***
Нет, я и впрямь стал циничным. Моя скука прогрессировала сильнее, и я все больше ощущал себя увязнувшим в грязи. Я попросил Лили принести мне Шопенгауэра, Ницше и даже начал читать все эти заумные трактаты. Раз и навсегда решил не верить в любовь, отрицать чувства и всячески подавлять стремление быть гуманистом. Правда, хватило меня ненадолго. Практически перед выпиской ко мне зашла Леона, забрала недочитанных великих мыслителей и обозвала идиотом. Будто подзатыльник дала словесный, и я прозрел. Даже притвориться кем-то у меня не вышло — вот насколько я жалкий. Дарси перестал приходить, но с присущим ему упрямством звонил каждый день по несколько раз. Я угнетенно слушал вибрацию телефона, сжимая трубку в руке. Иногда казалось, что я вот-вот отвечу, но перед глазами вставало то самое фото — и пальцы сами сбрасывали звонок. Всю свою жизнь я пытался быть честным с самим собой, вот и сейчас не мог отрицать, что мои чувства к Арлену угасли. И если с парой сломанных ребер было все давно понятно, то за сколько заживет мое растерзанное сердце, я не знал. — Открой жалюзи, завянешь тут совсем. По-хозяйски Паттерсон впустила в палату солнце, и я зажмурился, захлопнув ноутбук. В последнее время она немного ожила и проявляла себя как поистине заботливая девушка. Мне казалось, она делает все, чтобы я радовался и поскорее поправлялся. Особенно Лео нравилась мисс Анне, медицинской сестре, которой не хватало рабочих рук. Моя подруга с удовольствием управлялась в госпитале, получая разрешение побыть со мной дольше, чем обычно полагается. Конечно, меня никто не спрашивал. — Еще Бронкс тебе задание передал. И хватит притворяться калекой. Все в курсе, что сломанные ребра заживают всего три недели. А ты здесь уже почти одну проторчал. — Я не притворяюсь, — промычал я. — И мисс Анна сказала, что скоро меня отправят в комнату. Ты, кстати, видела Арлена? — Можно подумать, я смотрю на него, — фыркнула Лео и села на край моей кровати. В руках девушка держала свою тетрадь с заданием. — Там эссе по «Монахине» Дидро, а еще... — Честно? — Честно, что по «Монахине»? Нет, ну хочешь, напиши по «Племяннику Рамо»... — Я не об этом, — возразил я и понял, что Паттерсон лишь притворилась, будто не поняла. — Честно, что не видела Арлена. — Нет, нечестно, — вздохнула собеседница, направив взгляд в сторону окна. Так и знал. — Он хотел что-то спросить про тебя, но мне он настолько неприятен, что я решила проигнорировать. Между вами что-то случилось? — Ну, — я замялся и решил соврать, хоть и делал это обычно крайне скверно. — Я случайно выбросил его вещи, и мы поругались из-за этого. Мы разберемся, просто не хочу пока напрягать себя всем этим. — Ладно, ваши дела, — пожала плечами девушка. Уверен, она мне не поверила. В какой-то момент мне стало страшно, что нас с Арленом начнут в чем-то подозревать. Я ведь знал, что сексуальные отношения, а тем более такие девиантные, подразумевают собой скандал и исключение из школы. Не хотелось портить жизнь себе и уж тем более Дарси. — И все-таки, думаю, тебя что-то беспокоит. Последствия? — Нет, — покачал головой я и мысленно попросил у неба, чтобы то заставило Лео уйти. Не тут-то было. Девушка достала книгу и устроилась возле меня, приготовившись к ежедневному ритуалу чтения. Я сглотнул и поднялся с кровати, рукою рефлекторно придерживая грудную клетку. Со стороны, уверен, смотрелось это комично — будто я боялся, что ребра рассыплются. И даже на губах гостьи заметил полуулыбку. — Ты куда? — поинтересовалась она. — У меня телефон звонит. Блейн… И действительно, был входящий от Лили. Я ответил ей и после непродолжительного разговора нажал на отбой. Все это время Лео напряженно наблюдала за мной, а затем сухо поинтересовалась: — Зачем ты общаешься с ней? — Ну, — замялся я, — она была единственным человеком, который поддерживал меня, когда твой брат с одноклассниками смеялись надо мной. — Скорее, ты ее поддержал. — И что с того? — начал злиться я. — На ее месте могла быть и ты. Раздраженно девушка захлопнула книгу и бросила ее на кровать. — Я бы хотела, но у меня были причины этого не делать. — Из-за того, что твой братец не одобрил бы этого? — Хватит, — Лео была готова повысить голос, но тут же собралась с силами и смогла взять себя в руки. Стремительно она направилась к выходу, но прежде чем уйти, на прощание окинула меня взглядом, полным сожаления, и уверенно произнесла: — Она лжет тебе. Я промолчал и лишь после того, как дверь захлопнулась, схватился за голову и спросил себя, сдавив виски: — Что я делаю?..***
Коротать вечера в одиночестве было, признаться, скучно. Не сказать, что мне было нечем заняться, — у меня была целая стопка книг и ноутбук, — но привыкнуть к мысли, что здесь я долгое время один, было нелегко. Я настолько привык к тому, что кто-то изредка обменивается со мной парой слов, дотрагивается до меня, помогает в чем-то, что разучился долго пребывать в одиночестве. В тот вечер я закончил очередную книгу, начинать новую не было никакого настроения, к тому же из-за чтения в полутьме зрение нехило падало. Поэтому, пролистав список посредственных хорроров, я выбрал один более-менее интересный и начал просмотр. Фильм был не особенно страшным, скорее скучным и предсказуемым. Но спать не хотелось, и привычка довершать начатое до конца взяла верх: я без интереса глядел на слоняющихся от ужаса героев, а сам думал о чем-то ином. Мысли наслаивались одна на другую, и я уже практически задремал, как нечто заставило меня вздрогнуть и со страхом покоситься на дверь. Я захлопнул крышку ноутбука, беспокоясь о том, что дежурная работница госпиталя будет ругать меня за то, что не сплю: время перевалило за полночь, и для большинства обитателей «Хартвуда» давно наступил отбой. Как оказалось, это была вовсе не медсестра, но я, определенно, слышал шум за дверью. Не сказать, что человеком я был суеверным или пугливым, но после просмотра подобного фильма стало не по себе. Я отложил ноутбук и приподнялся на кровати. Плохое зрение и полутьма, которую разрезал свет глядящего в окно фонаря, не давали возможности разглядеть, есть ли кто-то у двери или нет. Поэтому я поднялся и, как типичный герой хоррора, побрел в самый эпицентр неизведанного. По школе часто ходили легенды. Самой популярной была о мальчике, которого несколько десятилетий назад случайно заперли в подвале. Будто бы он умер там, а теперь ровно в полночь каждого первого понедельника месяца можно услышать, как он стучится из подвала, умоляя выпустить. Но мне всегда больше нравилась история о безумной Элли — девочке, которую считали дочерью ведьмы. Рассказывали, что она действительно умела колдовать: двигала вещи одним взглядом, гипнотизировала, лечила прикосновением рук. Элли влюбилась в одноклассника, но тот отверг ее, посмеялся и выбрал другую девушку. И тогда утром в здании госпиталя нашли двоих повешенных — того самого парня и его избранницу. А Элли с тех пор никогда никто не видел, но поговаривали, что она все еще здесь, прячется в стенах школы. Я открыл дверь и кожей лица ощутил прохладу, пронизывающую коридор. На пороге никого не было, и это натолкнуло меня на мысль, что мое безграничное воображение вкупе с мнительностью сделали свое дело. «Всего лишь ветер», — полушепотом убедил себя я, но не успел и последнего слова договорить, как мой рот зажали чьи-то руки. Я попытался отстраниться, оттолкнуть человека, который затеял что-то недоброе, спрятавшись от меня, но этот кто-то насильно втащил меня обратно в палату и захлопнул дверь. Я промычал от возмущения, но в нос тут же закрался аромат, выдавший моего похитителя, и едва я сумел вырваться, прижался к стене и ощетинился. — Тише, — Арлен приложил палец к губам, прося не шуметь. Я скривился в ужасе и молился о том, чтобы провалиться в стену за моей спиной. В темноте я боялся его еще больше. Сколько мы не виделись?.. Практически неделю. Мои щеки вспыхнули, и я потерял дар речи. И почему со мною так часто стали случаться неприятности? «Забыть, объясниться и все забыть», — в душе кричал я на самого себя, а сам не мог выдавить и шепота. — Почему ты не хочешь видеть меня? Ты открывал ту коробку? Я опустил голову и сдержанно кивнул. Больше сказать было абсолютно нечего. — Я объясню, — задумчиво и печально произнес Дарси, потянувшись к моей щеке. Но я рефлекторно ударил его по ладони, заставив отступить. — Только выслушай. — Зачем ты пришел сюда? — поинтересовался я, и мое волнение надавило на ребра. Я схватился за грудную клетку, сквозь ткань пижамной рубашки ощущая, как начинаю гореть огнем. — Давай, сядь, — Арлен мягко коснулся моего плеча и направил к кровати. И отчего-то я послушался. Осторожно я присел на край и накинул на голову одеяло, будто стремясь спрятаться. Но аромат тела моего соседа по комнате объял меня, заставляя дрожать. Это было одно из самых противоречивых чувств, когда-либо владевших мной. — Ты видел все? — Все эти письма, — едва слышно отозвался я, — о которых ты говорил, что не любишь писать. Твои признания. Искренние. И фото. Ваше с этим парнем тоже... — Я правда любил Мишеля, — слова Арлена прошлись словно лезвие по сердцу. Мои кулаки сжались, и я попытался сильнее укутаться в одеяло. Дарси тоже был неспокоен. Рефлекторно он потянулся в карман за пачкой сигарет, но, видимо, вспомнил, что в помещении нельзя курить. — Это было два года назад. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас — практически семнадцать. Шелли учился классом младше. Я долго наблюдал за ним и не мог понять, почему моим вниманием завладел парень. Да и вообще, мне было не по себе от того, что я думал о нем почти постоянно... «Замолчи, — мысленно просил собеседника я. — Невыносимо слушать». Нервы натянулись, как струны, но я все еще сидел и молча внимал рассказу. — Тогда я понял, что полюбил. Нам удалось стать друзьями. Практически лучшими. Но чтобы понять, что его не интересуют парни, не нужно было много ума. Я миллионы раз прокручивал в голове, как смогу сказать ему о том, что чувствую, но не был готов принять его отношение к себе. Поэтому я ограничивался дружбой. Помогал ему обрабатывать раны после падений на тренировках, помогал с учебой и с душевными переживаниями. И когда я понял, что или скажу ему, или умру от любви, стало поздно. «Ты отвратителен мне! — в слезах заявил он. — Как таким людям вообще разрешают существовать?» Тогда мое отчаяние вылилось наружу. Я сходил с ума еще полгода: заводил знакомства в городе на выходных, начал серьезно курить, писал письма в никуда, чтобы снять боль, и все смотрел на него и смотрел. Иногда мы общались, и порой казалось, что он может передумать. Тогда я поцеловал его. Против его воли. Глупо было надеяться на взаимность... — И что потом? — сухо поинтересовался я, содрогаясь от озноба. — Потом он будто стал другим. И наши отношения тоже. Шелли постоянно грозился, что расскажет все администрации, чего я боялся больше всего. — Ты умеешь бояться? — вздохнув, поинтересовался я. Собеседник кивнул и продолжил: — Я единственный знал, что перед соревнованиями по бегу Шелли пил станозолол. На школьных соревнованиях не проводят проверки на допинг. Тогда наши отношения превратились в грязный ком взаимных страхов. Но вскоре Шелли перевелся в другую школу. Некоторые говорят, что в этом виноват я, но это ложь. Никогда не видел такого грустного Арлена: мне даже казалось, что его глаза поблескивают от слез, но я не был в этом уверен. Он запрокинул голову и, жадно вдохнув, продолжил: — И едва я смог забыть все это, появился ты. И я вновь ощутил себя тем самым влюбленным и безумным шестнадцатилетним Арленом. Я делал все, чтобы не подпустить тебя к себе и самому отойти подальше. Но не растерял надежду на ответные чувства. Каждый шаг как по минному полю. Боялся спугнуть. И твоя взаимность была для меня высшей наградой. Всю эту неделю я провел в страхе сойти с ума от того, что ты больше не посмотришь на меня. И еще больше меня выворачивало от того, почему это случилось. Я должен был избавиться от всего, что было в коробке, уже давно. Но цеплялся за то чувство, которое не давало мне совсем утонуть в том, кем я стал. — Я не сразу поддался на твои уловки, — обиженно вздохнул я. — И ты все равно не сдался. — Потому что меня не покидало чувство взаимной симпатии. Ты так смотрел на меня, думая, что я не вижу, краснел, отводил взгляд. Черт подери, Уэбб, ты такой забавный. Был и есть. Так переживать, накрутив себя. Не разобрался ни в чем. Искренность, которой обладает один на тысячу. Наверное, поэтому я и люблю тебя. Я вздрогнул, затем замер и будто почувствовал, что мое сердце не билось несколько секунд. А затем заплакал, накрыв лицо ладонями. И плакал не потому, что жалел Дарси или сочувствовал этой странной истории. Я плакал от ненависти к себе, к тому, что я испугался выслушать его, побоялся, что он причинит мне боль. Арлен всегда верил в меня и знал, что я всегда все пойму. Я ненавидел собственную слабость в тот миг, поэтому хотел умереть прямо здесь и прямо сейчас. Я представлял, как страдал мой возлюбленный в то время, когда не знал меня, и сравнивал это со своими чувствами за это время. И какими же мелкими казались собственные мнительные переживания. Но теплая ладонь, накрывшая мою макушку, и дыхание в ухо заставили сиюминутно замолкнуть. — Люблю, — сказал Дарси и лбом припал к моему виску. Его ладонь потянулась к моей щеке, будто стирая с нее невидимую грязь. — Поэтому оставайся всегда таким же невинным и открытым. Я люблю твои слабости, но еще больше люблю твою силу. Если ты смог воскресить меня, то ты бесценен. Я расслабился, и одеяло сползло по моим плечам. Ладонями я обхватил лицо Арлена и припал к нему губами. Где-то на его щеке затерялась моя слеза. «Сказал, что любит, — восторженно восклицал я, холодным носом прижимаясь к щеке старшеклассника, — он сказал мне об этом!». И поцелуй, который я подарил, был моим извинением за все это нелепое недоразумение. «Я тоже люблю тебя», — полушепотом произнес я, на секунду отстранившись, а затем вновь ощутил вкус губ. Когда возлюбленный позволил мне отдышаться, я припал головою к его плечу, а он положил свою горячую руку на мое колено. — Как тебя угораздило вляпаться в историю с дракой? — поинтересовался он, расслабленно прикрыв глаза. И будто бы не было этих дней, равноценных девяти кругам ада. Я, он, изумительный вид школьного сада за окном, фонарики, деревья, припорошенные снегом… — Не знаю, — пожал плечами я, пытаясь накинуть одеяло еще и на плечи собеседника. — В тот момент со мной явно было что-то не то. У меня, кстати, два ребра сломано. — Я в курсе, — Дарси вновь говорил как обычно, холодно и цинично. Затем он усмехнулся и продолжил: — Как же ты достал меня, мой маленький монстр. Я ощутил, как нежно за плечо меня обняла рука, и, почувствовав, что голова кружится от счастья и облегчения, ответил: — Сам не лучше.