Сад нераскрывшихся цветов

Вечером того же дня, сразу после ужина, я вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Прогулка в одиночестве казалась мне такой же необходимой, как стакан воды жаждущему в пустыне. Мороз освежал, а звон тишины будил мысли. Размеренным шагом, одну за другой я оставлял позади заметенные снегом аллейки и, кутаясь в объемный мех капюшона, брел туда, где было мое место. Сказать честно, для себя я принял решение на рождественские каникулы остаться в «Хартвуде». Мне не хотелось заглядывать в грустные глаза матери и знать причину ее бесконечной череды бессонниц; не хотелось быть рядом с отцом, который держал за руку другую женщину и называл сыном другого ребенка. Уж лучше здесь, среди пластмассовых улыбок, недомолвок, сплетен и неприязни. Я уповал на то, что большинство ребят разъедутся сразу после сдачи последних семестровых тестов, а я смогу периодически ездить в Хартпул и гулять по городу в компании самого себя. Чугунные прутья забора, напоминавшие клетку, успели надоесть. За все время, что здесь пришлось провести, я мог насчитать не более трех раз, когда удавалось покинуть территорию школы. В какой-то момент я почувствовал, что мне настолько тошно от происходящего в моей жизни, что я готов сбежать на другой материк и начать жизнь заново. Но в голову тут же пришла мысль, что я все еще не разобрался с некоторыми делами здесь. Едва я дошел до аллейки сада, как за спиной услышал быстрые шаги, переходящие в бег. Обернувшись, удивленным взглядом я встретил Лили, зачем-то догоняющую меня. Едва я успел что-то спросить, как запыхавшаяся девушка остановилась и уперлась рукой в мое плечо, чтобы отдышаться. — Тебе идет твоя беретка, — заметил я, едва одноклассница подняла голову. — Спасибо, — засмущалась та, натянув темно-коричневую шапочку на уши. — Еле догнала тебя. — А зачем вообще бежала? — я облокотился на калитку сада, и Блейн последовала моему примеру. — Ну, во-первых, я не видела тебя после истории Британии... — Черт, — ругнулся я, с досадой приложив руку к лицу. — Я забыл тебе позвонить перед ланчем. Ты хоть поела? — Не переживай за меня, — Лили улыбнулась. В последнее время девушка выглядела лучше, чем прежде. Ее глаза блестели, словно граненые камни, на лице начала мелькать улыбка, а мраморные щеки порозовели. — Что ты тут делал? — Да так. Гаррет звонил. Сказал, что сильнее тяжелого гипса ненавидит только ужасный зуд под ним. Я не соврал. Манн действительно звонил мне, правда несколькими часами раньше. Я всегда был рад услышать своего друга, но теперь колебался — хочу ли я, чтобы тот возвращался в нашу комнату. — Как поживает Арлен? — Арлен... — произнес на выдохе я и поджал губы. Одноклассница выжидающе вцепилась в меня взглядом. — Да нормально... — я попытался продолжить, но меня перебили: — У тебя есть его номер телефона?.. — Нет, — покачал головой я, недоуменно скосив глаза в сторону собеседницы. — Мы живем в одной комнате, и это бессмысленно. Поведение Лили начинало настораживать меня. Я знал, что она испытывает симпатию к Дарси, как и многие здесь девушки, но, кажется, Блейн твердо решила идти в наступление. Даже штурмовать. Мысленно я отругал своего соседа за то, что, возможно, непреднамеренно он давал ей ложные надежды: сегодняшний завтрак, танцы, редкие разговоры. — Тогда передашь ему это? — собеседница протянула мне сложенный вдвое листок, и меня немедленно накрыло чувство дежавю. — Я знаю, что ты не будешь читать. Я доверяю тебе, Нил. Лили так естественно и наивно улыбнулась, что я оказался полностью обескуражен. Пришлось положить листок в карман и в очередной раз задуматься, почему невысокий парнишка, который извечно заправляет рубашку в брюки и таскает с собой книги, вызывает чувство доверия. Я никогда не пытался располагать к себе людей, а тем более нравиться кому-то или навязывать хорошее о себе мнение. Так получалось, и для самого себя я оставался загадкой. Молча постояв еще полминуты, я согрел дыханием ладони и обратился к однокласснице: — Ты очень легко одета. Иди в корпус. Простудишься. — А ты? — Я догоню тебя. За записку переживаешь? — Если честно, то нет, — Блейн вновь улыбнулась, а мне захотелось отвернуться. Накатывало странное чувство раздражения, будто Лили стала для меня камнем на шее, хотя до этого я никогда не избегал ее общества. — Тогда все-таки иди. В знак моей заботы и дружеского отношения я размотал шарф и осторожно обернул его вокруг шеи девушки. Та благодарно кивнула и поспешила к общежитию, но через несколько шагов остановилась. Обернувшись, она напряженно взглянула на меня и произнесла: — Ты в последнее время на себя не похож. Не высыпаешься? — Скорее всего, — с глуповатой растерянной улыбкой ответил я. Блейн помахала рукой на прощание и уже окончательно покинула меня. Я остался один среди заснеженных деревьев, пустых аллеек и тусклых фонарей. Не знаю, что за чувство владело мной в тот момент: я знал о тоске, знал об одиночестве, тягостном смятении, жалости и боли. Но это было чем-то новым, режущим грудь. В кармане я сжимал записку, суетливо предполагая, что там. Конечно, я мог достать этот чертов листочек и прочесть все, что Лили написала своим неровным почерком. Но было понятно, что от этого мне не станет легче, зато я предам свои принципы и нарушу доверие между нами. Поэтому, шумно втянув морозный воздух, я зашагал к корпусу. Я отмахивался от снега и, словно шоры, натягивал капюшон. Погода все портилась, насылала ветер, который кружил в полутьме. Едва дойдя до первой попавшейся урны, я достал записку и, скомкав ее, выбросил. Так будет легче всем. И Дарси, и Лили. Поднявшись в свою комнату, я хлопнул дверью так, что сам испугался. Арлен, сидевший за уроками, медленно обернулся и гневливо окинул меня взглядом. Я поежился от этого немого упрека, но промолчал. Скинув теплые вещи и убрав их в шкаф, я наконец-то обратил внимание на то, как приятно меняется внешность Дарси при свете одной только настольной лампы: его кожа становится теплее, а темные волосы по цвету напоминают жареные кофейные зерна, блестят, переливаются. Я встал около стола и скосил взгляд в сторону тетради соседа. Мое плохое зрение не позволяло мне разглядеть всех цифр, но я без труда догадался, что это математика. Не хотелось отвлекать парня от его занятия, но молчать было бы мучительнее. — Зачем ты даешь Лили ложные надежды? — О чем ты? — сухо переспросил собеседник, не отрываясь от решения задач. — Ты завтракал с ней. Постоянно разговариваешь, здороваешься... За что такая честь? На нее девчонки косо смотрят. И еще всякое придумывают. — Пусть придумывают. Мне-то что? — Придумывают не только они. Блейн тоже считает, что у тебя к ней интерес... — Логарифм шестнадцати по основанию два, — громко произнес парень и тут же ответил сам себе. — Четыре. — Ты вообще слушаешь? — обозлившись, я наклонился к Арлену и почти прокричал ему это на ухо. И откуда во мне появилось столько смелости? — Заткнись ты уже, — ответил мне Дарси и, поймав мой подбородок пальцами, приник губами к моим губам. На мгновение я затрепетал, но тут же отстранился и смущенно отвернулся. Мне не хотелось, чтобы парень видел мое зардевшееся лицо. — Я просто разговаривал с ней о тебе, — вздохнул Арлен, и я услышал, как он закрывает тетрадь и учебник. — Лили — твой хороший друг, и кто, как не она, расскажет о Ниле Уэббе? — Вообще-то у меня есть второе имя, — придирчиво произнес я и тут же поджал губы, испугавшись, что Дарси может разозлиться. В последнее время я стал замечать, что он относится ко мне более лояльно, чем поначалу. И это проявлялось не только в безумных по своей природе поцелуях, но и во взгляде, голосе и многих мелочах. Будто бы до этого старшеклассник стоял за дверью, не решаясь отпереть ее, а потом зашел. И все изменилось. Хотя не сказать, что Арлен потерял свою привычную грубую манеру вести диалог и любовь к уничтожающим взглядам. — Ты ревновал? — Что? — пришлось переспросить. — Если ты глухой, то не расслышишь и со второго раза. — Я не ревную. С чего ты взял? — удивленно поинтересовался я и почувствовал, как сводит колени. А грудь будто пронзал тупой клинок, отчего болезненные ощущения усиливались в несколько раз. Лицо горело, воздуха не хватало. Мне бы долю секунды — и распасться на атомы. При любой мысли о том, что Лили испытывает чувства к Арлену, а тот благосклонен к ней, я попадал в бесконечную петлю этого неприятного ощущения. Дарси хмыкнул и, встав из-за стола, подошел ко мне. Он не успел меня коснуться — я только почувствовал рядом тепло другого человека, — а по телу тут же будто прошелся разряд. Юноша вдохнул запах моих волос и вполголоса произнес: — Твои волнения беспочвенны. Я предпочел не нарушать сложившийся тишины. — Лили мне не нравится, — продолжил он. — А кто-нибудь еще? — вздрогнул я. Но теперь настала очередь Арлена молчать. Он отошел от меня и, недобро смерив взглядом, покинул комнату, оставив за собой ленту дивного мятного аромата. Я простонал и сполз на пол, все еще не понимая, что я делаю со своей жизнью.

***

После того как я вошел в пятерку лучших по результатам семестровых тестов, одноклассники начали смотреть на меня еще более косо. Зато душевные поздравления я получил от Леоны, Кейлин и Лили. Хотя последняя, в свою очередь, больше была озабочена посланием к Арлену, чем моими успехами. Всю неделю она вытягивала из меня малейшую информацию, которая касалась реакции моего соседа. «Ну, он прочел», — отводя в сторону глаза, говорил я. А когда Блейн не унималась и все более оживленно напирала, я начинал сочинять всякие подробности, каждый раз проклиная себя за эту глупость: «Убрал письмо куда-нибудь, наверное. Не выбросит же он его. Я почти уверен, что видел, как он делает это». Девушка оживала, и я не мог узнать ее: из мрачного забитого существа она превращалась в милую влюбленную девушку. Она питалась надеждой так, как бабочки питаются нектаром. Взгляд Леоны тоже изменился. Если раньше ее глаза упорно не желали встречаться с моими, то теперь, как мне казалось, неустанно следили. Попыток сблизиться девушка не предпринимала: сдержанно кивала мне при встрече, порою просила совета по литературе, а то и вовсе проходила мимо, скользя по мне лишь взглядом. Но я не мог не заметить его. От этого становилось не по себе. Во всяком случае, Паттерсон относилась ко мне гораздо уважительнее, чем ее брат и остальные одноклассники: на днях я сел на жвачку, которую кто-то прилепил мне на стул, а незадолго до этого на моем шкафчике в душевой красовалось слово «Неудачник». Все это было настолько мелко, что я даже жалел ребят за отсутствие богатой фантазии. В общем, я не очень-то и страдал. Скорее тяготился всей атмосферой школы «Хартвуд», как бы ни был красив ее фасад. Меня больше беспокоило другое — после того разговора Дарси будто потерял ко мне весь свой интерес. Он уже не смотрел на меня как прежде, не контролировал дыхание, не дарил полуулыбку. Я даже начал сомневаться в своей адекватности, и все, что произошло с нами за то время, стало казаться сном или очень реальным видением. Арлен все так же курил в окно без моего спроса, приводил Вацлава, который мог без умолку говорить об особенностях физиологии каждой из своих одноклассниц, сидел над учебниками, бубня себе под нос, и засыпал позже полуночи. Я ощущал дискомфорт, тоску, но не мог понять, что пошло не так. А начать разговор самому казалось бессмысленным: в прошлый раз я пытался завести речь о серьезном, но парень не захотел нормально разговаривать. До начала Рождественских каникул оставалось всего несколько дней, когда, собравшись помочь с украшением холлов, я перепрыгивал с одной ступеньки на другую, ища миссис Луис. Именно она заведовала организацией времяпрепровождения учеников — например, направляла в различные секции, выискивала таланты и неутомимо повторяла, что все мы уникальны. Многие считали это лицемерием, а мне нравилась миссис Луис хотя бы потому, что она была живой, восторженной и настоящей. Спустившись, я направился в сторону главного коридора учебного корпуса, но по невнимательности ошибся и повернул не совсем туда. Там-то меня и ожидало нечто, отчего свело скулы, а во рту пересохло так, что казалось, будто там самая настоящая Сахара: возле дверей кабинета, вполне дружелюбно и без всякой показной спеси, мой сосед по комнате разговаривал с девушкой. Я не знал ее, хотя, возможно, видел до этого, но не обращал внимание. Она была довольно высокой и, как мне показалось, красивой: темно-каштановые волосы, заплетенные в две косы, изящно лежали на плечах, со спелых розовых губ не сходила улыбка, а голос — первое, на что я обратил внимание — был очень приятный, бархатистый. Испуганно я притаился за углом, не зная, что мне делать дальше. Арлен сказал, что ему не нравится Лили. Но на вопрос о ком-нибудь еще он промолчал. Естественно, Дарси не имел в виду меня — что происходило между нами вообще оставалось загадкой для нас обоих. Значит, он может испытывать интерес к кому угодно. Эта мысль отчего-то заставляла меня дышать чаще. Я осторожно выглянул из-за угла, и вновь по моим глазам ударила красота той девушки. Уж не знаю, что мною руководило в тот момент, но я двинулся прочь, одержимый жутким раздражением. Мне расхотелось помогать в декорировании помещения, да и вообще расхотелось заниматься чем-то полезным. Твердо я решил отправиться в свою комнату, помучить себя «Историей мира в десяти с половиной главах», а потом беспечно уснуть. Нет, между ними явно что-то было. На нее Арлен смотрел иначе, чем на других, вел себя совсем не так, как было привычно. Я стремительно шел обратно, ускоряясь с каждым шагом. В тот момент я был водой, нагретой до девяноста восьми градусов. Еще чуть-чуть — и готов закипеть. От злости тряслись даже зрачки. Я бы многое отдал, чтобы взглянуть на себя со стороны; подобное не случалось со мной ни разу. Завыть и разорвать себе грудь хотелось первый раз в жизни. — Уэбб, осторожнее! Сам того не заметив, плечом я случайно задел Леону. Видимо, та решила отнести в библиотеку книги перед каникулами — в ее руках я увидел пару тонких сборников со стихами. Девушка отряхнула рукав и с укором взглянула на меня. Я поспешил утереть уголки глаз, в которых совсем недавно собирались проступить слезы, и извиниться. — Тебя опять эти безмозглые обидели? — Чтобы им меня по-настоящему обидеть, надо еще постараться. — Не переживай, мы послезавтра с Колином уезжаем в Кардифф. — Так ты из Уэльса? — поинтересовался я, на что девушка кивнула, а затем махнула в сторону выхода: — Пойдем со мной, если не торопишься. Отказать я счел бессмысленным. Мне было все равно, чем заниматься: будь то чтение, сон или прогулка с Паттерсон. Я был бы рад думать о чем-то обыкновенном, как бывало это раньше. Всего несколько месяцев назад я не знал забот, живя в своем собственном уютном мире. Тогда в голове было больше мыслей о важном и вечном. А сейчас ее забивали абсолютно мелочные мыслишки, связанные со здешними обитателями. Безынициативно я поплелся следом. — Что-то случилось? — девушка, идущая впереди, обернулась и притормозила. Я же придержал ей дверь и с рассеянностью ответил: — Нет. Кстати, ты знаешь кого-нибудь из класса шесть-два? — Допустим, — Лео странно покосилась на меня и вздернула подбородок. — Тебе-то какая разница? — Да есть небольшая, — губы скривились сами собой. — Ты знаешь одну девушку? Красивая такая. У нее длинные темно-каштановые волосы. Сегодня в две косы заплетены. Она была в платье с белым воротником, а пиджак на плечи накинут. И голос еще такой... Ну, приятный, мягкий. — Я поняла, о ком ты, — одноклассница вздохнула, а затем, отведя взгляд в сторону вахты, произнесла: — Иди за курткой. Только быстрее. Не хочу ждать. Все с той же вялостью я поднялся на свой этаж, накинул куртку, обул зимние ботинки и поспешил обратно к Леоне. Признаться, мне самому было интересно, как мы с ней смогли найти общий язык: я, тихий и скромный парень, она — настоящая красавица, гордая, очень женственная девушка. И если хорошо подумать, мысленно перебрав киноленту прошлого, наш союз образовался случайно. А все случайное, как всегда мне казалось, самое долговечное и крепкое. Не хотелось, чтобы кто-то узнал о том, что Лео дружит со мной, поэтому и возвращался я тихо, не привлекая внимания. Вскоре, перегнувшись через деревянные лакированные перила, я заметил девушку. Паттерсон ждала, сидя на диванчике недалеко от консьержки, а ее взгляд скользил вслед за рыбками в огромном аквариуме напротив. И во взгляде этом читалась такая грусть, что в груди заныло. Я сжался, остановился на последней ступеньке, боясь спугнуть Леону, но та вскоре заметила меня и молча кивнула в сторону выхода. Я накинул капюшон, и вместе мы вышли из тесной коробки общежития в более просторную клетку двора. Глаза заслезились, и будто по команде мы закрыли лица от яркого света, который отражался от привалившего снега. Темно-серое драповое пальто с объемным капюшоном и бесконечными карманами необычайно шло своей хозяйке. Мне нравилось рассматривать лицо Леоны и каждый раз находить в нем что-то новое. Вот и сейчас я заметил маленькую светлую родинку почти на кончике носа. Словно радар, отследив мой пристальный взгляд, одноклассница поджала губы и демонстративно отвернулась. Я смутился и потуже закрепил липучку на горле, а затем глубоко, наслаждаясь, вобрал в себя аномальный мороз декабрьского дня. Я не знал, или это зима вдруг стала такой холодной, или я промерз изнутри. После того как книги оказались в заботливых руках Урсулы, вместе с Лео мы оставляли следы на одной из занесенных аллеек, прогуливаясь в полной тишине. У меня, да и у Паттерсон, я уверен, в тот момент не было Рождественского настроения. Колокольчики, ветви ели и плам-пудинг¹ рухнули в пропасть вместе с мостом моего прошлого. Праздники перестали творить чудеса. Да чудеса и сами перестали случаться. — Так ты не рассказала про ту девушку... — Я и забыла, — отозвалась собеседница, и я понял, что та слукавила. — Если это та, о ком ты говоришь, то это Лаура. Высокая? — Высокая, — подтвердил я. Леона пожала плечами так, словно ее уверенность всегда была непоколебима. Я чувствовал, что она не очень жалует эту тему, но продолжал пытать: — А кто она вообще? — Потасканная шлюха, вот кто, — с долей раздражения выпалила Паттерсон. — Стерва и дура. — Ясно, — предельно кратко решил завершить диалог я, но девушка будто только того и ждала. — Знаешь, говорят, что она переспала здесь со всеми, с кем можно. Даже с Колином. Я поморщился. — Не шучу. — Я и не думал, что ты шутишь, — с некой брезгливостью отметил я. — Ладно, давай не будем о ней. — Лучше, да... Одноклассница замолчала на несколько секунд, но мне совсем не хотелось вновь ощутить ту напряженную тишину. Поэтому я, недолго думая, задал вопрос: — Зачем тебе литература? Ну, точнее, зачем ты ее изучаешь? Собеседница призадумалась, закусив ноготь темно-красного цвета. — Хочу связать с ней свою жизнь. — То есть писать книги?.. — Нет, — как-то деликатно отмахнулась Паттерсон. Мне показалось, что теперь она смотрит на меня другими глазами. Ей стало интересно. — Книги писать у меня вряд ли выйдет. Я хочу писать о книгах. Пойду в критику. — Здорово! — взвился я и от восторга машинально ухватил собеседницу за рукав. На секунду она остановилась, бросила совсем несвойственный ей растерянный взгляд, а потом отдернула руку. Я поник, смутившись. Между нами все еще была стена. Мы миновали занесенные снегом беседки, увитые черными стеблями погибшего плюща, и вышли на аллейку, ведущую к школьному саду. Не знаю почему, но мне очень сильно захотелось признаться девушке в том, что я мечтаю писать книги. Там, в Рочестере, мои слова редко кто принимал всерьез, поэтому в какой-то момент я потерял желание раскрывать свой секрет. Здесь, рядом с понимающими людьми, я вновь обрел его. — Знаешь, Лео, а я вот хотел бы... Мои слова прервали шаги за спиной. Снег под ногами идущего хрустел, словно ломались кости. Вдвоем мы обернулись, и мой взгляд разрезал блеск металлической золотистой пуговицы, поймавшей солнечный луч. Прямо за мной стоял Арлен, направив на нас свой неприветливый взгляд. Затем он прошел вперед, вновь заставив нас повернуться, и произнес: — Пойдем. Его голос был холоднее, чем сегодняшний день. — Куда? — с неприятным удивлением переспросил я, ощутив вскипающее чувство в грудине. Парень не ответил, а медленно побрел вперед, а затем, отворив калитку, направился в сад. Я измученно вздохнул и спросил Леону: — Ты не обидишься, если я поговорю с ним? Понятия не имею, чего ему от меня надо. — Без проблем, — без всяких подозрений пожала плечами девушка, спрятав ладони в рукава, словно в муфту. Тогда я похлопал Леону по плечу, кстати, потом мысленно отругав себя за такую фривольность, и почти бегом поспешил вслед за Арленом. Мне казалось крайне важным упрекнуть своего соседа в том, что тот ведет двойную игру — образ Лауры все еще раздражал меня, и я понял, что ненавижу кого-то в первый раз. Таких чувств я не испытывал даже к Колину, несмотря на то, что все мои беды обычно начинались с его идей. Я настолько громко хлопнул калиткой, что, не успев пройти и трех метров, ощутил, как на голову обрушился снег с ветвей голого клена. А Дарси все шел, не останавливаясь, только шаг его стал быстрее в несколько раз. — Ты до края галактики дойти собрался? — закричал я ему, но не получил никакого ответа. Он умел делать вид, что не слышит. Вскоре мы оказались в самой «чаще», и только тогда юноша остановился. Я последовал его примеру, только близко подходить не стал, а спрятался за стволом дерева, чтобы собеседник не видел моего лица. — Зачем она солгала мне? — голос старшеклассника меня немного пугал. Вновь здесь тот самый Арлен, который вызывал во мне гамму эмоций — от страха и злости до восхищения. — Кто? — переспросил я, не понимая, о чем речь. — Та девушка. Со светлыми волосами. — Здесь никто не лжет, кроме тебя, — тихо произнес я, выдав свою обиду. — Тебе есть в чем меня упрекнуть? — удивился собеседник, обходя дерево и явившись прямо передо мной. Я сполз на землю и уткнулся носом в колени, не желая его видеть. Возникла пауза, но после нескольких секунд молчания я понял, что Дарси говорить не намерен. Пришлось мне. — Леона не лгала тебе. В отличие от тебя. Мы с ней даже не друзья. А ты говорил с Лаурой так, будто вы хорошо общаетесь. — С Лаурой? — переспросил парень, опускаясь на корточки напротив меня. Его колени хрустнули, а я поднял взгляд. Теперь мы были на равных. — На физике мы в паре работаем над лабораторными. Не сказать, что мне нравится ее образ жизни и поведение, но у нее есть мозги. А это делает Лауру удобной напарницей. И все. Я поджал губы и почувствовал, как по розоватой от мороза щеке тянется влажная дорожка. Как же глупо заплакать в рекордные минус шесть². Особенно когда Дарси напротив. — Чего я тебе сделал? — поинтересовался старшеклассник, тыльной стороной ладони утирая мою слезу. Я вздрогнул, а затем ответил, поникнув: — Извини. За то, что нагрубил. Просто тогда ты не ответил на вопрос, нравится ли тебе кто-нибудь... Арлен как-то расслабился, а его лицо стало менее строгим. Рукою он накрыл мои глаза и полушепотом произнес: «Только ты». А затем я почувствовал, как его губы накрыли мои, и этот поцелуй сбросил с моей души тяжелый камень. Каждый раз подаваясь вперед в ответ на поцелуй, я уверял себя, что сошел с ума, но между тем знал, что влюбился. В сардоническую улыбку, в неиссякаемую иронию, в умопомрачительный запах и в загадку души Арлена, которую нельзя было разгадать. Ее можно было только принять и любить. — Ты важен для меня, — отстранившись, заявил юноша. А я, разомлевший, невольно улыбнулся ему в ответ, ощущая, как холод щиплет раскрасневшиеся от поцелуя губы. Но промолчать было сложно: — Я, наверное, безумен, но испытываю то же самое. Хотелось сказать что-то еще — пламенное, страстное, великое, но Дарси не дал мне этого сделать, повалив на снег и вновь сорвав с моих губ поцелуй.