас над монархом, не способным контролировать собственную жену? Под чертовой маской не видно. Король протянул руку и коснулся щеки супруги, отводя прилипший к щеке локон и подхватывая новую слезу. Катерина и правда спала — она не проснулась, даже когда ее муж ударил кулаком по помосту. Что же, возможно, она и правда заслуживала милосердия. Генрих перевел взгляд на палача...